Общечеловеческая трагедия позднего прозрения в романе М. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлёвы"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
мощи, хотя знает, что рассчитывать на нее не приходится. Вместо поддержки и понимания Петенька получает лишь нравоучения, камень вместо хлеба. Между отцом и сыном из-за отсутствия малейших теплых чувств вырастает пустота, и в результате этого катастрофического отчуждения отец становится убийцей собственных сыновей. Во время последнего разговора Петенька, утратив уже всякую надежду и ощущая что-то вроде предсмертной тоски, приходит в исступление, и повторяется то же, что в сцене с Павлом: обреченный на смерть бросает в лицо Иудушке последнее жуткое слово убийца. Именно в это время для Арины Петровны, матери Иудушки, наступает минута, когда пред умственным ее оком предстали во всей полноте и наготе итоги ее собственной жизни, - жизни, направленной на достижение благополучия путем стяжательства; жизни, которая служила когда-то примером для Иудушки.
Арина Петровна переживает не менее тяжелое прозрение, чем ее сын Порфирий, центральный герой романа. Сущность открывшегося Арине Петровне ужасающего факта оказывается в том, что не осталось и следа тех искусственных связей, благодаря которым головлевская семья представлялась чем-то вроде неприступной крепости. Семейная твердыня, воздвигнутая неутомимыми руками Арины Петровны, рухнула (…). Арина Петровна острее прочих Головлевых чувствует призрачность своего существования (страх перед отменой крепостного права) и непрочность, практическое отсутствие родственных связей между собой и своими детьми. И для кого я припасала! Ночей недосыпала, куска недоедала…для кого? - вырывается у нее не единожды. Постепенно Арина Петровна убеждается, что все, на что была направлена ее жизнь, пошло прахом. Кульминацию своего прозрения Арина Петровна переживает в доме умирающего Павла, во время одинокого стояния перед образами.
Она не вспоминала ни об Иудушке, ни об умирающем сыне - оба они словно перестали существовать для нее. Ни об ком она не думала, ни на кого не негодовала, никого не обвиняла; она даже забыла, есть ли у нее капитал и достаточен ли он, чтоб обеспечить ее старость. Тоска, смертная тоска охватила все ее существо. (…) Ко всему, что теперь предстояло, она была уж приготовлена, все она ожидала и предвидела, но ей никогда как-то не представлялось с такою ясностью, что этому ожиданному и предвиденному должен наступить конец. И вот теперь этот конец наступил, конец, полный тоски и безнадежного одиночества. Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то убивалась, а оказывается, что убивалась над призраком. Всю жизнь слово семья не сходило у нее с языка; во имя семьи она одних казнила, других награждала; во имя семьи она подвергала себя лишениям, истязала себя, изуродовала всю свою жизнь - и вдруг выходит, что семьи-то именно у нее и нет! (…) Она сидела, опершись головой на руку и обратив обмоченное слезами лицо навстречу поднимающемуся солнцу, как будто говорила ему: видь!! (…) И в то же время на душе у ней так и горело:
Нет никого! Нет никого! Нет! Нет! Нет!
Этот эпизод - только начало того пятилетнего с лишком срока, который оставался Арине Петровне до смерти и в течение которого одиночество и пустота должны были медленно и неуклонно поглощать ее. Психологическую сторону трагедии Арины Петровны автор изображает не менее детально, чем психологию трагедии Порфирия Головлева. На наш взгляд, эти два образа тесно связаны на уровне сюжета как две опорные точки сюжетной схемы романа. Их история ярко иллюстрирует опасность появления и развития между родными людьми смертельных искусственных отношений, которые наследуются из поколения в поколение и порождают бесконечное множество благонамеренных слепцов, обреченных на ужасное пустое существование. Тесная близость этих двух образов позволяет нам также выявить существенные признаки трагического процесса, предваряющего духовный перелом.
Итак, трагедия Порфирия Головлева начинается с одиночества. Одиночество подспудное, незаметное для героя (то, что было результатом искусственных семейных отношений), неуклонно перерастает в одиночество реальное, когда рядом с Иудушкой действительно почти никого не остается.
В данном случае параллель между Иудушкой и Иваном Ильичом заключается в прижизненном омертвении. У Ивана Ильича оно проявляется во время физической болезни, которая вызывает сильную перемену и в облике, и в характере героя. Видя и чувствуя его обреченность, окружающие начинают его сторониться вроде того, как обходятся с человеком, который, войдя в гостиную, распространяет от себя дурной запах, им жутко смотреть в его глаза, в которых нет света. Это - инстинктивный страх живого перед мертвым, и Толстой в своей повести показывает пошлость и низость тех, кто не может понять положения умирающего, кто не имеет мужества взглянуть в глаза неизбежности, считая себя бессмертными, и бескорыстное благородство тех, кто превозмогает этот страх в своем чутком и отзывчивом сердце.
Иудушкино омертвение вызвано болезнью моральной, так называемым пустоутробием. В данном случае нежелание людей общаться с Порфирием Головлевым вызвано глубокой порочностью последнего. Иудушкина двуличность, низменная жадность, крючкотворство и пустословие, доходящее до тиранства словами, пугают и отталкивают всех, не исключая матери, которая особенно остро чувствует опасность, исходящую от этого благонамеренного, почтительного сына. Дети Порфирия предпочитают пореже показываться отцу на глаза (С ним только з