Geum.ru

Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации совместно с Советом закон

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   19
Рудник Б.Л. Уважаемые коллеги! Разрешите вас поприветствовать. Спасибо, что вы меня слушаете.

Позвольте коротко рассказать вам, что происходит в сфере образования, какая ситуация у нас сейчас сложилась, как мы "дошли до жизни такой". Прежде всего, наша деятельность в сфере образования регулируется двумя законами (я не говорю про Конституцию) — это закон об образовании и закон о высшем и послевузовском профессиональном образовании. Первый закон принят в 1992 году, в 1996 году принята его новая редакция. На самом деле практически ничего не изменилось. В конце 90-х годов у нас стал нарастать объем информации об увеличении судебных разбирательств по этим вопросам. Работники сферы образования, наши учащиеся, студенты стали все чаще и чаще обращаться в суды, у них возникали различные проблемы.

С чем это связано? Во-первых, закон был принят в 1992 году, закон 1996 года ничего не исправил. С тех пор очень сильное развитие получили отрасли права — гражданское, бюджетное законодательство, принят Трудовой кодекс и так далее. Законодательство же об образовании практически не менялось. Мы пересекались с гражданским и бюджетным законодательством, возникли противоречия и несоответствия. Но тем не менее наше образовательное сообщество, я в том числе, занимало оборонительную позицию. Мы держались за свои нормы. Я думаю, что во всех отраслях социальной сферы возникала такая ситуация. И многие из нашего образовательного сообщества говорили о том, кто главнее: у нас есть специальный закон, есть налоговое законодательство общего характера, поэтому мы главнее, и все должны выполнять наши законы.

К чему это приводило? Конечно, налоговые органы руководствовались своим законодательством, финансовые — своим и так далее. И многие участники образовательной деятельности оказались в ситуации неопределенности по целому ряду параметров своего правового положения.

Следующий вопрос — бесконечное латание наших законов, поправки в один закон, поправки в другой. Если мы можем сказать, что в 1992 году базовый закон действительно имел содержательную концепцию и эти нормы обеспечивали развитие общества, то сегодня эта концепция устарела, и ее надо менять.

Но тем не менее стихийными решениями отдельных, частных вопросов наше законодательство — как единое и стройное — было разрушено.

Далее. У нас есть закон об образовании и есть закон о высшем послевузовском специальном образовании. Нет закона об общем образовании, о дополнительном образовании, о среднем специальном образовании и так далее. То есть у нас возник некоторый "флюс" — что-то лучше отрегулировано, что-то отрегулировано хуже. И вот в недавнем времени наше образовательное сообщество, юристы, которые занимаются этими вопросами, наши ученые, практики пришли к выводу, что надо с образовательным законодательством что-то делать. У нас сейчас проходит ряд семинаров, на которых мы это обсуждаем. Недавно я был на семинаре в Санкт-Петербургском государственном университете, где собиралось большое число юристов, правоведов, мы обсуждали эти вопросы, и у всех единое мнение, что нам необходимо комплексное совершенствование законодательства в сфере образования.

У нас идут многочисленные споры. Многие из вас, наверное, слышали или читали материалы последнего, восьмого съезда Российского союза ректоров, где был прямо поставлен вопрос о необходимости разработки образовательного кодекса, как понимается сегодня образовательный кодекс. Мы возвращаемся к ситуации 1992—1993 годов, когда вопросы решались в рамках своего закона. Феодализм возрождается — я бы так назвал сегодняшний образовательный процесс: налоговый — у себя, бюджетный — у себя и так далее.

Но совершенно очевидно, что, во-первых, такая позиция просто бесперспективна: ни общество, ни правовое сообщество это не примут. И, кроме того, вы же прекрасно понимаете, происходит разрушение всего нашего единства, как мы говорим, образовательного пространства. Такая ситуация у нас не пройдет.

И другой подход (он тоже обсуждался) — это подход к разработке единого законодательного акта, не новой редакции закона об образовании, а разработка нового законодательного акта, главное в котором — разработка новой концепции.

Понятно, чт$$$о лежало в основе концепции закона 1992 года, — это стремление обеспечить максимальную свободу, уйти от диктата государства и дать возможность учреждениям, нашим гражданам, которые участвуют в образовательном процессе, получить максимальную свободу. Это первое.

И второй момент — это защитный момент; он был очень силен не только у нас — и в культуре, и в науке, везде — защитный момент от приватизации, от произвола чиновников. Мы защищались. Сейчас, я думаю, вряд ли мы сможем выработать единую, генеральную идею. Это будет несколько новых идей. Одна из таких новых идей, которую мы обсуждали, которая должна лечь в основу концепции, — это идея об экономической автономии, именно она прежде всего важна для наших вузов, которые действительно являются локомотивами образования — академическими автономиями. Потому что в старых законах у нас закреплена в основном хозяйственная самостоятельность. Мы давали свободу. Но, как мне кажется, самостоятельность необходима не только в хозяйственной области, но и в экономической. В области академической самостоятельности, в академической автономии у нас, например, вы знаете, существует особая процедура, как мы, юристы, говорим, — формирование исполнительного органа путем проведения выборов ректоров. Я имею в виду прежде всего вузы, я сам из вуза.

Поэтому расширить эти нормы, создать условия для реальной академической автономии — это одна из таких идей, которые были бы очень продуктивны. Сейчас в отрасли образования, среди юристов, экономистов, тех, кто занимается наполнением содержания образования, широко обсуждаются именно вопросы стратегического развития образовательного законодательства, а не то что мы "подчистим" что-то, уничтожим противоречия, которые есть еще и с Гражданским, и с Бюджетным, и с Трудовым кодексами. Есть они у нас еще, но это вопрос выработки новой концепции в этой области.

Бурбулис Г.Э. Пожалуйста, вопросы.

Из зала. Очень много сейчас говорят о введении платы за образование, прежде всего высшего. Как Вы оцениваете возможность введения платы за образовательный процесс?

Рудник Б.Л. Мне кажется, что у нас образование нужно рассматривать с совершенно разных точек зрения. Когда мы говорим о макроуровне (для экономистов), я согласен с Вашей точкой зрения. Когда мы говорим о взаимодействии, взаимоотношении студента и учреждения (есть негосударственные вузы, есть негосударственные школы, частные), то за что мы платим, договор о чем? На микроуровне, мне кажется, во взаимоотношениях конкретного потребителя услуг и производителя (я как экономист говорю) допустимо использовать слово "услуга".

У нас в Высшей школе экономики заключают договор о получении платного образования. Что входит в эту услугу? Мы определяем: университет обязан то-то и то-то, обучающийся — то-то. На самом деле это тоже очень сложный вопрос: кто кому что продает и кто что покупает? Вы прекрасно понимаете, что университет даже на уровне платного студента заинтересован в том, чтобы получить максимально грамотного, максимально готового к работе студента. Верно? Если такой студент приходит, на него и затрат меньше. Если такой студент закончил учебу, то авторитет вуза повышается. Здесь двусторонняя связь. И университет тоже что-то "покупает".

Об образовании на самом деле можно говорить как об услуге. Если рассматривать в комплексе, то, понимаете, здесь двойная продажа получается: я тоже что-то даю университету, и он тоже покупает меня. Для экономиста здесь все не так-то просто. Я не хотел бы сегодня специально углубляться в эту проблематику даже с точки зрения особых экономических отношений.

Бурбулис Г.Э. Вопросы, коллеги. На самом деле, если вы помните, первым указом первого Президента новой России был указ об образовании.

Колосова Н.М. На примере принятия закона об образовании… Не кажется ли Вам, что одной из важнейших задач мониторинга должна являться разъяснительная работа, предшествующая принятию законов, которые касаются большинства граждан, которые буквально жизненно входят в каждую семью? У нас, к сожалению, это еще не принято. И вообще, когда народ выпадает из законодательного процесса, результаты получаются такие, какие мы имели на типичном примере закона № 122.

Рудник Б.Л. Безусловно, разъяснять надо, тут вопроса нет. Мы должны прекрасно понимать: сколько ни разъясняй, но любой закон регулирует отношения между людьми. И есть реальные интересы. Вы понимаете меня. Сколько ни разъясняй, я прекрасно понимаю свой интерес: закон мне вредит. Это же всегда. Но политика — это баланс интересов.

Да, разъяснять, конечно, надо. Но не надо думать, что разъяснениями мы все вопросы решим. Много у меня примеров, когда мы разъясняем, договариваемся, говорим, но реальные интересы возникают…

Из зала. У меня вопрос такого рода. А для чего нужна автономия? Вы говорите, что именно идея автономии, принцип автономии образования высшей школы как составной части народного образования является доминирующей идеей, которой вы руководствуетесь.

Рудник Б.Л. Во-первых, я не говорю, что я руководствуюсь. Я говорю, что в качестве одной из таких… не много должно быть таких фундаментальных идей, которые будут заложены в новую концепцию.

Из зала. Это одна из фундаментальных идей. Смысл в чем, для чего?

Рудник Б.Л. Я не могу себе присвоить авторство этой идеи. Уже три семинара у нас прошло. Эта идея действительно многими разделяется, что в новой концепции, в новом законе это должно быть отражено.

Как понимается автономия? Ведущие вузы (не все вузы) должны получить право выдавать собственные дипломы, формировать свои советы и так далее. Некоторые вопросы, которые сегодня регулируются централизованно, нужно решать самим. Вот как это понимают наши коллеги. Итог я не могу присвоить себе.

Наумов Е.А., директор Государственного центра правовой и экономической экспертизы ФГУ "РНКЦЭ Роснауки".

Реплику можно?

Бурбулис Г.Э. Да, конечно.

Наумов Е.А. Я некоторое отношение имею к ВАК России уже в течение достаточно длительного периода времени. Было решение об открытии советов. Совет открывается, советы по всей Руси великой, включая, как говорил известный артист, кулинарные техникумы. Поверьте, качество науки повысилось, не понизилось. Лозунги при этом одни и те же. Я вас уверяю, ВАК России задыхается сегодня от вала макулатуры, которая подается под видом науки. Это тот же самый лозунг, который Вы сейчас произносите: "Ну как же, вы понимаете, государственное управление — это дурно". Надо включать механизмы саморегуляции, саморазвития. В 1993 году мне довелось быть членом рабочей группы координационного совещания. И я задал такой вопрос: "Скажите, а это самое платное образование, оно придет в государственные высшие учебные заведения?" Руководителем этой рабочей группы был Сергей Александрович Филатов, человек, к которому я с большой симпатией и с большим уважением отношусь, и его вклад в формирование и подготовку Конституции, мне кажется, недооценивать нельзя. Так вот, меня клятвенно заверяли: "Ну что ты, Господь с тобой, ни единой копейки с человека, который поступает в государственное высшее учебное заведение… Этого не будет. А вот частные заведения, которые будут конкурировать, Бога ради, пусть принимают, пусть они устанавливают плату". Вся высшая школа (я хорошо помню 1994 год, когда было совещание) клятвенно уверяли друг друга… Я имею в виду руководителей тогдашней президентской Администрации, в 1994 году. Нам достаточно 50 вузов, 500 вузов для нас — слишком много. Достаточно 50, но чтобы они были такие, как Оксфорд, Кембридж, и все это выкристаллизуется в результате этой естественной конкуренции. Где же результат? Его нет.

Рудник Б.Л. Нет, результат есть, безусловно. И под флагом защиты государственного интереса, к сожалению, высшая школа (я имею в виду преподавательский корпус, точнее, корпус руководителей высших учебных заведений, я сам, слава Богу, вузовский преподаватель) превратила наше образование, систему высшего образования не в элитарное, а в элитное образование, образование для богатых. Мы создали правосудие для богатых, мы создали судебную защиту для богатых, вот теперь мы создали образование для богатых. Давайте мы дадим абсолютную автономию и добьемся еще большего.

Наши вузы и общеобразовательные учреждения с начала 90-х пользовались очень большой если не автономией, то хозяйственной самостоятельностью, просто огромной. Кроме того, что бы ответили многие наши ректоры на Ваше выступление? Они бы сказали: хорошо, если бы у нас в 90-х годах нормально финансировалось образование, то, наверное, нам бы не потребовались в таком количестве платные студенты. С этим можно спорить. Но совершенно очевидно, что в свое время (сейчас этого уже меньше стало) огромные перераспределительные потоки шли от платных студентов к бесплатным. И вам ректоры ответят: тогда, если бы этого не было, мы потеряли бы многие наши очень важные для нас вузы. И мы с вами вынуждены признать, что это так. Я не говорю, хорошо это или плохо. Мы этот вопрос экономического развития системы образования сейчас не обсуждаем. Но такая проблема возникала.

Следующий момент. Посмотрите, насколько у нас стало больше студентов. Президент заявил, выступая на Российском совете ректоров, что действительно образование стало массовым. Это так. Если посмотрите статистику увеличения количества студентов — она огромная. Вы мне скажете: "Но здесь же очень много некачественного образования". Действительно, псевдообразования очень много, но тем не менее образование стало доступным. Люди, которые хотят учиться, могут учиться. Это не только у нас — массовость высшего образования, это мировая тенденция. Опять-таки нам с вами могут возразить. И здесь вопрос не бесспорный, по крайней мере. Хотя я собирался выступать только по законодательству.

Бурбулис Г.Э. Спасибо, уважаемый Борис Львович. Когда мы говорим о стратегии чего бы то ни было, мы что имеем в виду? Долговременную цель, в которой отражена коренная потребность или система интересов того общества, того государства, которое, эту стратегию формируя, будет реализовывать.

Первый указ первого Президента Российской Федерации был посвящен образованию. Перед нами была колоссальная возможность этот первый указ посвятить чему угодно: национальной безопасности, российской гвардии. Нет, мы это сделали сознательно, стратегически имея в виду, что новое Российское государство объявляет, прежде всего своему населению, своему народу, самому себе и всему миру, что наш приоритет — знание и человек, сформированный в рамках этой образовательно-воспитательной стратегии. И закон 1992 года многие положения указа не сумел в себя вобрать, особенно в сфере экономического обеспечения, но концепцию эту сохранил.

Сейчас мы снова оказываемся у этой исходной проблемы. То есть мы думаем, как обновить законодательство об образовании, постепенно потеряв эту исходную цель. Кого формируем? Какого человека создаем? В какой диалектике государственной ответственности и конституционной обязанности, имея реальные возможности, нужно обеспечить современный плодотворный образовательный процесс и то, что мы называем "самотворчество человека", потому что научить никого ничему нельзя, можно только научиться? А образование и есть та система условий и способов жизнедеятельности, в которых человек учится получать знания, расширять их, уточнять и применять на практике.

Мне кажется, что очень точный сюжет был в нашей дискуссии, потому что мы наконец начинаем понимать, что любой закон, независимо от того, какую сферу он регулирует, содержит в себе образ человека как ту исходную, базовую ценность, которая одновременно есть и цель этого закона, и его средство. Потому что мы имеем в виду долговременную задачу, связанную со способностями, связанную с развитием человека, и через закон выражаем ту систему управления и регулирования, при реализации которой (исполнении которой) эта задача может быть решена.

Давайте это всегда будем иметь в виду, потому что право — это прежде всего понимание человека, его прав, его свобод, его обязанностей. И система права, и правовая стратегия — это не что иное, как образ человека, который общество и государство в солидарной форме создают и отстаивают через институт семьи, через институт образования в единстве его государственных и негосударственных форм, через институт культуры и всего, что обеспечивает воспроизводство и развитие.

Большое спасибо, Борис Львович! Желаем Вам успеха в этой деятельности, а мы с Вашей помощью еще раз поняли, что любой разговор о мониторинге права — это разговор о человеке, его образе, его способности и умениях. Либо это человек ущербный, обвиняемый с утра до вечера в реальных или потенциальных нарушениях, либо это человек создающий, самоответственный, способный соблюдать не только законы, предупреждающие о наказании, но и законы, открывающие перед ним условия и возможности для полноценной жизнедеятельности.

Жанна Иосифовна Овсепян — заведующий кафедрой государственного (конституционного) права юридического факультета Ростовского государственного университета.

Овсепян Ж.И. Прежде всего хотела бы поблагодарить организаторов конференции за приглашение представителя Ростовского государственного университета, который меня делегировал сюда. Что касается моего выступления, то это будут и некоторые соображения, которые возникли в связи с процессом обсуждения, и мое видение того, в какой степени актуально базовое законодательство (потому что прозвучали разные мнения), и то, как я представляю себе его контуры.

На мой взгляд (дам оценку собственно мониторингу как форме деятельности), мониторинг — это форма деятельности, в какой-то степени приближенная к контрольным функциям, и в этом смысле я вижу очень большой позитив, поскольку, как известно, Конституция не определяет Федеральное Собрание как контрольный орган власти, хотя и не содержит запреты на счет того, чтобы осуществлять здесь такие функции. И в этом смысле какие-то подобные контрольным полномочиям формы, конечно, актуальны и необходимы органу, который занимается законотворческой деятельностью для осуществления этого своего предназначения.

Я также хотела бы сказать, что, на мой взгляд, должны быть выделены приоритеты в мониторинге. Я бы обратила внимание на такую классификацию, как мониторинг с целью обнаружения пробельности в правовом регулировании и мониторинг с целью преодоления противоречий, коллизий в правовом воздействии.

Так вот, по моему мнению, в этой классификации видов деятельности приоритет должен быть отдан по крайней мере парламентскому мониторингу. Парламент этой конференцией сделал заявку на то, чтобы координировать всю деятельность по мониторингу, осуществляемую разными контрольными, околоконтрольными и другими институтами власти.

Мониторинг с целью обнаружения пробельности в правовом регулировании должен быть выделен как приоритетное направление, именно когда речь идет о парламентском мониторинге.

Если говорить о мониторинге, связанном с выявлением пробельности в правовом регулировании, то здесь есть один негативный аспект. О проблемах правового регулирования, законодательного регулирования, с которыми в последние два-три года, по данным, которыми я располагаю, столкнулся федеральный законодатель. Я имею в виду цифры, которые были приведены в отчетном докладе Института законодательства в связи с его юбилеем и которые были опубликованы в "Журнале российского права". Есть и авторские подсчеты, и публикации по этому поводу, где обращается внимание на то, что в последнее время значительно уменьшился процент новых предметных законов, которые издаются Федеральным Собранием, и очень много законов об изменении и дополнении действующих. Называется очень высокий процент, и поэтому, естественно, в связи с мониторингом законодательства и мониторингом правоприменения этот фактор должен быть одним из наиболее важных, поскольку это уязвимая сторона как раз правового воздействия. И поэтому, мне кажется, очень обоснованно и аргументированно, согласно программе конференции были увязаны вопросы мониторинга с таким аспектом, как проблема создания базового законодательства, которое как раз и обеспечило бы бо$$$льшую эффективность законодательному процессу и деятельности парламента.

Почему возникает этот феномен множественности законов об изменениях и дополнениях действующих законов? Очевидно, по той причине, что все-таки в законодательном процессе, в организации работы федерального парламента есть нечто, что стимулирует эту практику, а именно: недостаточно учитываются социальные интересы, следовательно, они не полностью учитываются в законодательном процессе, если вскоре после издания закона возникает потребность в том, чтобы внести в него изменения.

Значит, надо как-то иначе организовать законодательный процесс и максимально учесть эти интересы, вовлечь все эти заинтересованные стороны, с тем чтобы в дальнейшем так быстро не корректировать законы.

Еще несколько слов о том, насколько актуальны предлагаемые законы. На мой взгляд, должна быть сформирована концепция этих законов. И можно ли говорить о пакете законов? Или все-таки из этого пакета "вырвать" один, как было заявлено с большой аргументированностью в двух очень солидных выступлениях?

Но тем не менее я попытаюсь поставить под сомнение такую категоричность позиции. Что именно я имею в виду? Мне кажется, что если говорить о принятии закона о статусе Федерального Собрания, целесообразность которого была поставлена под сомнение, то при ответе на этот вопрос нужно, наверное, подходить к отрицанию или поддержке с точки зрения того, каким должен быть предмет регулирования этого закона, и, уже отталкиваясь от этого, говорить о том, нужен он или нет.

Поэтому я не буду отвечать в целом на вопрос о целесообразности, а попытаюсь посмотреть, каким вообще может быть предмет регулирования этого закона, если его проект будет разрабатываться.

Прежде всего обращу внимание на то, что статус Федерального Собрания как органа, олицетворяющего собой одну из ветвей власти, должен быть урегулирован на конституционном уровне. И если сопоставить это с другими органами и должностными лицами, которые согласно Конституции идентифицируются с иными ветвями, то можно увидеть следующую ситуацию.

Например, Конституционный Суд, который совместно с другими судами олицетворяет судебную ветвь власти, опирается не только на конституционную базу, но имеет закон о своем статусе.

Правительство, которое олицетворяет собой исполнительную ветвь власти, имеет наряду с конституционной главой закон о статусе Правительства.

Что касается законов об органах, которые соотносятся с этими же или иными ветвями власти, то напомню, что в 1991 году был закон о статусе Президента Российской Федерации, но действие его уже давно прекращено. Нет закона о Верховном Суде, Высшем Арбитражном Суде. Если подходить с точки зрения методологического подхода, то существуют аргументы "за" этот закон.

Дальше: что касается того, как должен быть соотнесен этот закон, если законопроект будет разрабатываться, с иными законами, которые на сегодняшний день уже регулируют статус Федерального Собрания. Мы знаем, что есть законы о выборах депутатов Госдумы, есть закон о механизме формирования Совета Федерации, есть закон о статусе членов Совета Федерации, депутатов Госдумы, есть регламенты палат. Возникает вопрос: должны ли все эти законы в своей совокупности войти в новый закон, и будет ли этот новый закон иметь новое качество, то есть будет ли это кодифицированный акт, который определяет различные аспекты статуса.

Но хочу обратить ваше внимание, что все перечисленные законы очень динамичные. Они часто изменяются, дополняются, и их систематизация, издание нового закона вряд ли будут достаточно продуктивным вариантом подхода к определению предмета регулирования.

У меня есть соображения относительно того, что есть собственно предмет регулирования с точки зрения позитива. А именно: одна из ключевых идей базового закона о Федеральном Собрании, если его разрабатывать, — это обеспечение взаимодействия Федерального Собрания с законодательными органами субъектов Российской Федерации и представительными органами местного самоуправления. Не для того чтобы выстроить вертикаль власти, а потому, что, как известно, разделение властей не исключает их сотрудничества, а, наоборот, предполагает взаимодействие.

Кроме того, есть сфера совместного ведения. Если посмотреть вопросы местного значения в законе № 131, то там тоже можно найти какие-то совпадающие сферы. Кстати, если подходить с этой точки зрения, то данный вариант был бы средством или резервом сокращения работы по мониторингу законодательства. Потому что если есть взаимодействие, взаимодостаточное взаимоуважение этих представительных органов, то это сокращает возможность возникновения каких-то противоречий и неучета правового регулирования в иерархии форм воздействия.

Другая ключевая идея, на мой взгляд, — идея учета в законодательном процессе двух уровней многообразия интересов, в частности идея лоббизма. Я хотела бы напомнить уважаемой аудитории, что в Соединенных Штатах Америки первый закон о лоббизме, принятый в 1946 году, представлял собой не самостоятельный закон, а одну из частей акта с более широким определением предмета регулирования. Он назывался "Акт о реорганизации Конгресса Соединенных Штатов", одна из частей была посвящена лоббизму.

Можно также говорить о том, что при определении предмета и содержания этого закона нужно учитывать те модели, которые уже созданы. Я имею в виду не только законы субъектов Федерации о законодательных собраниях этих субъектов, но и Федеральный закон от 6 октября 1999 года "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации", где закреплен статус законодательного органа субъекта России.

Я бы выделила и такой аспект при определении предмета этого закона, как вопросы, касающиеся организации палат Федерального Собрания, то есть системы органов и должностных лиц, поскольку через закон подобного рода можно стабилизировать работу базовых комитетов и комиссий, определить соотношение комитетов и комиссий с палатой в целом в законодательном процессе, определить более развернуто статус партийных фракций, и сделать это именно на уровне закона. На сегодняшний день, мне кажется, недостаточно урегулирован статус партийных фракций. Я вижу целесообразность в том, чтобы установить какие-то льготы соответственно статусу малочисленных партий в Государственной Думе, по аналогии с теми гарантиями и льготами, которые есть у рядовых депутатов и у партийных оппозиций в зарубежных странах (я имею в виду британский опыт). Это правило № 37, правило "десяти минут". Может быть, правило "десяти минут" в большей степени является гарантией как раз для рядовых депутатов. И, на мой взгляд, на сегодняшний день с учетом того, что есть объективные причины, почему не складывается нормальная двух- или иная многопартийная система, необходимо прежде всего эту многопартийность сформировать на базе Государственной Думы и, может быть, через этот закон. Вот в целом то, что касается некоторых представлений о концепции закона о Федеральном Собрании.

Что касается законов о законах и о нормативных актах, то один из этих источников, проектов я бы уточнила. Может быть, название ему дать "Об источниках права"? Было в одном из выступлений напоминание, что в Италии аналогичный закон называется "Об источниках права". Почему? Потому, что, на мой взгляд, нужно продумать позицию относительно судейского права. Судейское право становится все более важным, значимым источником реального права. Я имею в виду не только решения Конституционного Суда, но и то, что, хотя у нас не признается судебный прецедент, но решение судов иных специализаций и общей юрисдикции очень важно и значимо для правового воздействия. Судейское право должно стать важным дополнением к парламентскому и регламентарному праву.

И в завершение хотела бы обратить внимание на тезис, который прозвучал в выступлении уважаемого Бориса Сафаровича и других уважаемых выступающих, а именно на цифры, которые были названы по муниципальным образованиям.

25 тысяч муниципальных образований в Российской Федерации, и это на стадии, когда еще не во всех субъектах Федерации осуществлены территориальные изменения и адекватные им расширения численности муниципальных образований. Как известно, в законе № 131 сейчас выделена в отличие от предыдущего закона 1995 года специальная глава, которая называется "Нормативные акты муниципальных образований". Если хотя бы два центра правотворческой деятельности на уровне муниципальных образований издадут хотя бы по одному нормативному акту, получается в год 50 тысяч нормативных актов муниципальных образований. Это огромная лавина, и она требует кардинальных решений в плане механизмов обеспечения законности этих актов. Поэтому, на мой взгляд, возникает проблема учреждения конституционных уставов судов, которые бы занимались проверками соответствия Конституции, законодательству и уставам нормативных правовых актов актов муниципальных образований. Эта проблема, на мой взгляд, является очень актуальной.