4/2004 = Дорогие читатели!

Вид материала

Документы

Содержание Последствия для науки и политики Имперский проект Разделенная нация Обучаема ли нация?

Подобный материал:

• 3/2004 = Дорогие читатели!, 2152.28kb.
• Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
• 5/2004 = Дорогие читатели!, 4812.92kb.
• 6/2004 = Дорогие читатели!, 1264.03kb.
• 2/2004 = Дорогие читатели!, 3176.46kb.
• Дорогие читатели!, 1261.22kb.
• Дорогие читатели! Вы держите в руках праздничный номер литературно-художественного, 221.38kb.
• Содержание: Обзоры и рецензии стр. 3-12, 276.96kb.
• Дорогие читатели!, 1764.59kb.
• Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.

Ближний и Средний Восток как новый центр мировой политики

Последствия для науки и политики


Канцлер Федеративной Республики Германия и президент США сделали Ближний и Средний Восток центром «германо-американского союза в ХХI-м веке»; НАТО и «большая восьмерка» в июне в первую очередь занимались пока еще зачаточными трансатлантическими планами касательно Большого Среднего Востока. Все это подчеркивает, что Ближний и Средний Восток в ближайшие годы, если не десятилетия, будет находиться в центре полемики и международных геополитических усилий по установлению миропорядка, а тем самым в значительной степени определять и европейско-американские отношения.

Даже если границы региона точно не определены - в любом случае мы говорим о Северной Африке, о государствах Машрека (Израиль и его соседи), о Персидском заливе и Аравийском полуострове, а также об Афганистане, - ближневосточная политика во многом приобретет столь же важное значение, как во времена «холодной войны» тактика поведения Запада по отношению к Центральной и Восточной Европе. Это повлияет на рост интереса к региону со стороны общественности и поставит новые требования перед наукой и политическими организациями, занимающимися связями Германии с ее международным окружением.

Ученые, специализирующиеся на отдельных регионах, будут приветствовать рост общественного интереса к странам, которые они исследуют, - даже если им, возможно, не понравится, что «их» регион еще в большей степени, чем раньше, станет объектом международной политики. С некоторых пор растут продажи книг, посвященных Ближнему и Среднему Востоку, увеличивается число студентов, которые хотят изучать восточные языки, исламоведение или политику, общество и экономику арабского Ближнего Востока. Однако профессора и ученые, которые считают эти вопросы своей профессиональной вотчиной, должны уяснить, что у них появится все сильная конкуренция. Центральное значение Ближнего и Среднего Востока как сцены международной политики означает, что любой уважающий себя депутат Бундестага, любой заместитель главного редактора и каждый штатный или внештатный консультант по внешней политике в какой-то мере также становятся экспертами по Ближнему Востоку или, по крайней мере, должны уметь сказать что-то членораздельное на эту тему. При этом знание региона будет полезно, но оно будет столь же незначительным условием, как это было раньше, во время дебатов по поводу стратегии Запада в отношении Советского Союза.

Наука

Для науки и научной бюрократии это имеет двоякое значение. Во-первых, ученые, основательно знающие культуру, языки, историю, политику или общественное устройство стран Ближнего и Среднего Востока, не должны оспаривать полномочия политики, когда она требует действий, не владея «настоящими» представлениями о ближневосточных отношениях; представителям науки следует самим дополнительно учиться. Если регион станет центральным объектом внешней политики, то изучающей его науке необходимо лучше разбираться во внешней политике и политике безопасности. Если специалисты по арабскому Ближнему Востоку впредь не будут знать, как распределена внешнеполитическая компетенция в рамках Европы или какую роль играет НАТО в Средиземном море, то вряд ли они могут надеяться на сохранение своего лидирующего положения в том, что касается объяснения ситуации на Ближнем и Среднем Востоке или вообще занять таковое в конкуренции с так называемыми «генералистами» в области внешней политики.

Во-вторых, университетам следует, наконец, уяснить для себя важность региона; в этом пункте они плетутся далеко позади политики. Конечно, мы, в Германии, никогда не достигнем стандарта США, где почти в каждом респектабельном университете существует Центр Среднего Востока, имеющий как минимум одну кафедру политики или международных отношений. Германии совсем не обязательно идти именно таким путем. Однако в германских университетах современные общественно-научные представления о регионе по-прежнему являются «пасынком». Правда, в Германии есть две кафедры, которые по определению должны заниматься политикой современного Переднего Востока. Одну из них, в Эрлангене, возглавляет историк, и это хорошо уже потому, что у нас в преподавании новейшей истории региона существуют серьезные дефициты: университет вольного и ганзейского города Гамбурга недавно законсервировал соответствующую кафедру.

Вторая из этих кафедр находится в Берлинском Свободном университете. Здесь еще два года тому назад существовало действительно что-то вроде междисциплинарного центра для получения образования с соответствующей специализацией по региону, где студенты могли слушать востоковедов и специалистов по исламу, но одновременно сдавать выпускные экзамены по экономическим или политическим наукам. Но для кафедры экономики Переднего Востока не нашлось нового руководителя; кафедра политики после выхода на пенсию ее заведующего год оставалась незанятой, теперь вновь объявили конкурс на замещение вакантной должности, но ранжировали ее уже ступенькой ниже: вместо профессорской ставки C4 объявлен конкурс на замещение должности заведующего кафедрой со ставкой C3. На нее также будет достаточно претендентов, хотя и не обязательно из «первого эшелона». Потенциальные работодатели во многих учреждениях, оказывающих влияние на германскую внешнюю политику или участвующих в ее формировании, справятся с «девальвацией» ситуации в нынешней системе образования. В конце концов, найдутся молодые германские кадры, получившие соответствующее специальное образование в Великобритании или во Франции. Однако не должно ли существовать именно в столице, в Берлине, соответствующее образование на уровне университета, использующее близость к центру управления внешней политикой, к парламенту и иностранным посольствам и учитывающее переменчивые специальные нужды внешней политики?


Политика

Политика и администрация также должны переосмыслить свои приоритеты. При этом речь идет не только о том, что в министерстве иностранных дел или в министерстве экономического сотрудничества и развития, в политических фондах, во внешнеполитических институтах или в Бундестаге требуется бóльшая компетентность в отношении региона Ближнего и Среднего Востока. Большинство этих организаций это уже очень хорошо поняли. Здесь, пожалуй, важнее то, что возрастающее значение арабского мира и Среднего Востока отражается также на качестве персонала и на том значении, которое придают в этих организациях месту Ближнего Востока. Короче говоря, если действительно Ближний и Средний Восток будет доминировать в усилиях по формированию мировой политики и в отношениях с нашими важнейшими союзниками на годы вперед, то именно лучшие люди должны осуществлять соответствующие функции как в центре, так и за рубежом. Время, когда должности послов на Ближнем и Среднем Востоке охотно раздавали дипломатам, которым не находилось применения в другом месте - вероятно, следует особо оговорить, что здесь, конечно же, всегда были исключения – должно навсегда уйти в прошлое. Действительно, с тех пор, как Йошка Фишер руководит министерством иностранных дел, в этом отношении произошла (по крайней мере, во главе ведомства) стратегическая перестройка: несколько важных должностей в регионе и в соответствующих отделах и секторах на Вердершенмаркт (прим. пер.: там расположено Германское министерство иностранных дел) заняли блестящие профессионалы; советниками в окружении министра стали люди, которые понимают всю комплексность проблем региона, а нередко имеют также и опыт работы на Ближнем Востоке или в арабских странах. Вновь созданный Отдел диалога с исламом тоже, кажется, обещает стать успешно развивающимся проектом, несмотря на ужасное название (партнером по диалогу является не «ислам», а отдельные мусульмане или - уж если по сути - мусульманские общества).

Политические фонды, культурные центры им. Гете и Германская служба академических обменов также проводят очень хорошую работу в Северной Африке и на Ближнем и Среднем Востоке, используя при этом относительно малые средства. Руководящие структуры некоторых фондов поняли, что регион на долгое время будет находиться в центре внимания мировой политики. Фонд «зеленых» им. Генриха Бёлля, например, усиливает свою деятельность на арабском Ближнем Востоке путем открытия своего филиала в Бейруте; фонд «либералов» им. Фридриха Науманна планирует открыть новый офис в Алжире. Однако проблематичным остается вопрос адекватного использования головным руководством всех этих организаций результатов экспертного анализа региона, которыми они располагают. Работа в Северной Африке или на Ближнем Востоке часто рассматривается как хобби, а не как важная ступень карьерной лестницы в своей организации. На самом же деле опыт, приобретенный в ходе долгосрочного сотрудничества этих организаций с местными общественными и политическими группами (и приобретаемый ежедневно), является важным элементом «лучшего понимания региона», которым охотно похваляется германская (и европейская) внешняя политика перед американской. Чтобы разработать стратегию безопасности, экономико-политические или культурно-политические стратегии по отношению к региону, базирующиеся не только на добрых, но и на эмпирически обоснованных намерениях, нужно будет поддерживать и развивать эти знания.


Проф. Норман Бирнбаум,

Georgetown University Law Center (Вашингтон),

советник Progressive Caucus в Конгресссе США


Имперский проект

Америка после войны в Ираке: итоговый баланс


Вне зависимости от того, что произойдет в ближайшие месяцы, тем американцам, которые сохранили свои способности к критическому анализу происходящего, будет трудно кривить душой, опровергая практически очевидную истину: война в Ираке проиграна. То, что было задумано как освобождение иракского народа, превратилось в войну, где основная задача оккупационных властей состоит в том, чтобы защитить самих себя от врага, которого американские генералы очень часто не могут даже идентифицировать, и которого они наверняка не смогут победить. Битва за Фаллуджу кончилась тем, что контроль над городом был передан офицерам БААС и суннитским повстанцам, и сделал это американский генерал, изначально действовавший на свой страх и риск ради спасения жизни своих солдат. Битва за Наджаф, священный город шиитов на юге страны, на какое-то время была прервана локальным перемирием, и договоренность об этом была достигнута с тем самым имамом, которого американские войска должны были арестовать или даже убить.

Протесты тех, кто настаивал на ведении войны до окончательной победы, не заставили президента Джорджа Буша дать американским генералам приказ возобновить крупномасштабные операции. Однако поразительным событием последних месяцев - если не считать скандала вокруг пыток - стали голоса, не разделяющие официальную точку зрения, которые все более громко раздаются в вооруженных силах, в среде политического истеблишмента, в ЦРУ и госдепартаменте. Иногда от собственного имени (это относится особенно к командующим на местах), иногда анонимно некоторые лица, ответственные за принятие политических решений, подвергали критике стратегию и тактику всей антииракской кампании. Некоторые передали в руки прессы информацию и документы. Некоторые газеты и телеканалы постепенно поумерили свою сдержанность в отношении критики правительства. Эта сдержанность - с тех пор, как в Белом доме было принято решение о начале войны, - серьезно выхолостила понятие «свободной прессы».

Даже Конгресс и Сенат, члены которых уклонялись от своего долга контролировать президента и задавать ему неудобные вопросы (примечательное исключение составляет пара народных представителей, которых до начала операции против Ирака систематически игнорировали или безжалостно унижали в прессе), снова подают признаки жизни.

Без сомнения, публикация фотографий, изображающих, как американские солдаты пытают иракцев, открыла глаза многим гражданам и устыдила их. Но столь же важным было и иракское сопротивление, которое однозначно доказало - если доказательства этому вообще требовались - что власть США не распространяется на улицы иракских городов. Это могло бы стать уроком, который следует учесть в других проблемных регионах Земного шара, и действовать в соответствии со сделанными из него выводами. И именно это является мотивом тех, кто вынуждает президента к продолжению кампании любой ценой. Однако общественность, поначалу разделявшая эту позицию, сегодня отходит от нее.

Фотографиям пыток и проигранным боям на улицах иракских городов предшествовал один эпизод, который привлек к себе большое внимание. Комментатор Тэд Коппель, чья программа «Nightline» постоянно идет в вечернем эфире телеканала, решился показать снимки убитых солдат и зачитать их имена. До этого правительство пыталось представить войну «чистой», отказывая в разрешении фотографировать прибытие гробов с погибшими в Ираке солдатами или снимать тысячи раненых в военных госпиталях. Президент Буш демонстративно избегал принимать участие в похоронах кого-либо из погибших в иракской войне. То, что тысячи, а очень может быть, и десятки тысяч иракцев погибли в этой войне, интересует так или иначе только церковные общины и те группы, которые говорят от имени светской совести нации - хотя и активное меньшинство, но все-таки меньшинство. Однако то, что правительство совершенно сознательно пыталось умалить страдания нормальных американских семей, оскорбило и не склонных к рефлексии, патриотически настроенных американцев, среди которых у все большего количества возникает чувство, что их чувством гордости нацией и их верой в независимость и безупречность политиков злоупотребили.


Разделенная нация

Нация по-прежнему глубоко расколота. Верные слуги президента в средствах массовой информации и большое количество республиканцев - членов Конгресса и Сената, считающих, что их политическая судьба тесно переплетена с президентской, отреагировали на растущую критику усилением клеветнической кампании против своих оппонентов, обвиняя их - в случае, если они высказывают сомнения в целесообразности ведения войны, - в пособничестве врагу и предательстве собственной армии. Образованные циники, разрабатывающие стратегию Белого дома, играли на мощных резервах авторитарного мышления и шовинизма американской нации. Однако некоторые республиканцы, например, сенаторы Чак Хагель, Ричард Г. Лугар, Джон Мак Кейн и Джон В. Вернер, понимают свои обязательства перед избирателями таким образом, что считают критику Белого дома своим долгом. Непревзойденная надменность министра обороны Дональда Рамсфельда испугала даже тех, кто раньше превозносил его решительность и мастерство.

Изменение установки нагляднее всего проявляется в реакции демократов. Со времен «холодной войны» неотъемлемой составной частью аргументации республиканцев являлся тезис о том, что демократы капитулируют перед вызовами, с которыми сталкивается нация. Однако именно демократы начали «холодную войну», основали НАТО, вели войны в Корее и во Вьетнаме, поддерживали успешные государственные перевороты в Бразилии, Греции, Индонезии и Иране и предприняли спланированное при президенте Дуайте Д. Эйзенхауэре бесславное вторжение в районе Плайя Хирон. Многие из них одерживали верх над Ричардом Никсоном, Джерольдом Фордом и Генри Киссинджером, когда те пытались заключить договор о контроле над вооружениями и встать на путь своего рода сосуществования с Советским Союзом.

Тем не менее демократов постоянно высмеивали, публикуя карикатуры психосексуального характера и пытаясь выставить их слабыми. Президент Рональд Рейган однажды объявил, что «мы снова тверды и уверены в себе, нас не согнуть». Ввиду общеизвестных страхов многих американских мужчин в отношении своей потенции, можно сделать вывод, что анатомическое заключение имело двойное значение. Девиз республиканцев звучит как «мак-говернизм», они используют это слово для описания слабости демократов с того момента, как Джордж Мак-Говерн в 1972 году выступил против Никсона и высказался за полный вывод войск из Вьетнама. При этом сам Мак-Говерн был героем войны, пилотом-бомбардировщиком, за плечами которого не одна опаснейшая операция на европейском театре военных действий времен второй мировой войны. Однако демократам не удалось образовать единого фронта против этих клеветнических нападок. Они настаивали на том, что партия должна дистанцироваться от уступчивости в вопросах национальной обороны, и этот стиль господствовал в партии с конца войны. Он был тесно связан с оборонительной позицией демократов в отношении военного союза с СССР и с кампанией, которая развернулась с началом «холодной войны» и была направлена против любой формы социальной критики, а также шельмования любого политического уклонизма как «коммунизма».

После распада Советского Союза врагом стали исламисты, и дискуссии о том, как справиться с ними, удивительным образом заимствуют аргументы из прошлого «холодной войны», хотя международный контекст сегодня коренным образом изменился. Возможно, это своего рода способ косвенным образом дать понять, что США и их элиты настолько зациклены на самих себе и страдают историческим нарциссизмом в такой степени, что реальный мир по ту строну их границ значит для них меньше, чем их собственные идеологические битвы. Во всяком случае, сегодня голос демократов в критических высказываниях по поводу войны становится все громче.

Политическая фигура, которая терзается всеми этими противоречиями, - это Джон Керри. Как раз занимающий идеальную позицию, чтобы выступать против президента, который (как и вице-президент) сумел уклониться от службы во Вьетнаме, Керри, герой вьетнамской войны, занимает на редкость мягкую позицию. В Сенате он, как и большинство демократов, голосовал за войну, поскольку - как и его товарищи по партии - опасался в противном случае получить клеймо «непатриота». С тех пор он не сумел выработать четкую наступательную линию. Керри критикует некомпетентность президента и заявляет, что он бы починил треснувшие союзы. Однако призывая НАТО взять на себя ответственность в Ираке, он по-попугайски повторяет тезисы Белого дома, который ни интеллектуально, ни психологически не справляется с тем фактом, что европейская общественность и правительства важнейших европейских стран отвергают войну.

Одна из причин дилеммы Керри кроется в зависимости демократов от произраильского лобби, и это касается как голосов избирателей в штатах Калифорния и Нью-Йорк, так и большой части пожертвований. Керри оказал поддержку израильскому премьер-министру Шарону, не выступив в качестве сторонника «взвешенного подхода» на Ближнем Востоке - выражение, которое неприемлемо для произраильского лобби даже тогда, когда очевидно, что оно употребляется неискренне. Израильское правительство полагает - и совершенно справедливо - что уход американцев из Ирака стал бы ощутимым поражением для его американских помощников и для самого Израиля. В этом кроется еще одна причина того, что кандидат, идя на определенный риск в том, что касается его убедительности и способности мобилизовать большой электорат, готовый проголосовать за него, в настоящее время не в состоянии предложить что-либо серьезное относительно того, как Соединенные Штаты могли бы выпутаться из ситуации хаоса в Ираке.

Но наверняка есть и еще одно обоснование. Керри мог бы позволить Бушу скатываться по наклонной плоскости политического саморазрушения и предоставить другим, например, бывшему вице-президенту Эллу Гору и сенатору Эдварду Кеннеди, в лоб атаковать президента. Это позволило бы Керри в последние месяцы предвыборной борьбы, сентябре и октябре, сыграть на ослаблении позиций нынешнего президента. Это - один из возможных сценариев развития событий, однако в данный промежуток времени политическая педагогика, которую ожидают от политика, претендующего на роль лидера, состоит преимущественно в том, что она в общем и целом отсутствует. Другими словами, оппозиционная партия, при всех различиях в высказываниях, разделает с республиканцами точку зрения, согласно которой Соединенные Штаты Америки имеют право и даже обязаны (на языке американцев это обычно называется ответственностью) господствовать над миром, даже если большая часть этого мира думает (и действует) иначе. В эти рамки вписалось и заявление Керри своим избирателям, что он, будучи президентом, восстановит сотрудничество американской нации с другими государствами в целом и с европейскими союзниками в особенности.


Обучаема ли нация?

Итак, это то, что можно сказать к данному моменту времени, бросив поверхностный взгляд на нашу тему. Можно ли распознать под этим верхним слоем более глубокие течения? Научилась ли американская нация чему-нибудь в результате политической и моральной катастрофы, в которую завел ее президент, вдохновленный вначале проявлениями одобрения со стороны своих соотечественников? Способна ли американская нация на данной стадии ее истории действительно научиться чему-либо? Какие выводы на будущее можно извлечь из ответов, которые мы дадим на эти вопросы?

Позвольте мне начать с причин, которые приводились президентом и его сторонниками в качестве обоснования войны против Ирака. Их бесстыдную ложь о наличии оружия массового уничтожения в Ираке и не менее скандальные домыслы о связях между режимом партии БААС и исламистскими группировками очень легко объяснить. Заместитель министра обороны Пол Волфовиц сам признал, что это было удобной отговоркой. Когда в начале «холодной войны» президент Гарри С. Трумэн советовался с Конгрессом о том, как можно было бы убедить общественность в необходимости повторной мобилизации ресурсов и средств для восстановления Европы, сенатор Артур Ванденберг, «мозговой центр» республиканцев по внешнеполитическим вопросам, дал ему такой совет: «Как следует припугни их, Гарри». Нынешний президент считает себя носителем высшей истины, в сравнении с которой незначительная ложь представляется именно таковой - не имеющей значения. Чтобы конкретно представить свою концепцию миссии США по спасению заблудшего и падшего мира, президент потребовал геополитическую карту.

Представленность американских вооруженных сил в 130 странах мира имеет своим следствием то, что «менеджеры» нашей внешней политики располагают большим количеством карт. Значение Ирака бросается в глаза. Саудовская Аравия занимает все более негативную позицию относительно дислокации там американских военных сил, а более мелкие государства Персидского залива слишком малы. Афганская кампания предоставила столь желанное обоснование для размещения американских вооруженных сил в ряде стран Центральной Азии, из которых ни одна не замечена в приверженности демократии, соблюдении прав человека или отсутствии коррупции на правительственном уровне. С точки зрения наших имперских «менеджеров», Турция независима сверх всякой меры и поэтому не может служить в качестве важной опорной базы. Израиль предоставляет Хайфу в качестве базы для военно-морского флота, а также - при наличии соответствующего запроса - и возможность использования территории, но стоимость размещения там крупного американского военного контингента была бы весьма значительной, высокими были бы также уязвимость (из-за нападений) и вероятность того, то Израиль, объединившись со своими союзниками в США, может попытаться выдвинуть условия для дислокации американских вооруженных сил. Центральное географическое положение Ирака на Ближнем Востоке - между Средиземным морем и Центральной Азией - очевидно. Несколько десятилетий Ирак получал американскую помощь после проигранной войны против Ирана; использование послушного иракского режима в качестве полюса, противоположного иранскому, является одним из преимуществ, позволявших надеться на успех кампании. Джордж Буш-старший не пришел на помощь шиитам, которые в 1991 году восстали против побежденного Саддама Хусейна и были уничтожены на глазах американской армии: успех шиитов означал бы слишком значительный рост иранского влияния в Ираке.