Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?тождествления Гиреева с осколком уничтожившейся Вселенной (т.е. советским эзотерическим андеграундом), а Азадовского с предельным выражением мифемы начальника новой реальности. Татарский достигает положения Азадовского, сменяя на его месте этого фактического создателя телевизионных мифов, и оборачивается мужем богини Иштар. Герою оказывается свойственна рефлексия по поводу мифологем, навязываемых его сознанию, и это отчасти объясняет успехи Вавилена в карьере, что уже приравнено повествователем к Постижению Самости, которой прежние протагонисты достигали с большим трудом.
Автор, по мнению не назвавшего себя критика, трансформировал Самость в ее логическое следствие, которым является, не много не мало, Бог. Правда, Пелевин несколько смягчил не сам Бог, а муж богини Иштар. Но это мало что меняет. Герой в течение всего повествования куда-то дрейфует, создает рекламные ролики, потом начинает творить посредством мощного компьютера президентов и депутатов, а под конец оказывается творцом судеб всех людей, то есть почти Богом, получая в свои руки жезл, мобильный телефон с одной единственной кнопкой на панели. На причастность Татарского к божественному намекает автор, когда в рекламном ролике персонаж кричит: Под Кандагаром было круче! Читатель должен, видимо, задуматься: не была ли и война в Афганистане чисто телевизионным мороком? (Может, и та война была выдумкой криэйторов из кабинетов центра пчеловодства?).
Поскольку же, как уже говорилось, Татарский близок как актор протагонистам предыдущих романов В.Пелевина, правомерно будет снова привести высказывание персонажа очерка А.Блока Русские дэнди:
Но если осуществится социализм, нам останется только умереть;мы высмеиваем тех, кто интересуется социализмом, работой, революцией. Мы живем только стихами; в последние пять лет я не пропустил ни одного сборника. Мы знаем всех наизусть Сологуба, Бальмонта, Игоря Северянина, Маяковского, но все это уже пресно; все это кончено; теперь, кажется, будет мода на Эренбурга.
Нас ничего не интересует, кроме стихов. Ведь мы пустые, совершенно пустые.
Смена эпох для блоковского персонажа соотносится и с пересечением Татарским своеобразной границы двоемирия, отделившей неожиданно для героя советскую вечность (с ее перманентно целеустремленным за горизонт хронотопом) от постсоветской реальности (с ее плюрализмом хронотопов). Таким образом можно предположить, что протагонист GenerationП эволюционировавший Петр Пустота. И вновь следует вспомнить идею хронотопа лестницы, который реализуется в данном тексте с помощью повторения метафор подъема героя по ступенькам карьеры как по лестнице, ведущей на башню Иштар, на вершине которой преодолевшего все препятствия ждет мистический брак с богиней. Рефлексия же по поводу навязываемых мифем, свойственная Петру Пустоте, но не ставшая для него ведущим средством достижения цели (поскольку присутствовал мастер дзена, направлявший ученика), у Татарского вынуждено гипертрофируется для элементарного выживания в пределах хронотопа лестницы, где встреченные стараются не только помочь, предварительно испытав, но охотнее столкнуть.
Чапаев, как было сказано выше, становится тем, кто выводит Пустоту из хронотопа Серебряного века, чтобы поместить рядом с собой и не дать таким образом превратиться в не только физического, но идеологического двойника Фанерного (один путь), или элементарно погибнуть в чуждом революционном хронотопе. Та же схема реализуется и в GenerationП, когда протагонист вынужден выбирать стратегию поведения в новом, чуждом для столь привыкшего к советской вечности человека, хронотопе постсоветской реальности. Но и в этом эволюционное превосходство (ступень выше) Татарского над Пустотой герой самостоятелен в выборе дороги, а наставник, подобный Чапаеву (Че Гевара своеобразный вариант использованной в предыдущем романе мифологемы революционера), появляется после совершения выбора, к тому же он достаточно трансцендентен по отношению к протагонисту, чтобы физически приблизить к себе и, быть может, внедрить его в ряды своего Фронта Полного и Окончательного Освобождения. Заметим, что тексту GenerationП не предпослано предисловие какого-либо эксплицитного издателя, подобного Ургану Джамбону Тулку VII, подобного принадлежностью к Фронту.
Герой рассматриваемого романа отличается от близких авторской точке зрения персонажей предыдущих романов отсутствием фаллоцентричного, тоталитарного желания преобразования своего бытия и сознания. Вавилен Татарский, разумеется, не противится занятию столь высокого положения в собственном космосе, но и своим достижениям обязан отнюдь не личным пробивным способностям на карьерной лестнице, ведущей к богине, а скорее благоприятному стечению обстоятельств.
Возможно, также имеет значение намек на азиатскость протагониста с помощью его фамилии Татарский: восточная ментальность в реалиях приобретающей облик западной державы России как необходимое качество для достижения гармонии с собой и окружающей реальностью.
Свет с востока перманентно актуален для пелевинского повествователя как уже стало очевидно после знакомства с предыдущими романами. В данном случае используется ш?/p>