Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ется образованным, интеллигентным человеком, то реальный ординарец Чапаева (не из анекдотов, а из романа Чапаев, если последний полагать произведением реалистическим, как настаивает его нарратор) Петька разительнее всех вариантов этого исторического лица отличается от пелевинского героя. Петька так почти все по привычке звали Исаева высунул в дверь свою крошечную головку, мизинцем поманил Попова и сунул ему записку. Там значилось:
Лошыди и вся готовыя дылажи Василей Иванычу.
Петька знал, что в некоторые места и при некоторой обстановке вваливаться ему нельзя и тут действовал постоянно подобными записками.
Петр отождествляет себя с пустотой, и это является поводом для заключения его в лечебницу. Его случай напоминает соседям по палате заболевание другого соседа Марии. И тут и там отождествление, только у Марии с именем, а у Петра с фамилией. Но у Петра более сильное вытеснение. Он своей фамилии даже не помнит.
А как моя фамилия?
Ваша фамилия Пустота. И ваше помешательство связано именно с тем, что вы отрицаете существование своей личности, заменив ее совершенно другой, выдуманной от начала до конца[С.103].
Осознать себя действительно тем, кем он и является, Пустоте помогает Чапаев, а также Анна, которой для помощи Петру достаточно лишь находиться рядом. Единственное, что остается от меня, когда я ее вижу это засасывающая пустота, которую может заполнить только ее присутствие, ее голос, ее лицо. Возможно, последняя конкретизация присутствия до физического наличия следование Петра мифу, автоматизация восприятия, вероятно, намеренно навязанная В.Пелевиным протагонисту. Однако опасения Петра, что Анна откажется от роли наперсницы человека, который использует ее, чтобы в близости с нею найти ответ на какой-то смутный и темный вопрос[С.148].
Путь, на который становится Петр Пустота, становится путем избавления от заблуждений о статуарности, институциализированности отдельных явлений, концептов и реальности в целом.
В этом Чапаев и Пустота опирается на традицию разрушения музея (В.Курицын), начатую в русской постмодернистской литературе романом А.Битова Пушкинский Дом(1978). Его герой, Лева Одоевцев наивный молодой человек, воспитанный на приоритетах и ценностях, полагавшихся неизменными. Однако, его встречи с дядей Диккенсом, дедом, Митишатьевым (трикстером, альтер-эго, двойником протагониста) ломают эту устойчивость (участвуют в ломке и отношения Левы с женщинами, подчиняющиеся обстоятельствами и ситуациями, но не определяющему чувству). Финалом тоталитарного диктата над Левой оборачивается физическое уничтожение музейных экспонатов Пушкинского Дома. Освобождением для Петра Пустоты становится (первый толчок) покидание больницы, где его взлет свободной мысли был классифицирован и занял место в научном труде главврача. Именно Чапаев подталкивает Петра к осознанию множественности равнозначимых дискурсов, роль которых выполняют в том числе варианты действительности. Однако, Чапаев не единственный персонаж-наставник в системе образов романа.
Мистический барон Юнгерн обладает именем реального исторического персонажа, скрещенным с именем Карла Густава Юнга. С.Корнев указывает на нагруженность образа интертекстуальными коннотациями и выявляет его прототипов (предтексты). Зная склонность писателя к вербальным парадоксам, отчего бы не допустить в прототипе этого героя помимо безумного барона еще и неких элементов учения и персоны доктора Юнга, а также утопического философа эпохи раннего национал-социализма Эрнста Юнгера, автора Гелиополиса.
Введение в систему персонажей барона Юнгерна еще один случай префигурации исторической ситуации, подобный чапаевскому. Разница в том, что образ Чапаева структурирован с использованием определенных мифологем, в то время как барон Унгерн фон Штернберг не породил столь влиятельного мифа. Пелевинский барон Юнгерн имеет общие с вышеупомянутым бароном, генералом Добровольческой армии детали биографии командование Азиатской дивизией, сибирскими казаками; близость в плане идей оба в определенной степени приверженны буддийским идеалам, философии, хотя буддистами их называть нельзя.
Юнгерн также, как и Чапаев, соотносим с персонажем Учения дона Хуана К.Кастанеды. Однако, таких персонажей несколько, и они не носят конкретных имен. Они духи, союзники, физически и нетелесно испытывающие ученика (обратившись снова к Жизни насекомых, находим в ее предметном мире труп Мити, субъективизирующийся и душащий жаждущего знания): Дух может устроить воину настоящее испытание. Например, возникнет перед ним в жутком облике или схватит сзади и пригвоздит к земле.
Барон, устраивающий протагонисту серию испытаний, выступает хранителем некоей культурной ценности, имеющей большое значение для Пустоты, еще одной ступени в познании себя и мира. Юнгерн является не последним человеком в загробном мире, некоем подобии Валгалы, где пребывают давно погибшие, как и он сам, казаки Азиатской дивизии.
Чапаев в романе вопреки историческому дискурсу оказывается бывшим сослуживцем Юнгерна по Азиатской дивизии. Это тем более невероятно, если вспомнить, что в действительности Василий Чапаев воевал и погиб прежде, нежели эта дивизия была сформирована Унгерном после разгрома адмирала ?/p>