Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

Чапаева Осирису и подобным ему подтверждается финалом романа, где Чапаев исчезает в небытие, а затем снова появляется, чтобы помочь Петру.

В структуре анекдота Чапаев трикстер, чья истинная ипостась проявляется благодаря провоцирующим вопросам Петьки (который, таким образом, оказывается мнимым трикстером трикстера и одновременно культурным героем, заведомо стоящим на ступень выше трикстера Чапаева), постулирует А.Курский, пожалуй, первый критик, занявшийся выявлением роли неомифологизма у В.Пелевина. Василий Иванович Чапаев идеальный герой анекдота как посредник между идеологией большевизма в лице Фурманова и спонтанным народным началом, которое олицетворяют Петька и Анка. И если соотнести роман В.Пелевина с анекдотом (предположить правомерность подобного соотнесения), то в Чапаеве и Пустоте определяющая анекдот неожиданность концовки состоит в том, что Петр с Чапаевым меняются ролями, т.е. в конечном итоге обнаруживается профанство Петра, а не Чапаева. Безусловность навязываемого мифом оспаривается.

У В.Пелевина структура анекдота подается как не выдерживающая критики, роман полемизирует с ней. Чапаев предстает культурным героем, добывшим при невыясненных обстоятельствах важную для Петра ценность, которой в космосе романа является знание истины о мире. Петр Пустота, таким образом, выглядит трикстером, стремящимся обладанием этой ценностью походить на Чапаева. С трикстером Петра роднит, кроме этого, маргинальность по отношению к социуму. Но противостояние своим признак совершающегося процесса инициации культурного героя. По многим признакам (менее всех по этому) Петр напоминает скорее культурного героя, чем трикстера, а в этом уже полемика не столько с анекдотом, сколько с книгой Фурманова, и далее со всем современным мифом.

Петр проходит через инициацию, имеющую все признаки мифологической изоляцию от социума, испытания, трансцендентные контакты, даже периодически повторяющуюся временную смерть.

В.Пелевин эксплуатирует и такой частый мифологический мотив, как попадание во власть более сильного демонического существа. Чапаев как хранитель также носит признаки такого существа, но более полным сходством обладает барон Юнгерн, берущий Петра в путешествие по некоей части загробного мира. Такой контакт в мифах чреват опасностью для жизни героя, и в данном случае Петр также опасается в чуждом хронотопе за свою (впрочем, вполне в согласии с эстетикой мифа, отправляется добровольно и обладая четкой целью: поиск культурного объекта).

Чапаев, таким образом, не культурный герой, скорее он хранитель культурной ценности (об этом говорит и изначальность его обладания оной). Мы же наблюдаем использование повествователем одного из механизмов структурирования сюжета мифа драматизации как конфликта между культурным героем и хранителем.

Через инициацию и испытание этим хранителем Петр открывает себя Пустоту и выходит за пределы своей самости. Об этом выходе косвенно свидетельствует его встреча со стариком водителем Победы, с которым Петр не сходится во мнениях. Встреченный непосредственно после вхождения в мир (который поначалу кажется истинным), умудренный опытом старец должен символизировать высшую ступень самосовершенствования (в том числе по К.Г.Юнгу). У В.Пелевина же он подается как ироничный, завуалированный образ писателя А.И.Солженицына, совершенно дискредитирующий себя как носителя высшей истины.

Вхождение в настоящий мир символизирует и сопровождает усвоение универсального принципа противоположностей, разрывающего первоначальное кажущееся единство, цельность мира. Это усвоение та же культурная ценность, полученная от Чапаева.

Возможно, правомерно говорить и об обращении В.Пелевина к мифологическому образу тотемной жены. Во всяком случае, Анна, контакт Петра с которой можно посчитать за женитьбу, принадлежит миру тотемного царства (с ним можно соотнести Внутреннюю Монголию). Она не зооморфна, как аналогичный персонаж мифа, но обладает необходимой трансцендентностью. Встреча с ней культурного героя происходит во время странствий и сближается с мотивом попадания во власть демонического существа. Эта встреча, женитьба свидетельствует о совершающемся совершенствовании героя.

Имеет место в структуре романа и использование еще одного из механизмов структурирования мифологического повествования негативного параллелизма как неудачного намеренного двойничества трикстера по отношению к культурному герою. Так, Петр оказывается трикстером по отношению к Котовскому (мифологический мотив подмены) пытается подражать тому, присваивая его достижения через присвоение конкретного предмета, по мнению Петра, ярче всего характеризующего Котовского. Но Анна и в этом случае предпочитает последнего (мотив идентификации).

Любопытна префигурация В.Пелевиным самой исторической личности Григория Котовского. Она происходит через соотнесение его с демиургом и культурным героем Петр открывает, что мир России конца XX века сотворен Котовским.

Обретенное могущество часто выражается в мифе мужскими символами. В романе В.Пелевина в качестве такого символа может быть идентифицирована перьевая ручка с замаскированным пистолетом. И это кажется тем более вероятным, если учесть, что Петр является поэтом.

Итак, Петр культурный герой, и культурные ценности, которые он добывает знание о своей лично и окружающего мира сущност