Практика сюрреализма

Статья - Культура и искусство

Другие статьи по предмету Культура и искусство

вторяем, особенно трудно реализуемого именно в сфере драматургии, сколько с попытками подмены объективной реальности сновидениями, грезами, с попытками прямой проекции на сцену подсознательного. Бретон среди первых, еще в середине 20-х годов, отлучил от сюрреализма Арто и Витрака, в немалой степени из-за их преданности презираемому Бретоном театру. Арто и Витрак задумали тогда создать театр Альфреда Жарри. Имелись в виду постановки пьес Жарри, Стриндберга, Витрака, Русселя. Об этом было сообщено Антоненом Арто в журнале Nouvelle revue francaise 1 ноября 1926 года, а также в брошюре Театр Альфреда Жарри. 1-й год, сезон 1926/1927 гг..

В июне 1927 года театр поставил пьесу Витрака Тайны любви (Les Mysteres de 1amour) ироническую пьесу, которая конкретизировала на сцене тревогу, двойное одиночество, преступные задние мысли и эротизм любовников. Впервые в театре была показана подлинная мечта( Веhar H. Roger Vitrac. Un reprouve du surrealisme. Paris, 1966, p. 136.). Витрак всевозможными способами уничтожал иллюзию реальности, к которой привык зритель традиционного театра первая сцена Тайн любви происходит не на сцене, а в зрительном зале, затем на сцене появляется сам автор, возникает театр в театре. Воцаряется могучая страсть, которую сопровождают преступления, садистская жестокость, разного рода нелепости и тайны.

В июне 1928 года в театре Арто и Витрака, на представлении пьесы Стриндберга, сюрреалисты группы Бретона устроили настоящую обструкцию. Пришлось вмешаться полиции. В конце 1928 года постановкой пьесы Витрака Виктор, или Дети у власти (Victor ou les Enfants au pouvoir) театр Альфреда Жарри прекратил свое недолгое существование.

Вот описание одной из картин еще одной пьесы Витрака Отрава (Poison, 1923): Сцена представляет собой комнату, пол которой покрыт кусками штукатурки. Из кувшина с водой, стоящего на туалетном столике, вырывается струя черной жидкости. Простыни на постели выдают огромный предмет. Слышен звон будильника. Открывается дверь, и появляется голова лошади. Она мгновение покачивается, и кровать таинственно раскрывается. Оттуда исходит густой дым, моментально затемняющий комнату. Когда он рассеивается, можно видеть хвост, ниспадающий с потолка на брильянт необычной величины, появившийся на постели. Персонаж пересекает сцену, потирая руки, и направляется к зеркальному шкафу, перед которым на мгновение останавливается. Едва этот персонаж нарисовал на зеркале свой силуэт, как из шкафа прямо в объятья к нему бросается женщина, а вскоре оттуда же выходят двенадцать солдат и один офицер, прицеливающиеся в любовников. В конце персонаж преследует свою даму с молотком в руке на сцене садизм, жестокость и эротизм.

В пьесе Вход свободный (Entree libre, 1922) автор предупреждает, что на сцене не что иное, как reves, каждый персонаж грезит очередную сцену. Диалог рассыпается; каждый из персонажей следует только своей внутренней логике, облик действующих лиц меняется в зависимости от очередной грезы мадам Роз одновременно оказывается редкой птицей, проституткой, служанкой. Атмосфера не дадаистская, не комическая, на сцене вновь царство эротики и жестокости.

И все же даже театр Витрака не смог освободиться от довлевшего над сюрреалистическим театром дадаизма. Недаром и от него к антитеатру 50-х годов протягивается прямая линия, побуждающая к прямому сближению(H. Behar в указанном сочинении приводит пример такого сближения: Виктор содержит почти все темы, на изобретение которых Ионеско претендует через двадцать пять лет (стр. 196).).

Заслуживает внимания пьеса писателя США Э. Э. Каммингса Его (Him, 1927). Пьеса насыщена ужасающими нелепостями. Занавес открывается, на сцене две нарисованные человеческие фигуры, которым приданы живые, выглядывающие в отверстия головы. Потом одна из них исчезает и появляется на сцене, оказавшись головой Доктора. Доктор представляется сидящим на сцене трем дамам. Дамы в одинаковых масках, вяжут и болтают о приручении гиппопотамов, имеющих обыкновение петь, сидя на руках у своего хозяина. Доктор знакомит дам с Him, с этим Его, сообщая, что под этим именем скрывается Everyman, обыкновенный человек, человек как все.

Вслед за этим Его объясняется в любви Меня (Me), другому главному персонажу пьесы, женского рода Временами речь Его становится совсем невнятной. Его странен, говорит сам с собой. Своей возлюбленной он сообщает, что все лишь метафоры, лишь подвижные и изменчивые напряжения. И действительно персонажи пьесы словно бы парообразны, иллюзорны, изменчивы. Ненадежна и материальная среда Каммингс предупреждает в ремарках, что одна из стен невидима, потом появляется невидимое окно.

Его, оказывается, пишет пьесу о человеке, который пишет пьесу, в свою очередь о человеке, пишущем пьесу Таким образом, сразу же выстраивается бесконечная цепь подобий, герой оказывается звеном в цепи бесчисленных повторений, как бы одним из отражений во множестве зеркал. Кто именно отражается остается неясным, остается неясным, где реальность, а где ее отражение. Далее следуют сцены, которые представляют собой театр в театре, т. е. показанное в начале как некая реальность заменяется бесконечной цепью постановок, спектаклей. Очевидно, это сцены не из пьесы Каммингса, а из пьесы Его, или же из пьесы, которую сочиняет герой пьесы, сочиненной Его. Тем более это очевидно, что Его и Меня присутствуют при этих сценах,