Религиозное осмысление романа Достоевского "Преступление и наказание"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ляется после преступления с повинной. В.Л. Сердюченко замечает, что медленное чтение текста романа позволяет утверждать, что решающая причина покаяния Раскольникова заключается не в пробудившейся совести, но во внезапном психическом недуге, с которым Раскольников не может справиться, потому что не в состоянии его самому себе объяснить. Содержание этого недуга заключается в мучительной мизантропической депрессии, извращающей и обращающей в свою противоположность даже отношения с близкими и любимыми им людьми (мать, сестра, Сонечка, Разумихин). В конце концов, исчерпав в борьбе с ненавистным, но по-прежнему загадочным ощущением все свои силы, Раскольников подчиняется требованию Сони, разумом продолжая отстаивать свой поступок до конца и соглашаясь признать лишь, что он оказался не Наполеоном, а такой же вошью, как убитая им старушонка. Он не раскаивался в своем поступке,- подчеркивается за несколько страниц до окончания романа [Сердюченко, 2001, с. 167]. По мнению исследователя, Раскольников страдает не нравственно, но психически: не из-за того, что убил, а потому, что он не может после этого убийства жить.
Достоевский не ограничился, таким образом, в осуждении штрирнерианствующего Раскольникова хрестоматийным вариантом этого осуждения, согласно которому преступник сам должен был бы осознать безнравственность своего поступка и внутренне возжаждать наказания за него. Он воплотил индивидуалистическую идею в образе нераскаявшегося преступника (а не раскаявшегося, как утверждают многие) и ответил на теорию Раскольникова своей собственной: по Достоевскому, если нравственный закон оказывается бессильным перед мыслительными твердынями индивидуалиста, он все-таки обязан победить, ударяя по нему самому, по его психической нормальности - таково утверждение учёного [Сердюченко, 2001, с. 172]. Далее В. Л. Сердюченко пишет, что, продолжая воплощать в своих героях всевозможные оттенки индивидуалистической идеи, Достоевский каждый раз выносит им обвинительный приговор. Одних он приводит к самоубийству (Свидригайлов, Ставрогин, Кириллов), других наказывает сумасшествием (Иван Карамазов), третьих обрекает, как Раскольникова, на муки одиночества [Сердюченко, 2001, с. 175].
Для понимания Достоевского нужен особый склад души, - проницательно утверждал один из наиболее глубоких читателей Достоевского, Н.Бердяев, - для познания Достоевского в познающем должно быть родство с предметом, с самим Достоевским, что-то от его духа. На этом основании Н.Бердяев констатировал, что для традиционной русской критики Достоевский остается закрытым [Бердяев, 1963, с. 32].
И это не удивительно, поскольку, как замечает современный исследователь, одним из последних пределов Достоевского было убеждение в том, что только полубесновато-полусвятое ощущение мира способно раскрыть его глубинный сакральный смысл. Человек должен поэтому перемениться психически, вырвать свое сознание из-под рассудочного материализма, из-под бернаров, химии, этического рационализма, преклонения перед фактом - короче говоря, из-под того, что обнимается атеистическим Логосом [Сердюченко, 2001, с. 175]. Я. Голосовкер преувеличивал, строя свой анализ в книге "Достоевский и Кант" таким образом, будто Достоевский сознательно заимствовал свою этико-философскую проблематику у Канта [Голосовкер, 1963, с. 145]. По мнению В. Л. Сердюченко, Достоевский-художник черпал свои сюжеты все-таки из жизни, другое дело, что его изощренное сознание прозревало в этой жизни те же коллизии, что и ум немецкого мыслителя [Сердюченко, 2001, с. 181]. Правильнее было бы поэтому говорить о совпадении определенных идей Достоевского с определенными положениями кантовой философии. Одним из таких совпадений является новое сознание Зосимы, олицетворенное Кантом в рамках Тезиса, где обобщены главные черты того религиозного сознания, в котором место критического знания и анализа занимают интуиция и вера, и где отрицается причинно-следственный порядок мира. Причинность, согласно законам природы, есть не единственная причинность, из которой могут быть выведены все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность,- гласит второе положение кантовского Тезиса [Кант, 1963, Т. 2, с.418].
Говоря о природе зла в героях Достоевского, В. Л. Сердюченко, констатирует, что зло выступает у Достоевского в двух ипостасях: духовно-идеологическом и природно-биологическом. Ко второму "злу" он относится особенно непримиримо, потому что если первое есть все-таки продукт ищущего сознания, то второе вообще исключает какую бы то ни было нравственную деятельность [Сердюченко, 2001, с. 198].
А.Н. Исаков рассматривает в качестве показательного примера аналитики иного три последовательные интерпретации романа Преступление и наказание. А именно: идеологическую, психоаналитическую и структурно-символическую (под последней понимается анализ, основанный на концепции бессознательно Ж. Лакана). Исследователь утверждает, что идеология романа достаточно прозрачным образом отсылает нас к философии ницшеанского толка, в центре которой открытие власти как иной свободы [Исаков, 2000, с. 106]. Под властью понимается волевой мотив, который является ведущим в сознании героя. В этом смысле идея власти представляет собой альтернативу христианскому пониманию свободы воли. А. Н. Исаков поясняет: Начиная с Послания к римлянам апостола