Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
а превращаются уже в два шара, сливаясь своим сознанием с окружающим миром и своим Йа. Так молодой навозник познает круговорот собственной и любой жизни.
Наступила тьма, а когда мальчик пришел в себя, его уже поднимала вверх та самая навозная полусфера, которая только что придавила его к бетону.
Доброе утро, послышался папин голос. Как спалось?
Что же это такое, папа? спросил мальчик, пытаясь перебороть головокружение.
Это жизнь, сынок, ответил отец[С.147].
Становится очевидной демонстрируемая в яркой иллюстративной форме влиятельная мифологема, условно называемая жизнь дерьмо. Помимо того, что она есть кольцеобразная структура, круговорот, тавтологически повторяющийся день за днем и ничего не обещающий впереди, но все-таки достойный любви.
И всю жизнь так, башкой о бетон…
Но все-таки жизнь прекрасна, с легкой угрозой сказал отец[С.148].
Поколения неизбежно теряют друг друга в тумане, и из него же из тумана непознанного (которое суть все недоступное пониманию этого не признающего чуждого скарабейского сознания) появляется и несущая смерть зрелому скарабею нога в красной туфле. Только это событие способно отвлечь сына от навоза обыденного, но стезя обрекает совершившего над собой инициацию скарабея на круговорот существования, и вот уже жизнь входит в свое русло:
Йа вырасту большой, женюсь, у меня будут дети, и Йа научу их всему, чему меня научил папа. И Йа буду с ними таким же добрым, каким он был со мной, а когда Йа стану старым, они будут обо мне заботиться, и все мы проживем долгую счастливую жизнь, думал он, просыпаясь и поднимаясь по плавной окружности навстречу новому дню движения сквозь холодный туман по направлению к пляжу[С.151]. К пляжу, являющему собой вариант мифологемы личного счастливого будущего.
Но внушения отца-скарабея сыну еще и утверждение единственно возможного взгляда на жизнь, исключающее вероятность плюрализма: Йа есть у всех насекомых. Собственно говоря, насекомые и есть их Йа. Но только скарабеи в состоянии его видеть. И еще скарабеи знают, что весь мир это тоже часть их Йа, поэтому они и говорят, что толкают мир перед собой.
выходит, все вокруг тоже навозники? Раз у них есть Йа?
Конечно. Но те навозники, которые про это знают, называются скарабеями. Скарабеи это те, кто несет древнее знание о сущности жизни, сказал отец и похлопал лапкой по шару[С.146].
Таким образом, перед реципиентом текста оказывается изображение центрального человеческого мифа, основанного на природном антропологизме и сводящегося к признанию собственной картины мира (индивидуального метарассказа о мире) единственно аутентичной. Но зрелость, к которой приходишь после инициации, это еще и ограниченность. До нее были пляж и что-то вообще проступало из тумана, а навоз шара, в таком случае, твои правила поведения в мире, которые весь этот мир и есть. Таков своеобразный комментарий к представлению о мире как совокупности его картин в сознании отдельного человека. Информация об окружающем это само окружающее.
(Ситуация, при которой одно насекомое является для другого человеком, т.е. чем-то большим, действующим подобно року, стихии, оказывается важна в данном контексте. Таким образом демоническая красная туфля, раздавившая Большой Шар, была одета на ножку Марины, молодой муравьиной мухи. И это становится еще одним примером реализации мифа о Другом.)
Наиболее близкой к авторской (нарратора) точке зрения оказывается позиция протагониста нескольких отрывков, составляющих одну сюжетную линию: 4. Стремленье мотылька к огню, 7. Памяти Марка Аврелия, 11. Колодец, 14. Второй мир. Именно через них реализуется центральный конфликт романа.
Трактат Вечерние беседы комаров У и Цэ, появляющийся в руках одного из героев, немного добавляет к образу повествователя, увлеченно транслирующего элементы философских систем Востока (наблюдается очевидное сходство с повествователем романа Омон Ра). Под их влиянием герой, мотылек Митя, выдвигает следующий тезис:
Удивительно, думал он, чем глупее песня и чем чище голос, тем больше она трогает. Только ни в коем случае не надо задумываться, о чем они поют. Иначе все…[С.163]
Повествовательоткликается на него, в завершение финала одного из ранних вариантов романа приводя следующие строки песни стрекозы:
…Завтра улечу
В солнечное лето,
Будду делать все, что захочу.
В поздних редакциях текста ложная опечатка отсутствует, ее же присутствие, по утверждению А.Гениса, говорит о многом:
Замаскированный под опечатку Будда попал в последнюю строку романа в качестве ключа, переводящего саркастическую прозу Пелевина в метафизический регистр. Линия сюжета, реализующая эту потребность повествователя в серьезном метафизическом подтексте, история взаимоотношений и духовной эволюции мотылька Мити и его альтер-эго Димы. Духовное просветление в данном случае связано с превращением Мити в светлячка и далее, в нечто сверкающе-безупречное.
Митя и Дима, постоянные персонажи вышеперечисленных главок, ведут беседы философского оттенка, направленные на личное просветление ночного мотылька. Структура этих бесед отчасти напоминает дзен-буддийские диалоги мастеров дзена с учениками, парадоксальные, методом направленной маевтики заставляющие мысль внимающего следовать в нужном направлении.
Подобные диалоги служат для введения в структуру ром?/p>