4/2004 = Дорогие читатели!

Вид материалаДокументы

Содержание


Обманчивая видимость
Сделать Восток более западным!
Книжная критика
Faleh A. Jabar. The Shi'ite Movement of Iraq. London: Saqi, 2003, 391 с.
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

Обманчивая видимость

Гости из соседних государств, которых влечет в Алматы, бывшую столицу и экономический и финансовый центр на юге страны, испытывают шок. Алматы, самый большой город Казахстана с 1,2 миллионом человек, за последние годы превратился в метрополию Центральной Азии. На севере Астана, ставшая с 1997 года столицей, тоже переживает строительный бум. Города Атирау и Актау на Каспийском море, на западе Казахстана, где сконцентрирована нефтяная промышленность, также постепенно наживаются на растущих доходах от продажи нефти, которые уже неплохо пополняют государственный бюджет. Однако видимость обманчива. Хотя темпы экономического роста составляют почти 10% в год, главным образом благодаря растущему производству нефти, вне этих городов благосостояние пока не особенно чувствуется. Ежемесячный среднедушевой доход составляет лишь около 140 долларов, что, однако, ставит Казахстан в первые ряды в Содружестве независимых государств (СНГ), куда входят бывшие советские республики (без Прибалтики). В сравнении с этим ежемесячная средняя заработная плата в Кыргызстане составляет менее 30 долларов. Системы здравоохранения и образования остаются все еще ниже советского уровня; повсеместно распространена коррупция.

В июне 2004 года несколько неправительственных организаций, выступавших с обвинениями в недостатке прозрачности при обзоре и использовании доходов от нефти, создали коалицию с целью убедить казахское правительство в необходимости представлять точный отчет. В середине 90-х годов, когда приватизация шла полным ходом, несколько государственных предприятий были приобретены иностранными фирмами на весьма выгодных условиях, в связи с чем неофициально ходили слухи о даче взяток. Амнистия капитала летом 2001 года вернула в страну 500 миллионов долларов.

«Национальный фонд», основанный в августе 2000 года, спустя месяц после открытия Кашагана, уже служит в качестве «сберегательной кассы» для этих «нефтяных» денег и защиты от колебаний цен на рынках сырья. До конца года там должны быть аккумулированы четыре миллиарда долларов. Однако решение об использовании денег принимает президент.

Но президент Назарбаев, возможно, в скором времени больше не будет идеальным исполнителем этой роли. В октябре 2004 года в Нью-Йорке должен начаться процесс против бывшего американского советника президента, который обвиняется в коррупции. Джеймсу Джиффену инкриминируется то, что он получил 78 миллионов долларов от нефтяных кампаний и внес их на счета высоких казахских правительственных чиновников в Швейцарии. Среди них есть якобы и счет Назарбаева. Если в процессе, получившем название «казахгейт», дело дойдет до обвинительного приговора, то это станет тяжелым ударом для реноме президента и может иметь серьезные внутриполитические последствия.

Следующим минусом для Казахстана является чрезмерное сосредоточение страны на поддержке своих нефтяных месторождений в ущерб другим отраслям экономики. Приблизительно 80% всех направленных с 1991 года иностранных инвестиций, которые в целом составляют 25 миллиардов долларов, поступили в нефтяной и газовый сектор. Хотя сегодня существует амбициозная программа создания промышленного сектора, экономика еще недостаточно диверсифицирована, чтобы в долгосрочной перспективе избежать пользующейся дурной славой «голландской болезни».


Силке Темпель,

ближневосточный корреспондент швейцарского журнала «FACTS»,

преподает в Стэнфордском университете в Берлине и Пало Альто


Сделать Восток более западным!

Призыв к уверенности в проведении ближневосточной политики


Выдвинув инициативу Большого Ближнего Востока, США и Европа предпринимают новое наступление с целью проведения реформ на Ближнем и Среднем Востоке. Шансы на успех в лучшем случае неопределенны, так как по-прежнему не учитываются существенные предпосылки: процесс реформ - это, может быть, самое главное средство в борьбе против исламского фундаментализма. Однако диалог должен состояться вообще без фундаменталистов, поскольку с тоталитарными движениями, каковым является радикальный исламизм, никакие компромиссы невозможны.

Чтобы воспрепятствовать набору молодого пополнения террористов из пакистанских медресе или благотворительных структур фундаменталистов, правительства соответствующих стран - с помощью Запада - должны начать «социальное наступление»: укрепить, сделать более сплоченной и увязанной социальную систему и создать образовательные учреждения, прививающие критическое мышление вместо религиозной индоктринации.

При этом Западу нельзя проявлять малодушие: в конечном счете реформы нацелены на введение «западной политической системы», а именно демократии. «То, что «арабский мир» сопротивляется «навязанной извне общественной системе», - это чистой воды самозащитное утверждение арабский правителей, опасающихся потерять собственную власть. Демократию, которая первоначально была «западной» политической моделью, уже давно переняли незападные общества - без губительных последствий для собственной культуры; вне всякого сомнения, эта модель применима и к арабскому миру.

Широкие слои арабского населения это знают и в своих требованиях реформ идут зачастую дальше европейцев и американцев. Западные партнеры по проведению реформ должны взять за основу именно это и вести диалог о реформах с независимыми неправительственными организациями - по большей части против соответствующих правительств.

После встречи «большой восьмерки» в начале июня 2004 года мало что осталось от далеко идущих целей американского правительства и «начала процесса освобождения от Марокко до Афганистана». По теме палестино-израильского конфликта существует лишь не имеющая обязательной силы ссылка на «Дорожную карту», на первом этапе реализации которой - прекращении огня - и израильтяне, и палестинцы снова и снова терпят фиаско. В остальном же европейцы настаивали на том, что государствам «нельзя навязывать какой-либо определенной общественной системы», поскольку «успешные реформы не могут и не должны определяться извне».

Подходы европейцев и США могут быть различными, но в одном пункте они едины: политические, экономические и социальные реформы - лучшее средство против исламистского фундаментализма. «Партнерам по проведению реформ» нужно только прийти к сходной интерпретации корней фундаментализма: он является не движением сопротивления ближневосточной политике Соединенных Штатов Америки, а тоталитарной идеологией, нацеленной против основ современного мира. Фундаментализм ведет ожесточенную борьбу за отмену государства, а также всех норм и законов, созданных человеком. Единственным законотворцем является Бог, западное право считается порочным.

Исламистский тоталитаризм не преследует конкретных политических целей. Он вынашивает и воспроизводит апокалиптическую версию конца мира. Но до сих пор ни один из так называемых «политических лидеров» таких организаций, как палестинский ХАМАС или «Аль-Каида» не выступил с какой-либо конкретной идеей, например, по борьбе с безработицей - проблемой, существующей в большинстве арабских государств. Как и все поборники тоталитаризма, радикальный исламизм пропагандирует борьбу «избранного народа» (исповедующего ислам) против врага (сионистов, крестоносцев, ренегатов в собственном лагере), которая должна закончиться уничтожением противника. Если после «конечной победы» будет восстановлено «идеальное состояние», и исламский мир вернется в золотой век халифата, то все остальные проблемы решатся сами по себе.

Каждая «победа современности», введение либеральных идей, «турецкой модели» демократического общества означало бы поражение исламизма. Поэтому в Ираке имеет место борьба не только против оккупационных сил США, но и прежде всего против требования установления дееспособной, осуществляемой самими иракцами демократии. Террористические акты, направленные против учреждений ООН, правозащитных организаций или сотрудников иракских служб безопасности являются не произволом, а результатом расчетливого и трезвого плана. Они должны лишить мужества тех, кто участвует в строительстве дееспособного, неисламисткого государства. Каждая реформаторская инициатива вызывает сопротивление огромной силы со стороны исламистов - независимо от того, исходит ли она от американцев или европейцев.

Западу стоить позаботиться о том, чтобы его позиция была четкой и недвусмысленной, чтобы она была правильно понята. (Политическая) борьба против тоталитарного исламизма никоим образом не означает враждебности исламу, поскольку движение, которое не может предложить никаких решений или подходов к решению насущных политических, экономических и социальных проблем, которое, напротив, извлекает выгоду из сохранения статуса-кво - нищеты, недостатка образования и бездарности и недееспособности арабских правителей - в первую очередь наносит ущерб самому исламскому миру.

С тоталитарной, «абсолютной истиной» никакие компромиссы невозможны. Поэтому реформы можно проводить не с исламистами, а только против них. Самым важным было бы лишить их главенствующего права на толкование ислама, которое они себе приписывают. Но это возможно лишь в ходе внутриисламского диалога, который уже ведется на многих уровнях. «Ничто не мешает тому, чтобы объединить западные ценности с исламской культурой», - возражает иранский президент Мохаммед Хатами религиозному лидеру Хамеини.

Диалог Запада с фундаменталистами имеет смысл только в том случае, если они пойдут на принципиальный компромисс - сделать национальную повестку дня выше религиозной и принимать участие в государственной системе в качестве политических партий. Тем не менее, и США, и европейцы должны и здесь оказать давление на соответствующие правительства. Исламистские организации не должны брать на себя задачи, свойственные государству: нельзя, чтобы исламисты содержали собственное вооруженное ополчение, - как ливанская «Хизболла», которая не допускает присутствия регулярных ливанских войск на границе с Израилем. Им не должна быть также предоставлена монополия на благотворительность или образование. Исламистские школы, спортивные клубы и даже детские сады служат не только делу подготовки смены террористов, они являются защитной ширмой для сбора пожертвований во всем мире. А кто же может точно проверить, куда идут собранные в мечетях западных городов средства - для сиротского приюта в секторе Газа или для вооруженной милиции организации «ХАМАС».

Было бы недальновидно победить фундаменталистов в военном отношении и в то же время предоставит им средства для подготовки смены и вдобавок к этому - изрядный «бонус симпатий» у населения. «Полицейская акция» должна сопровождаться «социальным наступлением». Должно быть само собой разумеющимся: требование прозрачности и надежности, выдвигаемое западными государствами в ответ на оказываемую ими финансовую поддержку социальных проектов, - это что угодно, только не распропагандированный арабскими автократами «культурный империализм». К сожалению, западные реформаторские инициативы зачастую имеют фатальный эффект, поскольку они - образно выражаясь – «делают волков пастухами». Как Барселонский процесс, так и инициатива Большого Ближнего Востока ищут «партнеров для реформ» именно среди тех (политических ) элит, которые менее всего заинтересованы в собственном «оскоплении». Поэтому они и сопротивляются «озападниванию». Однако коррупция и диктатура не являются культурными благами, которые стоит защищать; а «озападнивание» - это понятие, основанное на неясных и весьма расплывчатых представлениях.

Турция первой решилась на эксперимент - и действительно радикальная секуляризация турецкого общества, проведенная основателем государства Кемалем Ататюрком, была воспринята в арабском мире как измена собственной культуре, традиции и религии. Лишь избрание религиозного правительства и отказ Анкары разрешить американским войскам войти в Ирак через турецкую территорию снова вернули страну в круг интересов региона после десятилетий ледяного молчания. С некоторых пор арабские средства массовой информации подробно освещают политическое развитие в этой демократической исламской стране.

Что же касается «чуждой общественной системы»: Корану известны методы достижения демократического консенсуса. Согласно принципу «шуры», каждое правительство обязано «спрашивать волю народа». Лишь немногие суры Корана посвящены законам, регулирующим политическую и общественную жизнь сообщества. Поскольку многие из них довольно архаичны и практически неприменимы к сегодняшним жизненным обстоятельствам, то в Коране прописан принцип интерпретации, или «индивидуального суждения», которое может позволить себе каждый верующий. Однако оба эти принципа были бесцеремонно «похищены». Арабские государственные правители настаивают на том, что только они одни могут «читать» «волю арабской улицы» посредством не очень понятного процесса, но совершенно определенно без проведения свободных выборов. А теологи претендуют на то, чтобы быть единственными толкователями «воли Божьей». Но так не должно продолжаться. Король Марокко Мохаммед VI принял осенью 2003 года ряд законов, посвященных уравниванию женщин в правах с мужчинами. При этом он, как прямой «наследник Мохаммеда», ссылался на возможности интерпретации, предоставляемые Кораном. Иранский лауреат нобелевской премии Ширин Эбади идет тем же путем, будучи в оппозиции к сторонникам жесткой линии в Тегеране.

Если европейцы по образцу арабских государственных правителей отвергнут «озападнивание» - это будет самообман чистой воды. Арабские общества часто понимают под этим понятием моральную коррупцию, пустое потребительское поведение, сексуальную распущенность, высокий процент разводов, бездетность, чего доброго, легальные бракосочетания гомосексуалистов. Демонстрировать понимание этих клише западной стороной путем мнимой самокритики не только неискренне, это свидетельствует также о неверном понимании демократизации. В историческом плане демократические системы могут возникнуть как результат процесса созревания общества: политическая культура производит систему. Но как показывает опыт, авторитарные режимы подавляют каждый зачаток гражданского общества. При подобных обстоятельствах настоящие реформы: создание партий, введение выборной системы, надежная правовая система - могут быть затребованы только извне.

В этом смысле требуется «больше Запада», а не меньше. При этом становление демократических институтов ни в коем случае не влечет за собой автоматически насаждение западного образа жизни. В рамках демократической системы каждое общество на основе консенсуса будет само решать, на что оно способно и какими темпами. К тому же демократическая модель давно уже не ограничивается только западными обществами. Индия, Южная Корея, Япония с успехом импортировали западную систему, сохранив при этом собственную национальную, религиозную, этническую культуру и традиции. То, что демократия перестала быть исключительно западной моделью, что западноевропейские «hardware» могут использоваться с восточными «software», давно уже поняла и значительная часть арабского мира.

Существенные подходы, содержащиеся в инициативе Большого Ближнего Востока, основываются на анализе «Arab Human Development Reports» за 2002 и 2003 гг. Арабские авторы с беспощадной откровенностью рассматривают в этих аналитических обзорах ООН все негативные явления, характерные для данного региона. Отсутствие демократических институтов, ущемление прав женщин, демографическое развитие, результат которого - целая рать недовольной молодежи без малейшего шанса на трудоустройство, государственные СМИ, действующие как органы оглашения путаных теорий заговора, правовые системы, основывающиеся скорее на произволе, чем на прозрачных структурах, школьная система, которая вознаграждает «суждения, совпадающие с мнением начальства», - все это никоим образом не содействует критическому мышлению и цементирует «knowlege gap».

Бесчисленные неправительственные организации занимаются этими болезнями. Поэтому не вовлекать арабские неправительственные организации в процесс реформ - это было бы слишком близоруко, даже если тем самым переступается крайне низкий порог обидчивости арабских авторитарных лидеров. Для успеха реформ необходимо поначалу вести диалог в обход автократов - а именно в тех сферах, которым сами арабские общества дают неудовлетворительную оценку. Федеративная Республика Германия давно ведет правовой диалог с Китайской Народной Республикой. При этом речь идет даже не столько о большом комплексе прав человека или конституционном праве, а о многих более безобидных вопросах - таких как права СМИ или гражданское право, которые тем не менее имеют огромное значение для развития гражданского общества.

Подобный диалог вполне возможен и с арабским миром. Влиять на нормы репортажей арабских СМИ при помощи тренинговых программ для журналистов - это вовсе не означает установить над ними опеку. Западные государства не заинтересованы в том, чтобы распространяемые ближневосточными СМИ теории заговора внедрились бы в иммигрантские сообщества в европейских странах. Достойны поддержки также программы обмена для школьников, студентов и преподавателей, для неправительственных организаций, которые борются за равноправие женщин в арабском мире. Это стало ясно самое позднее на встрече влиятельных неправительственных организаций и ведущих представителей экономики в египетской Александрии в середине марта 2004 года. Принятая по окончании саммита Александрийская декларация в своем требовании реформ идет гораздо дальше, чем Барселонский процесс и инициатива Большого Ближнего Востока. Значительная часть арабского мира не обижается на Запад за намерение провести реформу. Скорее, они считают непростительным, если эти инициативы ниже уровня их собственных требований. «Требование демократии вовсе не является надменностью со стороны Запада, - считает Адд Аль-Хамид Аль-Ансари, бывший декан факультета исламского права в Катарском университете. - Высокомерие - это не верить в нашу способность к демократии». С этим высокомерием Западу действительно необходимо покончить.


Книжная критика


Феликс Нойгарт

Понять Ирак

«Nation Building» со стратегическим планом

Toby Dodge. Inventing Iraq. The Failure of Nation Building and a History Denied, New York: Columbia University Press, 2003, 260 с.

Liam Anderson/Gareth Stansfield. The Future of Iraq. Dictatorship, Democracy, or Division? Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2004, 260 с.

Faleh A. Jabar. The Shi'ite Movement of Iraq. London: Saqi, 2003, 391 с.

Phebe Marr. The Modern History of Iraq. Second Edition, Boulder: Westview, 2004, 392 с.

Henner Fürtig. Kleine Geschichte des Irak. Muenchen: Beck, 2003, 170 S. (Х.Фюртиг. Маленькая история Ирака. Мюнхен: Изд-во Бек, 2003, 170 с.).


Спустя год с лишним после падения режима Саддама в Багдаде становится все яснее, что оккупационной коалиции не хватает не только войск, чтобы осуществить громогласно объявленное создание демократического порядка в Ираке. Скорее, различные изменения стратегии в стремлении наладить стабильный политический процесс демонстрируют недостаточное понимание структуры и динамики иракского общества. Поэтому заслуживают внимания новейшие монографии, где анализируются различные структурные аспекты иракской истории.

Английский политолог Тоби Додж в своей книге «Inventing Iraq» предлагает нетрадиционную точку зрения на британское господство в Ираке в 20-е годы по мандату Лиги Наций. Автор выдвигает тезис, что либеральная целевая установка мандата Лиги Наций потерпела неудачу не только в результате сужения ресурсной базы вступившей в фазу упадка мировой державы, но и в решающей степени из-за ориенталистских стереотипов колониальных администраторов. Британские мандатные власти заложили основы неравных отношений между государством и обществом, которые пронизывают иракскую историю, отмеченную нестабильностью и периодическими взрывами насилия, и в конечном счете вылились в тоталитарную диктатуру Саддама Хусейна.

Додж показывает: основные элементы этого порядка вытекали непосредственно из романтически-идеалистических представлений британских колониальных чиновников о девственной «природе» арабских бедуинов, дихотомически контрастировавших с псевдосовременной «продажностью» городов, где было сильно османское влияние. Поэтому значительная часть негородского иракского общества воспринималась не как индивидуумы, а коллективно, только как представители одного рода. В своем стремлении создать унифицированную налоговую систему британцы обострили уже начавшуюся при османах (прим. пер.: династия турецких султанов в 1299/1300 - 1922 гг.) стремительную перестройку социальных отношений, закрепив - в соответствии с европейским либеральным идеалом частной собственности - большие площади, используемые как сельскохозяйственные угодья, за определенными индивидуумами, обычно за шейхом и его семьей. Эксклюзивная регистрация совместно обрабатываемой земли в качестве частной собственности и выдвижение мандатной администрацией определенных шейхов в качестве официальных носителей верховной власти привели к жесткой рационализации традиционно сложной и расплывчатой трайбальной системы. Появившиеся в результате этого крайне неравное распределение земли и легитимно санкционированная зависимость сельского населения от крупных землевладельцев оказались обременяющей «ипотекой» для возникающего иракского государства. Сопротивление этому «естественному» порядку, созданному в соответствии с идеализированными представлениями европейских колонизаторов, было сломлено в результате жестокого применения военной авиации (бомбардировщиков), что сделало возможным эффективное коллективное наказание восставших племен без необходимости установления территориального контроля и проникновения на соответствующую территорию. Книга Доджа – это чрезвычайно легко читаемое и детализированное исследование корней иракского государства, его своего рода «роковых истоков», анализ которых выводит далеко за рамки контекста, связанного с определенным историческим периодом, в современность.

Двое молодых британцев Лайм Андерсон и Гарет Стенсфилд в своей книге «Будущее Ирака» («The Future of Iraq») представили попытку синтеза истории и общественной структуры Ирака (вплоть до настоящего времени), привязанного к современным проблемам американской оккупации. Книга делится на две части: краткий очерк истории Ирака и обзор трех крупных этно-конфессиональных групп (шииты, сунниты и курды), который, в свою очередь, сводится к довольно откровенной рекомендации разделить Ирак на два или даже три государства. Хронологическое изложение подчеркивает, в частности, искусственную природу иракского государства, которое выросло из наследия разрушенной во время первой мировой войны Османской империи. Британцы передали немногочисленной, преимущественно суннитской элите контролирующие функции государственного аппарата, и эта элита господствовала над обществом, расколотым по этноконфессиональным и трайбальным линиям и не имеющим выраженного чувства национального единства. После периода нестабильности это государство можно было стабилизировать лишь путем крайнего насилия и внедрения в общество тоталитарной диктатуры партии БААС при Хассане аль-Бакре и «наследном принце» Саддаме.

В изобилующем всяческими повторениями аналитическом обзоре иракское общество сводится к удобной триаде шиитов, суннитов и курдов. Даже если порой в тексте с этими огрубленными групповыми понятиями обращаются более дифференцированно, тем не менее возникает впечатление скоропалительной примордиализации (прим. пер.: возвращение к первоистокам) иракского общества посредством этих категорий, которая игнорирует многомерные и зависящие от контекста идентификационные структуры реальных игроков. Особенно доброжелательное отношение выказывают авторы курдскому меньшинству, которое с начала 90-х годов пользуется широкой политической автономией по отношению к центральному правительству в Багдаде. Андерсон и Стенсфилд договорились даже до того, что называют политические структуры автономных областей уже чуть ли не демократическими. Высказывание, что курды как самое крупное национальное меньшинство региона имеют якобы право на национальное государство, кажется несколько устаревшим. Новое определение колониальных границ по этно-религиозным линиям в историческом плане редко порождало стабильные государства, скорее, это вызывало процессы мобилизации различных групповых идентичностей и вело к силовым столкновениям и подавлению меньшинств. Присутствие как минимум одного миллиона курдов в регионе «большого Багдада» авторами вовсе даже не упоминается. В целом анализ проблем иракского общества, которые нельзя объяснить только недостаточной интеграцией курдского меньшинства, не слишком глубок. Основной тезис: в Ираке практически нет общественных основ национальной идентичности - может убедить лишь отчасти. Недавние эмпирические исследования и многочисленные анекдотичные сведения указывают на то, что иракский национализм - это течение, которое не следует недооценивать и которое, конечно, не ограничивается приверженцами старой системы.

Существенно более тонкий анализ политической мобилизации иракских шиитов предпринимает Фалех Абдель Джабар в своей монографии «Шиитское движение Ирака» («The Shiite Movement of Iraq»). Автор опирается на впечатляющее многообразие первоисточников, в частности, на 6-томный «автопортрет» основанной шиитами исламистской партии Дава, а также на многочисленные интервью с видными политическими игроками. Джабар осторожно подходит к классификации шиитского движения Ирака, учитывая гетерогенность феномена и его зависимость от контекста. Впечатляющее знание деталей и острый аналитический взгляд позволяют ему выделить три качественно различных фазы исламского движения.

Революция 1958 года и растущее влияние Коммунистической партии вызвали обратную реакцию со стороны шиитского духовенства, сконцентрированного в городах Наджаф и Кербала, где расположены мусульманские святыни. Это привело к объединению молодых священнослужителей с радикальными мирянами в партию Дава. Если в учредительной фазе направленность была вполне универсально-исламской, то при диктатуре «братьев Ариф» усилились сепаратистско-конфессиональные нотки, когда отчетливо проявилось все большее отстранение шиитов от политической власти. В третьей фазе, после перехода власти к партии БААС, тоталитарный характер режима и влияние иранской революции привели к радикализации движения, что в конце 70-х годов вылилось в бесперспективную конфронтацию с режимом. От этого удара оно уже не оправилось по причине слабой организационной структуры и скудости ресурсов, а его оставшиеся в живых кадры, находясь в тегеранской эмиграции, стали все больше использоваться Ираном в его военных устремлениях. В рамках своего анализа Джабар предпринимает ряд экскурсов, освещая различные дополнительные аспекты предмета исследования, такие как сакральные институты и обряды или идеологическая система великого теоретика Мухаммеда Бакир аль-Садра. Несмотря на порой чрезмерную насыщенность информацией этот труд - в высшей степени достойная рекомендации книга, восполняющая важный пробел в понимании развития иракского общества.

Кроме того, уже апробированный обзор истории Ирака предлагает новое издание классической «Современной истории Ирака» («The Modern History of Iraq») корифея Фебе Марр, в котором дается более сжатое по сравнению с оригинальной версией (1985 г.) и значительно продленное на два последних десятилетия изложение. На немецком языке в качестве введения в тему можно также порекомендовать небольшой, но крайне заслуживающий внимания труд «Маленькая история Ирака» Хеннера Фюртига.