4/2004 = Дорогие читатели!
| Вид материала | Документы |
- 3/2004 = Дорогие читатели!, 2152.28kb.
- Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
- 5/2004 = Дорогие читатели!, 4812.92kb.
- 6/2004 = Дорогие читатели!, 1264.03kb.
- 2/2004 = Дорогие читатели!, 3176.46kb.
- Дорогие читатели!, 1261.22kb.
- Дорогие читатели! Вы держите в руках праздничный номер литературно-художественного, 221.38kb.
- Содержание: Обзоры и рецензии стр. 3-12, 276.96kb.
- Дорогие читатели!, 1764.59kb.
- Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.
Светские группы
На стороне церковных групп работает и целый ряд светских. Многие их них специализировались на определенных темах - таких как гражданские права, права человека, женщин, разрешение конфликтов, ограничение гонки вооружений, помощь развивающимся странам или охрана окружающей среды. Профсоюзы проявляют особую активность в борьбе за права трудящихся - и против извращений необузданного капитализма. Многие из этих групп содействовали в раскрытии многочисленных скандалов, в которые Америка была вовлечена в силу оказания поддержки авторитарным режимам (и активного сотрудничества с ними). Сложность состоит в том, что эти усилия на долгосрочную перспективу не сводятся к общему знаменателю. Если они получают резонанс в Конгрессе или в общественном мнении, то происходит это, как правило, только в связи с каким-либо выдающимся событием, а не в результате их борьбы против политики, делающей неизбежным появление преступности и эксплуатации, разбазаривание ресурсов и ограничение возможностей для развития человека.
Есть несколько исключений в виде отдельных видных членов Конгресса и Сената (можно назвать здесь сенатора Эдварда Кеннеди), Black Congressional Caucus (Объединение чернокожих депутатов конгресса) и Progressive Caucus of the Congressional Democrats (Партийный комитет прогрессивных депутатов в Конгрессе). Однако сфера их активности, как и прежде, ограничена меньшинствами, зачастую без значимого выхода на общественность в целом.
А есть ли вообще нечто такое, что можно назвать «американской общественностью»? В связи с нашей невысокой явкой избирателей, сложными и противоречащими друг другу культурными направлениями и все большим уходом в приватную сферу эта идея, чьи корни уходят в раннюю фазу демократии, может быть, уже не так легко осуществима. Работа с любой специфической проблемой приводит к проблеме более общего порядка - дефициту демократии в Соединенных Штатах. Кажется, наши граждане не в состоянии направить свое чувство солидарности, свой интеллект, а также свою удивительную критичность и свой скепсис против авторитета в постоянной борьбе за перераспределение власти и богатства внутри общества. Аналогичным образом складывается ситуация и в сфере внешней политики, где самовоспроизводящаяся, заботящаяся о собственной пользе элита претендует на то, чтобы говорить от имени народа, который совершенно определенно ее не избирал и на это не уполномочивал. Нынешняя дискуссия о невероятном поражении, которое США переживают в Ираке, показывает границы сегодняшних возможностей для выхода из затруднительного положения, не говоря уже о смене парадигм. Мы - лишь частично демократическая империя, которая рассматривает себя в противостоянии угрозе институционализации авторитаризма. Трудно сказать, что в обозримом будущем могло бы подвигнуть нацию порвать с нынешней зашоренностью.
Рональд Д. Асмус,
ст. научный сотрудник сектора трансатлантических отношений в Германском фонде им.Маршалла в США,
Вашингтон
Учиться у Кеннеди
Идеи Демократической партии, направленные на улучшение трансатлантических отношений
В последние 30-50 лет европейские дела не сильно зависели от того, какая политическая партия находилась у власти в Белом доме. Если во внешней политике и была какая-то тема, в подходе к которой доминировала надпартийность, так это европейская. Сегодня такого больше не наблюдается. Я думаю, что одной из приоритетнейших внешнеполитических задач правительства Керри станет улучшение трансатлантических отношений. Это не означает, конечно, что все проблемы и разногласия, которые существуют по обеим сторонам Атлантики, вдруг автоматически растворятся в воздухе. Но это позволит нам закрыть одну из самых конфронтационных глав в американо-европейских отношениях и начать урегулирование одного из тяжелейших трансатлантических кризисов в момент, когда страны по обе стороны Атлантики постоянно сталкиваются со все новыми и новыми вызовами.
Одним из драматических внешнеполитических просчетов правительства Буша был его подход к трансатлантическим отношениям. Хотя серьезные кризисы в американо-европейских отношениях возникали уже и раньше - как при республиканском, так и при демократическом президентах, - но нынешняя турбулентность над Атлантикой беспрецедентна по своему масштабу и интенсивности. Теракты против США 11 сентября 2001 года вызвали на всем европейском континенте беспрецедентную волну солидарности. Были активно поддержаны совместные трансатлантические начинания в борьбе с терроризмом. Но вместо того, чтобы на основе этой поддержки развивать отношения с Европой, президент Буш проводил политику, которая привела к отчужденности наших союзников, ослабила доверие к Америке и подорвала ее авторитет в Европе.
Но проблемы в американо-европейских отношениях нельзя отнести только на счет ошибочной политики и некомпетентности. Они обусловлены мировоззрением правительства Буша, его разрывом с многолетней американской политикой по отношению к Европе. Сегодня республиканцы и демократы все больше расходятся в вопросе о том, какую роль должна играть Европа в американской внешней политике. Демократическая партия осталась партией атлантистов, тяготеющей в силу своего основного идейного багажа и инстинктов к многосторонним действиям. Республиканская партия ускорила свое движение в ином направлении.
Конечно, в среде республиканцев также все еще есть некоторые известные атлантисты. Но упор в консервативном мышлении делается по нарастающей на односторонние действия и евроскептицизм. Все больше консервативных идеологов в Соединенных Штатах укрепляют веру президента Буша во внешнеполитический курс, подчеркивающий, что Америка должна уметь действовать в одиночку, принижающий значение Европы как партнера и оттесняющий наших бывших союзников на периферию американской внешней политики.
В масштабных дебатах о внешней политике, которые идут ныне в Вашингтоне, не обсуждаются нависшие над нами угрозы. Все мы считаем, что живем в новую и чрезвычайно опасную эпоху, в которую Америка и Запад в целом стали уязвимыми. События первых лет XXI-го столетия открыли нам глаза на целый ряд новых угроз, отличающихся по своему генезису от тоталитарных вызовов последнего столетия, но потенциально столь же опасных. Основные разногласия, существующие ныне между демократами и республиканцами, сконцентрированы на вопросах о том, как мы сами должны организоваться, чтобы противостоять этим новым угрозам, какое значение необходимо придавать союзам и какую особую роль мы намерены отвести трансатлантическим отношениям.
Республиканцы считают победу Североатлантического союза в «холодной войне» выдающимся успехом. Они по большей части поддерживали расширение НАТО на Восток, рассчитывая внести вклад в новый мирный порядок в Европе. Они считают хорошим знаком тот факт, что Европа не является больше главным предметом стратегического анализа и не рассматривается как проблема. Но многие консерваторы уже не верят в то, что американцы могут или должны использовать в будущем Европу как ближайшего стратегического партнера. Они полагают, что мировоззрения американцев и европейцев по вопросам применения силы и подхода к проблемам новой эры все больше расходятся.
Самой известной книгой о Европе, циркулировавшей в последние годы в кругах консерваторов, была, несомненно, книга Роберта Кагана «Сила и бессилие». Один из главных аргументов Кагана сводится к тому, что опыт европейской интеграции в комбинации со все большим отставанием в военной области обрекают американцев и европейцев на стратегическую несовместимость и все больше осложняют, если не сказать делают невозможным, взаимодействие между ними. Многие члены правительства Буша использовали книгу Кагана в своих политических целях, чтобы оправдать односторонние действия или создание специальных «коалиций». Ведь если американцы «марсиане», а европейцы «родом с Венеры», если их мировоззрения существенно отличаются друг от друга, какой разумный политический деятель поставит собственную внешнюю политику в зависимость от сотрудничества с другой стороной? Следовательно, даже титанические усилия по восстановлению альянса вряд ли окажутся успешными, и посему овчинка, по-видимому, не стоит выделки.
В кругах демократов книга Кагана пользуется гораздо меньшей популярностью, и это не случайность. В их среде также реже рассказывают антиевропейские анекдоты, курсирующие в консервативных кругах. В конце концов, в 90-х годах демократы потратили большую часть времени на достижение как раз того, что, по утверждениям консерваторов, больше невозможно – на налаживание нового трансатлантического стратегического партнерства с концентрацией внимания на вызовах и угрозах, возникших после «холодной войны». Правительство Клинтона рассматривало в своей европейской политике преобразование Североатлантического альянса как главный фактор того, что он будет решать проблемы XXI -го столетия столь же успешно, как он делал это в XX-ом веке. Большинство внешнеполитических стратегов Демократической партии оспорили бы аналитические выкладки Кагана, равно как и вытекающие из них политические выводы. В сущности, улучшение трансатлантических отношений имеет очень большое значение для внешней политики демократов. На то есть четыре причины:
- демократы верят в прогрессивные и энергичные многосторонние действия, которые могут эффективно защитить наши общества и способствовать пропаганде наших ценностей за рубежом. Это видение можно реализовать только при наличии прочного трансатлантического фундамента. В целом демократы не считают, что Америка должна стремиться к демонстрации силы или гегемонии. Мы рассматриваем американскую силу скорее как средство защитить нашу страну и содействовать такому миропорядку, в условиях которого могли бы процветать либеральные демократические принципы и ценности;
- в дополнение к этой философской вовлеченности в трансатлантические отношения демократы в очень практичном смысле рассматривают Европу как наиважнейшего союзника США. Европа - это единственный в мире и самый крупный потенциальный источник финансовой помощи и военной силы. К тому же у нее решающие голоса во многих многосторонних форумах. В этом смысле мы видим в трансатлантических отношениях фактор наращивания, а не ограничения нашей силы. Пока Соединенные Штаты оставляют за собой - в чем не приходится сомневаться – право действовать по собственному усмотрению в одиночку, такие действия будут ограничены и сопряжены с реальнейшими угрозами, что мы ясно видим сегодня в Ираке;
- в-третьих, у демократов есть веские внутриполитические основания сохранять верность трансатлантическим отношениям. Опросы общественного мнения показывают, что американцы хотели бы играть активную роль в мире, в особенности после 11 сентября. Они подтверждают также, что американская общественность не поддерживает односторонние акции и не желает, чтобы Америка действовала в одиночку. Она хотела бы, чтобы США проводили эффективную внешнюю политику во взаимодействии с другими странами. Американские граждане также видят в Европе естественного союзника и партнера. Стремление правительства Буша подчеркнуть роль «коалиции» в Ираке, несмотря на очень скромный вклад ее участников, говорит о реальной политической необходимости избежать впечатления односторонних действий Америки;
- в-четвертых, взаимодействие с Европой и трансатлантические демократические союзы гарантируют демократам уникальную по форме политическую и моральную легитимацию. Соединенные Штаты Америки, Канада и Европа являются ведущими западными демократиями, и сотрудничество с такими партнерами может обеспечить США необходимую моральную легитимацию - как внутри страны, так и за рубежом, - необходимую для достижения их глобальных целей. Президенты-демократы Франклин Делано Рузвельт и Гарри Трумэн создали «арсенал демократии» - ООН и Североатлантический союз - в период, когда неравенство сил между США и Европой было еще больше, чем сегодня. Именно по этим причинам демократы считают восстановление трансатлантических отношений одной из приоритетнейших целей внешней политики.
Одним словом, демократы отвергают смысловую и политическую логику, заставившую многих правых преуменьшать значение трансатлантических отношений или отрекаться от них. Даже если демократы занимают время от времени критическую позицию по отношению к Европе, они уверены в том, что нынешний кризис породила прежде всего плохая политика и еще более плохая дипломатия, а не внезапно возникшие и якобы стратегически несовместимые «культуры» ведущих мировых западных демократий. Урок, который извлекли демократы из событий 11 сентября 2001 года, состоит не в том, чтобы максимально наращивать американскую мощь и полностью развязать США руки, а в том, чтобы мобилизовать наших союзников и другие страны в окружающем нас мире. Но, если Соединенные Штаты не могут эффективно сотрудничать со своими ближайшими союзниками в Европе, то с кем они могут в таком случае взаимодействовать?
Цели и парадигмы
Первый и самый важный шаг к восстановлению трансатлантических отношений состоит в том, чтобы сформулировать общую цель и парадигму. Трансатлантические отношения срабатывали в период «холодной войны», поскольку обе стороны преследовали цель устрашить и, возможно, одолеть Советский Союз. Партнерство функционировало и в 90-х годах, когда США и Европа, оплошавшие вначале на Балканах, сплотились вокруг проекта установления нового порядка в единой, свободной и мирной Европе. Это означало проведение интервенции на Балканах с целью покончить с этническими чистками, открытие дверей НАТО и ЕС, чтобы помочь странам Центральной и Восточной Европы обрести прочную опору и интегрировать их, развитие новых отношений с Россией, позволяющих превратить нашего бывшего противника в партнера.
Основная причина нынешних трудностей в трансатлантических отношений состоит не в недостатке силы, а в отсутствии общей стратегической цели. Новая общая стратегическая повестка дня, способная вновь сплотить США и Европу, должна была бы состоять по природе вещей из двух частей. Первая часть - концентрация усилий на вызовах в центре европейского континента и в Большой Европе. Во второй части следует выделить проблемы за пределами европейского континента, в особенности на Большом Среднем Востоке, откуда исходит самая зловещая угроза нашей общей безопасности, и где американо-европейское сотрудничество абсолютно необходимо.
В самом начале европейской части повестки дня должна стоять Россия. Учитывая склонность российских властей к авторитарному правлению внутри страны и жесткому политическому курсу за рубежом, необходимо проверить сформированную десять лет тому назад западную политику, основанную на вере в то, что Россия постепенно проводит демократизацию и движется в сторону Запада. На Балканах также ослабили контроль, однако последняя вспышка насилия в Косово показала, что ситуация там по-прежнему далека от стабильности. При новом американском правительстве состоятся переговоры о прояснении окончательного статуса Косово, и Балканы вновь окажутся в центре американо-европейской повестки дня. Успешно интегрировав страны Центральной и Восточной Европы, НАТО и ЕС ставят перед собой задачу выработать новую стратегию, позволяющую распространить зону демократии и стабильности на новых соседей Европы - Украину и страны Черноморского бассейна - и выступить, наконец, против последнего европейского тоталитарного властителя в Белоруссии. В заключение необходимо завершить процесс полной интеграции Турции в западные структуры.
Но самые грозные вызовы безопасности стран по эту и ту стороны Атлантического океана исходят ныне из-за пределов европейского континента. Соединенные Штаты и Европа должны противодействовать возникновению новых, потенциально катастрофических угроз, вытекающих из соединения тоталитарных идеологий радикального ислама, терроризма и оружия массового уничтожения. Нам необходимо укрепить наше сотрудничество в сфере внутренней безопасности. Наши прошлые разногласия из-за Ирака ничего не меняют в том факте, что успех или неудача в определенных регионах, например, в Афганистане, скажутся, по-видимому, на безопасности обоих континентов. Сегодня налицо критическая фаза в усилиях, направленных на то, чтобы удержать Иран от затеи обзавестись ОМУ. Если мы хотим достичь позитивных сдвигов в мирном процессе между Израилем и палестинцами, а затем сохранить этот мир, нам также важно наладить координацию американо-европейских усилий. Нам нужно разработать стратегию содействия демократизации региона, с тем чтобы устранять таким образом истинные причины терроризма. Очевидно, что есть множество проблем, за которые США и Европа должны взяться совместно. Что нам необходимо, так это политическое обязательство действовать при этом сообща.
Переосмысление европейской интеграции
Одним из важнейших изменений в американской политике по отношению к Европе, которое отстаивали некоторые консерваторы, стало ослабление американской поддержки европейской интеграции. В ее обоснование говорилось, что сильный ЕС может стать геополитическим соперником Соединенных Штатов. Односторонние действия Вашингтона усилили раздражение европейцев и пошли на руку тем из них, кто утверждает, что взаимодействие с США невозможно. Даже те союзники, которые, например, поддержали Соединенные Штаты в Ираке, предупреждали нас с глазу на глаз, что Вашингтон ошибается, полагая, что он может позволить себе постоянно ссориться с такими государствами как Франция и Германия. Вместо этого они настоятельно советовали вновь отладить наши отношения с крупнейшими державами континентальной Европы.
Демократы должны не только отмежеваться от нескладной болтовни правительства Буша о «распаде» Европы, но и ясно продемонстрировать на словах и на деле свою однозначную поддержку европейского проекта. Сильная, эффективная, чуткая к окружающему ее миру Европа, способная взвалить на себя дополнительные тяготы на самом континенте и за его пределами, необходима сегодня для достижения практически всех целей, которые ставят перед собой прогрессивные силы во всем мире. Поэтому Америке следует в собственных стратегических интересах оказывать ЕС помощь в интеграции, с тем чтобы он смог взять на себя такую роль.
Самый верный способ содействовать превращению Евросоюза в ориентированного на внешний мир партнера, открытого для сотрудничества с США, состоит в том, чтобы вовлечь его в общее дело и помочь ему добиться успехов. Поэтому стратегия демократов должна выходить за пределы предложенной прежними правительствами квалифицированной поддержки и включать в себя нечто такое, что можно было бы назвать «подходом Кеннеди». Президент Джон Кеннеди выказывал, пожалуй, самый большой энтузиазм (в сравнении со всеми американскими главами государства в XX-м столетии), когда речь заходила о том, чтобы поддержать европейскую интеграцию и содействовать становлению единой Европы в ее качестве стратегического партнера США. Демократы должны вернуться на эту позицию. Такой почин не только открыл бы новую страницу в американо-европейских отношениях в целом, но и обеспечил бы, видимо, наилучшую возможность максимально увеличить шансы на то, что Европа станет сильным, проатлантически настроенным партнером, который нам необходим, партнером, заинтересованным в тесном сотрудничестве с Америкой.
Улучшать отношения с Европейским Союзом
Новому позитивному почину демократов, касающемуся европейской интеграции, должен сопутствовать перевод отношений между Соединенными Штатами и Европейским Союзом на более высокий уровень. Этим отношениям необходимо уделять главное внимание в европейской политике США, ибо с большинством из тех вызовов, с которыми сталкиваемся сегодня мы и Европа, - а это, например, российский вопрос, внутренняя безопасность, поддержка демократии на Большом Среднем Востоке - невозможно справиться в рамках НАТО, поскольку они слишком тесны, а сам альянс ограничивает свою деятельность военными операциями. К тому же в Европе большинство основополагающих вопросов внешней политики все чаще решается внутри Европейского Союза.
Поэтому для США имеет смысл стремиться к установлению таких отношений с Евросоюзом, которые отражали бы нарастающее значение этих новых вопросов и потребность во взаимодействии в новых областях. Цель должна заключаться в том, чтобы сделать отношения между Соединенными Штатами и ЕС такими же приоритетными, тесными и эффективными, какими они были в НАТО во времена «холодной войны». Это не означает, что необходимо отказаться от НАТО или понизить альянс в табели о рангах. От нас требуется всего лишь осознать то, что в повестке дня появились иные задачи. Поэтому наряду с улучшением отношений между США и ЕС нам необходимо поддерживать процесс трансформации НАТО, с тем чтобы оснастить альянс для решения задач новой, более масштабной и разнообразной повестки дня, придав ему способность играть более важную роль в таких регионах, как Афганистан и Большой Средний Восток.
Структурированный диалог
Для восстановления трансатлантического диалога необходимо не только определить новое общее видение и наладить и укрепить институциональные связи. Нужно будет также приложить максимум усилий, чтобы прийти к консенсусу в субстанциональных политических вопросах. Одной из трагических страниц американо-европейских отношений при президенте Буше был практически полный отказ от разумного диалога по стратегическим вопросам и консультаций, которые могли бы привести к достижению такого консенсуса. В период, когда США и Европе следовало как раз расширять диалог, стали давать сбои или были попросту отправлены в утиль многие неформальные и формальные механизмы, позволявшие в прошлом сводить разногласия к минимуму.
Сегодня крайне важно вновь наладить американо-европейское сотрудничество, чтобы приступить к решению вопросов разбухающей повестки дня. Поэтому в стратегию демократов необходимо включить страницу из «либретто» ЕС и перенести на трансатлантический фундамент некоторые инструменты, использованные Евросоюзом для вырабатывания общей внешней политики в Европе. Например, одним из механизмов, имеющих для европейцев важное значение при подготовке повестки дня общей внешней политики, является так называемое «структурированное европейское политическое сотрудничество». Используя этот механизм, государства берут на себя обязательства сглаживать свои разногласия на структурированных консультациях, чтобы создавать таким образом новую общую основу. Мы должны создать аналогичные механизмы, позволяющие восстановить общую трансатлантическую основу.
Хотя интенсивные консультации и структурированный диалог не всегда позволяют преодолеть реальные разногласия, они могут сослужить при этом хорошую службу. Мы часто забываем сегодня о том, что в конце 40-х годов, когда американские и европейские главы государств приняли решение создать трансатлантический альянс, они не обязательно были едины в том, как следует подходить к важнейшему стратегическому вопросу того времени, а именно сталинскому Советскому Союзу. Но их объединяла решимость сформировать общую политику, они признавали, что необходим механизм для разработки общей стратегии. То же самое можно и нужно сделать и сегодня.
Преодолеть разногласия из-за Ирака
Вопрос о войне в Ираке внес раскол в ряды демократов. Многие, включая автора данной статьи, поддержали использование военной силы для свержения Саддама Хусейна. Мы поступили так, поскольку были убеждены в том, что Саддам располагает оружием массового уничтожения и противопоставляет себя международному сообществу. Мы считали, что при наличии в Ираке тоталитарного режима Саддама шансы на мирные демократические перемены изнутри невелики или вообще отсутствуют. Другие демократы были против войны. Они полагали, что Западу необходимо больше времени, чтобы изолировать режим или содействовать проведению более тщательных проверок, и что неясные перспективы использования военной силы перевешивают потенциальную выгоду. К тому же они отвергали вторжение без поддержки со стороны международного сообщества.
Иракский вопрос не только расколол демократов в США, но и привел к раздраю внутри трансатлантического левоцентристского блока, в котором были широко распространены антивоенные настроения. Сейчас самое время отправить этот вопрос в архив. Если стороны не преодолеют раскол, вызванный войной, им никогда не удастся покончить с размолвкой и восстановить трансатлантические отношения. Поэтому прогрессивным силам в Соединенных Штатах необходимо создать общую платформу, чтобы стабилизировать ситуацию в Ираке и преодолеть разделяющую их пропасть.
В начале 90-х годов трансатлантические отношения уже подвергались угрозе разрыва из-за неконтролируемой войны на Балканах. Как США, так и Европа были тогда заинтересованы положить конец насилию, но не могли договориться о правильной стратегии. В той особой ситуации важнейшие государства Европы прибегли к помощи вооруженных сил. Их солдаты рисковали жизнью, в то время как Соединенные Штаты держались в стороне и помогали советами, но отказывались присоединиться к европейцам и взять на себя ответственность за урегулирование ситуации в регионе. Перелом наступил тогда, когда Североатлантический союз, ведомый США и Францией, осознал, что ситуация грозит выйти из-под контроля, и нашел возможность преодолеть прежние разногласия. Американцы и европейцы сообща участвовали в новой операции, в которой каждая сторона взяла на себя свою долю риска и ответственности. Она эффективным образом способствовала прекращению кровопролития, возродила ощущение общей цели и веру в то, что стороны могут сотрудничать.
Сегодня Соединенные Штаты Америки и Европа вновь подошли к похожему поворотному пункту. Война в Ираке далека от завершения, операция не закончена. Правительство Буша пренебрегает послевоенным восстановлением Ирака, что оказывает серьезное воздействие на иракцев, американцев и европейцев. Америка нуждается сегодня в помощи своих союзников больше чем когда бы то ни было, но она остается практически в одиночестве. Важнейшие союзники отказываются помогать нам, что можно объяснить горестной размолвкой с Соединенными Штатами, скепсисом в отношении нынешней стратегии стабилизации и их сомнениями в готовности нынешнего правительства дать им право голоса или позволить с толком участвовать в формировании политики.
США все еще могут достичь поставленные цели и выполнить свои обязательства перед иракским народом, но им потребуется помощь. Если раньше разногласия из-за войны были очень большими, то сегодня как Соединенные Штаты, так и Европа заинтересованы в успешном выходе из иракского кризиса. Сегодня необходимо договориться о реалистическом плане стабилизации ситуации в области безопасности, в максимально короткие сроки сформировать легитимное и суверенное иракское правительство и проявить готовность к расширению рядов коалиции и ее дальнейшей интернационализации, с тем чтобы оказать иракцам помощь в процессе трансформации их страны в демократическое и суверенное государство, пока иракский народ и правительство недвусмысленно желают получить такую помощь. Неудача трансатлантических партнеров в Ираке может и должна смениться успехом, как это было в свое время в Боснии.
Резюме
Избрание Джона Керри Президентом Соединенных Штатов Америки закрыло бы одну из самых конфронтационных и разрушительных глав в истории американо-европейских отношений. Вся Европа, по-видимому, вздохнула бы с облегчением или даже восторженно приветствовала бы его избрание.
Но одно лишь избрание не приведет, разумеется, к мгновенному согласию и не устранит трансатлантические разногласия. У нас по-прежнему будут стычки, например, из-за Киотского протокола, Международного уголовного суда или превентивных мер. Но демократы отдадут в своей внешней политике самый большой приоритет улучшению трансатлантических отношений и признают Европу как важного партнера в решении целого ряда мировых проблем. Демократы будут гораздо более открыты для сотрудничества с ближайшими союзниками, консультаций и совместных решений.
Однако внешняя политика демократов потребовала бы гораздо большего и от наших европейских союзников. Более тесное сотрудничество потребовало бы от Европы взять на себя повышенную ответственность и взвалить на плечи более тяжелое бремя. Она потребовала бы также изменить европейское отношение к США и политику. В этом случае европейским правительствам и общественности пришлось бы спросить себя, желают ли они, со своей стороны, прилагать необходимые усилия, чтобы восстановить трансатлантические отношения. Проверку предстоит пройти не только американскому, но и европейскому политическому руководству.
Проф. Эрнст-Отто Чемпиль,
Франкфуртский университет
Политический терроризм
Благодаря статьям публицистов и политологов в стратегическом осмыслении терроризма уже достигнут значительный прогресс. Он представляет собой крупнейшую и одновременно самую зловещую из семи новых угроз, отмеченных после окончания конфликта между Востоком и Западом (1). Терроризм, похоже, заступает на то место, которое вплоть до последней трети XX-го столетия занимали традиционные войны между государствами. Хотя уже в 1989 году предсказывалось, что войны такого типа сойдут на нет (2) - это ни в коем случае не гарантировано. Сегодня насилие перекочевало из международной системы в отдельные государства. 32 из 33 войн, зафиксированных в 2002 году, были гражданскими (3). Зачастую им предшествовали террористические акты (4), перераставшие затем в «войны малой интенсивности» и, наконец, в гражданские войны. Отличительной чертой нынешней эпохи являются «малые войны»(5), которые быстро приобретают транснациональный характер и превращаются в «новые войны» современности (6). В ходе этих войн терроризм обособился и разросся до уровня «террористической войны»(7).
Политика не испытывает сегодня недостатка в описаниях феномена терроризма, однако его трактовку вряд ли можно назвать избыточной(8). К тому же она дается с трудом, ибо «терроризм» не оставляет следов, а террористы не публикуют программ. Если они не погибают, то после терактов растворяются в обществе. Возможно, именно поэтому наука и сосредоточилась на разъяснении явно обозначившихся стратегий терроризма. Политики также сознают политические вызовы, но используют пространство для маневра в трактовке феномена терроризма в своих специфических целях.
Однако обсуждение терроризма необходимо дополнить интерпретацией истории его развития и анализом его политических источников и целей. Это можно сделать, как и все в такой неизведанной области, лишь эвристическим методом, скорее, путем наводящих вопросов, нежели аподиктических предположений. Но именно потому, что терроризм столь опасен, защита от него не может ограничиваться военно-полицейскими контрмерами. Необходимо проанализировать политические цели терроризма и позаботиться о противодействии их достижению.
Сегодня мы имеем дело с терроризмом нового вида, который невозможно идентифицировать, анализируя привычную картину терактов. Поэтому в дальнейшем не следует использовать недифференцированное понятие «терроризм», ибо оно скрывает природу и масштаб террористической угрозы и облегчает его политическую инструментализацию в чуждых целях. Принятая в западной политике и публицистике практика - чохом подводить любые акты насилия негосударственных субъектов под понятие «терроризм» - обезвреживает последний, так сказать, семантически. Использование этого понятия позволяет гомогенизировать теракты в Нью-Йорке и Багдаде, Мадриде и Тель-Авиве и уводит от размышлений об их причинах и стратегиях противодействия им. Но, прежде всего, таким образом происходит их деполитизация.
Сопротивление - это не терроризм
При дифференцировании понятия «терроризм» необходимо вначале отделить от него масштабную сферу акций общественного сопротивления. В Чечне и Палестине, в Ираке и Афганистане повстанцы из недр общества оказывают сопротивление отвергаемому ими правлению или чужеземной оккупации. Конфликты ясны, различия в целях тоже. В случаях гражданских войн речь также идет о сопротивлении, даже если правящие режимы с большой охотой клеймят повстанцев как «террористов». Методы борьбы, используемые участниками сопротивления, известны и адаптированы к асимметричному распределению силовых потенциалов. Ясны также и моральные критерии, которые необходимо использовать для оценки отношения противоборствующих сторон к лицам, не вовлеченным в конфликт. Эта проблематика подробно обсуждалась в связи с национально-освободительными войнами периода деколонизации. Сколь бы трудной ни была задача умиротворения во время восстаний и гражданских войн, все же они представляют собой знакомый феномен, не имеющий ничего общего с «современным» терроризмом. Под это понятие подходит, прежде всего, та разновидность слепого и безликого терроризма, которая просматривалась, например, в действиях секты «Аум сенрикё», применившей отравляющий газ в Токио, или во взрыве офисного здания в Оклахоме. Идиосинкразия преступников не заменяет полностью отсутствующую программатику. Терроризм такого рода существовал всегда, и его невозможно истребить. Правда, его значение невелико.
Понятие «терроризм» подразумевает, прежде всего, насильственные акты общественных субъектов, которые не входят в сферу сопротивления, а преследует политически расплывчатые, но вполне поддающиеся идентификации цели. Теракты такого рода никогда не направлены против невинных людей, о чем свидетельствуют таран американского эсминца «Коул» 2 октября 2000 года и прогнозируемые нападения на западные учреждения связи и информационные структуры (кибер-война), а также на чрезвычайно важные в военном отношении цели. Уже поэтому терроризм не следует определять, исходя из его объектов. Ведь военные контрмеры также всегда направлены одновременно и против не участвующих в боевых действиях людей. При этом смиряются с их возможными физическими увечьями и даже смертью, рассматривая это как побочный ущерб. Мирные жители становятся жертвами межгосударственных вооруженных конфликтов со времени «кабинетных войн» XVIII-го столетия (прим. пер.: войн, которые единолично объявляли в эпоху абсолютизма правившие монархи). Поэтому понятие «государственный терроризм» - это излишний плеоназм.
Итак, под понятие «терроризм» подходят главным образом насильственные действия общественных субъектов против сторонних лиц и солдат, против гражданских или военных объектов, совершаемые в момент, когда общество не оказывает сопротивление. Они мотивируются скорее расплывчатыми, но явно политическими целями, поэтому в данном случае напрашивается понятие «политический терроризм». Его отличие от слепого терроризма заключается не только в стратегии, но и в стремлении применить в политических интересах физическую силу.
Национальный – транснациональный
Политический терроризм такого рода проявляется (в своей национальной ипостаси) в убийстве иракских политиков и полицейских, во взрывах американских посольств в Найроби и Дар-эс-Саламе и нападениях на западных бизнесменов в Саудовской Аравии. Уже из подбора жертв становятся ясны политические целеустановки: изгнание иностранцев, запугивание туристов, наказание коллаборационистов.
Долгое время этот политический терроризм ограничивался национальными рамками, хотя и получал поддержку из-за границы, в большинстве случаев из соседних стран. Поэтому политологи говорят о «транснациональном терроризме» (9). Хотя это понятие подчеркивает характер действий - трансграничный, а не политический, - оно должно оставаться на переднем плане. В случае транснационального терроризма к насилию также прибегают общественные субъекты. Их цель - предъявить политические требования иностранцам и иностранным учреждениям, а также собственному правительству. Транснациональный характер этого политического терроризма обусловливает его надгосударственный, однако по преимуществу региональный радиус действия. Примеры тому - «Аль-Каида» и «Джемаа исламия» в Азии(10). Они претендуют на то, чтобы насильственным путем протолкнуть свои главные политические интересы, даже если за это придется заплатить собственной жизнью.
После совершения терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, транснациональный терроризм превратился в международный, проник в международную систему и обосновался в ней на правах общественного субъекта. Впервые в истории негосударственные игроки атаковали находящееся очень далеко от них западное государство, ко всему прочему, сверхдержаву США, осуществив против нее акт насилия. Число жертв их атак сопоставимо с количеством убитых и раненых в результате средней по размерам битвы. Второй теракт этой категории, не сравнимый с формами проявления и последствиями национального-транснационального терроризма, был осуществлен 11 марта 2004 года в Мадриде. Терроризм этой категории представляет потенциальную угрозу для всех промышленно развитых стран. Большую опасность, если не брать во внимание ядерную войну между великими державами, трудно себе и представить.
Чтобы правильно оценить это новое явление, необходимо понять, что в данном случае мы имеем дело с временным кульминационным пунктом обозначившейся уже довольно давно структурной трансформации международной системы и международной политики. Эти перемены являются составной частью процессов общественной эмансипации, охвативших с середины XX-го столетия евроатлантическую часть международной системы. Оттуда они распространяются на остальной мир. В сфере внутренней политики эти процессы выливаются в демократизацию систем управления и расширение участия граждан в принятии правительственных решений. В этом году в мире насчитывается уже 89 демократических государств, то есть почти в два раза больше, чем в 1972 году. Если к ним добавить «демократии с определенными изъянами», то это число возрастет до 145 государств, то есть до 75% от всех государств мира. Демократизация по-разному влияет на внешнюю политику государств и может привести даже к их радикализации. В любом случае правительственные решения должны обязательно опираться на общественный консенсус и учитывать его.
В системе международных отношений этот процесс общественной эмансипации привел к тому, что общественные субъекты, создающие собственные взаимосвязи, все больше покушаются на монополию правительств в формировании международной политики. Регулятивная компетенция правительств ослабляется еще больше за счет растущей взаимозависимости между государствами, что упразднило границы в политике (11), вывело ее за пределы определяемой территорией сферы правления, в которой действует национальная регулятивная компетенция. Например, в мировой экономике заправляют 40 000 транснациональных концернов и более чем 25 000 их дочерних компаний. В регулятивную нишу, не заполняемую уже национальными государствами, пробрались более 25 000 неправительственных организаций. В систему международных отношений проникла также организованная преступность, правда, на правах негосударственного игрока, не имеющего политических амбиций. Вследствие этих перемен (12) явным образом ослабла созданная в 1648 году международная система государств. Она все еще образует географические рамки миропорядка, но не является более его фактором. Два бывших федеральных президента - Рихард фон Вайцзеккер и Роман Херцог - отмечали уже зарождение «мировой внутренней политики». Если вдуматься в смысл этого понятия, то оно очень полезно, потому что проливает свет на структурные изменения международной системы. Хотя правительства и продолжают играть доминирующую роль, они уже не могут больше простирать свою длань над негосударственными игроками, которые проникли в эту систему.
Продукт международной общественной системы
После 11 сентября 2001 года в эту группу глобальных игроков влился международный политический терроризм. Его ни в коем случае нельзя рассматривать как преступную оплошность истории или продукт распавшихся государств (failing states), который можно убрать из этого мира путем «национального строительства» и применения необходимого в данном случае насилия. Этот международный политический терроризм является скорее внешним, радикализированным выражением повышения значимости общественных субъектов в международной политике. Международная система нуждается в новом модусе управления, который вновь отгородит действующих в ее рамках общественных игроков и встроит их в нуждающийся еще в совершенствовании многополюсный, полиархический (прим. пер.: предполагающий наличие многих центров власти или силы) миропорядок (13). Эта задача не нова, но ввиду появления нового игрока - политического терроризма - она стала крайне актуальной, превратившись в вопрос жизни и смерти всего мира.
Итак, дважды выступавший уже на арену международный политический терроризм нужно рассматривать в контексте структурных изменений международной системы и сознавать как ее составную часть. Те, кто усматривают в международном терроризме начало мировой гражданской войны, переоценивают его. Для этого мир еще недостаточно интегрирован, равно как невелик еще и политический «водосборный бассейн» общественных субъектов. Но международный терроризм недооценивают, когда рассматривают его лишь как продукт фанатичной фундаменталистской религиозности. Политический терроризм - это, прежде всего, продукт политики (14).
Поэтому президент Джордж Буш полностью прав, объявив «войну терроризму». У терактов в Нью-Йорке и Мадриде явно военный характер. Их общественные инициаторы и Запад находятся в состоянии войны, пусть и асимметричной. Но само понятие (война) не должно провоцировать Запад использовать против этого асимметричного вызова традиционные военные стратегии, то есть еще больше усиливать асимметрию. Искушение сделать это очень велико, и это первое, что приходит на ум, если мыслить категориями старой международной системы государств. Применение силы общественными игроками незаконно, их поддержка другими государствами является враждебным актом. Будет ли это правило действовать также в сформировавшейся международной общественной системе, должно прояснить ее международное право, которое еще только разрабатывается. Однако в новых условиях не удастся добиться успеха, если полагаться лишь на старые права и стратегии. Война против Ирака не ослабила международный терроризм, а напротив, укрепила его (15). Для отражения атак этого нового своеобразного противника требуются инновации.
Порядок против террора
Чтобы предотвратить дальнейшие атаки, само собой разумеется, необходимо самым срочным образом улучшить взаимодействие министров внутренних дел и спецслужб (16). Здесь явно требуется - о чем уже давно говорится - добровольное встраивание ставших недостаточными национальных суверенитетов в многостороннее сотрудничество, которое восстановит управляемость.
Эта стратегия предотвращения терактов будет успешной лишь в том случае, если будут приняты политические меры в наведении порядка и таким образом оказано политическое противодействие политическому терроризму. На это постоянно обращали внимание бывший глава Центрального разведывательного управления Роберт Гейтс и нынешний руководитель Федеральной разведывательной службы Август Ханнинг. Политический терроризм можно победить только при условии ликвидации его базы в обществе. Это – третья «заинтересованная сторона» (17). Если общество отказывает политическому терроризму в поддержке, как это было в свое время в случае террористической организации «Роте армее фракцион» в Западной Германии, он сходит на нет. Важнейшая стратегическая задача состоит в том, чтобы добиться такого отказа. Для этого нужно время, тем более что много времени уже потеряно, но эта стратегия сулит гарантированный успех.
Именно эта связь политического терроризма с его социальной базой характеризует его как выдающийся политический феномен. Отдельный террорист, возможно, и является фанатиком-фундаменталистом, действующим с сознанием того, что он совершает искупительный подвиг (18). Многочисленные причины, определяющие готовность к совершению теракта, всегда индивидуальны, и на них все равно невозможно повлиять посмертно. Но сами теракты всегда преследуют политические цели. Религиозные убеждения могут лишь служить подспорьем для этих политических целевых установок, но не умаляют их политический характер (19).
Исламский террор лишен также идеологических заблуждений (20). Он направлен не столько против западных ценностей, сколько против политики Запада. Ее лучшие представители сразу осознали это после 11 сентября 2001 года (21). Однако затем своевременное осознание стало жертвой американского решения начать войну против Ирака (22). Но это осознание сохранилось в Западной Европе и выдвигается на передний план, чему способствует сложная ситуация американцев в Ираке.
Господство Запада ощущают на себе прежде всего арабские общества, а вместе с ними и мусульманские государства неарабского мира, так что очевидна тесная связь между культурным и политическим измерениями. Она не ставит, однако, под сомнение прерогативу политики. В «войне против террора» есть политический фронт, образовавшийся на определенном этапе.
Если уже в 2002 году на Среднем Востоке преобладал «преимущественно негативный образ США» (23), то после интервенции в Ираке «вражда к Америке достигла шокирующих масштабов» (24). Опрос, проведенный в 2004 году в Ираке, показал, что лишь 2% иракского населения согласны с американской войной против своей страны. Летом этого года Государственный департамент США отсоветовал американцам посещать 25 стран и предупредил об опасности поездок в 17 других государств (25). В середине июня 2004 года министерство иностранных дел США призвало всех американских граждан покинуть Саудовскую Аравию, страну, с которой правительство США ощущает особенно тесную связь. Таким образом, политический терроризм развивается в благоприятной и многофакторной общественной среде, от которой начинает также страдать западная экономика (26).
Эта социальная среда не является причиной терроризма и не пронизана его духом. Большинство общества даже отвергает стратегии террористов, но идентифицирует себя в общем и целом с его представлениями о политических целях.
Они отнюдь не являются монополией радикальных религиозных экстремистов. Опубликованная одним из институтов международных отношений коллективная аналитическая записка шести мусульманских интеллектуалов из шести мусульманских стран, содержащая критику западной политики, которая, по их мнению, и по сегодняшний день продолжает проводить европейский колониальный курс по отношению к мусульманскому миру, способна ошарашить своей остротой любого западного читателя (27). Именно эти перцепции широких слоев мусульманского населения являются важнейшим источником политического терроризма. К этому добавляется недовольство неравномерным распределением ценностей, созданных глобализацией.
Для успешной борьбы с политическим терроризмом необходимо разобраться с этой социальной средой. Если удастся изменить перцепции населения, с политическим терроризмом будет покончено. Саммит «большой восьмерки» в Си-Айленде наводит на мысль о том, что западные политики сознают это. Пятьдесят лет тому назад Ханс Моргентау писал о необходимости определять свои интересы таким образом, чтобы они совпадали с интересами других государств, ибо это требование политической морали в многополюсном мире и условие выживания в эпоху тотальной войны (28).
Примечания
1 Ср. Dieter Wellershof, Mit Sicherheit. Neue Sicherheitspolitik zwischen gestern und morgen, Bonn 1999 [Д.Веллерсхоф. Наверняка. Новая политика безопасности между прошлым и будущим. Бонн, 1999]
2 Ср. John Mueller, Retreat from Doomsday. The Obsolescence of Major War, New York 1989.
3 Ср. Heidelberger Institut für Internationale Konfliktforschung, Konfliktbarometer 2002, Heidelberg 2003 [Гейдельбергский институт исследования конфликтов. Барометр конфликтов за 2002 год. Гейдельберг, 2003]
4 Ср. Michael T. Klare&Peter Kornbluh, Low Intensity Warfare. Counterinsurgency, Proinsurgency and Antiterrorism in the Eighties, New York 1987.
5 Ср. Christopher Daase, Kleine Kriege – große Wirkung. Wie unkonventionelle Kriegsführung das internationale System verändert, Baden-Baden 1999 [К.Даазе. Малые войны – большое воздействие. Как нетрадиционные методы ведения войны изменяют международную систему? Баден-Баден, 1999]
6 Ср. Herfried Münkler, Die Neuen Kriege, 6. Auflage, Hamburg 2003 [Х.Мюнклер. Новые войны. 6-ое изд., Гамбург, 2003]
7 Там же.
8 Ср.: IP 02/2004.
9 Ср. Ulrich Schneckener, Transnationale Terroristen als Profiteure fragiler Staatlichkeit, SWP-Studie S 18, Berlin, Mai 2004, S. 15 ff. [У.Шнеккенер. Транснациональные террористы извлекают выгоду из неокрепшей государственности. Исследование Фонда «Наука и политика» С-18, Берлин, май 2004, с. 15 и сл.]
10 Там же.
11 Более подробно об этом: Mathias Albert, Entgrenzung und internationale Beziehungen: der doppelte Strukturwandel eines Gegenstands und seines Faches, in: Gunther Hellmann/Klaus Dieter Wolf/Michael Zürn (Hrsg.), Die neuen Internationalen Beziehungen. Forschungsstand und Perspektiven in Deutschland, Baden-Baden 2003, S. 555 ff. [М.Альберт. Ликвидация границ и международные отношения: двойные структурные изменения предмета и его научной дисциплины. B: Г.Хелльманн/ К.Вольф/ М.Цюрн (изд.). Новые международные отношения. Cостояние исследований и их перспективы в Германии. Баден-Баден, 2003, с. 555 и сл.]
12 Ср. на эту тему Ernst-Otto Czempiel, Kluge Macht. Außenpolitik für das 21. Jahrhundert, München 1999, S. 17-67. [Чемпиль. Умная сила. Внешняя политика для 21-го столетия, Мюнхен, 1999, с. 17-67]
13 Ср. Michael Zürn, Regieren jenseits des Nationalstaates, Frankfurt am Main 1998. [М.Цюрн. Правление за гранью национального государства. Франкфурт-на-Майне, 1998]
14 Фундаментальную оценку дает Harald Müller, Amerika schlägt zurück. Die Weltordnung nach dem 11. September, Frankfurt am Main 2003, S. 72 ff. [Х.Мюллер. Америка наносит ответный удар. Миропорядок после 11 сентября. Франкфурт-на-Майне, 2003, с. 72 и сл.]
15 Ср. Richard A. Clarke, Against All Enemies. Der Insiderbericht über Amerikas Krieg gegen den Terror, Hamburg 2004, S. 321 ff. [Р.Кларк. Против всех врагов. Рассказ инсайдера о войне Америки с террором. Гамбург, 2004, стр. 321 и сл.]
16 Ср. Lothar Brock/Bruno Schoch, Was ist das Neue am internationalen Terrorismus?, in: Friedensgutachten 2002; S. 33 ff. [Л.Брок/Б.Шох. Что нового в международном терроризме? B: Заключение о состоянии мира в 2002 году, стр. 33 и сл.]
17 Ср. Peter Waldmann, Terrorismus. Provokation der Macht, München 1998. [П.Вальдманн. Терроризм. Провокация власти. Мюнхен, 1998]
18 Ср. Stefan Bisam/Uwe Gerstenberg, Neue Sicherheitsstrukturen als Antwort auf terroristische Anschläge, in: Kai Hirschmann/Christian Leggemann (Hrsg.), Der Kampf gegen den Terrorismus. Strategien und Handlungserfordernisse in Deutschland, Berlin 2004, S. 320. [Ш.Бизам/У.Герстенберг. Новые структуры безопасности как ответ на теракты. B: Кай Хиршманн/Кристиан Леггеманн (изд.) Борьба с терроризмом. Стратегии и необходимые действия в Германии. Берлин, 2004, стр. 320]
19 Ср. Harald Müller, Amerika schlägt zurück. Die Weltordnung nach dem 11. September, Frankfurt am Main 2003, S. 71 ff. [Х.Мюллер. Америка наносит ответный удар. Миропорядок после 11 сентября. Франкфурт-на-Майне, 2003, с. 72 и сл.]
20 Ср. Peter Hünseler, Grundzüge einer Weltsicht islamischer Fundamentalisten, in: Kai Hirschmann/Christian Leggemann (Hrsg.), Der Kampf gegen den Terrorismus. Strategien und Handlungserfordernisse in Deutschland, Berlin 2004, S. 18-40. [П.Хюнзелер. Основные черты мировоззрения исламских фундаменталистов. B: К.Хиршманн/К.Леггеманн (изд.) Борьба с терроризмом. Стратегии и необходимые действия в Германии. Берлин, 2004, с. 320]
21 Ср. Ernst-Otto Czempiel, Weltpolitik im Umbruch. Die Pax Americana, der Terrorismus und die Zukunft der internationalen Beziehungen, 4. Auflage, München 2003, S. 50. [Чемпиль. Перелом в мировой политике. Мир по-американски, терроризм и будущее международных отношений. 4-ое издание, Мюнхен, 2003, с. 50]
22 Ср. Bob Woodward, Bush at War. Amerika im Krieg, Stuttgart/München 2003, S. 100 ff. [Вудвард. Буш на войне. Америка ведет войну. Штутгарт/Мюнхен, 2003, с. 100 и сл.]
23 Ср. Harald Müller, Amerika schlägt zurück. Die Weltordnung nach dem 11. September, Frankfurt am Main 2003, S. 72 ff. [Х.Мюллер. Америка наносит ответный удар. Миропорядок после 11 сентября. Франкфурт-на-Майне, 2003, с. 72 и сл.]
24 Ср. Richard A. Clarke, Against All Enemies. Der Insiderbericht über Amerikas Krieg gegen den Terror, Hamburg 2004, S. 321 ff. [Р.Кларк. Против всех врагов. Рассказ инсайдера о войне Америки с террором. Гамбург, 2004, стр. 321 и сл.]
25 Ср. Lothar Brock/Bruno Schoch, Was ist das Neue am internationalen Terrorismus?, in: Friedensgutachten 2002; S. 33 ff. [Л.Брок/Б.Шох. Что нового в международном терроризме? Опубликовано в: Заключение о состоянии мира в 2002 году, с. 33 и сл.]
26 Ср. Peter Waldmann, Terrorismus. Provokation der Macht, München 1998. [П. Вальдманн. Терроризм. Провокация власти. Мюнхен, 1998]
27 Ср. Bob Woodward und Hermann Simon, Terrorismus: Bremse des Welthandels, in: Internationale Politik, 6/2002, S. 17-22. [Б.Вудвард, Х.Симон. Терроризм: тормоз мировой торговли. IP 06/2002, c. 17-22]
28 Ср. Hans J. Morgenthau, The Problem of the Nationale Interest, in: Dilemmas of Politics, Chicago 1958, S. 74.
Проф. Вернер Вайденфельд,
издатель «Internationale Politik»,
директор Центра прикладной политологии (CAP) Мюнхенского университета, член Правления Фонда им.Бертельсмана,
Гютерсло
Новое лицо Европы
Бывают моменты, требующие глобального взгляда на вещи. Принятие Европейским Советом 18 июня 2004 года в Брюсселе Европейской Конституции было одним из таких моментов. Едва саммит закончился, начались гонки бюрократов и бухгалтерских математиков, которые с виртуозной въедливостью принялись искать в набранных петитом сносках возможные трудности. Редко калькуляторы в руках евро-аналитиков работали столь напряженно. И за этим занятием они в значительной мере утратили ощущение масштабности принятого политического решения о Конституции Европы.
Лишь с четвертого захода в течение полувека европейцам удалось ввести свою интеграцию в конституционные рамки:
- В начале 50-х годов на уровне парламентов – в качестве общего зонтика для Европейского объединения угля и стали (EGKS/ЕОУС) и Европейского оборонного сообщества (EVG/ЕОС) – был разработан проект конституции Европейского политического сообщества (EPG/ЕПС). Но после развала ЕОС потерпела неудачу и эта амбициозная попытка принятия конституции. В то же время она дала старт переговорам, приведшим к заключению Римских договоров.
- В 1962 году неудачей окончилась попытка создания Политического Союза, известная под названием «планов Фуше». Вместо этого в 1963 году был подписан Германо-Французский договор о дружбе.
- После того как в 1979 году были проведены первые прямые выборы в Европейский парламент, он стал своего рода европейским конституционным собранием. Под руководством итальянца Альтиеро Спинелли Европарламент в течение многих лет разрабатывал проект Конституции. Но принятый Европарламентом текст затем как-то завис в национальных органах государств-членов. Тем не менее, эта работа не была бесплодной. Инициатива Спинелли стала одним из импульсов для разработки Единого европейского акта, завершившего создание единого рынка Европы.
Итак, попытки принятия общеевропейской конституции трижды приводили к болезненным неудачам. Затем европейцы безуспешно пытались решить ключевые вопросы интеграции в договорах, подписанных в Маастрихте, Амстердаме и Ницце. На термин «конституция» в европейской политике практически было наложено табу. Европа, очевидно, тогда еще не созрела для принятия основополагающих решений о своей архитектуре и распределении полномочий.
Этот исторический обзор создает некую дистанцию, необходимую для понимания истинного масштаба нынешнего шага Европейского Союза.
Какие же факторы позволили теперь преодолеть барьеры, в течение десятилетий казавшиеся непреодолимыми? Таких факторов несколько:
- Европейская интеграция – это теперь не просто красивый, но довольно несущественный орнамент для политики. Благодаря делегированию и сочетанию полномочий она стала стержнем всей архитектуры политической власти.
- Раз интеграция достигла столь высокого уровня, то это значит, что дееспособность и легитимация европейских структур отвечают собственным интересам всех партнеров. Никакие национальные амбиции не предполагают стихийного разрастания интеграции и беспомощных блужданий без ясных ориентиров.
- В процессе стремительного расширения возникает большое политико-географическое пространство, требующее установления надежного порядка, опирающегося на общие принципы.
Европа, берущая на себя все новые функции и словно магнит притягивающая к себе новых членов, прямо-таки жаждет гарантий стабильности. Европа – это уже не предмет мечтаний и патетических заявлений, а источник общественных благ, к которым предъявляются строгие требования. Европейский Союз попытался воплотить в Конституции императив дееспособного и надежного порядка. Благодаря этому интеграция не только становится более эффективной – прежде всего она приобретает новый политический масштаб.