Книга рассчитана на работников суда, прокуратуры, адвокатуры, мвд, кгб, преподавателей и студентов юридических учебных заведений
Вид материала | Книга |
§ 2. заведомо ложное показание и смежные преступления |
- Б. С. Волков Вмонографии раскрываются понятие и юридические приз, 4501.04kb.
- Учебное пособие для студентов высших учебных заведений Махачкала 2008, 6753.55kb.
- Ф. Р. Сундуров Рецензенты: заместитель председателя Верховного суда тасср, 2148.94kb.
- Учебное пособие Издание второе, переработанное и дополненное Минск Право и экономика, 1112.22kb.
- Монография подготовлена, 2369.9kb.
- Основы управления персоналом, 4996.78kb.
- Системантика, 2646.49kb.
- Ставрополь, 2226.38kb.
- Р. С. Белкин криминалистическая энциклопедия, 5026.16kb.
- Cols=2 gutter=27> С. И. Черепинский учебное кино: история становления, современное, 2532.72kb.
§ 2. ЗАВЕДОМО ЛОЖНОЕ ПОКАЗАНИЕ И СМЕЖНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
В судебной практике нередко возникают трудности в разграничении заведомо ложного показания свидетеля или потерпевшего или заведомо ложного заключения эксперта, с одной стороны, и отказа или уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения — с другой. Рассматриваемые преступления имеют ряд общик черт, в частности, они посягают на один и тот же непосредственный объект —правильную деятельность органов социалистического правосудия. Оба эти преступления совершаются специальными субъектами Субъектами этих преступлений могут быть лишь такие лица, на которые законом возложены особые обязанности: свидетель, потерпевший и эксперт. Исключением в этом отношении является лишь переводчик, который несет уголовную ответственность лишь за неправильный перевод, сделанный им в суде либо при производстве предварительного следствия или дознания. Уголовным кодексом РСФСР не предусмотрена ответственность переводчика за отказ или уклонение от исполнения своих обязанностей 1.
Определенные черты сходства имеются и в характеристике субъективной стороны этих составов: эти преступления совершаются умышленно, при наличии
прямою умысла.
Поэтому в основе разграничения указанных составов преступлений должны лежать признаки, характеризующие объективную сторону деяния. Только в результате глубокого, тщательного и всестороннего исследования объективной стороны может быть достигнуто
1 Уголовные кодексы некоторых союзных республик предусматривают ответственность переводчика за уклонение или отказ от выполнения возложенных на него обязанностей (ст. 179 УК Украинской ССР, ст. 193 ч II УК Казахской ССР, ст. 197 УК Молдавской ССР, ст. 176 ч. II УК Латвийской ССР, ст. 195 ч. II УК Таджикской ССР, ст. 204 ч. II УК Туркменской ССР, ст. 173 УК Эстонской ССР). Кроме того, уголовные кодексы названных союзных республик, за исключением уголовных кодексов Украинской и Молдавской ССР, предусматривают ответственность понятого за уклонение или отказ от выполнения возложенных на него обязанностей,
правильное разграничение рассматриваемых преступлений.
Как указывалось ранее, дача заведомо ложных показаний с объективной стороны выражается в сообщении органам дознания, следствия и суду ложных сведений о фактах и обстоятельствах, подлежащих установлению по конкретному делу, или умолчании о них. В отличие от заведомо ложных показаний в ст. 182 УК РСФСР установлена ответственность за отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний. Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний обычно выражается в заявлении свидетеля или потерпевшего о нежелании им давать требуемые oт него показания, причем это нежелание (отказ) может быть выражено как в устной, так и в письменной форме.
Соловьев из хулиганских побуждений нанес ножевое ранение А., причинив тяжкое телесное повреждение. Потерпевший А. на предварительном следствии давал подробные показания об обстоятельствах совершенного преступления, а в судебном заседании отказался от дачи показании, заявив, что он судиться с подсудимым не желает. Народный суд правильно поступил, возбудив в порядке ст. 256 УПК. РСФСР уголовное дело в отношении А. по признакам ст. 182 УК РСФСР1.
Однако мы не можем согласиться с оценкой, которую дала Камышлинская постоянная сессия Клявлинского районного народного суда Куйбышевской области действиям Попковой. Она признана виновной в том, что «отказалась от дачи показаний, данных ею на предварительном следствии по делу Т., где она заявляла, что Т , будучи пьяным, пришел к ней, ударил ее, просил водки, выбил у нее в доме двери вместе с косяками и что она неоднократно видела жену Т. избитой с синяками»2. Из протокола судебного заседания
1 Архив Пестречинского районного народного суда Татарской АССР за 1969 г. Следует заметить, что после возбуждения дела А. на предварительном следствии и при рассмотрении дела в суде пояснил, что от дачи показаний отказался под угрозой братьев подсудимого.
2 Архив Камышлинской постоянной сессии Клявлинского районного суда Куйбышевской области за 1967 г.
видно, что Попкова на суде дала показания совершенно противоположного характера, в частности, она заявила, что когда Т. приходил к ней, то был трезв, водку не просил, дверь не ломал, про Т. ничего плохого не знает.
В данном случае имеет место не отказ от дачи показаний, а дача в суде заведомо ложных показаний, связанная с намеренным искажением обстоятельств дела, имеющих важное значение при решении вопроса о виновности или невиновности Т. в совершении злостного хулиганства.
Наши исследования показали, что отдельные практические работники необоснованно широко толкуют
понятие отказа от дачи показаний. В частности, так
оценивают суды случаи, когда свидетель в судебном
заседании отказывался от показаний, данных на предварительном следствии. Таким образом, умышленное
изменение в суде показаний, данных на предварительном следствии, которое по существу является дачей
в судебном заседании заведомо ложных показаний,
неправильно рассматривается как отказ от дачи показаний, При этом упускается из виду, что отказ от показаний, данных на предварительном следствии, не
есть вообще отказ от дачи показаний. В подобных
случаях свидетель или потерпевший не отказывается
от дачи показаний, а дает заведомо ложные показания,
искажающие фактические обстоятельства расследуемого и рассматриваемого дела. Между тем отказ от дачи
показаний может выражаться, как правило, в том, что
свидетель или потерпевший либо вообще не отвечают
на вопросы лица, ведущего допрос, либо не отвечают
на какие-то вопросы, либо отказываются освещать от
дельные обстоятельства расследуемого и рассматриваемого дела.
Вряд ли можно согласиться с утверждением И. С. Власова и И. М. Тяжковой о том, что «отказ будет и тогда, когда свидетель, будучи вызван в судебно-следственные органы и не желая давать показания, заявляет, что он ничего не знает»1. Поскольку
1 И. С. Власов, И. М. Тяжкова. Ответственность за преступления против правосудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 100.
свидетель или потерпевший, располагающий определенной информацией, имеющей значение для установления истины по конкретному делу, при допросе заявляет, что он ничего не знает, следует признать, что такое лицо дает заведомо ложное показание, ибо оно на вопросы отвечает неправильно, т. е. заведомо ложно. Состав заведомо ложного показания характерен именно тем, что свидетель или потерпевший сообщают сведения, не соответствующие действительности.
Галанов из хулиганских побуждений избил С. Избиение было прекращено вмешательством И. При расследовании и судебном рассмотрении дела по обвинению Галанова по ч. II ст. 206 УК РСФСР И., допрошенный в качестве свидетеля, пояснил, что он не видел, как Галанов избивал С., и их не разнимал. Осуждая Галанова по ч. II ст. 206 УК РСФСР к лишению свободы сроком на три года, народный суд вынес определение в порядке ст. 256 УПК РСФСР о возбуждении уголовного дела в отношении свидетеля И. за дачу заведомо ложного показания, предложив квалифицировать его деяние по ч. I ст. 181 УК РСФСР. Органами расследования дело по обвинению И. было закончено и обвинительное заключение утверждено» по ч. I ст. 181 УК РСФСР. Однако при вынесении приговора действия И. с ч. I ст. 181 УК РСФСР были переквалифицированы на ст. 182 УК РСФСР. В приговоре указывалось что «И., хотя видел, как Галанов избивал С., и их разнимал, на предварительном следствии и в судебном заседании дал заведомо ложные показания, утверждая, что он не видел, как Галанов избивал С., и их не разнимал. Однако эти объяснения нельзя признать ложными показаниями, так как И. фактически отказался от дачи показаний»1. Позиция народного суда по этому делу не отличается последовательностью. Признав, что И. на предварительном следствии и в судебном заседании дал заведомо ложные показания, суд делает ошибочный вывод, что И. отказался от дачи показаний. По делу бесспорно установлено, что И. от дачи показаний не отказывался. Он умышленно исказил объективные обстоятельства, имевшие место в действительности. Об этом говорит и
1 Архив Азнакаевского районного народного суда за 1969 г.
поведение И. после привлечения его к ответственности. Признавая себя виновным в даче заведомо ложных показаний, И. в судебном заседании пояснил, что он знал поговорку: «кто не видел, не знал — тот и горя не видал» и поэтому говорил неправду.
Ответственность за отказ от дачи показаний наступает лишь тогда, когда свидетель и потерпевший знают о фактах и обстоятельствах, подлежащих установлению по конкретному делу, т. е. составляющих предмет доказывания (ст. ст. 68, 74, 75 УК РСФСР). Не будет состава рассматриваемого преступления, когда свидетелю или потерпевшему действительно не известны факты и обстоятельства, интересующие лицо, производящее допрос. Не будет также состава рассматриваемого преступления в действиях свидетеля или потерпевшего, отказавшегося отвечать на вопросы, не относящиеся к рассматриваемому делу.
Сложность в разграничении заведомо ложного показания от уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний обусловлена еще и тем, что в редакционном отношении статьи уголовных кодексов союзных республик, предусматривающие ответственность за уклонение свидетеля и потерпевшего от дачи показаний, не отличаются единообразием. Так, уголовные кодексы РСФСР (ст. 182), Белорусской (ст. 178), Узбекской (ст. 162). Литовской (ст. 189), Молдавской (ст. 197), Армянской (ст. 197) союзных республик предусматривают ответственность за уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний. В уголовных кодексах Казахской (ст. 193 ч. I), Грузинской (ст. 198), Латвийской (ст. 176), Таджикской (ст. 195) и Туркменской (ст. 204) союзных республик говорится об уклонении свидетеля или потерпевшего от явки по вызову органа дознания, предварительного следствия или суда1. По Уголовным кодексам Украинской
1 Сходно сконструирована ст. 173 УК Эстонской ССР, которая предусматривает ответственность за отказ свидетеля или потерпевшего от явки по вызову органов предварительного расследования или суда. В связи с этим представляется неточным утверждение .И. С. Власова и И. М. Тяжковой о том, что «УК Эстонской ССР рассматриваемые составы неизвестны» (И. С. Власов и И. М. Т я ж к о в а. Ответственность за преступления против правосудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 97).
(ст. 179), Азербайджанской (ст. 181) и Киргизской (ст. 189) союзных республик ответственность наступает не за любое, а лишь за злостное уклонение свидетеля или потерпевшего от явки.
Поэтому в литературе принято считать, что с объективной стороны уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний выражается в нарушении ими установленной законом обязанности явиться по вызову лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда для дачи показаний 1.
У гр-на Лазарева были похищены личные вещи, и на предварительном следствии он давал показания, изобличающие В. в совершении этого преступления. Получив повестку о явке в народный суд, потерпевший уклонился от явки, объясняя свое поведение тем, что «суд разберется без него». Народный суд правильно поступил, возбудив в отношении Лазарева уголовное дело по ст. 182 ,УК РСФСР2.
К уклонению от дачи показаний судебная практика относит и такие случаи, когда свидетель хотя и является по вызову в органы следствия и суд, но, не дождавшись допроса, самовольно покидает зал судебного заседания или кабинет следователя.
Сарбаев, ранее неоднократно судимый, был вызван в качестве свидетеля по делу по обвинению Н. в квартирной краже. Он явился на судебное заседание к указанному времени в клуб, где рассматривалось дело. При удалении из зала суда всем свидетелям, в том числе и Сарбаеву, было разъяснено, чтобы без разрешения суда они не отлучались. Однако Сарбаев, не будучи допрошенным, из помещения клуба ушел самовольно, и судебное следствие было закончено в его отсутствие. Определением Елабужского городского
1 См. Советское уголовное право. Часть Особенная М., Госюриздат, 1962, стр. 322—323; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. Изд-во ЛГУ, 1962, стр. 326; Научный комментарий. Уголовный кодекс РСФСР. Т. 2. Особенная часть. Свердловск, 1962, стр. 343; Научно-практический комментарий Уголовного кодекса РСФСР. М, «Юридическая литература», 1963, стр. 397; Уголовное право Часть Особенная. М., «Юридическая литература», 1969, стр. 337.
2 Архив Белебеевского городского народного суда Башкирской
АССР за 1967 г.
народного суда Татарской АССР в отношении Сарбаева возбуждено уголовное дело, и впоследствии он был осужден за уклонение от дачи показаний по ст. 182 УК РСФСР 1.
По вопросу об ответственности за уклонение свидетеля или потерпевшего от явки иное мнение высказано И. С. Власовым и И. М. Тяжковой, которые считают, что «УК некоторых союзных республик, в частности РСФСР, не предусматривают ответственность за уклонение свидетеля от явки. Согласно ст. 182 УК РСФСР свидетель может быть привлечен к ответственности лишь за отказ или уклонение от дачи показаний. Неявка свидетеля без уважительной причины не влечет за собой уголовной ответственности» 2. С таким толкованием ст. 182 УК РСФСР согласиться нельзя. Оно противоречит требованиям закона. Кроме того, позиция И. С. Власова и И. М. Тяжковой в этой части является противоречивой. Так, утверждая, что «неявка свидетеля без уважительной причины не влечет за собой уголовной ответственности», указанные авторы через несколько строк признают, что «в отдельных случаях уклонение от явки может повлечь ответственность по ст. 182 УК. Такое положение возможно в том случае, если уклонение от явки является средством или формой уклонения от дачи показаний» 3. Этим они по существу опровергают свой тезис о ненаказуемости неявки свидетеля или потерпевшего без уважительной причины.
Итак, разграничение заведомо ложного показания свидетеля или потерпевшего и отказа либо уклонения свидетеля или потерпевшего от дачи показаний следует проводить в основном по признакам, характеризующим объективную сторону этих преступлений. При этом в разграничении этих преступлений решающую роль играют следующие признаки: а) уклонение от дачи показаний выражается в основном в нарушении
1 Архив Елабужского городского народного суда Татарской АССР за 1969 г.
2 И. С. В л а с о в, И. М. Т я ж к о в а. Ответственность за преступления против правосудия. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 99—100 (курсив наш.— М, X.)
3 Там же, стр. 100.
свидетелем или потерпевшим установленной законом обязанности явиться по вызову; б) отказ от дачи показаний связан с заявлением свидетеля или потерпевшего о том, что он не будет давать требуемого от него показания; в) лжесвидетельство предполагает сообщение органам дознания, следствия и суду ложных сведений о фактах и обстоятельствах, подлежащих установлению по конкретному делу, или умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих существенное значение для дела.
Отказ или уклонение эксперта от дачи заключения в основном не отличается от совершения этого преступления свидетелем или потерпевшим. Различие между ними по существу сводится к обстоятельствам, характеризующим субъекта этих преступлений, и вытекающим отсюда особенностям объективной стороны.
Изучение судебно-следственной практики и анализ статистических данных свидетельствуют о том, что нормы, устанавливающие ответственность за отказ либо уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения (ст. 182 УК РСФС?5), являются малоэффективными. Достаточно сказать, что за три года в судах Башкирской, Татарской АССР и Куйбышевской области рассмотрено всего лишь по нескольку дел, а в Кабардино-Балкарской АССР не рассмотрено ни одного дела. Характерно и то, что по большинству этих дел деяние виновных вместо ст. 181 ошибочно квалифицировано по ст. 182 УК РСФСР (60%). Поэтому, на наш взгляд, было бы целесообразно изменить ст. 182 УК РСФСР и соответствующие статьи других союзных республик.
Во-первых, следовало бы исключить уголовную ответственность за простое уклонение от явки лица, вызванного органом дознания, предварительного следствия или судом в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта. При неявке свидетеля, потерпевшего или эксперта без уважительных причин лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд в соответствии со ст. ст. 73, 75 и 82 УПК РСФСР вправе подвергнуть их приводу. Помимо этого, суду следует предоставить право налагать на не явившегося без уважительных причин свидетеля, потерпевшего и эксперта штраф в порядке, предусмотренном ст. 323 УПК РСФСР. По такому
простому очевидному факту, как неявка свидетеля, потерпевшего или эксперта, возбуждение уголовного дела и ведение дознания или предварительного расследования не вызывается необходимостью. В порядке ст. 323 УПК РСФСР суд может более эффективно вести борьбу с подобного рода правонарушителями.
Во-вторых, по примеру уголовных кодексов Украинской (ст. 179), Азербайджанской (ст. 181) и Киргизской (ст. 189) союзных республик целесообразно установить уголовную ответственность лишь за злостное уклонение от явки лица, вызванного в органы дознания, предварительного следствия или суд в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта. С учетом этого целесообразно было бы ст. 182 УК РСФСР изложить в следующей редакции: «Злостное уклонение от явки лица, вызванного органом дознания, предварительного следствия или судом в качестве свидетеля, потерпевшего или эксперта...»
* * *
По объективной стороне заведомо ложного показания свидетелей или потерпевших, данные с целью выгораживания действительных виновников совершенного преступления, могут совпадать с укрывательством преступления. В связи с этим в судебной практике имели место случаи привлечения к уголовной ответственности лиц, давших заведомо ложные показания и тем способствовавших сокрытию от правосудия действительных преступников, не за лжесвидетельство по ст. 181 УК РСФСР, а за соучастие в преступлении либо за прикосновенность. Определенный интерес в этом отношении представляет следующий случай.
Крылов, Вержбицкий и др. обвинялись в убийстве. Находясь под стражей, обвиняемые путем угроз подговорили Пумпура и Некрасова взять обвинение в убийстве на себя. Пумпур и Некрасов на предварительном следствии стали утверждать, что убийство было совершено не Крыловым и др., а ими — Некрасовым и Пумпуром. Поэтому настоящие виновники убийства были освобождены из-под стражи и некоторым из них удалось скрыться от следствия и суда. В дальнейшем было установлено, что убийство было совершено группой Крылова.
Вместе с Крыловым и другими участниками убийства, как укрыватели, были привлечены Пумпур и Некрасов. Однако суд первой инстанции оправдал их. Отменяя оправдательный приговор, Пленум Верховного Суда РСФСР указал: «Действия Пумпура и Некрасова являются безусловно социально-опасными, и так как самооговор в данном деле имел целью содействовать сокрытию действительных преступников, то таковые действия должны быть квалифицированы как пособничество...» 1.
Однако с подобной позицией Верховного Суда РСФСР согласиться нельзя. Хотя по ранее действовавшему уголовному законодательству любое укрывательство, в том числе и не обещанное заранее, рассматривалось как соучастие в преступлении, действия Пумпура и Некрасова не могли быть рассмотрены как укрывательство преступника или следов преступления. Юридическая природа заведомо ложного показания, данного в пользу виновного, фактически ничем не отличается от юридической природы заведомо ложного показания, сделанного с целью обвинить невиновного в совершении преступления. Как в том, так и в другом случае субъект, посягая на интересы правосудия, затрудняет установление истины по делу. При этом виновный не совершает каких-либо действий, заключающихся в укрывательстве преступника, а равно орудий и средств совершения преступления, следов преступления либо предметов, добытых преступным путем. Хотя заведомо ложное показание, совершенное с целью оправдания обвиняемого, и имеет некоторое сходство по объективным признакам с заранее не обещанным укрывательством преступлений, однако оно существенно отличается от последнего. В этом случае лицо намеренно нарушает возложенную на него обязанность быть искренним и правдивым, когда оно призывается для дачи показаний.
Несколько противоречивую точку зрения по этому вопросу занимал А. Н. Трайнин. Он утверждал, что «в тех случаях, когда ложное показание ставит своей задачей добиться оправдания виновного, оно является одним из средств укрыть преступника от правосудия»2.
1 «Судебная практика РСФСР», 1927, № 1, стр. 7—8.
2 А Н. Т р а и н и н. Учение о соучастии. М., Юриздат, 1941,
стр. 140.
Однако несколько ниже А. Н. Трайнин приходит к правильному выводу, что действия виновного в подобных случаях подлежат квалификации как дача заведомо ложных показаний1.
Верховный Суд СССР и Верховный Суд РСФСР неоднократно указывали, что заведомо ложное показание, данное в пользу виновного, нельзя рассматривать как укрывательство преступника или следов преступления. Еще в 1927 г. Верховный Суд РСФСР по делу Токуновой указал, что «лжесвидетельство не может быть квалифицировано как пособничество, содействующее преступлению или укрывательству преступника и следов преступления, а является самостоятельным преступлением»2. По этому делу Токунова была осуждена по ст. ст. 17, 19 и п. «а» ст. 136 УК РСФСР 1926 г. по обвинению в том, что она на предварительном следствии показала, что мужа ее избил не Дмитрий Исупов, как это было в действительности, а Федор Исупов. В дальнейшем она призналась, что на предварительном следствии ею было дано заведомо ложное показание. Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР правильно переквалифицировала содеянное на ст. 95 УК РСФСР 1926 г.
По делу Вардеваняна Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР также указала, что «ложное показание, данное в интересах исполнителя преступления, не может квалифицироваться как соучастие в преступлении» 3. Судом первой инстанции Вардеванян был признан виновным в следующем. Узнав о том, что Петросян на его машине совершил аварию со смертельным исходом и скрылся, он заявил в милицию, что его машину якобы угнали неизвестные лица, и с целью сокрытия преступления, совершенного Петросяном, упорно отрицал факт передачи Петросяну своей машины, продолжая утверждать, что его машина была угнана неизвестными лицами. В определении судебной коллегии отмечается, что Вардеванян не может нести ответственности как соучастник преступления. Его действия
1 См. А. Н. Трайнин. Учение о соучастии, М, Юриздат, 1941, стр. 140.
2 «Судебная практика РСФСР», 1927, № 23, стр. 18—19.
3 «Судебная практика Верховного Суда СССР», 1952, № 2, стр. 24—25.
вия должны рассматриваться не как соучастие в совершении преступления в форме сокрытия следов преступления, а как дача ложного показания1.
Таким образом, заведомо ложное показание, данное в пользу виновного, не может быть расценено как укрывательство преступника или следов преступления, а подлежит квалификации по ст. 181 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов других союзных республик2.
Однако по-иному должен быть решен вопрос в случае, когда речь идет о заранее обещанном лжесвидетельстве, преследующем цель оправдать преступника. Поскольку в подобной ситуации совершенное преступление находится в причинной связи с поведении лжесвидетеля, следует признать, что здесь имеются объединенные усилия двух или более лиц в достижении преступного результата. Отнесение заранее обещанного лжесвидетельства с целью освобождения кого-либо от уголовного преследования к соучастию покоится на твердых теоретических основаниях — требовании наличия причинной связи между действиями лица и вмененными ему в ответственность преступными последствиями, что является необходимым условием уголовной ответственности по социалистическому праву за тот или иной
1 Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР, придя к правильному выводу о том, что ложное показание, данное в интересах исполнителя преступления, не может квалифицироваться как соучастие в преступлении, в оценке и квалификации преступления, совершенного Вардеваняном, допустила неточность. По делу установлено, что Вардеванян по собственной инициативе заявил в милицию о том, что его машину угнали неизвестные лица, т е. совершил заведомо ложный донос, а затем на допросах продолжал утверждать то же самое. Поэтому действия Вардеваняна следовало бы квалифицировать не как заведомо ложное показание, а как заведомо ложный донос.
2 Эта точка зрения является общепризнанной в советской юридической литературе. См.: А. Соловьев. Понятие соучастия по советскому уголовному праву и практике Верховного Суда СССР.— «Социалистическая законность», 1954, № 11, стр. 30; Ш. С. Рашковская. Преступления против социалистического правосудия. М, Изд-во ВЮЗИ, 1957, стр. 33—34; В. Г. Смирнов. Понятие прикосновенности по советскому уголовному праву. Изд-во ЛГУ, 1957, стр. 67—68; А. Эльманович. Ответственность за лжесвидетельство и домогательство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 27—28, Н И. Г р и ш а е в, Г. А. К р и г е р. Соучастие по уголовному праву. М., Госюриздат, 1959, стр. 219 и др.
преступный результат. Обещание лжесвидетеля до совершения преступления дать заведомо ложное показание позволяет исполнителю «надеяться на безнаказанность в расчете на алиби или искусственное создание иных «доказательств», которые заранее гарантирует представить будущий свидетель-пособник» 1. Поэтому следует прийти к выводу, что заранее обещанное лжесвидетельство с целью освобождения виновного от уголовного преследования является разновидностью соучастия в виде пособничества и подлежит квалификации не по ст. 181, а по ст. 17 и соответствующим статьям Особенной части УК РСФСР.
*
* *
Известные трудности на практике вызывают вопросы отграничения заведомо ложного показания от недоносительства о преступлениях (ст. 190 УК РСФСР).
Общим в рассматриваемых преступлениях является объект посягательства: в обоих случаях нарушается правильная деятельность органов социалистического правосудия. Много общего и в субъективной стороне: оба преступления совершаются умышленно, и, за исключением обвиняющего лжесвидетельства, могут совпадать мотивы и цели, ради которых совершаются эти преступления. Поэтому разграничение данных преступлений проводится по объективной стороне, а также — дополнительно — по признакам субъекта этих преступлений.
С объективной стороны недонесение выражается в невыполнении лицом возложенной на него законом обязанности сообщить соответствующим органам о достоверно известном готовящемся или совершенном преступлении. По существу, это — умолчание о готовящемся или совершенном преступлении. При заведомо ложном показании свидетеля или потерпевшего имеет место умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для дела, во время допроса лица на предварительном следствии или в суде. Таким образом, пред-
1 Е. Худяков. Уголовная ответственность за лжесвидетельство.—«Советская юстиция», 1970, № 14, стр. 22.
метом недоносительства может быть преступление а целом, а умолчание о фактах и обстоятельствах, имеющих существенное значение, может иметь место как по уголовному, так и по гражданскому делу.
В соответствии со ст. 190 У К РСФСР недонесение влечет ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных уголовным законом. Недонесение о других преступлениях, не указанных в законе (ст. 190 УК РСФСР), не влечет за собой уголовной ответственности. Между тем лжесвидетельство может быть совершено по любому уголовному или гражданскому делу. Ответственность за недонесение наступает лишь тогда, когда виновный достоверно знает о готовящемся или совершенном преступлении. Достоверность означает убежденность недоносителя в правильности известных ему сведений о факте готовящегося или совершенного преступления. Свидетель может быть допрашиваем о фактах, о которых он узнал из источников, не гарантирующих такую достоверность. В таких случаях показания свидетеля могут быть проверены другими доказательствами.
Не совпадают время и место совершения этих преступлений. Лжесвидетельство совершается во время следствия либо суда, в камере следователя или в зале судебного заседания, а недоносительство — до этого.
Отличительные признаки, разграничивающие эти преступления, имеются и в субъекте посягательства. Субъектом недоносительства может быть любое частное лицо, в то время как субъектом лжесвидетельства является только лицо, вызванное на допрос в качестве свидетеля или потерпевшего.
Как показывает изучение практики судов, иногда действия лица, совершившего недонесение о заведомо готовящемся или совершенном преступлении, а затем вызванного на допрос в качестве свидетеля по делу о том же преступлении и дающего заведомо ложные показания с целью умолчания, несообщения о достоверно известных ему сведениях, квалифицируются по совокупности ст. ст. 190 и 181 УК РСФСР.
Так, Бугульминский городской народный суд осудил Сизову по ст. 190 и ч. I ст. 181 УК РСФСР за действия, совершенные при следующих обстоятельствах. Вечером в квартиру Сизовой для распития спиртных напитков
совместно с другими зашел М. После выпивки М. ушел из этой квартиры. Вслед за ним из квартиры вышли сыновья Сизовой — Валерий и Евгений, а также Л., который предложил им совершить разбойное нападение на М. Догнав М., указанные лица под угрозой ножа отобрали у него наручные часы и удостоверение шофера. После совершения преступления Л. вернулся в квартиру Сизовой и рассказал ей об обстоятельствах совершенного разбоя. Заведомо зная о совершенном тяжком преступлении и лицах, его совершивших, Сизова не сообщила в надлежащие органы о совершенном преступлении, хотя имела для этого реальную возможность. По истечении недели после происшедшего случая она была вызвана на допрос в качестве свидетеля и при допросе заявила, что она ничего не знает об обстоятельствах совершенного преступления, не знает фамилию и место жительства Л., т. е. дала ложные показания, направленные на сокрытие лиц, совершивших преступление. Указанные действия органы предварительного следствия и суд расценили как совокупность недонесения об известном совершенном преступлении и дачи заведомо ложных показаний1.
Однако такая оценка действий виновной представляется неточной по следующим соображениям. Как известно, недонесение об известном готовящемся или совершенном преступлении относится к длящимся преступлениям. На стадии оконченного преступления оно может продолжаться довольно длительное время, в период которого лицо может совершить самые разнообразные действия, связанные с нежеланием сообщить соответствующим органам об известном ему совершенном преступлении (например, дача заведомо ложных объяснений в период ревизий, предварительных проверок прокурорско-следственных органов и т. д.). Однако эти действия не могут образовать состава нового преступления, а являются логическим продолжением решения виновного не сообщать соответствующим органам о заведомо известном совершенном преступлении. Точно так же дача заведомо ложных показаний, направленных на сокрытие факта совершения преступления, лицом, виновным в недонесении об этом же преступлении, не
1 Архив Бугульминского городского народного суда за 1966 г. ПО
может расцениваться как самостоятельное преступление. В подобных случаях дача заведомо ложных показаний представляет собой не что иное, как элемент объективной стороны более тяжкого преступления — недонесения об известном совершенном преступлении.
Решая этот вопрос, нельзя не учитывать и то обстоятельство, что лицо, совершившее недонесение об известном совершенном преступлении, будучи вызванным на допрос в качестве свидетеля и давая заведомо ложные показания, направленные на умолчание об известных ему обстоятельствах совершенного преступления, рассматривает ложные показания как средство защиты себя от разоблачения в совершении недоносительства.
Если же расценивать дачу заведомо ложных показаний лицом в таких случаях в качестве уголовно наказуемого деяния, предусмотренного ст. 181 У К РСФСР, то мы должны были бы признать, что уголовный закон обязывает лицо сообщить о совершенном им преступлении под угрозой признания виновным в совершении другого преступления. Однако ошибочность такого вывода очевидна.
Вот почему в подобных рассмотренному выше случаях действия лица следует рассматривать как единое преступление и квалифицировать только по ст. 190 УК РСФСР.
* * *
В следственной и судебной практике возникают вопросы, связанные с отграничением подстрекательства к даче заведомо ложных показаний от понуждения свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкупа этих лиц.
Подстрекателем, как это указано в ст. 17 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и ст. 17 УК РСФСР, признается лицо, склонившее кого-либо к совершению преступления. Общественная опасность подстрекателя заключается в том, что по существу он является инициатором совершения преступления, а именно: возбуждает в другом лице решимость совершить определенное преступление. В
воздействии на волю исполнителя и в возбуждении у него решимости совершить общественно опасное деяние и устанавливается причинная связь между действиями подстрекателя и совершенным исполнителем преступлением 1.
Так, Харламова, зная, что ее муж Губанов при разбойном нападении убил потерпевшую, в целях создания ему алиби подговорила своих знакомых свидетелей Лазареву и Головину дать ложные показания. Судом первой инстанции действия Харламовой были квалифицированы по ст. 17 УК РСФСР и ч. I ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан». Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР не согласилась с такой квалификацией. Она отметила, что Харламова совершила подстрекательство к лжесвидетельству и что за это она должна нести ответственность по правилам соучастия, т. е. по ст. ст. 17 и 95 ч. II УК РСФСР2.
Как видно из приведенного примера, Харламова явилась инициатором дачи заведомо ложных показаний, именно она возбудила у Лазаревой и Головиной решимость дать суду заведомо ложные показания, следовательно, ее действия находились в причинной связи с совершенными Лазаревой и Головиной заведомо ложными показаниями.
Субъектом подстрекательства к даче заведомо ложных показаний может быть любое вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста. Выше отмечалось, что подозреваемый или обвиняемый по своему делу не могут быть субъектом заведомо ложного показания, ибо подобные действия рассматриваются как средство защиты от обвинения. Однако, на наш взгляд, не исключается ситуация, когда обвиняемый сам выступает в
1 Подробно об этом см.: М. И. Ковалев. Соучастие в преступлении. Часть первая. Понятие соучастия.— «Ученые труды Свердловского юрид. ин-та», т. 3, 1960; его же. Соучастие в преступлении Часть вторая. Виды соучастников и формы участия в преступной деятельности. Свердловск, 1962.
2 См. «Судебная практика Верховного Суда СССР». 1949, № 11, стр. 28—29. Ранее мы уже указывали на ошибочность квалификации деяния Харламовой по ст. ст. 17 и 95 ч. II УК РСФСР. Правильно было бы квалифицировать содеянное по ст. ст. 17 и 95 ч. I УК РСФСР, так как в ее действиях нет отягчающих обстоятельств, указанных в ч. II ст. 95 УК РСФСР.
качестве подстрекателя другого лица к даче заведомо ложных показаний. Если обвиняемый не несет ответственности за ложные показания, то за подстрекательство другого лица к совершению лжесвидетельства он, как мы полагаем, должен нести уголовную ответственность по общим правилам о соучастии в преступлении1. Приговором Саратовского областного суда Смирнов осужден по ч. I ст. 181, ст. 183 и ч. II ст. 206 УК РСФСР за то, что он, будучи привлечен к уголовной ответственности за хулиганские действия, с целью избежать ответственности за содеянное и смягчить вину обвиняемого по этому же делу Косогора давал органам следствия заведомо ложные показания и путем угроз принуждал к даче таких же показаний свидетеля Жесткову. Прекращая дело по ч. I ст. 181 УК РСФСР, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР правильно указала, что Смирнов по настоящему делу был привлечен к уголовной ответственности за хулиганство и давал ложные показания не как свидетель, а как обвиняемый по обстоятельствам, связанным с обвинением его лично и сообвиняемого. Уголовная ответственность обвиняемого за дачу им ложных показаний по поводу предъявленного обвинения законом не предусмотрена. Касаясь обвинения Смирнова по ст. 183 УК судебная коллегия отметила, что Смирнов, предложив Жестковой дать заведомо ложные показания, не угрожал ей ни убийством, ни насилием, ни истреблением имущества. На этом основании судебная коллегия пришла к выводу об отсутствии в этих действиях Смирнова состава преступления и дело в этой части также производством прекратила2. Мы полагаем, что определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в части прекращения дела производством по последнему эпизоду обвинения является неправильным. Действительно, поскольку Смирнов не применял в отношении свидетеля какого-либо психического
1 Такого же мнения придерживаются Ш. С Рашковская (Преступления против правосудия. М., Изд-во ВЮЗИ, 1957, стр. 34) и Л. Эльманович (Ответственность за лжесвидетельство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 29).
2 См. «Сборник постановлений Пленума, Президиума и определений судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 1961—1963 гг.» М., 1964, стр. 75—76.
принуждения, осуждение его по ст. 183 УК РСФСР является ошибочным. Однако по делу установлено, что Смирнов склонял Жесткову дать заведомо ложные показания, поэтому нам представляется, что он должен нести ответственность за неудавшееся подстрекательство. По общим правилам такое подстрекательство (покушение на подстрекательство) следует рассматривать самостоятельно как приготовление к преступлению1.
Другой пример. При рассмотрении дела по обвинению Нечаевой Жигулевский городской народный суд Куйбышевской области вынес определение о возбуждении уголовного дела в отношении Нечаевой в соответствии со ст. 183 УК РСФСР по обвинению в том, что она уговорила свидетеля Г. дать суду ложные показания, что Г. и сделал при рассмотрении дела в судебном заседании. Постановлением следователя УВД Куйбышевской области по г. Жигулевску дело в отношении Нечаевой по ст. 183 УК РСФСР прекращено. Как видно из материалов дела, Нечаева не понуждала свидетеля Г. давать ложные показания на предварительном следствии или в суде, никаких угроз в связи с этим не высказывала, а лишь, как указано в самом определении о возбуждении уголовного дела, уговорила свидетеля Г. дать суду ложные показания. Поэтому в действиях Нечаевой нет состава преступления, предусмотренного ст. 183 УК РСФСР. Однако утверждение следователя о том, что в деянии Нечаевой вообще отсутствуют признаки состава преступления, является ошибочным. По делу установлено, что она склонила свидетеля Г. к даче заведомо ложного показания суду. Поэтому содеянное должно быть расценено как подстрекательство к лжесвидетельству и квалифицировано по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР 2.
Правильно поступила судебная коллегия по уголовным делам Челябинского областного суда, возбудив
1 Такое же мнение высказано А. Н. Трайниным (Учение о соучастии. М, 1941, стр. 126—127), В. С. Прохоровым (Курс советского уголовного права, т. I. Изд-во ЛГУ, 1968, стр. 631), А. А. Пионтковским (Курс советского уголовного права, т. 2. М , «Наука», 1970, стр. 474). Иной точки зрения придерживается А. Эльманович (Ответственность за лжесвидетельство и домогательство.— «Социалистическая законность», 1958, № 7, стр. 29).
2 Архив Жигулевского городского народного суда Куйбышевской области за 1969 г.
уголовное дело в отношении потерпевшей Т. по ч. I ст. 181, а в отношении М., X., К. и Е. по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР. Материалами дела установлено, что К. совершил изнасилование семнадцатилетней Т. На предварительном следствии Т. об обстоятельствах совершенного над ней насилия давала подробные показания, а в судебном заседании под воздействием М., X., К. и Е., которые просили простить насильника и выйти за него замуж, дала заведомо ложные показания, утверждая, что К. насилия к ней не применял, половой акт совершил с ней по согласию. Поскольку М., X., К. и Е., являясь подстрекателями этого преступления, склонили Т. к даче заведомо ложных показаний, следует признать обоснованным привлечение их к уголовной ответственности по ст. 17 и ч. I ст. 181 УК РСФСР 1.
Следовательно, субъектом подстрекательства к даче заведомо ложного показания может быть любое вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста, в том числе подозреваемый или обвиняемый по уголовному делу. Отграничение подстрекательства к даче заведомо ложного показания от понуждения свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкупа этих лиц надо проводить по объективной стороне составов этих преступлений. Средства, которыми пользуется лицо, склонившее к даче заведомо ложных показаний, могут быть самыми разнообразными: предложение, просьба, убеждение и др., но они не сопровождаются психическим насилием над свидетелем, потерпевшим или экспертом либо подкупом этих лиц. Если же в отношении свидетеля, потерпевшего или эксперта применяется угроза убийством, насилием, истреблением имущества этих лиц или их близких с целью принудить их к даче судебно-следственным органам ложных показаний или ложного заключения, а равно подкуп свидетеля, потерпевшего или эксперта с целью дачи ими ложных показаний или ложного заключения, то такие действия образуют состав преступления, предусмотренный ст. 183 У К РСФСР2. Неудавшееся подстрекательство следует рассматривать как приготовление к преступлению.
1 Архив Челябинского областного суда за 1967 г.
2 Относительно способа понуждения к даче ложных показаний в уголовных кодексах союзных республик имеются некоторые
*
* *
Определенное практическое значение имеет вопрос об отграничении заведомо ложного показания от клеветы.
Все то, что было сказано относительно разграничения заведомо ложного доноса и клеветы, относится и к этому вопросу. Укажем лишь на то, что оба эти преступления нередко связаны с нарушением прав и интересов личности. В то же время по объекту рассматриваемые преступления существенно отличаются между собой. Объектом заведомо ложного показания, как известно, во всех случаях выступают интересы социалистического правосудия. Интересы личности ложным показанием могут нарушаться лишь в том случае, когда оно дается не в пользу, а против обвиняемого. Клевета же всегда направлена против чести и достоинства другого лица.
Существенные различия имеются ив характере совершаемых действий при указанных преступлениях. С объективной стороны заведомо ложное показание дается лишь органу дознания, следствия или суду. Позорящие другое лицо измышления при клевете распространяются перед любыми лицами. При клевете распространяемые заведомо ложные измышления должны быть позорящими честь и достоинство другого лица. Сведения, относящиеся к заведомо ложным показаниям, если даже они даются против интересов обвиняемого, могут быть совершенно безразличными для чести и достоинства другого лица. Клевета совершается лишь активными действиями, а
различия. Как на способ понуждения к даче заведомо ложных показаний в ст. 180 УК УССР указывается на угрозу разглашения позорящих свидетеля, потерпевшего или эксперта сведений. Ст. 194 УК Молдавской ССР предусматривает применение иных противозаконных действий, ст. 175 УК Литовской ССР говорит о понуждении иным путем. Уголовные кодексы Украинской (ст. 180), Азербайджанской (ст. 180), Литовской (ст. 191), Эстонской (ст. 172) союзных республик предусматривают угрозу совершить указанные выше действия из мести за ранее данные показания. Характерно и то, что уголовные кодексы Таджикской (ст. 196) и Туркменской (ст. 206) союзных республик вводят норму, устанавливающую ответственность за понуждение обвиняемого к даче заведомо ложных показаний, а ст. 172 УК Эстонской ССР—за применение насилия или угрозы насилием в отношении лица, совершившего преступление, в целях сокрытия других участников преступления или из мести за разоблачение их при наличии достаточных оснований опасаться приведения этой угрозы в исполнение.
заведомо ложное показание может быть исполнено бездействием, т. е. умолчанием. Субъектом клеветы может быть любое физическое вменяемое лицо, тогда как субъектом заведомо ложного показания могут быть свидетель и потерпевший.
В судебно-следственной практике возник вопрос:
возможна ли идеальная совокупность заведомо ложного
показания свидетеля или потерпевшего и клеветы и
подлежат ли квалификации эти действия одновременно
по ст. ст. 181 и 130 УК РСФСР. Подобная ситуация может быть в таких случаях, когда лицо, давая заведомо
ложные показания на предварительном следствии или
в суде, распространяет заведомо ложные позорящие
другое лицо измышления. Характерным в этом отношении является следующий пример.
Мансуров обвинялся в покушении на изнасилование
гр-ки С. По просьбе обвиняемого с целью как-то облегчить его положение гр-не Гайсин и Халитов на предварительном следствии и в суде дали заведомо ложные
показания, утверждая, что они задолго до возникновения этого дела с потерпевшей С. имели половое сношение. В целях проверки достоверности показаний этих
лиц была назначена судебно-медицинская экспертиза,
которая дала заключение о том, что гр-ка С. половой
жизнью не жила. Только после этого Гайсин и Халитов
вынуждены были признаться, что они, давая заведомо ложные показания, клеветали на гражданку С. За эти действия указанные лица были привлечены к уголовной
ответственности и осуждены по ч. I ст. 181 УК РСФСР1.
Подобное решение этого вопроса нам представляется
правильным. Оценивая совершенное этими лицами преступление, прежде всего следует выяснить направленность их умысла. Нет никакого сомнения в том, что они, сообщая следствию и суду ложные сведения о потерпев шей, желали ввести их таким путем в заблуждение.
Сообщение же ими позорящих потерпевшую С. измышлений в данном случае представляет собой элемент объективной стороны более тяжкого преступления — ложною показания свидетелей и в дополнительной квалификации по ст. 130 УК. РСФСР не нуждается.
1 Архив Пестречинского районного народного суда ТАССР за 1967 г.