Книга рассчитана на работников суда, прокуратуры, адвокатуры, мвд, кгб, преподавателей и студентов юридических учебных заведений

Вид материалаКнига
§ 2. заведомо ложное показание и смежные преступления
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

§ 2. ЗАВЕДОМО ЛОЖНОЕ ПОКАЗАНИЕ И СМЕЖНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ


В судебной практике нередко возникают трудности в разграничении заведомо ложного показания свидете­ля или потерпевшего или заведомо ложного заключения эксперта, с одной стороны, и отказа или уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения — с другой. Рассматри­ваемые преступления имеют ряд общик черт, в частно­сти, они посягают на один и тот же непосредственный объект —правильную деятельность органов социали­стического правосудия. Оба эти преступления совер­шаются специальными субъектами Субъектами этих преступлений могут быть лишь такие лица, на которые законом возложены особые обязанности: свидетель, потерпевший и эксперт. Исключением в этом отноше­нии является лишь переводчик, который несет уголов­ную ответственность лишь за неправильный перевод, сделанный им в суде либо при производстве предвари­тельного следствия или дознания. Уголовным кодексом РСФСР не предусмотрена ответственность переводчи­ка за отказ или уклонение от исполнения своих обя­занностей 1.

Определенные черты сходства имеются и в характеристике субъективной стороны этих составов: эти пре­ступления совершаются умышленно, при наличии
прямою умысла.

Поэтому в основе разграничения указанных соста­вов преступлений должны лежать признаки, характе­ризующие объективную сторону деяния. Только в ре­зультате глубокого, тщательного и всестороннего ис­следования объективной стороны может быть достигнуто

1 Уголовные кодексы некоторых союзных республик предусматривают ответственность переводчика за уклонение или отказ от выполнения возложенных на него обязанностей (ст. 179 УК Украинской ССР, ст. 193 ч II УК Казахской ССР, ст. 197 УК Молдавской ССР, ст. 176 ч. II УК Латвийской ССР, ст. 195 ч. II УК Таджик­ской ССР, ст. 204 ч. II УК Туркменской ССР, ст. 173 УК Эстонской ССР). Кроме того, уголовные кодексы названных союзных респуб­лик, за исключением уголовных кодексов Украинской и Молдавской ССР, предусматривают ответственность понятого за уклонение или отказ от выполнения возложенных на него обязанностей,

правильное разграничение рассматриваемых преступлений.

Как указывалось ранее, дача заведомо ложных показаний с объективной стороны выражается в сообщении органам дознания, следствия и суду ложных све­дений о фактах и обстоятельствах, подлежащих установлению по конкретному делу, или умолчании о них. В отличие от заведомо ложных показаний в ст. 182 УК РСФСР установлена ответственность за отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний. Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний обычно выражается в заявлении свидетеля или потерпевшего о нежелании им давать требуемые oт него показания, причем это нежелание (отказ) мо­жет быть выражено как в устной, так и в письменной форме.

Соловьев из хулиганских побуждений нанес ноже­вое ранение А., причинив тяжкое телесное поврежде­ние. Потерпевший А. на предварительном следствии давал подробные показания об обстоятельствах совер­шенного преступления, а в судебном заседании отка­зался от дачи показании, заявив, что он судиться с подсудимым не желает. Народный суд правильно по­ступил, возбудив в порядке ст. 256 УПК. РСФСР уго­ловное дело в отношении А. по признакам ст. 182 УК РСФСР1.

Однако мы не можем согласиться с оценкой, кото­рую дала Камышлинская постоянная сессия Клявлинского районного народного суда Куйбышевской области действиям Попковой. Она признана виновной в том, что «отказалась от дачи показаний, данных ею на предварительном следствии по делу Т., где она заяв­ляла, что Т , будучи пьяным, пришел к ней, ударил ее, просил водки, выбил у нее в доме двери вместе с кося­ками и что она неоднократно видела жену Т. избитой с синяками»2. Из протокола судебного заседания

1 Архив Пестречинского районного народного суда Татарской АССР за 1969 г. Следует заметить, что после возбуждения дела А. на предварительном следствии и при рассмотрении дела в суде пояснил, что от дачи показаний отказался под угрозой братьев подсудимого.

2 Архив Камышлинской постоянной сессии Клявлинского районного суда Куйбышевской области за 1967 г.

видно, что Попкова на суде дала показания совершенно противоположного характера, в частности, она заяви­ла, что когда Т. приходил к ней, то был трезв, водку не просил, дверь не ломал, про Т. ничего плохого не знает.

В данном случае имеет место не отказ от дачи показаний, а дача в суде заведомо ложных показаний, связанная с намеренным искажением обстоятельств де­ла, имеющих важное значение при решении вопроса о виновности или невиновности Т. в совершении злост­ного хулиганства.

Наши исследования показали, что отдельные практические работники необоснованно широко толкуют
понятие отказа от дачи показаний. В частности, так
оценивают суды случаи, когда свидетель в судебном
заседании отказывался от показаний, данных на предварительном следствии. Таким образом, умышленное
изменение в суде показаний, данных на предваритель­ном следствии, которое по существу является дачей
в судебном заседании заведомо ложных показаний,
неправильно рассматривается как отказ от дачи показаний, При этом упускается из виду, что отказ от показаний, данных на предварительном следствии, не
есть вообще отказ от дачи показаний. В подобных
случаях свидетель или потерпевший не отказывается
от дачи показаний, а дает заведомо ложные показания,
искажающие фактические обстоятельства расследуемо­го и рассматриваемого дела. Между тем отказ от дачи
показаний может выражаться, как правило, в том, что
свидетель или потерпевший либо вообще не отвечают
на вопросы лица, ведущего допрос, либо не отвечают
на какие-то вопросы, либо отказываются освещать от­
дельные обстоятельства расследуемого и рассматри­ваемого дела.

Вряд ли можно согласиться с утверждением И. С. Власова и И. М. Тяжковой о том, что «отказ бу­дет и тогда, когда свидетель, будучи вызван в судебно-следственные органы и не желая давать показания, заявляет, что он ничего не знает»1. Поскольку

1 И. С. Власов, И. М. Тяжкова. Ответственность за преступления против правосудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 100.


свидетель или потерпевший, располагающий определенной информацией, имеющей значение для установления истины по конкретному делу, при допросе заявляет, что он ничего не знает, следует признать, что такое лицо дает заведомо ложное показание, ибо оно на во­просы отвечает неправильно, т. е. заведомо ложно. Состав заведомо ложного показания характерен имен­но тем, что свидетель или потерпевший сообщают све­дения, не соответствующие действительности.

Галанов из хулиганских побуждений избил С. Из­биение было прекращено вмешательством И. При расследовании и судебном рассмотрении дела по обви­нению Галанова по ч. II ст. 206 УК РСФСР И., допро­шенный в качестве свидетеля, пояснил, что он не ви­дел, как Галанов избивал С., и их не разнимал. Осуж­дая Галанова по ч. II ст. 206 УК РСФСР к лишению свободы сроком на три года, народный суд вынес определение в порядке ст. 256 УПК РСФСР о возбуж­дении уголовного дела в отношении свидетеля И. за дачу заведомо ложного показания, предложив квали­фицировать его деяние по ч. I ст. 181 УК РСФСР. Ор­ганами расследования дело по обвинению И. было за­кончено и обвинительное заключение утверждено» по ч. I ст. 181 УК РСФСР. Однако при вынесении при­говора действия И. с ч. I ст. 181 УК РСФСР были переквалифицированы на ст. 182 УК РСФСР. В при­говоре указывалось что «И., хотя видел, как Галанов избивал С., и их разнимал, на предварительном след­ствии и в судебном заседании дал заведомо ложные показания, утверждая, что он не видел, как Галанов избивал С., и их не разнимал. Однако эти объяснения нельзя признать ложными показаниями, так как И. фактически отказался от дачи показаний»1. Позиция народного суда по этому делу не отличается последовательностью. Признав, что И. на предварительном следствии и в судебном заседании дал заведомо лож­ные показания, суд делает ошибочный вывод, что И. отказался от дачи показаний. По делу бесспорно установлено, что И. от дачи показаний не отказывался. Он умышленно исказил объективные обстоятельства, имев­шие место в действительности. Об этом говорит и

1 Архив Азнакаевского районного народного суда за 1969 г.


поведение И. после привлечения его к ответственности. Признавая себя виновным в даче заведомо ложных показаний, И. в судебном заседании пояснил, что он знал поговорку: «кто не видел, не знал — тот и горя не видал» и поэтому говорил неправду.

Ответственность за отказ от дачи показаний насту­пает лишь тогда, когда свидетель и потерпевший зна­ют о фактах и обстоятельствах, подлежащих установ­лению по конкретному делу, т. е. составляющих пред­мет доказывания (ст. ст. 68, 74, 75 УК РСФСР). Не будет состава рассматриваемого преступления, когда свидетелю или потерпевшему действительно не извест­ны факты и обстоятельства, интересующие лицо, про­изводящее допрос. Не будет также состава рассматри­ваемого преступления в действиях свидетеля или потерпевшего, отказавшегося отвечать на вопросы, не относящиеся к рассматриваемому делу.

Сложность в разграничении заведомо ложного показания от уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний обусловлена еще и тем, что в редакционном отношении статьи уголовных кодексов союзных республик, предусматривающие ответственность за уклонение свидетеля и потерпевшего от дачи показаний, не отличаются единообразием. Так, уголовные кодексы РСФСР (ст. 182), Белорусской (ст. 178), Узбекской (ст. 162). Литовской (ст. 189), Молдавской (ст. 197), Армянской (ст. 197) союзных республик предусматривают ответственность за уклонение свиде­теля или потерпевшего от дачи показаний. В уголов­ных кодексах Казахской (ст. 193 ч. I), Грузинской (ст. 198), Латвийской (ст. 176), Таджикской (ст. 195) и Туркменской (ст. 204) союзных республик говорится об уклонении свидетеля или потерпевшего от явки по вызову органа дознания, предварительного следствия или суда1. По Уголовным кодексам Украинской

1 Сходно сконструирована ст. 173 УК Эстонской ССР, которая предусматривает ответственность за отказ свидетеля или потерпев­шего от явки по вызову органов предварительного расследования или суда. В связи с этим представляется неточным утверждение .И. С. Власова и И. М. Тяжковой о том, что «УК Эстонской ССР рассматриваемые составы неизвестны» (И. С. Власов и И. М. Т я ж к о в а. Ответственность за преступления против пра­восудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 97).


(ст. 179), Азербайджанской (ст. 181) и Киргизской (ст. 189) союзных республик ответственность наступает не за любое, а лишь за злостное уклонение свидетеля или потерпевшего от явки.

Поэтому в литературе принято считать, что с объективной стороны уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний выражается в нарушении ими установленной законом обязанности явиться по вызову лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда для дачи показаний 1.

У гр-на Лазарева были похищены личные вещи, и на предварительном следствии он давал показания, изобличающие В. в совершении этого преступления. Получив повестку о явке в народный суд, потерпевший уклонил­ся от явки, объясняя свое поведение тем, что «суд разберется без него». Народный суд правильно поступил, возбудив в отношении Лазарева уголовное дело по ст. 182 ,УК РСФСР2.

К уклонению от дачи показаний судебная практи­ка относит и такие случаи, когда свидетель хотя и яв­ляется по вызову в органы следствия и суд, но, не дож­давшись допроса, самовольно покидает зал судебного заседания или кабинет следователя.

Сарбаев, ранее неоднократно судимый, был вызван в качестве свидетеля по делу по обвинению Н. в квартирной краже. Он явился на судебное заседание к указанному времени в клуб, где рассматривалось дело. При удалении из зала суда всем свидетелям, в том числе и Сарбаеву, было разъяснено, чтобы без разре­шения суда они не отлучались. Однако Сарбаев, не бу­дучи допрошенным, из помещения клуба ушел само­вольно, и судебное следствие было закончено в его отсутствие. Определением Елабужского городского

1 См. Советское уголовное право. Часть Особенная М., Госюриздат, 1962, стр. 322—323; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. Изд-во ЛГУ, 1962, стр. 326; Научный комментарий. Уго­ловный кодекс РСФСР. Т. 2. Особенная часть. Свердловск, 1962, стр. 343; Научно-практический комментарий Уголовного кодекса РСФСР. М, «Юридическая литература», 1963, стр. 397; Уголовное право Часть Особенная. М., «Юридическая литература», 1969, стр. 337.

2 Архив Белебеевского городского народного суда Башкирской

АССР за 1967 г.

народного суда Татарской АССР в отношении Сарбаева возбуждено уголовное дело, и впоследствии он был осужден за уклонение от дачи показаний по ст. 182 УК РСФСР 1.

По вопросу об ответственности за уклонение сви­детеля или потерпевшего от явки иное мнение выска­зано И. С. Власовым и И. М. Тяжковой, которые счи­тают, что «УК некоторых союзных республик, в частно­сти РСФСР, не предусматривают ответственность за уклонение свидетеля от явки. Согласно ст. 182 УК РСФСР свидетель может быть привлечен к ответст­венности лишь за отказ или уклонение от дачи показа­ний. Неявка свидетеля без уважительной причины не влечет за собой уголовной ответственности» 2. С таким толкованием ст. 182 УК РСФСР согласиться нельзя. Оно противоречит требованиям закона. Кроме того, позиция И. С. Власова и И. М. Тяжковой в этой части является противоречивой. Так, утверждая, что «неявка свидетеля без уважительной причины не влечет за со­бой уголовной ответственности», указанные авторы через несколько строк признают, что «в отдельных случаях уклонение от явки может повлечь ответствен­ность по ст. 182 УК. Такое положение возможно в том случае, если уклонение от явки является средством или формой уклонения от дачи показаний» 3. Этим они по существу опровергают свой тезис о ненаказуемости неявки свидетеля или потерпевшего без уважительной причины.

Итак, разграничение заведомо ложного показания свидетеля или потерпевшего и отказа либо уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний следу­ет проводить в основном по признакам, характеризую­щим объективную сторону этих преступлений. При этом в разграничении этих преступлений решающую роль играют следующие признаки: а) уклонение от да­чи показаний выражается в основном в нарушении

1 Архив Елабужского городского народного суда Татарской АССР за 1969 г.

2 И. С. В л а с о в, И. М. Т я ж к о в а. Ответственность за преступления против правосудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 99—100 (курсив наш.— М, X.)

3 Там же, стр. 100.


свидетелем или потерпевшим установленной законом обязанности явиться по вызову; б) отказ от дачи показаний связан с заявлением свидетеля или потерпевше­го о том, что он не будет давать требуемого от него показания; в) лжесвидетельство предполагает сообще­ние органам дознания, следствия и суду ложных сведе­ний о фактах и обстоятельствах, подлежащих установ­лению по конкретному делу, или умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих существенное значение для дела.

Отказ или уклонение эксперта от дачи заключения в основном не отличается от совершения этого преступления свидетелем или потерпевшим. Различие между ними по существу сводится к обстоятельствам, харак­теризующим субъекта этих преступлений, и вытекающим отсюда особенностям объективной стороны.

Изучение судебно-следственной практики и анализ статистических данных свидетельствуют о том, что нормы, устанавливающие ответственность за отказ ли­бо уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения (ст. 182 УК РСФС?5), являются малоэффективными. Доста­точно сказать, что за три года в судах Башкирской, Татарской АССР и Куйбышевской области рассмотре­но всего лишь по нескольку дел, а в Кабардино-Бал­карской АССР не рассмотрено ни одного дела. Харак­терно и то, что по большинству этих дел деяние винов­ных вместо ст. 181 ошибочно квалифицировано по ст. 182 УК РСФСР (60%). Поэтому, на наш взгляд, было бы целесообразно изменить ст. 182 УК РСФСР и соответствующие статьи других союзных республик.

Во-первых, следовало бы исключить уголовную ответственность за простое уклонение от явки лица, вызванного органом дознания, предварительного следствия или судом в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта. При неявке свидетеля, потерпевшего или эксперта без уважительных причин лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд в соответствии со ст. ст. 73, 75 и 82 УПК РСФСР вправе подвергнуть их приводу. Помимо этого, суду следует предоставить право налагать на не явившегося без уважительных причин свидетеля, потерпевшего и эксперта штраф в по­рядке, предусмотренном ст. 323 УПК РСФСР. По такому


простому очевидному факту, как неявка свидетеля, потерпевшего или эксперта, возбуждение уголовного дела и ведение дознания или предварительного рассле­дования не вызывается необходимостью. В порядке ст. 323 УПК РСФСР суд может более эффективно вести борьбу с подобного рода правонарушителями.

Во-вторых, по примеру уголовных кодексов Украинской (ст. 179), Азербайджанской (ст. 181) и Киргизской (ст. 189) союзных республик целесообразно установить уголовную ответственность лишь за злостное уклонение от явки лица, вызванного в органы дознания, предвари­тельного следствия или суд в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта. С учетом этого целесообраз­но было бы ст. 182 УК РСФСР изложить в следующей редакции: «Злостное уклонение от явки лица, вызванного органом дознания, предварительного следствия или судом в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта...»

* * *

По объективной стороне заведомо ложного показа­ния свидетелей или потерпевших, данные с целью выгораживания действительных виновников совершенного преступления, могут совпадать с укрывательством преступления. В связи с этим в судебной практике имели место случаи привлечения к уголовной ответст­венности лиц, давших заведомо ложные показания и тем способствовавших сокрытию от правосудия действитель­ных преступников, не за лжесвидетельство по ст. 181 УК РСФСР, а за соучастие в преступлении либо за прикосновенность. Определенный интерес в этом отно­шении представляет следующий случай.

Крылов, Вержбицкий и др. обвинялись в убийстве. Находясь под стражей, обвиняемые путем угроз подговорили Пумпура и Некрасова взять обвинение в убийст­ве на себя. Пумпур и Некрасов на предварительном следствии стали утверждать, что убийство было совершено не Крыловым и др., а ими — Некрасовым и Пумпуром. Поэтому настоящие виновники убийства были освобождены из-под стражи и некоторым из них удалось скрыться от следствия и суда. В дальнейшем было уста­новлено, что убийство было совершено группой Крылова.

Вместе с Крыловым и другими участниками убийст­ва, как укрыватели, были привлечены Пумпур и Некра­сов. Однако суд первой инстанции оправдал их. Отменяя оправдательный приговор, Пленум Верховного Суда РСФСР указал: «Действия Пумпура и Некрасова являются безусловно социально-опасными, и так как само­оговор в данном деле имел целью содействовать сокрытию действительных преступников, то таковые действия должны быть квалифицированы как пособничество...» 1.

Однако с подобной позицией Верховного Суда РСФСР согласиться нельзя. Хотя по ранее действовав­шему уголовному законодательству любое укрыватель­ство, в том числе и не обещанное заранее, рассматрива­лось как соучастие в преступлении, действия Пумпура и Некрасова не могли быть рассмотрены как укрывательство преступника или следов преступления. Юриди­ческая природа заведомо ложного показания, данного в пользу виновного, фактически ничем не отличается от юридической природы заведомо ложного показания, сделанного с целью обвинить невиновного в совершении преступления. Как в том, так и в другом случае субъект, посягая на интересы правосудия, затрудняет установле­ние истины по делу. При этом виновный не совершает каких-либо действий, заключающихся в укрывательстве преступника, а равно орудий и средств совершения пре­ступления, следов преступления либо предметов, добы­тых преступным путем. Хотя заведомо ложное показа­ние, совершенное с целью оправдания обвиняемого, и имеет некоторое сходство по объективным признакам с заранее не обещанным укрывательством преступлений, однако оно существенно отличается от последнего. В этом случае лицо намеренно нарушает возложенную на него обязанность быть искренним и правдивым, ког­да оно призывается для дачи показаний.

Несколько противоречивую точку зрения по этому вопросу занимал А. Н. Трайнин. Он утверждал, что «в тех случаях, когда ложное показание ставит своей зада­чей добиться оправдания виновного, оно является одним из средств укрыть преступника от правосудия»2.

1 «Судебная практика РСФСР», 1927, № 1, стр. 7—8.
2 А Н. Т р а и н и н. Учение о соучастии. М., Юриздат, 1941,
стр. 140.


Однако несколько ниже А. Н. Трайнин приходит к правильному выводу, что действия виновного в подобных случаях подлежат квалификации как дача заведомо ложных показаний1.

Верховный Суд СССР и Верховный Суд РСФСР неоднократно указывали, что заведомо ложное показание, данное в пользу виновного, нельзя рассматривать как укрывательство преступника или следов преступле­ния. Еще в 1927 г. Верховный Суд РСФСР по делу Токуновой указал, что «лжесвидетельство не может быть квалифицировано как пособничество, содействую­щее преступлению или укрывательству преступника и следов преступления, а является самостоятельным пре­ступлением»2. По этому делу Токунова была осуждена по ст. ст. 17, 19 и п. «а» ст. 136 УК РСФСР 1926 г. по обвинению в том, что она на предварительном следствии показала, что мужа ее избил не Дмитрий Исупов, как это было в действительности, а Федор Исупов. В даль­нейшем она призналась, что на предварительном след­ствии ею было дано заведомо ложное показание. Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР правильно переквалифицировала содеянное на ст. 95 УК РСФСР 1926 г.

По делу Вардеваняна Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР также указала, что «ложное показание, данное в интересах исполнителя преступления, не может квалифицироваться как соучастие в преступлении» 3. Судом первой инстанции Вардеванян был признан виновным в следующем. Узнав о том, что Петросян на его машине совершил аварию со смертельным исходом и скрылся, он заявил в милицию, что его машину якобы угнали неизвестные лица, и с целью сокрытия преступления, совершенного Петросяном, упорно отрицал факт передачи Петросяну своей машины, продолжая утверждать, что его машина была угнана неизвестными лицами. В определении судебной коллегии отмечается, что Вардеванян не может нести ответственности как соучастник преступления. Его действия

1 См. А. Н. Трайнин. Учение о соучастии, М, Юриздат, 1941, стр. 140.

2 «Судебная практика РСФСР», 1927, № 23, стр. 18—19.

3 «Судебная практика Верховного Суда СССР», 1952, № 2, стр. 24—25.

вия должны рассматриваться не как соучастие в совершении преступления в форме сокрытия следов преступ­ления, а как дача ложного показания1.

Таким образом, заведомо ложное показание, данное в пользу виновного, не может быть расценено как укрывательство преступника или следов преступления, а подлежит квалификации по ст. 181 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов других союзных республик2.

Однако по-иному должен быть решен вопрос в слу­чае, когда речь идет о заранее обещанном лжесвиде­тельстве, преследующем цель оправдать преступника. Поскольку в подобной ситуации совершенное преступле­ние находится в причинной связи с поведении лжесви­детеля, следует признать, что здесь имеются объединен­ные усилия двух или более лиц в достижении преступ­ного результата. Отнесение заранее обещанного лже­свидетельства с целью освобождения кого-либо от уго­ловного преследования к соучастию покоится на твер­дых теоретических основаниях — требовании наличия причинной связи между действиями лица и вмененными ему в ответственность преступными последствиями, что является необходимым условием уголовной ответствен­ности по социалистическому праву за тот или иной

1 Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР, придя к правильному выводу о том, что ложное показание, данное в интересах исполнителя преступления, не может квалифи­цироваться как соучастие в преступлении, в оценке и квалификации преступления, совершенного Вардеваняном, допустила неточность. По делу установлено, что Вардеванян по собственной инициативе заявил в милицию о том, что его машину угнали неизвестные лица, т е. совершил заведомо ложный донос, а затем на допросах про­должал утверждать то же самое. Поэтому действия Вардеваняна следовало бы квалифицировать не как заведомо ложное показание, а как заведомо ложный донос.

2 Эта точка зрения является общепризнанной в советской юридической литературе. См.: А. Соловьев. Понятие соучастия по советскому уголовному праву и практике Верховного Суда СССР.— «Социалистическая законность», 1954, № 11, стр. 30; Ш. С. Рашковская. Преступления против социалистического правосудия. М, Изд-во ВЮЗИ, 1957, стр. 33—34; В. Г. Смирнов. Понятие прикосновенности по советскому уголовному праву. Изд-во ЛГУ, 1957, стр. 67—68; А. Эльманович. Ответственность за лжесви­детельство и домогательство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 27—28, Н И. Г р и ш а е в, Г. А. К р и г е р. Соучастие по уголовному праву. М., Госюриздат, 1959, стр. 219 и др.


преступный результат. Обещание лжесвидетеля до совершения преступления дать заведомо ложное показание позволяет исполнителю «надеяться на безнаказанность в расчете на алиби или искусственное создание иных «доказательств», которые заранее гарантирует пред­ставить будущий свидетель-пособник» 1. Поэтому следу­ет прийти к выводу, что заранее обещанное лжесвиде­тельство с целью освобождения виновного от уголовного преследования является разновидностью соучастия в виде пособничества и подлежит квалификации не по ст. 181, а по ст. 17 и соответствующим статьям Особен­ной части УК РСФСР.

*

* *

Известные трудности на практике вызывают вопросы отграничения заведомо ложного показания от недоносительства о преступлениях (ст. 190 УК РСФСР).

Общим в рассматриваемых преступлениях является объект посягательства: в обоих случаях нарушается правильная деятельность органов социалистического правосудия. Много общего и в субъективной стороне: оба преступления совершаются умышленно, и, за ис­ключением обвиняющего лжесвидетельства, могут сов­падать мотивы и цели, ради которых совершаются эти преступления. Поэтому разграничение данных преступ­лений проводится по объективной стороне, а также — дополнительно — по признакам субъекта этих преступ­лений.

С объективной стороны недонесение выражается в невыполнении лицом возложенной на него законом обязанности сообщить соответствующим органам о достоверно известном готовящемся или совершенном преступ­лении. По существу, это — умолчание о готовящемся или совершенном преступлении. При заведомо ложном пока­зании свидетеля или потерпевшего имеет место умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для дела, во время допроса лица на предва­рительном следствии или в суде. Таким образом, пред-

1 Е. Худяков. Уголовная ответственность за лжесвидетельство.—«Советская юстиция», 1970, № 14, стр. 22.


метом недоносительства может быть преступление а целом, а умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих существенное значение, может иметь место как по уголовному, так и по гражданскому делу.

В соответствии со ст. 190 У К РСФСР недонесение влечет ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных уголовным законом. Недонесение о других преступлениях, не указанных в законе (ст. 190 УК РСФСР), не влечет за собой уголовной ответствен­ности. Между тем лжесвидетельство может быть совер­шено по любому уголовному или гражданскому делу. Ответственность за недонесение наступает лишь тогда, когда виновный достоверно знает о готовящемся или совершенном преступлении. Достоверность означает убежденность недоносителя в правильности известных ему сведений о факте готовящегося или совершенного преступления. Свидетель может быть допрашиваем о фактах, о которых он узнал из источников, не гарантирующих такую достоверность. В таких случаях показа­ния свидетеля могут быть проверены другими доказа­тельствами.

Не совпадают время и место совершения этих преступлений. Лжесвидетельство совершается во время следствия либо суда, в камере следователя или в зале судебного заседания, а недоносительство — до этого.

Отличительные признаки, разграничивающие эти преступления, имеются и в субъекте посягательства. Субъектом недоносительства может быть любое частное лицо, в то время как субъектом лжесвидетельства является только лицо, вызванное на допрос в качестве сви­детеля или потерпевшего.

Как показывает изучение практики судов, иногда действия лица, совершившего недонесение о заведомо готовящемся или совершенном преступлении, а затем вызванного на допрос в качестве свидетеля по делу о том же преступлении и дающего заведомо ложные показания с целью умолчания, несообщения о достовер­но известных ему сведениях, квалифицируются по совокупности ст. ст. 190 и 181 УК РСФСР.

Так, Бугульминский городской народный суд осудил Сизову по ст. 190 и ч. I ст. 181 УК РСФСР за действия, совершенные при следующих обстоятельствах. Вечером в квартиру Сизовой для распития спиртных напитков


совместно с другими зашел М. После выпивки М. ушел из этой квартиры. Вслед за ним из квартиры вышли сыновья Сизовой — Валерий и Евгений, а также Л., который предложил им совершить разбойное нападение на М. Догнав М., указанные лица под угрозой ножа отобрали у него наручные часы и удостоверение шофе­ра. После совершения преступления Л. вернулся в квар­тиру Сизовой и рассказал ей об обстоятельствах совер­шенного разбоя. Заведомо зная о совершенном тяжком преступлении и лицах, его совершивших, Сизова не сообщила в надлежащие органы о совершенном преступлении, хотя имела для этого реальную возможность. По истечении недели после происшедшего случая она была вызвана на допрос в качестве свидетеля и при допросе заявила, что она ничего не знает об обстоятель­ствах совершенного преступления, не знает фамилию и место жительства Л., т. е. дала ложные показания, на­правленные на сокрытие лиц, совершивших преступление. Указанные действия органы предварительного следствия и суд расценили как совокупность недонесения об изве­стном совершенном преступлении и дачи заведомо лож­ных показаний1.

Однако такая оценка действий виновной представляется неточной по следующим соображениям. Как известно, недонесение об известном готовящемся или совершенном преступлении относится к длящимся преступлениям. На стадии оконченного преступления оно может продолжаться довольно длительное время, в период которого лицо может совершить самые разнооб­разные действия, связанные с нежеланием сообщить соответствующим органам об известном ему совершен­ном преступлении (например, дача заведомо ложных объяснений в период ревизий, предварительных прове­рок прокурорско-следственных органов и т. д.). Однако эти действия не могут образовать состава нового преступления, а являются логическим продолжением реше­ния виновного не сообщать соответствующим органам о заведомо известном совершенном преступлении. Точно так же дача заведомо ложных показаний, направленных на сокрытие факта совершения преступления, лицом, виновным в недонесении об этом же преступлении, не

1 Архив Бугульминского городского народного суда за 1966 г. ПО

может расцениваться как самостоятельное преступле­ние. В подобных случаях дача заведомо ложных пока­заний представляет собой не что иное, как элемент объективной стороны более тяжкого преступления — недонесения об известном совершенном преступлении.

Решая этот вопрос, нельзя не учитывать и то обстоятельство, что лицо, совершившее недонесение об извест­ном совершенном преступлении, будучи вызванным на допрос в качестве свидетеля и давая заведомо лож­ные показания, направленные на умолчание об извест­ных ему обстоятельствах совершенного преступления, рассматривает ложные показания как средство защиты себя от разоблачения в совершении недоносительства.

Если же расценивать дачу заведомо ложных показа­ний лицом в таких случаях в качестве уголовно наказуемого деяния, предусмотренного ст. 181 У К РСФСР, то мы должны были бы признать, что уголов­ный закон обязывает лицо сообщить о совершенном им преступлении под угрозой признания виновным в совершении другого преступления. Однако ошибочность тако­го вывода очевидна.

Вот почему в подобных рассмотренному выше случаях действия лица следует рассматривать как единое преступление и квалифицировать только по ст. 190 УК РСФСР.

* * *

В следственной и судебной практике возникают вопросы, связанные с отграничением подстрекатель­ства к даче заведомо ложных показаний от понуждения свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкупа этих лиц.

Подстрекателем, как это указано в ст. 17 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и ст. 17 УК РСФСР, признается лицо, склонившее кого-либо к совершению преступления. Общественная опасность подстрекателя заключается в том, что по существу он является инициатором совершения преступления, а именно: возбуждает в другом лице решимость совершить определенное преступление. В


воздействии на волю исполнителя и в возбуждении у него решимости совершить общественно опасное деяние и устанавливается причинная связь между действиями подстрекателя и совершенным исполнителем преступлением 1.

Так, Харламова, зная, что ее муж Губанов при разбойном нападении убил потерпевшую, в целях создания ему алиби подговорила своих знакомых свидетелей Лазареву и Головину дать ложные показания. Судом первой инстанции действия Харламовой были квалифи­цированы по ст. 17 УК РСФСР и ч. I ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан». Судебная коллегия по уголовным де­лам Верховного Суда СССР не согласилась с такой квалификацией. Она отметила, что Харламова соверши­ла подстрекательство к лжесвидетельству и что за это она должна нести ответственность по правилам соуча­стия, т. е. по ст. ст. 17 и 95 ч. II УК РСФСР2.

Как видно из приведенного примера, Харламова явилась инициатором дачи заведомо ложных показаний, именно она возбудила у Лазаревой и Головиной решимость дать суду заведомо ложные показания, следова­тельно, ее действия находились в причинной связи с совершенными Лазаревой и Головиной заведомо лож­ными показаниями.

Субъектом подстрекательства к даче заведомо лож­ных показаний может быть любое вменяемое лицо, до­стигшее 16-летнего возраста. Выше отмечалось, что подозреваемый или обвиняемый по своему делу не могут быть субъектом заведомо ложного показания, ибо подобные действия рассматриваются как средство за­щиты от обвинения. Однако, на наш взгляд, не исклю­чается ситуация, когда обвиняемый сам выступает в

1 Подробно об этом см.: М. И. Ковалев. Соучастие в преступлении. Часть первая. Понятие соучастия.— «Ученые труды Свердловского юрид. ин-та», т. 3, 1960; его же. Соучастие в преступлении Часть вторая. Виды соучастников и формы участия в преступной деятельности. Свердловск, 1962.

2 См. «Судебная практика Верховного Суда СССР». 1949, № 11, стр. 28—29. Ранее мы уже указывали на ошибочность квалифика­ции деяния Харламовой по ст. ст. 17 и 95 ч. II УК РСФСР. Пра­вильно было бы квалифицировать содеянное по ст. ст. 17 и 95 ч. I УК РСФСР, так как в ее действиях нет отягчающих обстоятельств, указанных в ч. II ст. 95 УК РСФСР.


качестве подстрекателя другого лица к даче заведомо ложных показаний. Если обвиняемый не несет ответственности за ложные показания, то за подстрекатель­ство другого лица к совершению лжесвидетельства он, как мы полагаем, должен нести уголовную ответствен­ность по общим правилам о соучастии в преступлении1. Приговором Саратовского областного суда Смирнов осужден по ч. I ст. 181, ст. 183 и ч. II ст. 206 УК РСФСР за то, что он, будучи привлечен к уголовной ответствен­ности за хулиганские действия, с целью избежать ответственности за содеянное и смягчить вину обвиняе­мого по этому же делу Косогора давал органам следст­вия заведомо ложные показания и путем угроз принуж­дал к даче таких же показаний свидетеля Жесткову. Прекращая дело по ч. I ст. 181 УК РСФСР, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР правильно указала, что Смирнов по настоящему делу был привлечен к уголовной ответственности за хулиганство и давал ложные показания не как свидетель, а как обвиняемый по обстоятельствам, связанным с обвинением его лично и сообвиняемого. Уголовная ответственность обвиняемого за дачу им ложных показаний по поводу предъявленного обвинения законом не преду­смотрена. Касаясь обвинения Смирнова по ст. 183 УК судебная коллегия отметила, что Смирнов, предложив Жестковой дать заведомо ложные показания, не угро­жал ей ни убийством, ни насилием, ни истреблением имущества. На этом основании судебная коллегия пришла к выводу об отсутствии в этих действиях Смир­нова состава преступления и дело в этой части также производством прекратила2. Мы полагаем, что опреде­ление судебной коллегии по уголовным делам Верховно­го Суда РСФСР в части прекращения дела производст­вом по последнему эпизоду обвинения является неправильным. Действительно, поскольку Смирнов не применял в отношении свидетеля какого-либо психического

1 Такого же мнения придерживаются Ш. С Рашковская (Преступления против правосудия. М., Изд-во ВЮЗИ, 1957, стр. 34) и Л. Эльманович (Ответственность за лжесвидетельство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 29).

2 См. «Сборник постановлений Пленума, Президиума и определений судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 1961—1963 гг.» М., 1964, стр. 75—76.

принуждения, осуждение его по ст. 183 УК РСФСР является ошибочным. Однако по делу установлено, что Смирнов склонял Жесткову дать заведомо ложные показания, поэтому нам представляется, что он должен нести ответственность за неудавшееся подстрекательство. По общим правилам такое подстрекательство (покуше­ние на подстрекательство) следует рассматривать самостоятельно как приготовление к преступлению1.

Другой пример. При рассмотрении дела по обвине­нию Нечаевой Жигулевский городской народный суд Куйбышевской области вынес определение о возбужде­нии уголовного дела в отношении Нечаевой в соответст­вии со ст. 183 УК РСФСР по обвинению в том, что она уговорила свидетеля Г. дать суду ложные показания, что Г. и сделал при рассмотрении дела в судебном заседании. Постановлением следователя УВД Куйбышевской области по г. Жигулевску дело в отношении Нечаевой по ст. 183 УК РСФСР прекращено. Как видно из материалов дела, Нечаева не понуждала свидетеля Г. давать ложные показания на предварительном след­ствии или в суде, никаких угроз в связи с этим не высказывала, а лишь, как указано в самом определении о возбуждении уголовного дела, уговорила свидетеля Г. дать суду ложные показания. Поэтому в действиях Не­чаевой нет состава преступления, предусмотренного ст. 183 УК РСФСР. Однако утверждение следователя о том, что в деянии Нечаевой вообще отсутствуют при­знаки состава преступления, является ошибочным. По делу установлено, что она склонила свидетеля Г. к даче заведомо ложного показания суду. Поэтому содеянное должно быть расценено как подстрекательство к лже­свидетельству и квалифицировано по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР 2.

Правильно поступила судебная коллегия по уголовным делам Челябинского областного суда, возбудив

1 Такое же мнение высказано А. Н. Трайниным (Учение о соучастии. М, 1941, стр. 126—127), В. С. Прохоровым (Курс совет­ского уголовного права, т. I. Изд-во ЛГУ, 1968, стр. 631), А. А. Пионтковским (Курс советского уголовного права, т. 2. М , «Наука», 1970, стр. 474). Иной точки зрения придерживается А. Эльманович (Ответственность за лжесвидетельство и домогатель­ство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 29).

2 Архив Жигулевского городского народного суда Куйбышев­ской области за 1969 г.


уголовное дело в отношении потерпевшей Т. по ч. I ст. 181, а в отношении М., X., К. и Е. по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР. Материалами дела установлено, что К. совершил изнасилование семнадцатилетней Т. На предварительном следствии Т. об обстоятельствах совершенного над ней насилия давала подробные показания, а в судебном заседании под воздействием М., X., К. и Е., которые просили простить насильника и выйти за него замуж, дала заведомо ложные показания, утверж­дая, что К. насилия к ней не применял, половой акт совершил с ней по согласию. Поскольку М., X., К. и Е., являясь подстрекателями этого преступления, склонили Т. к даче заведомо ложных показаний, следует признать обоснованным привлечение их к уголовной ответственности по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР 1.

Следовательно, субъектом подстрекательства к даче заведомо ложного показания может быть любое вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста, в том числе подозреваемый или обвиняемый по уголовному делу. Отграничение подстрекательства к даче заведомо лож­ного показания от понуждения свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкупа этих лиц надо про­водить по объективной стороне составов этих преступлений. Средства, которыми пользуется лицо, склонившее к даче заведомо ложных показаний, могут быть самыми разнообразными: предложение, просьба, убеждение и др., но они не сопровождаются психическим насилием над свидетелем, потерпевшим или экспертом либо под­купом этих лиц. Если же в отношении свидетеля, потер­певшего или эксперта применяется угроза убийством, насилием, истреблением имущества этих лиц или их близких с целью принудить их к даче судебно-следственным органам ложных показаний или ложного за­ключения, а равно подкуп свидетеля, потерпевшего или эксперта с целью дачи ими ложных показаний или лож­ного заключения, то такие действия образуют состав преступления, предусмотренный ст. 183 У К РСФСР2. Неудавшееся подстрекательство следует рассматривать как приготовление к преступлению.

1 Архив Челябинского областного суда за 1967 г.

2 Относительно способа понуждения к даче ложных показаний в уголовных кодексах союзных республик имеются некоторые

*

* *

Определенное практическое значение имеет вопрос об отграничении заведомо ложного показания от клеветы.

Все то, что было сказано относительно разграниче­ния заведомо ложного доноса и клеветы, относится и к этому вопросу. Укажем лишь на то, что оба эти преступ­ления нередко связаны с нарушением прав и интересов личности. В то же время по объекту рассматриваемые преступления существенно отличаются между собой. Объектом заведомо ложного показания, как известно, во всех случаях выступают интересы социалистического правосудия. Интересы личности ложным показанием могут нарушаться лишь в том случае, когда оно дается не в пользу, а против обвиняемого. Клевета же всегда направлена против чести и достоинства другого лица.

Существенные различия имеются ив характере совершаемых действий при указанных преступлениях. С объ­ективной стороны заведомо ложное показание дается лишь органу дознания, следствия или суду. Позорящие другое лицо измышления при клевете распространяются перед любыми лицами. При клевете распространяемые заведомо ложные измышления должны быть позорящими честь и достоинство другого лица. Сведения, относящие­ся к заведомо ложным показаниям, если даже они дают­ся против интересов обвиняемого, могут быть совершенно безразличными для чести и достоинства другого лица. Клевета совершается лишь активными действиями, а

различия. Как на способ понуждения к даче заведомо ложных пока­заний в ст. 180 УК УССР указывается на угрозу разглашения по­зорящих свидетеля, потерпевшего или эксперта сведений. Ст. 194 УК Молдавской ССР предусматривает применение иных противо­законных действий, ст. 175 УК Литовской ССР говорит о понуждении иным путем. Уголовные кодексы Украинской (ст. 180), Азер­байджанской (ст. 180), Литовской (ст. 191), Эстонской (ст. 172) союзных республик предусматривают угрозу совершить указанные выше действия из мести за ранее данные показания. Характерно и то, что уголовные кодексы Таджикской (ст. 196) и Туркменской (ст. 206) союзных республик вводят норму, устанавливающую от­ветственность за понуждение обвиняемого к даче заведомо ложных показаний, а ст. 172 УК Эстонской ССР—за применение насилия или угрозы насилием в отношении лица, совершившего преступление, в целях сокрытия других участников преступления или из мести за разоблачение их при наличии достаточных оснований опа­саться приведения этой угрозы в исполнение.


заведомо ложное показание может быть исполнено бездействием, т. е. умолчанием. Субъектом клеветы может быть любое физическое вменяемое лицо, тогда как субъектом заведомо ложного показания могут быть свидетель и потерпевший.

В судебно-следственной практике возник вопрос:
возможна ли идеальная совокупность заведомо ложного
показания свидетеля или потерпевшего и клеветы и
подлежат ли квалификации эти действия одновременно
по ст. ст. 181 и 130 УК РСФСР. Подобная ситуация мо­жет быть в таких случаях, когда лицо, давая заведомо
ложные показания на предварительном следствии или
в суде, распространяет заведомо ложные позорящие
другое лицо измышления. Характерным в этом отноше­нии является следующий пример.

Мансуров обвинялся в покушении на изнасилование
гр-ки С. По просьбе обвиняемого с целью как-то облег­чить его положение гр-не Гайсин и Халитов на предва­рительном следствии и в суде дали заведомо ложные
показания, утверждая, что они задолго до возникнове­ния этого дела с потерпевшей С. имели половое сноше­ние. В целях проверки достоверности показаний этих
лиц была назначена судебно-медицинская экспертиза,
которая дала заключение о том, что гр-ка С. половой
жизнью не жила. Только после этого Гайсин и Халитов
вынуждены были признаться, что они, давая заведомо ложные показания, клеветали на гражданку С. За эти действия указанные лица были привлечены к уголовной
ответственности и осуждены по ч. I ст. 181 УК РСФСР1.
Подобное решение этого вопроса нам представляется
правильным. Оценивая совершенное этими лицами преступление, прежде всего следует выяснить направленность их умысла. Нет никакого сомнения в том, что они, сообщая следствию и суду ложные сведения о потерпев­ шей, желали ввести их таким путем в заблуждение.

Сообщение же ими позорящих потерпевшую С. измышлений в данном случае представляет собой элемент объективной стороны более тяжкого преступления — ложною показания свидетелей и в дополнительной квалификации по ст. 130 УК. РСФСР не нуждается.

1 Архив Пестречинского районного народного суда ТАССР за 1967 г.