Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
гии оказывающийся ближайшим к точке зрения нарратора:
У человека есть мир, в котором он живет, назидательно сказал сирруф. Человек является человеком потому, что ничего, кроме этого мира, не видит[С.184].
Далее сообщается, что Татарский желает преодолеть себя, выйти из человеческого мира, потребляя различные галлюциногены. В момент заключения Вавиленом своего брака с богиней мы понимаем, что герою удается преодолеть тот самый антропологизм, который считают главной причиной когнитивного диссонанса и невозможности не создавать в своем сознании мифологемы М.Бахтин, М.Фуко, Ч.Дженкс и другие.
3.4 Неомифологизм как прием создания маски автора
Маской автора принято считать средство удержания внимания реципиента, испытывающего трудности при прочтении постмодернистского текста. Именно она является тем камертоном, который настраивает и организует реакцию имплицитного (а заодно и реального) читателя, обеспечивая тем самым необходимую литературную коммуникативную ситуацию, уберегающую произведение от коммуникативного провала.
Протагонист в романе меняет свое вызывающее определенные нежелательные коннотации имя Вавилен на Владимир для более успешного подъема по карьерной лестнице (метафора подъема на Вавилонскую башню). Герой как актор призван нарратором создать о себе лично полезный миф, отразив подобным образом аналогичные действия автора текста, стремящегося к тому же.
К рекламе романа В.Пелевиным прибавляется позиционирование читателя в смысле явного навязывания последнему выгодного для повествователя образа автора. Например, писатель опровергает доминирование личных впечатлений при создании романа, отказываясь от признания правомерными попыток соединить реального писателя и героя романа в одно лицо. Копирайтером я работал, было дело, но телевизор не смотрю. У меня даже нет антенны, она в трех местах перерублена. То же касается объяснений по поводу насыщенности текста романа англоязычными лексемами и синтагмами. Пелевин отлично говорит по английски, английские переводы своих книг редактирует сам.
Где ты учил язык?
Я его вообще не учил. Я ничего не учу. Я его просто знал. С самого начала. Вообще текст интервью, данного В.Пелевиным А. Добротворской намеренно и очень жестко позиционирует имплицитного читателя романа GenerationП.
Таким образом (что становится важным при определении принадлежности В.Пелевина к писателям-постмодернистам), создается миф об авторе, модель неискушенного повествователя, принимающего современный миф за окончательную реальность (в целом следование советам из Заметок на полях Имени розы Умберто Эко; программность этого текста, действительно, дает основание утверждать, что В.Пелевин был с ним знаком). Идентифицирование с таким эксплицитным повествователем позволяет массовому читателю получать удовольствие от произведения, чувствовать себя комфортно, даже мало чего понимая, предаваться привычным фобиям: страху перед сексом, перед неизвестными языками, перед умствованиями, перед тонкостями политической жизни….
С образом имплицитного автора романа можно сравнить маску повествователя в тексте В.Курицына Акварель для Матадора (современный роман, ориентированный на как можно более широкую аудиторию). Профессиональный литератор публикует подражание современному русскому боевику, воспроизводя актуальные для последнего элементы поэтики жесткая формульность, предельная подчиненность тропов развертыванию фабулы и т.п., создавая образ (миф об авторе) писателя, которому свойствен релятивизм в отношении традиционных гуманистических ценностей (нехитрая писательская закваска Пелевина сводится, в сущности, к двум основным факторам: к социальной проблематике и авантюрно-приключенческому ее изложению, и новая книга демонстрирует это совершенно открыто.
Выбирая путь импонирования читателю, В.Пелевин обвиняет в пагубном воздействии на общество телевидение и рекламу (человеку, читающему книгу, это будет приятно в принципе), рассказывает о наркотических ощущениях (субституте реального потребления галлюциногенов для человека, их не потребляющего), вводит в структуру романа восточные мифы, показывает всю политику как фиктивный фарс, смеется над новыми