Geum.ru

2/2004 = Дорогие читатели!

Вид материалаАналитические материалы

Содержание


Издержки действий в одиночку
Поворот к многосторонним действиям?
Партийная демократия против демократии канцлера
Канцлер и партийный пост
Оставаться в движении
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Издержки действий в одиночку

Американский госсекретарь небезосновательно озабочен тем, что в некоторых странах “взялись критиковать мотивы Соединенных Штатов”. Однако это всего лишь эвфемизм того катастрофического снижения авторитета США в мире, которое когда-либо отмечалось в истории. Это снижение, педантично и документально подтвержденное регулярными опросами общественного мнения, проводимыми консервативным Фондом Pew, началось с момента вступления Президента Буша в должность и достигло новой максимально низкой отметки после войны в Ираке. Особенно драматичное снижение авторитета США произошло в арабском мире, но оно находит свое отражение также у верных партнеров по коалиции, таких как Великобритания, количество симпатизирующих США уменьшилось на 15% (8). На исправление ситуации брошена бравая Маргарет Тутвайлер в ее качестве посланца доброй воли (9). Но это неверный подход: дело ведь не в том, что до сих пор плохо продавалась хорошая политика, а в том, что невозможно продать плохую политику.

Плохой имидж Америки повсюду в мире является тем неожиданным фактом, который заставляет американское правительство призадуматься. Еще сильнее к этому подталкивают все более ощутимые проблемы в Ираке, имеющие столь трагические последствия для американских солдат. Буш действует на пределе односторонности. Резкий вызывающий тон по отношению к Франции и Германии смягчился и уступил место (вожделенной) гармонии. Вновь началось братание с ООН, удостоенной презрения еще весной 2003 года и отставленной в сторону после окончания войны в Ираке. Для ее штаб-квартиры в Нью-Йорке стало очень приятной неожиданностью великодушное американское предложение по восстановлению Либерии: финансовая помощь в размере свыше 200 миллионов долларов плюс финансирование войск по поддержанию мира (10).

Но на то есть свои стратегические причины: Кофи Аннан должен вытащить Буша из его иракской трясины. Таким образом, предполагается, что ООН возьмет на себя колоссальный риск, который вызвало своими поспешными и необоснованными решением начать войну и полным провалом само правительство Буша: разработать мгновенно действующую и реализуемую концепцию послевоенного устройства. Теперь необходимо самым срочным образом переложить ответственность на Организацию Объединенных Наций. Можно предвидеть, что внутреннее сопротивление в Ираке не будет сломлено до середины года, и ООН в ее качестве ответственного за переход к миру еще яснее обозначится в прицеле террористов, чем в момент теракта против ее штаб-квартиры в Багдаде в августе 2003 года.

Одновременно можно прогнозировать, что путем принятия конституции не удастся за короткое время урегулировать разнообразные конфликты между составляющими иракский народ крупными этническими группами. Их причины кроются в стремлении шиитов к унитарному государству с предвидимым собственным господством (шииты составляют 60% населения Ирака), сунниты и курды, разумеется, выступают против этого; в требовании курдами собственной автономии на грани суверенитета, оппонентами которого являются сунниты и шииты; в разногласиях между курдами и суннитами из-за Киркука и его окрестностей с гигантскими нефтяными месторождениями; в борьбе между суннитами и шиитами за господство в регионе между Басрой и Багдадом, а также в самом Багдаде, то есть в регионах со смешанным населением. При этом мы не говорим еще о расколе внутри соответствующих группировок. ООН посадят на бочку с порохом и в случае сомнений оставят один на один с проблемами. После этого умные люди вновь начнут талдычить о “несостоятельности ООН”.

Но в настоящее время в политической дискуссии в США о Всемирной организации редко отзываются плохо. Напротив, все демократические претенденты на пост президента прямо-таки излучают эйфорию по поводу ООН. В ходе предвыборной борьбы впервые с незапамятных времен рисуется позитивный имидж Организации Объединенных Наций. Этому способствует осмысление прокола в Ираке. И здесь проявляется то, чего не могут понять у нас антиамерикански настроенные граждане (а таковые действительно есть): жизнеспособная прочность американской демократии, которой восхищался еще Алексис де Токвиль.

После 11 сентября 2001 года политическая сцена в Соединенных Штатах была по понятным причинам как бы парализована. Политики сплотились вокруг исполнительной власти, чтобы за счет предельной лояльности позволить ей провести концентрацию всех сил против смертельной угрозы. Оппозиция охотно стала звеном в цепи. Это настроение сохранялось вплоть до войны в Ираке, хотя еще до ее начала появились первые признаки протеста (11).

Войну против Ирака поддерживали три четверти американских граждан, ощущавших угрозу для себя лично. Дэвид Кей, сторонник Республиканской партии и глава назначенной Президентом Бушем группы инспекторов, был до начала войны глубоко убежден в том, что Саддам Хусейн до отказа заполнил арсеналы химического и биологического оружия и далеко продвинулся в разработке ядерного оружия. Теперь он публично признал свои собственные заблуждения и заблуждения правительства (12). Осознание того, что Ирак не располагал готовым к применению оружием массового уничтожения, и вообще не имел оружия, которое могло бы создать угрозу для Соединенных Штатов, признание, что между Саддамом Хусейном и Усамой бен Ладеном не было видимой связи, оказывают в США свое воздействие.

Американцы, которых в Европе считают неинформированными, незаинтересованными и аполитичными, начинают задавать вопросы. Предвыборная борьба вносит свой вклад в то, что эти вопросы не будут заглушены. Люди неохотно позволяют своему правительству врать. Им не нравится также, когда само это правительство принимает решения, не имея достаточной информации. Оба фактора ведут к тому, что авторитет Президента в собственной стране обращается в прах(13).

Поворот к многосторонним действиям?

Эту тенденцию отражает разворот правительства в сторону ООН, равно как и тон статьи К.Пауэлла. Это движение, разумеется, полезно, чтобы заделать глубокую трещину в трансатлантических отношениях, хотя принципиальные разногласия по поводу установления миропорядка, существующие между неоконсервативной фракцией в правительстве Буша и основным европейским течением, будут сохраняться и дальше. Забрезжило осознание того, что миром нельзя править на манер помещика, заправляющего своим имением. В Ливии, в Иране, в Северной Корее США делают сегодня - в союзе с партнерами - такой же упор на дипломатию, как на военный прессинг. Речь Президента в Национальном университете обороны в феврале 2004 года содержала - в сравнении со Стратегией национальной безопасности - необычно много элементов многосторонности. Самым важным была поддержка новой резолюции Совета Безопасности об отношении к проблеме распространения ОМУ. Три других предложения нацелены на укрепление Договора о нераспространении ядерного оружия и Международного агентства по атомной энергии. Остальные включали в себя новые инициативы, адресованные Proliferation Security Initiative, группе ядерных стран и “большой восьмерке”, то есть также содержали элементы многосторонних действий (14).

Можно ожидать, что в случае победы Джорджа Буша на выборах его кабинет будет выглядеть иначе. Возврат к многосторонним действиям станет легче, когда некоторые приверженцы односторонности перестанут отягощать отношения с другими членами администрации. Если победят демократы, то эта тенденция еще больше усилится.

Соединенные Штаты по-прежнему будут игроком особой категории, но они вновь станут играть в принципе по правилам. Так что Пауэлл описывает в своей статье не недавнее прошлое, а, возможно, близкое будущее.


Примечания

1 Colin Powell, A Strategy of Partnerships, in: Foreign Affairs, Januar/Februar 2004, Nr. 1, S. 22-34; германская версия “Стратегия партнерства” в ФАЦ, 7.11.2004.

2 Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов Америки от 17 сентября 2002 года в: IP 12/2002, с. 113-138.

3 Dirk Messner/Franz Nuscheler, das Konzept Global Governance. Stand und Perspektiven, Duisburg, INEF-Report 67, 2003 [Д.Месснер/ Ф.Нушелер. Концепция глобального управления. Состояние и перспективы. Дуйсбург, доклад INEF 67, 2003]

4 Joseph S. Nye, The Paradox of American Power:Why the World’s Only Superpower Can’t Go It Alone, New York/Oxford 2002.

5 Jochen Hippler/Jeanette Schade, US-Unilateralismus als Problem von internationaler Politik und Global Governance, INEF-Report 20, Duisburg 2003 [Й.Хипплер/Ж.Шаде. Односторонние действия США как проблема международной политики и глобального управления. INEF-Report 20, Дуйсбург 2003.]

6 “Зюддойче цайтунг”, 7/8.2.2004, с. 6.

7 Rebecca Johnson, Troubled and Troubling Times: The 2003 UN First Commitee Considers Disarmament and Reform, in: Disarmament Diplomacy, Nr. 74, Dezember 2003, S. 3-11, hier S. 3.

8 The Pew Research Center for the People and the Press; Views of a Changing World 2003

9 Christopher Marquis, Public relations chief admits U.S. has a big image problem, in: International Herald Tribune (IHT), 6.2.2004, S. 5.

10 Warren Hoge, Powell and Villepin team up on Liberia, in: IHT, 7/8.2.2004, S. 2.

11 Harald Müller, Amerika schlägt zurück. Die Weltordnung nach dem 11. September, Fr./Main 2003, Kap. 5 [Америка наносит ответный удар. Миропорядок после 11 сентября. Франкфурт-на-Майне 2004, гл. 5]

12 Federal News Service, Inc. Hearing of the Senate Armed Services Commitee. Subject: Iraqi Weapons of Mass Destruction Programm, 28.1.2004.

13 Brian Knowlton, The Kerry Momentum, in: International Herald Tribune, 5.2.2004, S.1,4.

14 The White House, Counter the Threat of WMD. Remarks by the President on Weapons of Mass Destruction Proliferation. Fort Lesley j. McNair – National Defense University.


Проф. Карл-Рудольф Корте,

преподает политологию в Дуйсбургско-Эссенском университете


Партийная демократия против демократии канцлера

От Шредера к Мюнтеферингу


СДПГ вновь выбирает нового председателя. Совершенно очевидно, что с 80-х годов социал-демократы склонны подвергать своих канцлеров работе на износ (1). При этом и сами социал-демократические канцлеры предрасположены довлеть над собственной партией сильнее, чем канцлеры от консервативных партий, хотя, конечно, эмпирическая база данных лишь о семи канцлерах относительно невелика. В сравнении с ХДС/ХСС СДПГ как партия с традиционной программой, которая, подобно некоему союзу, целенаправленно удерживается в единых рамках за счет наличия общих интересов, все больше ограничивает свободу действий своих канцлеров. В отличие от этого христианские и социальные демократы походят на прагматичную, абсолютно гетерогенную семью, в которой согласие по существу вопросов является скорее исключением, чем правилом.

Поэтому персональная рокировка Герхарда Шредера и Франца Мюнтеферинга связана в первую очередь с содержанием партийной программы. У каждой партии есть запас само собой разумеющихся ценностей, который постоянно иссякает в период ее пребывания у власти. Повседневную деятельность федеральных канцлеров как “чемпионов мира” по интеграции определяют компромиссы и прагматизм. Социал-демократы считали само собой разумеющимся делом построение и развитие социального государства как защитного бастиона от несправедливостей. Социальное государство разряжало социальные конфликты. Рефлексы этатизма (этатизм – направление общественной мысли, рассматривающее государство как высший результат и цель общественного развития / прим. пер.) были составной частью демократического самосознания. Скрепа направленных таким образом коллективных самобытностей ослабла, что прямо затронуло самосознание СДПГ. Реформаторская повестка дня Шредера – например, массивное сокращения пособий по безработице – не могла не повредить иконы социал-демократии. “Повестка дня - 2010” стала болезненной для основного ядра СДПГ.

Так как правительству не удавалась до сих пор наладить согласованную и убедительную коммуникацию при проведении реформ, было невозможно также разъяснить, какую цель хотят достичь в перспективе социал-демократы. Постоянно казалось, что логика сокращения расходов на социальные цели определяется только экономической необходимостью. Прочие обоснования практически не воспринимались. Таким образом, канцлер был вынужден отвоевывать у партии каждый миллиметр своего курса. Председатель фракции СДПГ в Бундестаге Франц Мюнтеферинг постоянно поддерживал Шредера и обеспечивал большинство голосов для принятия законов.

Вопрос дела стал, наконец, вопросом власти. Ибо как долго можно созерцать неудержимое падение партии? Тысячи ее членов, испытав горькое разочарование и полное отчуждение, возвращали свои партбилеты. Ярость избирателей сметала социал-демократических кандидатов и правительства. Опросы на тему работы Федерального правительства никогда еще не выявляли столь негативных оценок (2).

Продемонстрировав идеально-типическую для пропагандистской политики реакцию, партийное руководство склонилось к Мюнтеферингу: он олицетворяет якобы в качестве “красного творца благополучия” нутром прочувствованные социал-демократические ценности. Всем своим существом он воплощает душу традиционной среды СДПГ и тип рабочего вожака. Его выдвижение на ведущие позиции в партии проходило десятилетиями не в распрях с СДПГ, как у Шредера, а в интересах партии. С бытующей внутри партии точки зрения, Мюнтеферинг в гораздо большей степени, чем Шредер, является носителем традиционных социал-демократических ценностей. Поэтому, по оценке многих членов СДПГ, он будет лучше заботиться о деле, а посему его необходимо наделить и большей властью.

Впрочем, при принятии политических решений тот же Мюнтеферинг проводил как председатель фракции жесткий реформаторский курс Шредера (3). В настоящий момент нет признаков того, что Мюнтеферинг собирается принципиально пересмотреть свою позицию. Таким образом, СДПГ восстановила в своей пропагандисткой политике давно известный дуализм: новации и справедливость. Это новое издание того рецепта – тандем Герхарда Шредера и Оскара Лафонтена, - который, казалось, сулил успех в 1998 году. Шредер как канцлер-реформатор, склонный к новациям, и Мюнтеферинг как хранитель социальной справедливости. Однако тогдашняя архитектоника власти просуществовала только шесть месяцев. Как долго продержится подобное разделение труда на сей раз?

Прежде всего, Федеральный канцлер должен иметь свободу рук в повседневной работе. Постоянно указывалось на то, что наиболее трудоемкими и отнимающими у канцлера больше всего времени сферами были внешняя политика и международные отношения, что он явно недоценил. Следовательно, у него оставалось слишком мало времени, чтобы заботиться о партии. Следуя стратегической властной диалектике, канцлер отказался от власти в партии, чтобы обрести власть правления. Фактически СДПГ изнемогала под бременем, уготованным ей как правящей партии. Но прежде чем ностальгия по временам пребывания в оппозиции смогла пойти вширь и вглубь, последовала персональная рокировка, которая помогла стабилизировать веру в социал-демократию, преданную идеалам социального гсударства. За критикой Председателя партии Шредера всегда скрывалась также и критика его специфического стиля руководства. Почти по-президентски он отдавал предпочтение “going public”, а не организационной работе. Эта стратегия производила впечатление на новых центристов, на коих и была рассчитана. Однако традиционные партийные круги быстро отворачиваются, если успех заставляет себя ждать.


Канцлер и партийный пост

Покинув пост Председателя партии, действующий канцлер явно отказался от политической власти - уникальный случай в современной истории. Канцлерская демократия Конрада Аденауэра полностью трансформировалась в партийную демократию Шредера. Вряд ли существуют более четкие документальные доказательства того, сколь сильно возросло влияние партий на исполнительную власть. Уход Шредера укрепит ненадолго правящую партию и ослабит власть канцлера. Ибо отныне у него нет партии как важного источника его управленческой силы. Если Шредер захочет сколотить большинство, он попадет в еще большую зависимость от Председателя фракции. Кроме того, отказ от власти всегда побуждает замахнуться на большее. Так что теперь уже нельзя полностью исключить того, что в избирательной гонке 2006 года СДПГ может выдвинуть и другого кандидата на пост канцлера.

СДПГ вернулась к рутинному обращению со своими руководителями. Исторически СДПГ тяготеет к свержению своих председателей. После 23-летнего нахождения у руля партии Вилли Брандта смена ее руководителей стала происходить внезапно. Ханс-Йохен Фогель измотался в борьбе за власть с Оскаром Лафонтеном. Бьорн Энгхольм вынужден был уйти после опрометчивого высказывания. Рудольф Шарпинг лишился в полемических стычках со Шредером мнимого партнера по альянсу в лице Лафонтена. Последний пробился в жесткой конкуренции в председатели, однако сторонники Шредера из министерства и партийного руководства вынудили его капитулировать. На этот раз Шредер предвосхитил своим неожиданным уходом усилившееся в недрах партии страстное желание заполучить нового Председателя.

Продержится ли такое разделение власти многие годы, как это было еще во времена Федерального канцлера Шмидта? При Шмидте властное равновесие достигалось за счет ее деления на три части: он был канцлером, Брандт – Председателем партии, а Герберт Венер - Председателем фракции; этот триумвират мог-таки гарантировать сохранение власти в течение восьми лет.

Сегодня Мюнтеферинг, занимающий два поста, обладает в принципе большей властью и силой, чем Шредер. Зависимость канцлера от партии теперь стала еще сильнее, чем во времена Шмидта, потому, что власть не поделена на троих. Если очевидная дистанция в отношениях между партией и канцлером увеличится, то властный противовес сегодня можно создать гораздо эффективнее. Канцлерская демократия утратила влияние по сравнению с партийной демократией. С другой стороны, парламентская фракция благодаря принятому кадровому решению окрепла. То, о чем оппозиция сможет договориться с Мюнтеферингом, в долгосрочной перспективе будет важнее любых согласований с Ведомством Федерального канцлера. Во главе центрального аппарата управления парламентом ныне противостоят другу другу главы фракций крупных партий и их председатели. Бундестаг только выиграл от делегитимации канцлера.


Примечания

1 Ср. на эту тему также Karl-Rudopf Korte, Königsmörder. Die SPD und ihre Kanzler, in: IP 5/2003, S. 65-67. [Корте. Цареубийца. СДПГ и ее канцлеры. В: IP 5/2003, стр. 65–67].

2 См. также, напр., “Политический барометр” исследовательской группы “Выборы” за февраль 2004 г.

3 К вопросу о дифференциации пропагандистской политики и политики принятия решений ср.: Корте/ Фрелих. Политика и управление в Германии. Решения, процессы, структуры. Падеборн, также и за 2004 год.


Проф. Норберт Вальтер,

главный экономист группы “Дойче Банк”,

Франкфурт-на-Майне


Оставаться в движении

Шансы и вызовы расширения на Восток


1 мая 2004 года восемь стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), а также Мальта и Кипр присоединятся к Европейскому Союзу. Это станет крупнейшим расширением в истории ЕС. 75 миллионов жителей десяти стран станут гражданами Евросоюза. Численность населения ЕС, таким образом, вырастет примерно на 20%. Экономический потенциал сообщества увеличится, правда, всего на 5% (ВВП), при этом рост покупательной способности составит 11%. Перепад в уровне благосостояния между старыми и новыми государствами-членами ЕС будет беспрецедентно большим. Среднедушевой доход новых членов ЕС составляет от одной трети (Латвия) до трех четвертей (Кипр) среднего уровня “старого” ЕС.

Расширение Союза преследует политические и экономические цели. В первую очередь оно направлено на преодоление разделения Европы в результате второй мировой войны и на политическую стабилизацию молодых демократий в Центральной и Восточной Европе. За исключением Кипра и Мальты все страны, вступающие в ЕС, пережили процесс перехода от плановой экономики к рыночной. Ранняя перспектива членства в ЕС позволила оказать воздействовать на этот процесс. Чтобы выполнить “копенгагенские критерии”, сформулированные в 1993 году в качестве условий для вступления в Евросоюз, странам-кандидатам пришлось провести коренную структурную перестройку своей политической и экономической системы. Реальное членство еще более упрочит их политическую стабильность. В то же время укрепятся рыночные структуры, экономика этих стран будет более тесно привязана к внутреннему рынку Европы. Наконец, с расширением связана надежда на то, что Евросоюз укрепит свои позиции на международной арене – в частности, в диалоге с США.

В то время как страны, вступающие в Европейский Союз, связывают с расширением большие экономические и политические надежды, во многих старых государствах-членах ЕС к первомайскому расширению относятся скорее со скепсисом. По причине географической близости к зоне расширения опасения, существующие в Германии, сосредоточены прежде всего в экономической сфере. На первый план здесь выходит боязнь потерять рабочие места.

Показатели общеэкономического развития в новых государствах-членах в целом положительные. Уже в течение нескольких лет темпы роста ВВП в них выше, чем в “старых” странах. В период с 1993 по 2002 год они почти в два раза (в среднем 4%) превышали аналогичные показатели нынешней зоны евро. В будущем потенциал роста ВВП (3-5%) в зоне расширения будет, как ожидается, по-прежнему существенно выше, чем в “старом” ЕС. Это свидетельствует о том, что они постепенно догоняют “старую” Европу. С этим процессом контрастирует продолжающаяся уже несколько лет стагнация в новых федеральных землях Германии.

Экономическая интеграция ЕС и ее будущих членов уже продвинулась далеко вперед, многие из ее преимуществ были использованы еще до реального расширения Союза. Это произошло благодаря реализации соглашений между Европейским Союзом и странами ЦВЕ, которые были заключены в начале 90-х годов. В результате торговля этих стран с ЕС была либерализована, таможенные пошлины и квоты на импорт были почти полностью ликвидированы. Страны-кандидаты использовали открывшиеся возможности, для того чтобы успешно переориентировать свои товаропотоки со стран бывшего Союза экономической взаимопомощи Евросоюз. В настоящее время торговые связи между странами, вступающими в ЕС, и странами “старого” Евросоюза почти столь же тесны, как торговые отношения между последними. Две трети экспорта вступающих стран приходятся на ЕС. Это свидетельствует о том, что они смогут утвердиться на внутреннем рынке Европы.

Благодаря шансам экономического роста вступающие в ЕС страны привлекают к себе значительные потоки капитала. Львиную долю этих капиталов до сих пор составляли прямые инвестиции, способствовавшие наращиванию экспортного потенциала и производительности труда в этих странах. Прямые инвестиции стимулировали также товарообмен между самими странами, вступающими в ЕС, который в 90-е годы был недостаточно развит.

Для развития стран, вступающих в ЕС, в последние годы был характерен рост дефицита платежного баланса. На данном этапе их развития такой дефицит приемлем и не создает особых проблем, если он финансируется за счет прямых инвестиций из-за рубежа. В 2003 году, однако, объем таких инвестиций впервые сократился, что обусловлено завершением процесса приватизации. Поэтому в недалеком прошлом прямые инвестиции замещались притоком капитала, создающим задолженность. Так, финансирование растущего дефицита госбюджета осуществлялось за счет выпуска займов, большую часть которых опять-таки приобретали зарубежные инвесторы.