Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
тель вводит комплекс характерных, влиятельных для своего времени или, напротив, архетипичных мифологем, показывает возможности их влияния и восприятия, особенности их бытования, последствия зависимости от данных мифем большинства обладателей человеческого сознания.
Постоянно привлекающий внимание В.Пелевина солипсизм сознания, конструирующего с помощью воспринятых и переработанных мифологем окружающий мир, единственно реально существующего впервые оказывается структурированным у писателя в романную форму.
В.Пелевин считает возможным существование личности, чье сознание свободно от мифологем, дезавуирующих самостоятельность мышления/ бытия большинства. Подобная уверенность, оставляющая автора в рамках авангардно-модернистской парадигмы, делает относительным причисление ранних текстов В.Пелевина к постмодернистским. В то же время прибегание к интертекстуальности как приему, попытки двойного кодирования, членение реальности на ряд создаваемых сознанием симулякров характеризует В.Пелевина в качестве прозаика, которому присуще постоянное внимание к проявлениям коллективного бессознательного, к влиятельным метарассказам, транслируемым и одновременно воспринимаемым, как к причине и цели структурирования индивидуального сознания.
2. Неомифологизм и концепция пустоты в романе Чапаев и Пустота
2.1 Неомифологизм как элемент структуры романа Чапаев и Пустота
В романе В.Пелевина Чапаев и Пустота используется более традиционный подход к романному конфликту, то есть система образов не является системой, в которой протагонист поставлен в заведомо внеположенную по отношению к остальным персонажам позицию и испытывает сравнительно соразмерное влияние со стороны каждого. Чапаев как актер оказывает сильное влияние на протагониста, делая систему образов центростремительной скорее относительно персонажей, чьи имена вынесены в заглавие.
Роман также создается на основе современных мифологем, коллективно-бессознательных представлений о том или ином историческом факте или личности, произведении искусства или его персонаже. Педалирование современного мифа позволяет автору осуществить двойное кодирование, создавая, по его мнению, коммерчески и эстетически ценный текст, что, как и используемые В.Пелевиным интертекстуальность как прием, в какой-то мере нонселекция, свойственно постмодернизму. Пожалуй, наиболее значимым антецендентом романа выступает современный миф о Василии Чапаеве, его времени и окружении (выше уже постулировалось: в целом творчество писателя характеризует неомифологизм как поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа как такового, поэтика, при которой эти структуры деконструируются вплоть до создания их авторских вариантов).
В романе впервые столь явно у В.Пелевина присутствует то, что можно назвать морализаторской жилкой, хотя цель автора в данном случае отнюдь не прямолинейна. Скорее, мы имеем дело с открыто эксплицируемой концепцией мира и человека, весьма настойчиво определяемой как аутентичная, и с этой точки зрения пелевинский повествователь достаточно традиционен. Глубинную мировоззренческую структуру произведения раскрывает второй, философский план. Он не означает следования философским школам, но предполагает постановку философской проблематики во всей ее широте, а иногда и новаторстве. Философские структуры важнейший ингредиент всех методов литературы ХХ в., определяющий фактор творческого метода.
Жанровое определение, данное Чапаеву и Пустоте, можно расценивать как дань конъюнктуре и способ облегчения рецепции, в то же время как вариант авторского определения жанра звучит как особый взлет свободной мысли. (Подобное определение произведению дает его эксплицитный автор Петр Пустота. А отвергает эксплицитный издатель Урган Джамбон Тулку VII: Данное автором жанровое определение особый взлет свободной мысли опущено; его следует, по всей видимости, расценивать как шутку[С.7].)
Проза В.Пелевина, и данный роман в том числе, характеризуется в том числе комбинированием стилей, приемов, свойственных различным литературным течениям. Например, П.Басинский упрекает автора в том, что он пишет, контаминируя последовательно крепкий реалистический зачин, элементы соц-арта и модернистский абсурд, и делает это неосознанно. Но постмодернистская литература может не писаться, а конструироваться (если автору либо интерпретатору предпочтительнее такое определение), и сознательность соединения пластов отнюдь не обязательна, что становится следствием постмодернистского неразличения границ дискурсов. Что и происходит в случае с В.Пелевиным и романом Чапаев и Пустота, и лишний раз доказывает правомерность приобщения названого автора к направлению.
Текст Чапаева и Пустоты структурируется с использованием целого комплекса текстов (дискурсов), более того, все наиболее влиятельные, в конечном итоге, выступают в качестве одного предтекста, антецендента, и подобный комплекс правомерно назвать не столько текстом, сколько мифом, мифом о Василии Чапаеве, его времени и окружении. Мифом, который, будучи использованным, контаминируется с дзен-буддийским космосом, вписываясь в него (так называемая конструктивная интертекстуальность, как и в случае с романом Омон Ра).
О повествовательной ситуации можно сказать следую?/p>