Общечеловеческая трагедия позднего прозрения в романе М. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлёвы"

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

а Ильича - постепенно разрастается и в момент духовного потрясения достигает бесконечности: соединяются одиночество явное и подспудное. Находясь наедине с собою, герой сознает себя одиноким среди прочих людей. Одновременно приходят неизбежные для самоанализа воспоминания о прошлом, неизменно причиняющие боль, а вслед за ними - муки проснувшейся совести. В эту минуту оба героя задают себе один и тот же вопрос: зачем была прожита моя жизнь? И наталкиваются на неожиданное ужасное противоречие: их комильфотная порядочная жизнь обернулась не только пустотой, но даже мучением для окружающих.

Иван Ильич: В последнее время того одиночества, в котором он находился, лежа лицом к спинке дивана, того одиночества среди многолюдного города и своих многочисленных знакомых и семьи, - одиночества, полнее которого не могло быть нигде: ни на дне моря, ни в земле, - в последнее время этого страшного одиночества Иван Ильич жил только воображением в прошедшем. Одна за другой ему представлялись картины его прошедшего. (…) Пуговица на спинке дивана и морщины сафьяна. Сафьян дорог, непрочен; ссора была из-за него. Но сафьян другой был, и другая ссора, когда мы разорвали портфель у отца и нас наказали, а мама принесла пирожки. И опять останавливалось на детстве, и опять Ивану Ильичу было больно, и он старался отогнать и думать о другом.(…) Как мучения все идут хуже и хуже, так и вся жизнь шла все хуже и хуже, - думал он. Одна точка светлая там, назади, в начале жизни, а потом все чернее и чернее и все быстрее и быстрее.(…) противиться нельзя, - говорил он себе. - Но хоть бы понять, зачем это? И того нельзя. Объяснить бы можно было, если бы сказать, что я жил не так, как надо. Но этого-то уже невозможно признать, - говорил он сам себе, вспоминая всю законность, правильность и приличие своей жизни. Этот период времени обозначен автором как две недели. По прошествии этого срока, почти непосредственно перед смертью, Иван Ильич понимает: вся моя жизнь, сознательная жизнь была не то. Агония Ивана Ильича заканчивается мыслью о том, что его жизнь и умирание - лишнее бремя для окружающих, и все, что он может сделать, - скорее освободить их от неудобства. Да, я мучаю их, - подумал он. - Им жалко, но им лучше будет, когда я умру.

Иудушка: В конце концов постоянные припоминания старых умертвий должны были оказать свое действие. Прошлое до того выяснилось, что малейшее прикосновение к нему производило боль.(…) Иудушка в течение долгой пустоутробной жизни никогда даже в мыслях не допускал, что тут же, бок о бок с его существованием, происходит процесс умертвия. Он жил себе потихоньку да помаленьку, не торопясь да богу помолясь, и отнюдь не предполагал, что именно из этого-то и выходит более или менее тяжелое увечье. А, следовательно, тем меньше мог допустить, что он сам и есть виновник этих увечий. И вдруг ужасная правда осветила его совесть, но осветила поздно, без пользы, уже тогда, когда перед глазами стоял лишь бесповоротный и непоправимый факт. Вот он состарелся, одичал, одной ногой в могиле стоит, а нет на свете существа, которое приблизилось бы к нему, пожалело бы его. Зачем он один? Зачем он видит кругом не только равнодушие, но и ненависть?(…) К чему привела вся его жизнь? Зачем он лгал, пустословил, притеснял, скопидомствовал? Даже с материальной точки зрения, с точки зрения наследства - кто воспользуется результатами этой жизни? Кто?

 

2.4 Процесс приближения к трагической развязке

 

Во время процесса приближения к трагическому прозрению мы наблюдаем аналогичное поведение обоих главных героев, независимо от причины перелома, происходящего в душе каждого из них.

В начале процесса, когда главный герой начинает понимать свою начинающуюся отстраненность от жизни, он пытается уйти от неизбежного. Первая общая черта, характерная для обоих героев в этом случае, - сознательное углубление в насущные заботы с целью спрятаться от смерти, приближение которой Иван Ильич Головин чувствует ясно и отчетливо, а Порфирий Владимирыч Головлев - подсознательно, безотчетно. Эти насущные заботы, хозяйственные мелочи, - обычное занятие для слепых комильфо, но, избегая тревоги прозрения, они ищут в нем уже не просто удовольствия, а спасения и жизненной опоры. Стадия самообмана проходит у кого-то более, у кого-то менее ровно; не замечать своей обреченности одному герою удается, а другому - нет.

Так, Иван Ильич, стараясь вытеснить мысль о смерти другими, правильными, здоровыми мыслями, занимается службой, устроительством дома, но смерть упорно напоминает ему о себе. К тому же герой начинает понимать, что его прежняя жизнь имеет какое-то отношение к наступающей смерти, возможно, является даже ее причиной. Он пытался возвратиться к прежним ходам мысли, которые заслоняли от него прежде мысль о смерти.(…) И что было уже всего - это то, что она отвлекала его к себе не затем, чтобы он делал что-нибудь, а только для того, чтобы он смотрел на нее, прямо ей в глаза, смотрел на нее и, ничего не делая, невыразимо мучился. И, спасаясь от этого состояния, Иван Ильич искал утешения, других ширм, и ширмы являлись и на короткое время как будто спасали его, но тотчас же опять не столько разрушались, сколько просвечивали, как будто она проникала через все, и ничто не могло заслонить ее. Бывало, в это последнее время, он войдет в гостиную, убранную им, - в ту гостиную, где он упал, (…) для устройства которой он пожертвовал жизнью, потому что он знал, что болезнь его началась с этого ушиба, - он входил и видел, чт