2/2004 = Дорогие читатели!

Вид материала

Аналитические материалы

Содержание Интриги и реформы Гражданское общество без граждан Неотвеченные вопросы Диалог с государством Нарушенное равновесие Бесконечная история? Пути решения Это важно для Европы

Подобный материал:

• 3/2004 = Дорогие читатели!, 2152.28kb.
• Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
• 5/2004 = Дорогие читатели!, 4812.92kb.
• 4/2004 = Дорогие читатели!, 2380.54kb.
• 6/2004 = Дорогие читатели!, 1264.03kb.
• Дорогие читатели!, 1261.22kb.
• Дорогие читатели! Вы держите в руках праздничный номер литературно-художественного, 221.38kb.
• Содержание: Обзоры и рецензии стр. 3-12, 276.96kb.
• Дорогие читатели!, 1764.59kb.
• Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.

Примечания

1 Подробнее о внутриполитическом плане Путина: Гетц. Комфортабельная домашняя власть. Россия после прихода Путина. В: Blätter für deutsche und internationale Politik, 3/2004, с. 337-347.

2 Для ассортимента выпускаемой советской экономикой до 1990 года продукции были характерны товары военной промышленности, продукция тяжелой индустрии и низкокачественные предметы потребления, которые не могли найти сбыта в условиях мирового рынка. Широко была распространена работа заключенных. Поскольку структура товарной продукции и соотношение цен, существовавшие до 1990 года, не сравнимы с показателями более поздних лет, то нельзя сравнивать производственные показатели до и после экономической трансформации.

3 При ВВП (в пересчете на доллары США) в размере около 1200 млрд. долларов, паритете покупательной способности валют и квоте потребления в 50% среднедушевое потребление составляет около 350 долларов в месяц.

4 Российский Статистический ежегодник за 2003 год. Москва, 2003, с. 171 и далее.

5 Данные взяты из публикаций российского статистического ведомства (Госкомстата) и Центрального банка Российской Федерации . Данные за 2003 год - это предварительные оценки; на 2004 год берутся прогнозы российских экономических научно-исследовательских институтов, представленные в феврале 2004 г..

6 В Китае, который уже давно показывает темпы экономического роста в районе 10%, инвестиции составляют более 30% ВВП. О потенциале роста российской экономики в зависимости от инвестиционной квоты см.: Гетц. Российский валовой внутренний продукт в международном сравнении. В: Экономика Восточной Европы, 4/2002, с. 319-337, здесь с. 329 и далее.

7 Под FDI понимаются трансграничные потоки капитала, которые позволяют судить о долгосрочных интересах инвестора и дают ему право определяющего влияния на иностранное предприятие. К ним относятся приобретение доли (пая) предприятия, реинвестиция прибыли, а также кредиты, которые предоставляются иностранным предприятием. См. Организация Объединенных Наций. World Investment Report 2003, Нью-Йорк / Женева, 2003, с. 231 и след.

8 Здесь использованы данные по FDI, показанные в опубликованном Центральным банком платежном балансе. См. .

9 Хотя чистый приток FDI в 2000-2004 годах находился на нулевой отметке, положительный эффект от поступивших FDI был налицо.

10 Организация Объединенных Наций. См. в указ. месте (прим. 7), с. 62 и далее.

11 Chander Kant, What is Capital Flight?, в: The World Economy, 3/2002, с. 341-358. Отток капитала вычислен на основе российского платежного баланса как сумма не поступивших в страну экспортных выручек и фиктивного импорта, а также невыясненных позиций.

12 Об этом критически: Гетц. Свет и тень. Энергетическое партнерство между Россией и ЕС. В: Osteuropa № 9-10/2003, с. 1525-1539.

13 Поскольку инфляция в России выше, чем в странах, являющихся ее торговыми партнерами, ревальвация рубля номинально не очевидна, она становится явной лишь тогда, когда обменный курс регулируется с учетом инфляционной разницы с заграницей и тем самым выражается “реально”.

14 “Dutch disease” (“голландская болезнь”) получила свое название от народнохозяйственных проблем, которые впервые заметили, когда в Голландии были открыты большие газовые месторождения.

15 Правда, чтобы “стерилизовать” израсходованные рубли, Центральный банк мог бы выпустить в обращение ценные бумаги и тем самым снова уменьшить денежную массу, но ввиду продиктованных мировым рынком капиталов низких процентных ставок его возможности в этом плане очень ограничены.

16 Гетц. Россия и ее предприниматели. Дело Ходорковского. SWP-Aktuell 45/2003,
php?id =467&PHPSESSID=133cb42c5e4f329455685ba3ddb1e1fc >.


Аксель Лебан,

доктор юридических наук,

Советник по России, с 1969 года принимает активное участие в развитии отношений с Советским Союзом/ Россией,

Геттинген

Интриги и реформы

Экономика как локомотив путинской политики


“Кто такой мистер Путин?” - спрашивала после его избрания Президентом в начале 2000 года ошеломленная международная элита на Всемирном экономическом форуме в Давосе. За первые три года первого срока полномочий с Путиным, казалось, познакомились, научились уважать его как реформатора государства и экономики и ценить как партнера Запада. Хвастовство личной дружбой с Владимиром Путиным стало политическим гешефтом многочисленных глав государств и правительств западных стран. При этом Путин был символом сформировавшейся под его воздействием России, симпатии к которой из-за этого еще больше возросли.

В начале заключительного года первого срока полномочий российского Президента начали ощущаться явления или называться вещи, которые ставят под вопрос позитивные оценки Путина и его страны. После эйфории всемирного боевого содружества в борьбе с терроризмом после 11 сентября 2001 года, когда по личному решению Путина произошло не оставляющее сомнений присоединение России к возглавляемой Соединенными Штатами Америки коалиции, постепенно проявились черты внешней политики, не отвечающие надеждам на современную, открытую миру Россию, и традиции, которые можно отнести скорее к временам царизма или коммунизма. Во внутренней политике наблюдалось усиление роли государства и ограничение свобод граждан и печати. После того, как в 2002 году были завершены различные важные экономические реформы, в 2003 году не последовало ожидавшихся дальнейших мер по развитию рыночной экономики.

Политические и экономические оракулы ударились в дискуссию о том, идет ли речь о временном застое в позитивном развитии событий первых трех лет путинского правления, объясняемом выборами в Государственную Думу в декабре 2003 года и президентскими выборами в марте 2004 года, или начался уже стратегический отход от либеральной политики Президента. Несмотря на уже практиковавшееся “выстраивание” прессы в одну шеренгу, московские политические наблюдатели вплоть до лета 2003 года были склонны считать, что этот курс во внутренней, экономической и внешней политике объясняется тактикой предвыборной борьбы. Учитывая антилиберальные настроения народа, он нацеливается на получение большинства голосов на парламентских и президентских выборах, чтобы обрести после этого властную основу для продолжения политики реформ. Развитие “дела ЮКОСа” и атаки на Михаила Ходорковского, проведение избирательной кампании перед выборами в Государственную Думу, отход от международных и возврат к национальным государственным преференциям подвигли либеральных политических наблюдателей, равно как и политиков, ко все более резким негативным оценкам развития событий.

Германская пресса, порицаемая в Москве из-за излишне негативного освещения событий, сочла теперь, что ее скептические ожидания оправдались. В Соединенных Штатах Америки публичные высказывания о России стали за короткое время критическими и более негативными. Впервые стали публично подвергаться критике все пункты неприятных тенденций во внутренней политике, но к российской экономической политике это не относилось. Не указывает ли это на ее особую роль в западном восприятии? Могут ли российские внешнеэкономические связи иметь в будущем особую политическую функцию?

Путин, несомненно, уже с младых ногтей изучал на уроках марксизма-ленинизма значение экономического базиса для любой надстройки. Ему также не нужно сегодня объяснять, как следует расставлять акценты - “it’s the economy, stupid”, - чтобы получить голоса на выборах. Результаты опроса социологической службы РОМИР в конце января 2004 года о приоритетных государственных задачах в России показали, что 45% опрошенных ставят на первое место развитие экономики. Второй по важности задачей 29% респондентов назвали “снижение инфляции и повышение благосостояния”, а на шестом месте (14%) оказалась “борьба с коррупцией”. Именно эти пункты Владимир Путин и сделал ключевыми в своей предвыборной речи 12 февраля 2004 года.

При этом он мог привести в доказательство развития страны, унаследованной им сначала в 1999 году в качестве премьер-министра, а потом в 2000 году в качестве президента в полном упадке, не только впечатляющие собственные статистические данные, но и иностранные признания своих заслуг: валовой внутренний продукт России увеличился при его правительстве на 30%. Американские рейтинговые агентства впервые присвоили ей позитивный рейтинг. Международная организация по борьбе с коррупцией ФАТФ вычеркнула Россию из черного списка, признав таким образом ее успехи в борьбе со мздоимством.

То, что проведенные Путиным экономические реформы получили большее признание за рубежом, чем у российского народа, объясняется неприязненным отношением россиян к самому слову “реформа”. Народ не забыл своих страданий, вызванных уродливыми явлениями и ошибочными процессами, и в большинстве своем требует сегодня внести в них коррективы: прежде всего перераспределить собственность, конфисковать имущество и наказать тех, кому достались барыши, в особенности “олигархов”, таких как Михаил Ходорковский. Народ рассматривает эти меры как восстановление справедливости, а не произвол государства, даже если так считают за границей.

Позиции и мнения относительно значения “дела ЮКОСа” для второго президентского срока Путина, которые отчасти сильно отличаются друг от друга, побуждают задаться следующими вопросами: может ли и будет ли Путин проводить экономическую политику, оторванную от его остальной политики? Если да, то какие последствия это могло бы иметь для его внешней и внешнеэкономической политики? И какие перспективы открываются тем самым для внешнеполитических и экономических связей России с ее важнейшими партнерами Соединенными Штатами Америки и Германией?


Реформы

Планирует ли Путин политику экономических реформ в качестве мотора своей политики в целом? Любимым занятием российских политологов является слежение за изменениями властных отношений между тремя кланоподобными силовыми группировками, которые Путин по всеобщему мнению скорее уравновешивает, чем довлеет над ними: “семьей” Бориса Ельцина, питерскими реформаторами и набранными также преимущественно из Санкт-Петербурга силовиками (представителями властных структур), а также за обусловленными этим служебными карьерами. Примечательно, что доминирующее при этом ключевое слово “интрига” имеет в русском языке три значения: “закулисные происки”, “напряженность/авантюра” и “завязка действия”. Нетранспарентность и непредсказуемость российской политики, неизбежные в силу столь многих видов интриг, очень осложняют поэтому поиск выразительных силовых проекций российской экономической политики. Раньше существовали ежегодные и пятилетние экономические планы, потом ученые, такие как Станислав Шаталин и Григорий Явлинский, подготовили рыночную революцию в программе “500 дней”.

Начало первого срока президентских полномочий Путина ознаменовалось различными планами Германа Грефа. За три недели до ожидаемого 14 марта повторного избрания Владимира Путина Министр экономического сотрудничества и торговли Герман Греф заявил, что Россия свалится в 2005 году в пропасть, если уже вскоре не будут претворены в жизнь важные элементы реформы, например, если не будет проведена административная реформа. Однако на единственном предвыборном мероприятии Путина 12 февраля 2004 года журналисты отметили, что он избегал слова “реформа”, касаясь экономики и государства, говорил о “модернизации”, и таким образом об уже в значительной мере проделанной работе.

Но нужно ли поэтому западным приверженцам оптимистической позиции, характеризуемой девизом “наш реформатор Путин все устроит” и излюбленной как раз германским экономическим истеблишментом, включать красный предупредительный сигнал, а решившимся к инвестициям в России германским фирмам более комплексно поразмыслить над фундаментальной политической и социальной подоплекой статистических выкладок о народном хозяйстве? В западных деловых кругах бытует популярный тезис о том, что все сомнительные по западным категориям процессы в последний год первого срока властных полномочий президента были лишь неизбежными популистскими уступками в целях получения большинства голосов на парламентских и президентских выборах, которое должно затем позволить “подлинному” Путину быстро и в полном объеме завершить ориентированную на Запад политику реформ. Но что будет, если Путин не поведет себя таким образом?

На самом деле отсутствие в начале второго срока президентских полномочий Путина программных документов типа программы “500 дней” Г. Явлинского, которая в свое время привлекла внимание (по меньшей мере на Западе) к перспективам реформирования России и побудила к щедрому предоставлению потерянных позже кредитов, не может априори служить обоснованием негативной оценки. Знающие люди уважают Путина как прагматика отдельных реальных шагов, предпринимаемых без излишней спешки и по возможности с соблюдением требований социальной приемлемости. На Западе чаще всего не обращают внимания или по меньшей мере забыли сегодня о том, что наряду с проделанной Грефом еще в бытность Путина премьер-министром работе по подготовке программы экономических реформ, после его вступления в должность в недрах его Администрации был выработан целый ряд стратегий. Внешнеполитическая стратегия определяла не только приоритеты России в важнейших регионах мира, но и основные стержневые задачи, а также предпосылки для действий российской дипломатии. При этом подчеркивалось, что основополагающее значение и для того, и для другого имеет развитие конкурентоспособной российской экономики, и таким образом устанавливались перекрестные связи с программами реформ Г. Грефа.

Перекрестные связи налаживались также со стратегиями, разработанными Советом безопасности, которые ставили во главу угла государственную безопасность и мощь, а также всемирное национальное величие России. Эти стратегии безопасности, подчеркивающие в качестве высшего приоритета могущество государства, настолько чужды современному западному мышлению, что их не потрудились даже принять к сведению. Между тем как сами эти идеи, так и их носители проникли за последние годы в государственные учреждения, заняли властные позиции, а также вызвали перетряски в экономической политике, в управлении экономикой и в менеджменте. Михаил Фрадков, которого Путин предложил 1 марта Государственной Думе на пост Премьер-министра, является типичным представителем этой касты. Итак, главной причиной застоя в реформах в четвертый год правления Путина стали силовики. При этом все прекрасно сознают, что сильной России необходима сильная экономика. Словом, чтобы завершить реформы, Путин должен продемонстрировать в начале нового срока своих полномочий недюжинную силу лидера.

Либерализация

Курс либеральной экономической реформы, олицетворяемый ныне Грефом, проявляется сегодня в функциях государства, экономики и политики. В то время как либеральные политики исчезли со сцены в результате последних выборов в Государственную Думу, дальнейшие конкретные шаги по либерализации управления и экономики разрабатывают некоторые управления Администрации Президента и министерства. Так, Министерство финансов планирует дальнейшее упрощение и снижение налогов. Идет интенсивная работа по правовому обеспечению приватизации недвижимости и жилищно-коммунального хозяйства. Существуют планы реформирования систем здравоохранения и образования. Министерство железнодорожного транспорта в сжатые сроки завершит разработку двухлетней программы развития и затем станет сразу готовить следующую за ней программу десятилетнего развития. Эти сроки обосновываются тем, что сначала необходимо представить подробную программу, реализация которой будет осуществляться в последующие десять лет. Для финансирования будут на этот же срок выпущены облигации, торгуемые на международных финансовых рынках.

Таким образом, стратегическое планирование государственной транспортной инфраструктуры заведомо осуществляется здесь с осознанием того, что проект может быть реализован только при массивном участии иностранного капитала. Это относится также к планам строительства платных автомагистралей. Планируется также кооперация в гражданской авиации. Участие заграницы в этих фундаментальных геополитических структурах предполагает согласие силовиков. Значит, в России сознают, что без заграницы ничего не получится. Так что экономические и финансовые нужды экономических реформаторов вполне прагматично берут здесь верх над интересами клана из сферы безопасности.

Примечательно то, что все эти планы должны быть представлены к апрелю/маю 2004 года, то есть к моменту, когда вновь избранный Президентом Путин назначит новое правительство, которое, со своей стороны, должно быть полностью перестроено путем концентрации управленческих задач на немногочисленных министерствах, перекладывания надзорных функций на другие ведомства и приватизации важных областей экономики и экономических функций. Можно надеяться на то, что Думу незамедлительно захлестнет затем поток важных реформаторских законопроектов, оперативное прохождение которых гарантировано нынешней ситуацией в парламенте. Ко всему прочему, с лета 2003 года незаметно трудится рабочая группа по удвоению валового внутреннего продукта под руководством заместителя главы Администрации Президента Игоря Шувалова. Ее название взято из Послания президента Федеральному Собранию, в котором Путин определил не только средства для проведения и содержание необходимых реформ, но и наметил их конечные результаты. Лишь удвоив в течение десяти лет валовой внутренний продукт, можно добиться необходимого повышения народного благосостояния и одновременно подтянуться к международному уровню жизни.

Таким образом, экономика становится инструментом достижения внутренних и внешних успехов страны, ее населения, правящего класса и экономических кругов, причем условием и мерилом успеха должна стать личная конкурентоспособность. Стало быть, экономическая реформа делается главной темой, которой необходимо подчинить все государственные и общественные задачи страны. Если Путин в начале своего второго срока полномочий и в самом деле внесет в Думу и протащит через парламент сведенные воедино разработанные планы развития отдельных отраслей народного хозяйства и программу удвоения ВВП, это не только ознаменует начало второй фазы политики реформ, но этой политике будут подчинены также другие сферы государственной политики. В этом случае Западу было бы чрезвычайно важно всячески содействовать развитию внешнеэкономических связей в их качестве моста к этому главному центру политической власти.

Проникновение российских силовиков и их идей в государственные учреждения оказало воздействие на государственное руководство России, что уже давно неприятно Западу, но лишь с недавних пор об этом говорится открыто. Неожиданно заговорили о предстоящем серьезном кризисе в отношениях с Россией и “холодной зиме”. После многих тщетных упований, связанных с перестройкой, после ее экономического и политического крушения в образе дефолта 1998 года Запад не сделал необходимый собственный анализ ошибок, а последовательно ставил на Путина в надежде реализовать наконец так и не сбывшиеся ожидания от реформ. Но как только в России вновь проявились неприятные явления, неожиданно стали открыто говорить о ее ошибках при переходе к рыночной экономике и демократии.


Америка

Соединенные Штаты Америки традиционно рассматривали внешнеэкономические связи как элемент внешней политики, который необходимо активно использовать. В своих официальных политических заявлениях американцы также часто указывают на происходящие события, которые раньше объявлялись “внутренним делом” ввиду раздававшихся тогда соответствующих протестов Советского Союза. Новая Россия Путина также активно защищается от извращения ее позиции американским правительством, объявляя это “двойными стандартами”. Дело дошло до недавней бесплодной попытки бывшего Министра иностранных дел Игоря Иванова опубликовать читательское письмо в американской прессе и представить таким образом противоположную позицию.

В Соединенных Штатах до сих пор не отменена поправка Джексона-Вэника, принятая в 1975 году. По российским понятиям – это давно уже подлежащий сдаче в утиль предлог для воздействия извне на внутренние дела России. Ограничение правительством Джорджа Буша квот на экспорт российской стали в Москве интерпретировали как торговую войну в подлинном смысле этого слова. Россия без промедления отреагировала и продолжает реагировать, ограничив импорт американских куриных окорочков. Русские до сих пор не забыли эмбарго (на экспорт пшеницы, мяса, машин, труб), которые вводили Соединенные Штаты против тогдашнего Советского Союза. Они ожидают нового издания этих эмбарго в случае резкого ухудшения отношений США с новой Россией.

При этом комиссия Гора-Черномырдина является для России важнейшим из всех используемых вместе с западными странами институтов экономической кооперации. В настоящее время идет подготовка уже к третьему российско-американскому энергетическому саммиту в Москве и планируется конкретное распределение задач. На кону стоят на только огромные суммы инвестиций – с этим связаны также основополагающие курсы обеих стран в области политики безопасности.

Таким образом, в этой области существует важный для России и США потенциал “stick and carrots”, к использованию которого готовы обе стороны. Это показывает также их длительное участие в “большой игре” за нефтяные и газовые ресурсы в прилегающем к Каспийскому морю регионе, сопровождаемой для защиты с флангов демонстрацией военной силы. Но ее использование более чем проблематично, поскольку последствия могут легко выйти из-под контроля. Поэтому потенциальный, намечающийся сегодня кризис в отношениях между Западом и Россией следует преодолевать путем тщательно контролируемого реагирования на развитие внешнеэкономических связей, отдавая себе полный отчет о ставках, выигрышах и проигрышах, а не посредством скороспелых политических решений с оглядкой на предстоящие президентские выборы.


Германия

Традиционный девиз германской внешней торговли гласит: “Знамя следует за купцом”. Это значит, что деловые люди создают сначала неполитический фундамент, на котором потом можно выстраивать политику и таким образом самому набрать впоследствии политический вес. Так, в 20-х годах прошлого столетия были сначала налажены экономические и финансовые связи с объявленным тогда вне закона Советским Союзом, которые подготовили Рапалльский договор во внешней политике и были разорваны лишь в тот момент, когда вторгавшиеся в июне 1941 года в Советский Союз германские танковые клинья столкнулись с катившимися в западном направлении поездами с зерном. После второй мировой войны германские “восточные торговцы” рассматривали себя как первопроходцев в кооперации между Западом и советским блоком, которая благодаря установлению личных отношений и весомости экономических связей должна способствовать заинтересованности обеих сторон в предотвращении войны и умножении общего благосостояния.

Важная по тем временам многолетняя Германо-советская экономическая комиссия имеет сегодня ностальгического преемника в образе созданного при Ельцине Совета по кооперации. Самые активные из 2700 германских фирм основали в Москве Союз Немецкой Экономики в России, который поддерживает не только коммерческие, но и культурные, научно-технические и социальные связи со страной пребывания и соперничает с Американской торгово-промышленной палатой в стимулировании рыночной экономики и демократии в России посредством постоянной презентации национальных моделей и ценностей.

В 2000 году под личным патронажем Путина и Шредера была создана стратегическая рабочая группа с участием соответствующих министерств и мощных фирм. С тех пор она заседала 15 раз, потратив на это много времени и труда, и теперь все больше рассчитывает на конкретные результаты. Значение группы подчеркивает ее подключение к проходящим реже саммитам Шредера и Путина на высшем уровне с участием многих министров и еще большего количества журналистов. При этом последняя встреча в Екатеринбурге осенью 2003 года показала, что и совместные усилия на столь высоком уровне могут потерпеть неудачу: объявленное как аттракцион подписание многомиллиардной сделки между “Рургазом” и “Газпромом” не состоялось.

Участвуя в “Санкт-Петербургском диалоге” с целью содействовать развитию гражданского общества, германские экономические круги демонстрируют свое стремление не только заключать сделки с Россией, но и улучшать отношения между народами. Ввиду растущего негативного воздействия силовиков на российское гражданское общество здесь также обнаруживается разрыв между желаемым и реальным германским влиянием в России. Активное участие германских фирм в мероприятиях Года российской культуры в Германии в 2003 году и Года германской культуры в России в 2004 году подтверждает зародившуюся уже во времена Советского Союза фирменную германскую традицию: для интенсивной экономической кооперации необходимо также знать и ценить культуру и историю партнера.

В случае внешнеполитического кризиса в отношениях между Западом и Россией эти германские инициативы обретут самостоятельную жизнь, а их авторы захотят внести собственный вклад в преодоление разногласий. Они будут рассматривать это как модель для других западных стран и также как шанс оказывать конструктивное социальное влияние в России, используя экономические рычаги. Существующие на протяжении многих столетий и известные любому германскому специалисту по России общие внешнеэкономические связи включают в себя также познание добра и зла в этой стране и уверенность, что ей надо дать время. Поэтому, если разразится новый кризис в отношениях с Россией, он будет воспринят как вызов, побуждающий к дальнейшей активности. Германские экономические практики ориентируются в своей оценке перспектив развития России на распространенную у русских с начала перестройки самооценку: “у нас все возможно”.


Штеффани Шиффер,

исполнительный директор организации

“Германо-российские обмены”

Йенс Зигерт,

руководитель московского бюро Фонда им.Генриха Белля


Гражданское общество без граждан

Насколько гражданским является российское общество?


После вступления российского Президента Владимира Путина в должность его концепция сильного государства получила признание и нашла поддержку в России. Попытка восстановить дееспособность государства была признана необходимой и за границей, хотя к ней отнеслись осторожно ввиду слабых демократических традиций в России. Справедливо то, что лишь достаточно сильное правовое государство может защитить социальные, экономические и политические права своих граждан, гарантировать стабильность внутренней и внешней политики.

При этом такому сильному государству должно помогать сильное общество, которое формирует его по своим потребностям, реформирует, критикует и контролирует. В противном случае государство может очень быстро оказаться угрозой вожделенной стабильности и безопасности. Политические процессы последнего времени и особенно события прошлого года показали, что необходимое укрепление исполнительной власти за счет ослабления парламентаризма, независимого правосудия и свободной прессы может привести к выхолащиванию регулирующей функции граждан, гражданского общества.

С 2000 года все реальные и потенциальные центры власти систематически и по большей части успешно вновь возвращались под централизованный государственный контроль, а точнее говоря, под контроль Администрации Президента. Это касалось и дотоле относительно независимых губернаторов, и так называемых “олигархов”, и не зависимых от государства средств массовой информации, прежде всего телевизионных каналов, и политических партий. Черту под этим процессом подвели в конечном счете состоявшиеся в декабре 2003 года в значительной мере манипулируемые выборы в Государственную Думу, которые представитель Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе охарактеризовал как “свободные, но нечестные”. В результате выборов кремлевская партия “Единая Россия” обеспечила себе большинство в две трети голосов в Думе.

Таким образом, управляемое Путиным российское государство доказало свою силу в том, что касается проталкивания корпоративных интересов в схватке с конкурирующими центрами власти. В отличие от этого попытка установить прямой контроль над большей частью организаций гражданского общества не была последовательно доведена до конца. Ответа на вопрос, почему так произошло, до сих пор не существует. Сам Путин неоднократно обращал внимание на необходимость корректирующей функции неправительственных организаций (НПО) по отношению к действиям государственной исполнительной власти. Но это касается также средств массовой информации, юстиции и парламента. Возможно, причина кроется в том, что неправительственные организации не рассматриваются как потенциальные конкуренты в борьбе за власть и поэтому могут вполне найти себе место в политической концепции “управляемой демократии”.

Если рассматривать неправительственные организации как видимую (поскольку институционализированную) часть гражданского общества и попытаться на их примере составить представление о “гражданственности” социума, то в российском случае вырисовывается многослойная и противоречивая картина.

По данным российского Министерства юстиции, в Российской Федерации официально зарегистрировано примерно 135000 негосударственных организаций. По оценкам экспертов, примерно 70000 из них активно участвуют в решении общественных задач. Их услугами и предлагаемыми возможностями пользуются приблизительно 20 миллионов граждан (это все же каждый седьмой житель страны). В негосударственных организациях на более или менее регулярной основе заняты в масштабах России без малого два миллиона человек. С учетом того, что традиции филантропии и независимой от государства общественной деятельности в России подавлялись на протяжении более 70 лет, эта цифра отражает динамичное развитие.

Значительная часть этих неправительственных организаций ведет практическую работу в тех областях, из которых государство ушло в 90-х годах. Этот уход был по большей части неупорядоченным, происходил не на основе общей стратегии, а зачастую носил хаотический характер. При этом были брошены на произвол судьбы важные области человеческой жизни. В образовавшиеся пустоты проникли негосударственные организации. Отдельные главные успехи в области общественной трансформации в Российской Федерации были достигнуты лишь по инициативе и благодаря профессиональным активным усилиям этих НПО, предпринимавшимся иногда при взаимодействии, но достаточно часто в условиях сопротивления государственных структур. Ниже перечислены лишь отдельные самые показательные успехи(1):

- женским организациям, в том числе не без помощи Запада, удалось привлечь внимание к насилию в семьях и в течение 90-х годов создать всероссийскую сеть кризисных центров и женских домов;

- в результате деятельности правозащитной организации “Мемориал” в начале 90-х годов были приняты законы о реабилитации лиц, преследовавшихся по политическим мотивам, и членов их семей. Под Пермью на территории закрытого лишь в 1987 году последнего советского лагеря для политических заключенных был воздвигнут первый и до сих пор единственный мемориал, напоминающий о политических репрессиях;

- всероссийская коалиция неправительственных организаций инициировала в 2002/2003 годах лоббистскую кампанию для принятия закона об альтернативной гражданской службе и продолжает выступать за улучшение отдельных положений закона;

- без регулярной информации российских и международных правозащитных организаций были бы невозможны независимые доклады о нарушениях прав человека в Чечне. Группы на Северном Кавказе проводят важную работу по предотвращению конфликтов и следят за соблюдением прав меньшинств в регионе.

Уже эта короткая подборка, которую можно легко расширить за счет подключения других тематических областей, таких как защита прав потребителей, правовые консультации, охрана окружающей среды или помощь беженцам, показывает, чего могут и должны добиваться неправительственные организации в трансформирующемся российском обществе. При этом дело подчас доходит до вполне конструктивного сотрудничества между государственными органами и неправительственными организациями, согласованного в результате проведенного осенью 2001 года Гражданского форума на более чем 20 так называемых “платформах для диалога”. На форуме в Кремле, в котором приняли участие более 4000 представителей неправительственных организаций со всей страны, Путин назвал критику государственной деятельности с их стороны “не только позволительной, но и необходимой”.

Правда, с тех пор взаимодействие между государственными органами и неправительственными организациями робко развивалось лишь в немногочисленных отдельных областях, например, в работе с беженцами. Но и это сотрудничество, похоже, подвергается угрозе по причине последних политических событий. По мере нарастающей концентрации властных полномочий исполнительная власть считает все менее необходимым консультироваться с другими общественными силами. Вследствие этого складывается кажущаяся на первый взгляд парадоксальной ситуация, когда политическое руководство публично подчеркивает важность сотрудничества, а на конкретном рабочем уровне это не только не претворяется в жизнь, но и все больше и больше игнорируется или даже дезавуируется.

Выполнение важных обязательств, которые взяла на себя Россия, вступив в Совет Европы и другие международные организации, а также удовлетворение основных потребностей российского населения, может быть зачастую обеспечено только за счет деятельности организаций гражданского общества. Прошедшие десять лет принесли с собой внушительное количественное и качественное развитие негосударственного сектора в Российской Федерации. Однако лишь незначительная часть политических и функциональных элит сознает и признает значение этого процесса для внутренней стабильности страны.


Неотвеченные вопросы

Решающее значение для сектора гражданского общества будут иметь ответы на следующие вопросы:

1. Каким образом российские неправительственные организации будут изыскивать необходимые для их дальнейшего развития финансовые ресурсы?

2. Удастся ли им расширить свою известность и приемлемость среди населения и тем самым подыскать себе компетентных и инициативных молодых сотрудников для штатной и нештатной работы?

3. Удастся ли неправительственным организациям вести продуктивный политический диалог с представителями государства или при проведении политики реставрации их вновь оттеснят на обочину как группы диссидентов?

4. Какие ключевые пункты наметят себе западные правительства, фонды и партнерские организации в своей работе в России и российской политике?


Ресурсы

Обычными для всего мира ресурсами некоммерческого сектора являются затраты времени и денежные пожертвования отдельных лиц и предприятий, собственные доходы и ассигнования государств или, соответственно, международных организаций (Европейский Союз, USAAID, Мировой банк и другие). Действующие в России законы о налогах, принятые в 2000 и 2001 годах, не создают легальных рамок ни для индивидуальной, ни или корпоративной филантропии, ни для развития целевых предприятий (2): ни частные лица, ни корпорации или фирмы не могут делать пожертвований неправительственным организациям, выводя их из-под налогообложения. Предприятия, которые жертвуют тем не менее деньги на общественно-полезную деятельность, становятся зачастую целью ужесточенных налоговых проверок. Бесплатная материальная помощь, предоставляемая неправительственными организациями нуждающимся, облагается 18% налогом на добавленную стоимость, который исчисляется по оценочной стоимости переданных вещей. Пожертвования и организации-спонсоры, не включенные в официальный список правительства, должны платить налог на прибыль. Причина этого законодательства кроется в том, что законодатели рассматривают неправительственные организации как потенциальные налоговые лазейки для сокрытия прибыли предприятий. Следствием этого является в свою очередь то, что неправительственные организации прибегают к двойной бухгалтерии, оборачивающейся для российской казны недоимками единого социального налога.

В 90-х годах на федеральном уровне и в большинстве российских регионов были приняты законы, регулирующие предоставление социальных услуг местными неправительственными организациями. Тематическая направленность заказов зачастую устремлена в сферы классической социальной работы. Но эти региональные программы ни в качественном, ни в количественном отношении не подготовлены к решению задач в таких областях, как права человека, защита меньшинств, участие в политике, экология и права женщин. В этих сферах российское гражданское общество и в среднесрочной перспективе будет по-прежнему зависеть от финансовой поддержки из-за рубежа.

Поэтому при оказании международной поддержки сектору гражданского общества следует делать упор на права человека и политическое просвещение, с одной стороны, и содействие адекватному законодательству для стимулирования местных пожертвований и системы фондов, с другой.

По данным социологических исследований, российское население проявляет принципиальную готовность к общественно-полезной работе, публичной деятельности, не веря одновременно в эффективность и действенность этой деятельности. Так, 64% россиянок и россиян, участвовавших летом 2003 года в одном из исследований демократического сознания, заявили, что они занимались бы общественно-полезной работой, если бы их к этому призвали или пригласили. Одновременно лишь от 3% до 9% опрошенных были убеждены в том, что их социально-политическая деятельность может способствовать эффективному решению поставленной проблемы. Показатель организованности населения в НПО не дотягивает и до одного процента. Эти данные внушают еще большую тревогу, если учесть, что 40% участвовавших в опросе граждан и 60% опрошенных активистов неправительственных организаций испытывали, по их собственным словам, ограничение своих прав и свобод. Лишь менее половины столкнувшихся с этим людей предприняли попытку отстоять свои права в соответствующих ведомствах и судах.

Тем временем все больше неправительственных организаций в российских регионах начинают привлекать внимание к своим задачам и целям путем публичных выступлений. Они пытаются при этом информировать население и вовлекать его в активную деятельность. Примечательными примерами являются организованный “Мемориалом” конкурс на знание истории школьниками, побудивший за последние четыре года более 10000 школьников поразмыслить над темой “Человек в российской истории XX-го столетия”, политико-просветительская работа Рязанской школы прав человека или поездка представителей различных российских мирных инициатив летом 2003 года в Грозный. Они привезли гуманитарную помощь, собранную при посещении городов.

Есть еще над чем поработать и в области общественно-политического просвещения молодежи. Здесь могут стать подспорьем совместные российско-западноевропейские программы, цель которых должна заключаться в том, чтобы побудить молодых людей к работе на благо общества.


Диалог с государством

Нынешний диалог между неправительственными организациями и государством определяется в значительной мере последними политическими процессами, которые затронули практически всех автономных, действующих по большей части независимо от государства политических субъектов за исключением части НПО. Таким образом, неправительственные организации оказались в ситуации, когда они вынуждены выполнять ряд функций, которые не относятся к их исконным задачам и постоянно ставят под вопрос их самосознание. На федеральном уровне часть неправительственных организаций стремится к диалогу с государством и ведет его:

- они располагают политической и социальной компетентностью для решения проблем, которой никогда не было у государства (по меньше мере, в стадии зарождения рыночной экономик), или которую оно утратило;

- они предпринимают активные политические усилия для сохранения существующих в России всего 15 лет прав граждан на участие в политике и основных свобод;

- они в состоянии представлять свои стремления публично и консолидированно;

- они имеют доступ к международным организациям и мировой общественности.

Самым политически зримым и приемлемым Кремлем и правительством партнером из этой группы НПО является “Народная ассамблея” - неформальная ассоциация руководителей сети действующих во всей России неправительственных организаций, таких как “Мемориал”, московская Хельсинкская группа, Социально-экологический союз и Конфедерация организаций защиты прав потребителей, с которой аффилирован целый ряд авторитетных негосударственных аналитических центров, таких как Институт экономики города и Независимый институт социальной политики. Некоторые из этих организаций имеют, что объясняется их биографией, хорошие личные контакты с государственными органами исполнительной власти.

Начало диалога с НПО было обусловлено также противоречиями внутри Администрации Президента. Две доминирующие полярные особенности путинской политики состоят в следующем: с одной стороны, стремление создать работающую и конкурентоспособную рыночную экономику, которая должна обеспечить жителям России адекватное благосостояние, с другой стороны, настаивание на “естественном” притязании России на статус великой державы и опора в обществе и политике на структуры безопасности, унаследованные в значительной мере из советской эпохи. Представители обеих позиций в Администрации Президента вели, по меньшей мере до конца 2003 года, конкурентную борьбу за его благосклонность.


Нарушенное равновесие

Это зыбкое равновесие, похоже, было нарушено после ареста предпринимателя Михаила Ходорковского, увольнения главы Администрации Президента Александра Волошина и выпадения Государственной Думы в качестве по меньшей мере частичного оппозиционного корректора административных действий. Большинство политических деятелей и аналитиков придерживаются доминирующей точки зрения, что влияние либеральных сил из путинского окружения в значительной мере ослабло. Это заметно уже по изменившемуся поведению управленческих структур, ориентированных на предвосхищение “угадываемой” воли власти, чем на конкретные и формальные предписания и законы.

Большую ясность внесет, видимо, прописанное в Конституции формирование нового правительства после президентских выборов. Путин уже приступил к этому, назначив 1 марта 2004 года новым Премьер-министром Михаила Фрадкова. От того, насколько далеко зайдет дихотомия в кремлевской администрации, будет зависеть также, можно ли будет продолжить серьезный политический диалог между неправительственными организациями и государством.

Описанное выше развитие событий в прошлом году должно привести к переосмыслению политики Запада по отношению к России. “Управляемая демократия”, концепция которой была сформулирована в конце 90-х годов, стала в результате прошедших в начале декабря выборов в Государственную Думу “реальностью” в либеральной конституции. Последствия этого для общества обнаружатся, пожалуй, уже скоро:

- отношение к исходящим от кого бы то ни было попыткам создать автономные, то есть независимые от воли Кремля силовые поля, перестанет быть терпимым (см. действия против Ходорковского/ ЮКОСа);

- концепций политического решения чеченского конфликта, имеющих шанс на осуществление, не существует. Напротив, утвердилась жестокая стратегия “разделяй и властвуй”, делающая ставку почти исключительно на военные средства;

- единственными независимыми, хотя и слабыми, субъектами остаются российские неправительственные организации (подобные тем, что объединены в “Народной ассамблее”;

- российскую внутреннюю политику критикуют лишь НПО и некоторые международные организации (прежде всего Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, Совет Европы), из-за чего в России на них навесили уже ярлык “агентов Запада”. Чисто полемически западную, в том числе германскую политику по отношению к России, можно свести к триединому лозунгу: “Путин/стабильность, ископаемые энергоносители/сырье, борьба с терроризмом”;

- интеграция России в международную политику Запада (в особенности ее подключение к борьбе с международным терроризмом) способствует не “цивилизации” российской внешней политики, а реимпериализации (прежде всего по отношению к государствам-членам СНГ, как показала оживленная дискуссия сразу после выборов в Госдуму).

Если Запад хочет добиться усиления российского гражданского общества, то ему необходимо расширять и активизировать обмен и сотрудничество с его представителями. Нанося визиты в Москву, западные политики наряду с официальными встречами должны по-прежнему стремиться встретиться с представителями НПО, как это вновь сделал, например, в начале февраля Федеральный министр иностранных дел Германии Йошка Фишер, встретившийся с председателем “Мемориала” Арсением Рогинским, руководителем московской Хельсинкской группы Людмилой Алексеевой и главой Комиссии по правам человека при Президенте Эллой Памфиловой. Сигналы такого рода вполне воспринимаются.

Вдобавок к этому необходимо стимулировать развитие уже существующих и новых негосударственных контактов между Востоком и Западом. При этом необходимо обращать внимание на то, чтобы избранные организационные формы поддерживали достижение намеченной цели – распространение демократических ценностей и ценностей правового государства – и чтобы не случилось обратное, когда структуры российского государственного аппарата, исключив российское гражданское общество как таковое, застолбили бы эту тему на международном уровне и скорее симулировали бы диалог, чем вели его реально. В этом аспекте необходимо критически взглянуть в особенности на роль и функцию “Санкт-Петербургского диалога” и запланированной ныне германо-российской контактной организации молодежного обмена.

К России необходимо относиться как к “европейской” стране, даже если ее вступление в Европейский Союз не обсуждается. Россия является членом Совета Европы и согласилась со всеми связанными с этим обязательствами. Они должны быть мерилом действий российского государственного руководства. Не имея демократических партнеров, формирующих оппозицию в России, которую по меньшей мере выслушивают, будет труднее оказывать влияние на политику российского правительства во многих областях и содействовать построению гражданского общества.


Примечания

1 Ср.: Deutsches Institut für Menschenrechte (Hrsg.), Russland auf dem Weg zum Rechtsstaat? Antworten aus der Zivilgesellschaft, Berlin 2003 [Германский институт прав человека (изд.). Россия на пути к правовому государству? Ответы из среды гражданского общества. Берлин, 2003].

2 Центр развития прав человека и демократии (изд.). Проблемы налогообложения некоммерческих организаций. Москва, 2003.


Беате Медер-Меткальф,

сотрудница штаба

планирования Министерства иностранных дел в Берлине;

в наст. время работает по приглашению в

Королевском колледже оборонных исследований

в Лондоне

Данная статья отражает исключительно мнение автора.


Бесконечная история?

Война в Чечне


Летом 2002 года, спустя три года после начала второй чеченской войны, Кремль публично провозгласил новую стратегию умиротворения Чечни, так называемую “нормализацию”, которая должна последовать за уже неоднократно объявленным концом военных действий. Эта стратегия состояла в том, чтобы вернуть гражданскому чеченскому правительству полицейско-административные функции. Это требовало создания легитимных институтов, которые пришли бы на смену временной чеченской администрации во главе с Ахматом Кадыровым, которая опиралась на декрет Президента Владимира Путина от июня 2000 года. Кроме того, процесс нормализации должен был включать в себя правовые, экономические и военные меры, такие как амнистию с целью демобилизации боевиков, финансирование восстановления Чечни и передачу руководства антитеррористической кампанией от спецслужбы ФСБ в руки Министерства внутренних дел.

Можно считать, что эта стратегия провалилась, поскольку обещание восстановить нормальное функционирование гражданских структур до сих пор не выполнено. “Нормализация” не снизила уровень насилия между российскими войсками, размещенными в Чечне, и чеченскими боевиками, ситуация практически не улучшилась, а незначительный прогресс весьма неустойчив. Основная причина провала данной стратегии состоит в том, что с самого начала она планировалась как альтернатива серьезным переговорам с реальными противниками в Чечне, прежде всего, с избранным в 1997 году президентом Асланом Масхадовым и несколькими полевыми командирами с чеченской стороны. Вместо того чтобы вовлекать вооруженных сепаратистов в процесс нормализации, власти продолжали вести войну, а Кремль вел переговоры с Кадыровым, своим собственным представителем в Чечне. Таким образом, признание Президентом Путиным необходимости политического решения конфликта было как бы нейтрализовано его убеждением, что переговоры с террористами в принципе исключены.

Формирование в 2003 году гражданских институтов в Чечне происходило, таким образом, со значительными процессуальными и легитимационными упущениями: хотя на состоявшемся в марте 2003 года референдуме по Конституции Чеченской республики ее проект, подготовленный в окружении Кадырова, был принят значительными большинством голосов, обстоятельства самого референдума были более чем сомнительными. Выборы президента Чечни 5 октября 2003 года выиграл Кадыров, после того как Кремль позаботился о том, чтобы трое его главных соперников сошли с дистанции. Он, однако, не является фигурой, объединяющей Чечню; так что его избрание не стало шагом к стабильности и миру. Другие экономические и правовые меры, направленные на стабилизацию положения, пока также были малоэффективными.

В ходе “нормализации” количество актов насилия в Чечне и в других местах даже снова увеличилось. В июле 2003 года две молодых террористки-самоубийцы взорвали себя у входа на рок-фестиваль. Так же, как и взятие заложников в московском театре “Норд-Ост” в октябре 2002 года, это свидетельствовало о том, что конфликт нельзя ограничить Кавказом, что появилось новое поколение боевиков, включая женщин, которое использует новые стратегии. Акции террористов-смертников, впервые осуществленные на Кавказе в 2000 году, уже стали характерной чертой второй войны – параллельно с ростом влияния импортированного исламизма. Террористы берут теперь на прицел уже не только военные цели, но и пытаются поразить как можно больше гражданских лиц: чеченские боевики – это теперь новые террористы, новые стратегии и новые цели. В связи с обострением ситуации ФСБ 10 июня 2003 года даже заговорила о палестинском сценарии (1): государственно-территориальный конфликт на периферии Европы с партизанами, акциями террористов-смертников и лагерями беженцев в кавказском регионе, и без того нестабильном, может затянуться на долгие годы.

Кремль по-прежнему делает ставку на “нормализацию”, в том числе в контексте национальных выборов 2003/2004 года. В период выборов процесс нормализации должен создавать впечатление ухода России из Чечни, поскольку затянувшаяся антитеррористическая операция уже не популярна в России. Пять лет назад тогдашний Премьер-министр Путин начал вторую войну как краткую антитеррористическую кампанию, а весной 2000 года значительным большинством голосов он был избран Президентом страны.

Но эта “нормализация” не обеспечила нормального функционирования гражданских структур в Чечне, более того: ситуация сейчас стала хуже, чем она была к концу первой войны в 1996/97 годах, которая как бы то ни было привела к перемирию и избранию Масхадова, признанного международным сообществом. Российское правительство не может выиграть войну военными средствами, асимметричный конфликт может завести в тупик, когда станут невозможными ни действительная интеграция Чечни в Россию, ни предоставление ей независимости.


Причины

Ухудшение перспектив мира в Чечне обусловлено разными причинами, усугубляющими друг друга: ухудшением положения в самой Чечне, внутриполитической ситуацией в России и снижением интереса Запада к этому конфликту после 11 сентября 2001 года.

Вторая война в Чечне существенно ухудшила условия для установления там мира. С 1999 года гражданское население, терпевшее и по-прежнему терпящее нечеловеческие страдания, убийства, пытки и изгнание, заметно сократилось. Количество жертв среди гражданского населения – хотя эти данные трудно проверить – примерно равняется их количеству в первую войну: от 35 тысяч человек по данным официальных российских источников до 100 тысяч согласно данным из независимых источников (2). Российские военные и антитеррористические операции, “зачистки” населенных пунктов довели гражданское население до крайнего истощения, создав питательную почву для следующего поколения террористов. В то же время чеченское общество оказалось более расколотым, чем когда бы то ни было; исламский фундаментализм и идеология “джихада”, бывшие всего несколько лет назад маргинальными, усилили свое влияние.

В отличие от первой войны, когда позиции были ясны: чеченцы боролись за национальную, основанную на светских принципах независимость, а российская армия защищала территориальную целостность федерации, вторая война не имеет четких целей, о которых можно было бы вести переговоры, как это было в 1996 году. Ко второй войне и с чеченской, и с российской стороны подключились, к тому же, силы, преследующие различные политические и экономические интересы. Одна из важнейших фигур с чеченской стороны – это Аслан Масхадов, глава правительства в изгнании, который стремится к достижению национальных, светских целей: независимости или, по крайней мере, условного суверенитета. В то же время идеология Шамиля Басаева основана на фундаментализме, в 1998 году он вступил в союз с Омаром Ибн аль-Хаттабом, поставив себе целью создание исламской республики в Чечне и Дагестане. Третья, идеологически нейтральная группа, во главе которой стоял убитый в начале марта 2004 года российскими пограничниками Руслан Гелаев, базируется в Грузии. Кроме этого, на арену вышло новое, молодое, “неидеологизированное”, но опасное поколение боевиков, которому приписывают взятие заложников в московском театре в октябре 2002 года и акции террористок-смертниц на рок-фестивале в июле 2003 года.

Фрагментация участников наблюдается и с российской стороны. Российская военно-полицейская машина в Чечне составляет более 90 тысяч человек (3), они представляют Министерство обороны и Министерство внутренних дел, а также спецслужбы ФСБ и ГРУ.

С обеих сторон к войне подключились люди, извлекающие из нее прибыль. Сложилась военная экономика, представители которой торгуют нефтепродуктами, оружием и людьми; хотя они и не имеют политических целей в узком смысле слова, они также не заинтересованы в завершении конфликта. Укрепились мафиозные и бандитские структуры, в том числе со стороны российских войск, которые официально должны обеспечивать правопорядок.

На федеральном уровне условия для ведения настоящих мирных переговоров в краткосрочной перспективе также неблагоприятны в связи с парламентскими и президентскими выборами. Путин не может изменить стратегию “нормализации”, не признав ее провала. Проводить дисциплинарные меры против российской армии в Чечне в период выборов было бы нереально, не говоря уж о выводе войск.

Но и в среднесрочной перспективе – после президентских выборов в марте 2004 года – рассчитывать на смену политики в Кремле, очевидно, не приходится. Политика Кремля в Чечне тесно связана с процессом реформ в России и борьбой за власть в Москве. Борьба с террором оправдывает усиление влияния военных и спецслужб в правительственных структурах во время первого президентства Путина: 26% их кадрового состава пришли в 2002 году из структур безопасности (для сравнения: при Горбачеве их было 3%, при Ельцине - 11%). Борьба с терроризмом в Чечне была также важным аргументом в проведении политики реставрации российского правового пространства на всех территориях, которая усилила центральную власть в Москве по отношению к субъектам Федерации. Иван Рыбкин, уполномоченный Ельцина по Чечне и председатель Государственной Думы с 1994 по 1996 год, критиковал Кремль за то, что лицемерная позиция по Чечне мешает развитию демократии в России (4).

Международная ситуация также осложнила внешние условия для мирного урегулирования в Чечне. Основные причины этого – 11 сентября и сложившаяся затем при лидерстве США международная антитеррористическая коалиция.

До 11 сентября – несмотря на поддержку российских требований о сохранении территориальной целостности – Запад, по крайней мере, указывал на гуманитарные аспекты действий России в Чечне, требуя политического решения при международном участии. После этого события критика сошла на нет, так как возникли новые приоритеты в международной коалиции против терроризма.

Российскому правительству тем временем удалось оправдать свою кампанию в Чечне в контексте международной войны против терроризма и как ее часть. При этом оно ссылалось на действия исламистских групп на Кавказе и их связи с “Аль-Каидой”. В то же время Кремль впервые согласился с присутствием американских военных в Центральной Азии и поддержал американскую интервенцию в Афганистане. 11 сентября стало поводом для перестройки американо-российских отношений на основе общей темы терроризма.

Такое соотношение интересов в основном сохраняется, хотя Россия в связи с войной в Ираке, отвергнув американский унилатерализм, встала в Совете Безопасности на сторону Германии и Франции. Запад быстро согласился с российской стратегией “нормализации” как с попыткой политического разрешения конфликта. Такая позиция парадоксальна: международная антитеррористическая коалиция – по крайней мере, в Европе – исходит из убеждения, что она требует совместных многонациональных действий, которые не должны ограничиваться военными средствами, и в то же время оказывается приемлемым, что конфликт в Чечне, который сама Москва называет проявлением международного терроризма, можно рассматривать как внутреннее дело России. Недостаток доступной информации о том, что на самом деле происходит в Чечне, особенно негативно влияет именно на этот аспект. Международные СМИ не передают никакой информации из Чечни, а национальные теле- и радиокомпании эффективно контролируются российским правительством.

Хотя официальная западная критика действий России в Чечне практически стихла, не стоит недооценивать распространенную в исламском мире критику Москвы, а также западных “двойных стандартов” - тем более что Запад заинтересован в диалоге с исламскими странами. Затянувшийся конфликт с исламским населением вполне может мобилизовать мусульман в других регионах. В пакистанских мечетях, например, о судьбе чеченцев регулярно упоминают в пятничных молитвах, так же как и о судьбе единоверцев в Кашмире и Палестине.


Пути решения

Во-первых, необходима истинная политическая воля к реальному разрешению конфликта со стороны российских политических и военных элит, а также со стороны чеченских “ястребов”. С процедурной точки зрения не обойтись без переговоров в духе компромисса с участием всех важных игроков, включая террористов. Привлечение всех участников конфликта необходимо, чтобы вырваться, наконец, из спирали насилия.

Кроме того, необходимо маргинализировать всех тех, кто и с российской, и с чеченской стороны заинтересован в продолжении войны. Надо добиться реального перемирия. Российские войска должны быть выведены из Чечни, насилие над гражданским населением должно прекратиться. Маргинализация означает также принятие мер против тех, кто наживается на войне, а также против внешнего финансирования исламских террористов.

Мирный процесс нуждается, кроме того, в международном присутствии и поддержке. После вывода российских войск не должен возникнуть вакуум власти. И давняя, и новейшая история российско-чеченского конфликта, его корни, уходящие в колонизацию Кавказа при царизме, – все это позволяет, однако, предполагать, что в одиночку Россия с этой проблемой не справится. С другой стороны, такие европейские организации как Совет Европы и ОБСЕ, членом которых является Россия, имеют полное право участвовать в разрешении этого конфликта, в ходе которого серьезно нарушаются их нормы и обязательства России в Европе. Обе организации уже принимали политическое участие в решении этого вопроса. Представители ОБСЕ присутствовали в первую войну в Чечне, выступали посредниками в Хасавюртовском перемирии и наблюдали за президентскими выборами в январе 1997 года. Но Евросоюз, будучи стратегическим партнером России, весьма осторожно затрагивал чеченскую тему в своем диалоге с Москвой. С другой стороны, он является важнейшим поставщиком гуманитарной помощи для беженцев региона. Вполне вероятно, что в случае восстановления Чечни Россия будет просить Европу о финансовой помощи.

Воля к миру, маргинализация людей, наживающихся на войне, и международное участие – вот три условия, необходимые для успешного мирного решения, которым должен завершиться мирный процесс. Эти условия, однако, еще не представляют собой настоящей “дорожной карты”, то есть поэтапного мирного плана. В период с 2001 года был опубликован ряд таких планов и инициатив, в частности, предложений Евгения Примакова, Збигнева Бжезинского и Александра Хейга (5). Среди них только Примаков, несмотря на его критику путинской политики, отвергает международное участие в чеченском урегулировании.

Что касается вопроса о статусе Чечни в Российской Федерации или вне ее, то большинство этих новых мирных инициатив специально его не затрагивают. Вопрос о национальной независимости – ключевая тема в ходе первой войны – в настоящее время отставлен в сторону. Гражданскому населению Чечни сейчас не до независимости, ему надо просто выжить. Даже традиционные сепаратисты типа Масхадова уже не стремятся к государственной независимости. Ильяс Ахмадов, один из его сотрудников, предложил в 2002 году план условного суверенитета. В этом плане самоопределение чеченцев сочетается с соблюдением интересов безопасности России, его авторы предлагают вести мирный процесс под международным контролем и опекой (6).


Это важно для Европы

Развитие событий в Чечне, на краю Европы, по палестинскому сценарию: с продолжением насилия, терроризма, нарушений прав человека и всех проявлений беспорядка - противоречит не только системе ценностей Европы и Запада, но и интересам их безопасности.

Размах насилия в Чечне уже сейчас вызывает беспокойство, он сравним с вооруженными конфликтами на Ближнем Востоке и в Африке. 90 тысяч российских солдат и работников милиции сосредоточены в разрушенной центральной части республики вокруг ее столицы Грозного, на территории размером примерно 1800 кв. км. Это привело к тому, что они в определенной мере сами стали источником насилия и террора. Они часто несоразмерно используют свои средства, а дисциплинарные меры Кремля пока большого успеха не имели.

Продолжение конфликта негативно влияет на весь регион. С 1999/2000 годов более 100 тысяч чеченских беженцев живут в тяжелых условиях в Ингушетии и Дагестане. Чеченские боевики действуют в Грузии. Возможно, будущие террористы не ограничатся в своих акциях Кавказским регионом и Москвой.

Акты насилия против гражданского мусульманского населения и война против исламского терроризма, которую пропагандирует Кремль, способствуют укреплению солидарности с единоверцами в мусульманских странах, а также исламскими общинами в Европе. Запад подвергается критике за “двойные стандарты” как со стороны мусульман, так и со стороны российских демократов, которые к тому же ожидают от европейцев большего влияния на Кремль.

Наконец, Чечня остается преградой для внутреннего развития России, оставаясь ее самой серьезной проблемой, ее фронтом в антитеррористической борьбе (7). Поскольку Европа, как и Запад вообще, заинтересованы в становлении стабильной и демократической России как перспективного стратегического партнера, она должна проводить во взаимоотношениях с Россией активную политику по Чечне – по возможности совместно с Соединенными Штатами.


Статья основана на рабочем документе, представленном автором 3 октября 2003 года 4-й ежегодной конференции Центрального общества евразийских исследований при Гарвардском университете. Первоначальная английская версия с дополнительными примечаниями размещена на веб-сайте германского Министерства иностранных дел