Ф.М. Достоевский в зеркале русской критики конца XIX начала XX веков
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
мысль: для Ф. М. Достоевского дело ведь не в сюжете - даже современники начинают под конец его творческого и жизненного пути это понимать. Но мысль эта высказана не от понимания, но от недоумения перед совершенно новой поэтикой писателя, естественно ставшей выражением его совершенно нового, качественно отличающегося от предшествующего, знания о мире. Нет событий - это раздражает: в романе должно происходить нечто; нет фабулы, одни страсти и психологические тонкости...
Все это, думается, издержки прижизненной критики. "Лицом к лицу лица не разглядеть" - великая истина. Критику приходится "отстреливаться" от нового произведения сразу, что называется, влет - как там усмотришь, забудут ли его, закрыв журнал или книгу, или и через сотню лет оно будет терзать и мучить людей?.. Отзывы о "Братьях Карамазовых" и Пушкинской речи завершают череду этой сиюминутной критики.
1.1.5. Отношения критиков к Ф. М. Достоевскому после его смерти
В начале 1881 года Ф. М. Достоевского не стало. Его творчество из бурно развивающегося превратилось в творчество завершенное, остановившееся для нас в своем материальном бытии. Соответственно, и слово о нем претерпело существенные изменения. О нем стало возможным говорить не как о чем-то обыденном, почти газетном, потому что сиюминутность исчезла и настала вечность. Совсем иные люди пишут о Ф. М. Достоевском в следующее десятилетие, и пишут они совсем иные вещи. О Ф. М. Достоевском теперь можно говорить с мгновенно образовавшейся между ним и его читателями дистанции - грань между жизнью и смертью человека образовала порог нового восприятия писателя.
В какой-то степени первая посмертная критика, продолжая критику прижизненную, стала судом над ушедшим властителем дум. Обстоятельно и серьезно к ней подошел, скажем, М. А. Антонович. Он отмечает с явным, хотя из приличия и скрытым неодобрением, что на Ф. М. Достоевского не оказала ни малейшего влияния критика 60-х годов, и добролюбовской школы в частности: "Да по своему огромному самомнению он и не способен был принять к сведению замечания критики и пользоваться ее указаниями" [32, 175]. Типичный, кстати, самоуверенный взгляд свысока критика на писателя, который вечно что-то путает и ничего не понимает в том, что пишет, пока мудрый критик или редактор не растолкуют ему, что к чему. (Еще и Анна Ахматова будет в "Прозе о Поэме" высмеивать это всеобъемлющее самомнение.)
Далее М. А. Антонович рассуждает о принадлежности Ф. М. Достоевского к чистым художникам: он - "представитель искусства для искусства", в произведениях его совсем нет тенденциозности, ярлык же "забитые люди" был придуман Н. А. Добролюбовым и искусственно привешен им на героев Ф. М. Достоевского, а на самом деле писателя занимали самые сцены как таковые, но не суть переживаний, не комплекс проблем самого разного толка, стоящих за ними. Ф. М. Достоевский, которого на самом деле всегда остро волновали животрепещущие вопросы современности, оказывается в своих ранних вещах как бы вне их.
Однако со временем, считает критик, тенденциозность у него появляется, и М. А. Антонович особо останавливается на ней, как бы против воли высказывая мысль неожиданно глубокую, предвещающую многие рассуждения Серебряного века и более позднего литературоведения. М. А. Антонович пишет: "Последнее произведение его есть верх тенденциозности; его как-то странно и называть романом. Это трактат в лицах; действующие лица не разговаривают, а произносят рассуждения, и притом большей частью на одну и ту же, очевидно, излюбленную автором, тему теологического или, лучше сказать, мистико-аскетического свойства... Для автора самое главное мысль, тенденция, а роман второстепенная вещь, оболочка... Автор, вероятно, вовсе не прибег бы к аллегории романа и изложил бы свою мысль только в трактате, если бы был уверен, что трактат так же сильно подействует на читателей... и в том случае, если он не будет... сдобрен разными романтическими снадобьями и художественным перцем..." [там же].
Говоря, с его точки зрения, о недостатке Ф. М. Достоевского, М. А. Антонович, критик приземленной и вполне укладывающейся в "правильные" рамки добролюбовской школы, тем не менее, выдвигает идею о второстепенности для Ф. М. Достоевского формы собственно романа - от этого тезиса уже недалеко до понимания игры Ф. М. Достоевского с философскими категориями.
В эти же первые годы без Ф. М. Достоевского была написана знаменитая статья Н. К. Михайловского, заклеймившего его как писателя "жестокого таланта". Единым неприятием писателя она пронизана вся, от начала до конца: "...Принимая в соображение всю литературную карьеру Ф. М. Достоевского, мы должны будем... прийти к заключению, что он просто любил травить овцу волком, причем в первую половину деятельности его особенно интересовала овца, а во вторую - волк... Однако тут не было какого-нибудь очень крутого поворота... В нем просто постепенно произошло некоторое перемещение интересов и особенностей таланта: то, что было прежде на втором плане, выступило на первый, и наоборот..." [33, 120].
Целостное, взращенное на идеях прогресса во всех сферах жизни мировоззрение человека XIX века категорически не принимало раздерганный и дисгармоничный мир Ф. М. Достоевского. Собственно говоря, в русской литературе произошло то же, что и в чисто зримом варианте случилось в конце 1880-х в Париже, где над миром экипажей, цилиндров, турнюров и нижних юбок вознеслись в небо просвистанные ветрами стальные конструкции Эйф?/p>