Ф. Р. Сундуров Рецензенты: заместитель председателя Верховного суда тасср

Вид материала

Исследование

Содержание От автора Глава i. философские, психологические и уголовно-правовые аспекты вины ПОЗИЦИЙ субъегтюл&Я сгеуяолгщ} Глава ii. понятие и социально-психологическая природа ошибки Иными словами В отношении индивидуально-неопределенных субъектов. Глава iii. Глава iv. Ук рсфср86

Подобный материал:

• Председателя Верховного Суда тасср м. М. Мавлятшин Вмонографии характеризуется правовой, 2191.5kb.
• Практика Верховного Суда РФ. Причинение смерти по неосторожности. Практика Верховного, 783.64kb.
• Элиста Президиум Верховного Суда Республики Калмыкия, обсудив информацию Председателя, 231.28kb.
• Статья Суды в Кыргызской Республике, 433.5kb.
• 59. Определение Верховного Суда РФ от 19. 10. 2007 г. №20-В07-18, 83.07kb.
• Постановлений Пленума Верховного Суда РФ от 27. 07. 83 N 4, от 20. 12. 83 N 11,, 76.81kb.
• Верховного Суда Республики Алтай от 4 августа 2010 года, которым отменено решение, 132.93kb.
• Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегией по гражданским делам Верховного, 250.59kb.
• Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 06. 02. 2007 n 7 Всвязи с вопросами, возникающими, 127.8kb.
• Председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации предлагается постановление, 43.97kb.

э ( о ( о;-»

в. А. якушин - :

* *

ОШИБКА

И ЕЕ

УГОЛОВНО-ПРАВОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО

КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

1988

Печатается по постановлению " •
Редакционно-издательского совета
Казанского университета

Научный редактор — проф. Ф. Р. Сундуров

Рецензенты: заместитель председателя Верховного суда ТАССР Р. К. Шарифуллин,

заслуженный юрист РСФСР, доц. М. X. Хабибул-лин,

преподаватель Высшей следственной школы МВД СССР В. Н. Сафронов

В монографин с учетом новейших достижений в области фило­софии, психологии и права предпринята попытка нетрадиционного обоснования сущности вины по советскому уголовному праву и на этой основе рассматривается социально-психологическая природа ошибки, обосновывается классификация заблуждений, показывается их значение для определения форм вины, квалификации, основа­ния и пределов уголовной ответственности.

Для работников органов юстиции, суда и прокуратуры, препо­давателей, аспирантов, студентов юридических вузов.

1203100000—009 @ Издательстве
^Я 075(02)—88 53—88 Казанского

университета
I8ВN 5—7464—0025—4 1988

ОТ АВТОРА

Субъективная сторона преступного деяния относит­ся к числу сложных и важных проблем советского уго­ловного права. Нет, пожалуй, другой проблемы, которая бы так противоречиво рассматривалась наукой уголов­ного права и вызывала бы столько трудностей при ре­шении вопросов об основании и пределах уголовной ответственности, квалификации преступлений, примене­нии многих институтов уголовного права в следственно-судебной практике. Особенно большие затруднения воз­никают тогда, когда в психике лица, совершившего об­щественно опасное деяние, неправильно отражается объективная реальность.

Исследование проблем ошибки в советском уголов­ном праве является практической необходимостью, оно призвано способствовать дальнейшему утверждению социалистической законности, укреплению правопоряд­ка и усилению охраны интересов личности. «Строжайшим образом Должны соблюдаться демократические прин­ципы правосудия, равенства граждан перед законом, другие гарантии, обеспечивающие защиту интересов государства и каждого гражданина,— подчеркнуто в Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду пар­тии '.

Проблематика, связанная с юридической оценкой ошибки при совершении социально значимого деяния, не является новой для правовой науки. Отдельные ас­пекты ее рассматривались в работах советских крими­налистов Б. С. Волкова, П. С. Дагеля, Г. А. Злобина, В. Е. Квашиса, В. Ф. Кириченко, Г. А. Кригера, В. Г. Макашвили, Б. С. Никифорова, К. Ф. Тихонова, Б. С. Утевского. В литературе она исследуется, как правило, в связи с более широкой проблемой субъек­тивной стороны преступления. Существует лишь одна работа, специально посвященная этим вопросам ². Более

3

чем тридцатилетний период, прошедший после ее изда­ния, отмечен существенными изменениями советского уголовного законодательства, достижениями философ­ской, психологической и юридической наук, углубле­нием знаний о человеке. Проблема ошибки находится на стыке ряда наук, дальнейшее ее исследование тре­бует углубленной интеграции различных отраслей на­учного знания ³.

С учетом этого в предлагаемой монографии пред­принята попытка вскрыть сущность вины в уголовном праве, рассмотрена социально-психологическая природа ошибки, дана классификация ошибок, показано значе­ние заблуждения для определения форм и содержания вины, всесторонне рассмотрены юридические аспекты ошибки в советском уголовном праве. Затронутая проб­лема многоаспектна, большого методологического со­держания, поэтому не все вопросы нашли в монографии достаточно полное освещение.

Автор выражает глубокую благодарность научному редактору — профессору Ф. Р. Сундурову, заведующе­му кафедрой уголовного права, проф. В. П. Малкову, проф. М. Д. Лысову, доцентам Б. В. Сидорову» И. А. Тарханову за ценные советы и рекомендации, а также рецензентам.

ГЛАВА I. ФИЛОСОФСКИЕ, ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ ВИНЫ

§ 1. Обоснование сущности вины с позиций марксистско-ленинского понимания детерминированности поведения человека

Проблемы субъективной стороны преступления все­сторонне исследованы в советской юридической науке. В опубликованных монографиях и статьях вскрыты содержание вины, ее сущностные моменты и отдельные признаки. Авторами обычно обосновывается мнение, что сущностью вины является отрицательное', безот­ветственное² отношение лица к совершаемому действию или бездействию и наступившим последствиям.

Для определения сущности вины как социально-пси­хологического явления и уяснения обусловленности раз­личных ее аспектов необходимо рассмотреть механизм возникновения тех социальных и психологических со­ставляющих, которые определяют форму вины и ее содержание, а это возможно только на основе ленин­ской теории отражения

Основными социально-психологическими элемента­ми вины являются интеллектуальные и волевые про­цессы психики лица, совершающего общественно опас­ное деяние. Психика человека есть не что иное, как сознание, иными словами: то, что противоположно ма­терии, а в своем единстве с ней образует бытие. В. И. Ленин отмечал, что сознание так же реально, как и физическое явление. «Это, конечно, сплошной вздор, будто материализм утверждал «меньшую» реальность сознания или обязательно «механическую», а не элект­ромагнитную, не какую-нибудь еще неизмеримо более сложную картину мира, как движущейся материи»*. «Конечно,— писал В. И. Ленин,— и противоположность материи и сознания имеет абсолютное значение только в пределах очень ограниченной области: в данном случае исключительно в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторич­ным. За этими пределами относительность данного про­тивоположения несомненна» ⁴.

5

Сознание не сводится к какому-то материальному предмету. В связи с этим В. И. Ленин указывал, что «сознание есть внешнее по отношению к природе (не 'сразу, не просто совпадающее с ней)»⁵. Оно имеет свою структуру, свои 'компоненты, посредством чего человек познает, отражает различные процессы и явления, а в конечном итоге регулирует свое поведение и свою дея­тельность⁶. Можно сказать, что сознание есть единство интеллекта (собственно сознания), воли, эмоций, пере­живаний человека⁷.

Сознание определяется в науке по-разному. Так, Ф. Энгельс, характеризуя мышление и сознание, под­черкивал, что «мышление и сознание...— продукты чело­веческого мозга...»⁸. Различные определения сознанию даются советскими философами и психологами. Одни авторы под сознанием понимают копию, образ отраже­ния действительности ⁹, другие — как особым образом ' организованную материю ¹⁰, третьи — свойство высо­коорганизованной материи¹¹. Только в опубликованных материалах симпозиума 1966 г. по проблемам сознания содержится более десяти определений этого понятия ¹². Сознание — явление сложное и многоаспектное. При­менительно к различным сферам научной и практиче­ской деятельности человека оно выступает как функ­ция, результат, как отражение и свойство высокоорга­низованной материи. В различных аспектах определял понятие сознания и В. И. Ленин. Так, в основном его философском труде «Материализм и эмпириокритицизм» сознание характеризуется как высший продукт мате­рии ¹³, как продукт развития^н, как высший продукт материи и функция мозга¹⁵, как образ объективной реальности ¹⁶. В. И. Ленин тем самым подчеркивал мно­гоплановость сознания.

Исходя из ленинского учения, при определении по­нятия сознания необходимо учитывать как статические, так и динамические его свойства. Прав С. Л. Рубин­штейн, отметивший, что психологический подход к проблеме сознания «исключает возможность рассмат­ривать сознание лишь как некое готовое образование» ¹⁷. Сознание проявляется не только как результат, но и как процесс «осознания человеком окружающего мира и самого себя» ¹⁸. Сознание можно рассматривать и как специфическую деятельность в рамках человеческой деятельности вообще ^1Э.

6

Подчеркивая, что сознание есть субстрат человека и неотделимо от него, необходимо иметь в виду, что человек и окружающая его действительность должны рассматриваться в их взаимодействии²⁰. Под взаимо­действием сознания с объективной реальностью следует понимать определенное соотнесение субъективного и объективного, субъекта и объекта, деятельности и при­роды (предмета). В широком понимании соотносится с природой человек, как субъект практической и теоре­тической деятельности. Сердцевиной этого сложного взаимодействия человека с действительностью является сознание.

Достижения философской и психологической науки свидетельствуют, что сознание присуще только челове­ку и в то же время «личность существует только при наличии у нее сознания» ²¹. Все большее число ученых преодолевает редукционистский (односторонний) под­ход как к природе сознания,, так и к природе самого человека²². И если исходить из целостного системного понимания сознания как явления, то оно имеет «трой­ную» (био-психо-социальную) детерминацию²³. Поэто­му следует признать необоснованным рассмотрение не­которыми криминалистами психологических процессов и свойств личности в одностороннем аспекте. Так, Ф. Г. Гилязев признаки и составные части психическо­го рассматривает лишь как внутренний продукт лич­ности, изолированный от социальных факторов и вооб­ще от природной действительности. «Психологическую сторону,— по его мнению,— составляет внутреннее свой­ство (мышление, память, эмоции, ощущения, восприя­тия, чувство, воля)... Социальную же сторону состав­ляет все то, что возникло в человеке в процессе социаль­ного общения»²⁴. В таких случаях «в одинаковой сте­пени неправомерным является и переоценка каждой из этих детерминант, и противопоставление их друг другу» ²⁵.

Ни воля, ни мышление, ни память не даны человеку изначально. Имеются лишь внутренние, появившиеся в результате длительного развития органической мате­рии, 'биологические предпосылки возникновения назван­ных психических явлений, которые проявились как та­ковые лишь постольку, поскольку оказались в рамках социального процесса жизнедеятельности. Такой вывод «о зависимости хода идей от хода вещей,— учил

7

В. И. Ленин,— единственно совместим с научной пси­хологией» ²⁶.

Правоведов сознание интересует и как определенное свойство, и как психологический процесс с определен­ной ступени в рамках социальной деятельности чело­века, с которой он может быть признан вменяемым и нести уголовную ответственность за совершенное обще­ственно опасное деяние. При определении возрастного критерия вменяемости советский законодатель исходит из того, что осознать в основе, в общих чертах социаль­ные процессы, общие закономерности развития общест­ва можно лишь при достаточно продолжительной со­циальной практике, накоплении и усвоении человеком в течение какого-то периода времени суммы знаний об объективной реальности.

Нет сознания без знаний. Знания являются основой сознания «Способ, каким существует сознание,— писал К. Маркс,— и каким нечто существует для него, это — знание... Нечто возникает для сознания постольку, по­скольку он знает это нечто»²⁷. Являясь базой, основой сознания, не каждое конкретное знание проявляется в сознании ²⁸. Только те знания, которые в данный момент деятельности человека связываются с источником воз­буждения, служат основой сознания. Знания сами по себе носят общечеловеческий, информационный харак­тер. Специфика же связей с источниками возбуждений, определяемая условиями конкретной общественно-эко­номической формации, как правило, предопределяет характер сознания лица. Основоположники марксизма подчеркивали: «Сознание [йаз Ветф1;8ет] никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием [йаз Ъеш1р{е 5ет] ...»²⁹.

При раскрытии и характеристике субъективной сто­роны преступления, реализации целей наказания и про­ведении профилактической работы юристы исходят из общих положений учения о сознании и психологии лич­ности в целом. Однако специфика преступления как противоправного общественно опасного поведения, осо­бенности государственного и общественного отношения к такому поведению лица предопределяют и специфи­ку рассмотрения сознания как явления.

Сущность и особенности сознания, как побудителя и регулятора деятельности, состоят в том, что оно есть соотнесение лица с объективной реальностью в проиес-

*

се предметной деятельности человека. Применительно к конкретному акту поведения сознание есть не что иное, как мысленное (интеллектуальное) соотнесение побудительных факторов с целью действия, самими ак­тами деятельности, их социальной и правовой значи­мостью и теми последствиями, которые наступили или могли наступить как результат этой деятельности. Но соотнесение лица с объективной реальностью в процес­се деятельности есть не только выделение его из окру­жающей среды, не только отражение мира в определен­ных образах, но и отношение лица к действительности³⁰. Это его желания, переживания и внутреннее стремле­ние к чему-то. Отношенческий аспект сознания раскры­вает характеристику волевых признаков, волевой аспект психики лица.

Психологические процессы протекают на фоне пси­хологических свойств личности, а порой из них исхо­дят³¹. Вот почему говорят, что сознание — это и пережи­вание. Сознание пронизывает всю психорассудительную деятельность человека, в том числе и преступную. Ф. Энгельс писал: «...Все, что побуждает человека к деятельности, должно проходить через его голову: даже за еду и питье человек принимается вследствие того, что в его голове отражаются ощущения голода и жаж-' ды, а перестает есть и пить вследствие того, что в его голове отражается ощущение сытости»³².

В юридической литературе стало аксиоматичным, что без осознания волевого акта деятельности нет вины, нет преступления³³. Более того, сознание человека от­ражает и выражает сущность явления, в том числе и такого, как вина. В. И. Ленин подчеркивал: «Сознание человека, наука («йег ВедгШ»), отражает сущность, субстанцию природы....» ³⁴.

Исследование вины, как и других явлений, можно вести: а) с позиций диалектико-логических механизмов становления и взаимосвязи понятий, применяя логико-генетический метод исследования; б) с позиций струк­турного подхода, применяя метод системно-структур­ного анализа. Наиболее развернутое представление об изучаемом явлении или понятии можно получить при применении обоих методов исследования³⁵. С позиций логико-генетического метода представление о вине (как явлении) базируется на учении о свободе воли как не­обходимой генетической предпосылке вины. В свою

9

очередь вина выступает в качестве предпосылки, субъ­ективного основания³⁶ уголовной ответственности, что нашло закрепление в ст. 3 Основ уголовного законода­тельства, где сказано, что уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в соверше­нии преступления.

Свобода воли означает в первую очередь осознание окружающей действительности. Ф. Энгельс писал: «Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определен­ных целей. Это относится как к законам внешней при­роды, так и к законам, управляющим телесным и ду­ховным бытием самого человека... Свобода воли,— под­черкивал Ф. Энгельс,— означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием

дела»³⁷.

Из этого следует, что свобода воли, вина и уголов­ная (юридическая) ответственность имеют единую ге­нетическую основу. Ею является осознанное отношение к совершаемому действию (бездействию). Сущностью же вины, исходя из этой взаимосвязи, по нашему мне­нию, следует считать осознание общественной опаснос­ти и противоправности совершения социально значимо-то деяния³⁸. Такая трактовка сущности вины вытекает и из понимания уголовной ответственности. Без осоз­нанного отношения лица к своему поведению в окру­жающей действительности не может быть и ответствен­ности в ее позитивном и негативном (ретроспективном) плане. Ибо сознание является необходимым сущност-ным атрибутом как ответственного, так и безответствен­ного отношения лица к своим поступкам. Ответствен­ность едина³⁹. Выделяют только разные формы⁴⁰, сто­роны⁴¹, аспекты⁴² и виды⁴³ ответственности.

Представляется, что нельзя противопоставлять или отрывать друг от друга позитивный и ретроспективный аспекты ответственности вообще и юридической в част­ности. «Позитивный и ретроспективный аспекты ответ­ственности,— подчеркивает Б. С. Волков,— не проти­востоят друг другу. Они тесно между собой связаны и выражают разные стороны одного и того же понятия»⁴⁴. Единство ответственности, по нашему мнению, обеспе­чивается осознанием лицом должного и необходимого

в рамках социальной свободы. Поэтому когда некото­рые ученые сущность вины усматривают в отрицатель­ном или безответственном отношении лица к социаль­ным интересам ⁴⁵, это означает, что юридическая ответ­ственность может быть возложена лишь тогда, когда в основе его действий 'было осознанное отношение к со­циальным интересам. А отсюда — безответственное от­ношение как социальная сущность вины не означает психологического вакуума. При безответственном отно­шении лица к своему поведению не отсутствует осозна­ние социальной и правовой значимости своих поступ­ков. Понятие «безответственное отношение» характери­зует сознательное игнорирование, несоблюдение, пре­небрежение теми моральными, социальными, полити­ческими, юридическими и другими требованиями, кото­рые предъявляются к лицу всей окружающей действи­тельностью.

И чем больше степень безответственного отношения лица к своему акту деятельности, тем значительнее ха­рактер и степень его вины. А это означает, что чем больше вина лица при совершении преступного деяния, тем более должен быть ббъем уголовной ответствен­ности, которая, с одной стороны, выступает как вид государственного воздействия на лицо за его безответ­ственное поведение, с другой — как обратно пропорцио­нальная мера позитивной ответственности. Очевидно, что только при таком понимании эта мера в порядке «обратной связи» обеспечивает позитивную ответствен­ность ⁴⁶.

Понимание сущности вины как осознания обществен­ной опасности и противоправности совершаемых дей­ствий вытекает также из учения о свободе воли. Лицо можно признать виновным и привлечь к уголовной от­ветственности только в том случае, если оно при совер­шении общественно опасного деяния действовало сво­бодно. Стержнем свободы действия является то, что че­ловек совершает его на основе разума, сознавая его фактическую, социальную и правовую характеристику. Со времен Гегеля свобода сводится к познанию необхо­димости ⁴⁷. Познание необходимости, раскрытие меха­низма ее проявления и есть свобода. Мерой же свободы общества, личности служит определенное и доступное для каждой эпохи сознание необходимости⁴⁸.

11

Однако свобода, в том числе и свобода воли — это не однолинейный процесс реализации необходимости. «Идея детерминизма, устанавливая необходимость че­ловеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли,— писал В. И. Ленин,— нимало не уничто­жает ни разума, ни совести человека, ни оценки его

действий» ^4Э.

Быть свободным, с одной стороны, означает исполь­зование этой необходимости со знанием дела в своих личных или общественных интересах для удовлетворе­ния соответствующих потребностей. Свобода невозмож­на вне человека и общества. Она зависит от человека, от его осознанного отношения к познанным явлениям, которое в основном формируется социально-экономи­ческой и социально-политической действительностью. Свобода личности может быть и есть лишь часть сво­боды, которой располагает данное общество в целом ⁵⁰. Именно такую зависимость видел В. И. Ленин между свободой воли в деятельности человека и детермина­цией ее обществом⁵¹. Свобода воли означает не только осознание необходимости, но и вполне определенное отношение к ней и другим явлениям через эту необхо­димость.

С другой стороны, свобода воли не означает обяза­тельное следование познанной необходимости. «Детер­минизм ... не предполагает фатализма ...»⁵². Быть сво­бодным означает в определенной ситуации и сознатель­ное игнорирование познанной необходимости, поскольку свобода воли проявляется в возможности «самому опре­делить линию своего поведения, отвергнув все решения, не совместимые с ней»⁵³. Именно то, что человек по­ступает свободно, т. е. осознает характер совершаемого деяния, его социальную и правовую значимость и изби­рает именно данное поведение, является основанием признания, что он виновен в совершении преступления, за которое можно возложить на него уголовную ответ­ственность. И как правильно подчеркивается в специ­альной литературе, свобода воли «является необходи­мым условием возникновения и несения юридической

ответственности» ⁵⁴.

В уголовно-правовой литературе высказывается мне­ние, что преступник не свободен, не обладает свободой воли, так как ему еще неведома высшая ступень поз­нания ⁵³. Своими корнями эта точка зрения уходит в

12

философию Гегеля, который считал, что у человека воля бывает трех видов: а) природная (непосредственная); б) произвола и в) разумная. Преступник — носитель двух первых видов свободы. И наказание служит тому, чтобы у него появился третий вид свободы⁵⁶. При этом сторонники данного подхода к пониманию свободы ссы­лаются на Ф. Энгельса.

Между тем Ф. Энгельс считал, что «человек только в том случае несет полную ответственность за свои по­ступки, если он совершил их, обладая полной свободой воли. .»⁵⁷. Под полной свободой воли, очевидно, он по­нимал проявление в своем единстве как абсолютной, так и относительной сторон свободы. Полная свобода воли в своем абсолютном аспекте подразумевает тот спектр процесса познания, который принес сведения о том или ином явлении, раскрыл перед человеком прояв­ление какой-то необходимости и на этой основе предо­ставил ему свободу выбора поведения (выделено нами.— В. Я.). Относительный аспект свободы заключается в том, что человек всегда имеет не абсолютно точную ин­формацию, не абсолютно точное представление о той или иной необходимости. Относительный аспект свобо­ды воли распространим не столько на вариантность по­ступков, сколько на многоаспектность процесса позна­ния. И именно в этом ракурсе оттеняет ограниченность свободы.

Свобода выбора поведения раскрывает характер полной свободы воли лица относительно не столько процесса познания необходимости, сколько качества возможных поступков в рамках познанного им. Свобо­да выбора как реальная возможность различных дей-~ ствий выступает в виде свободы воли. Это означает, что лицо, совершившее преступление, осознает факти­ческие и социальные свойства проявления необходи­мости, но поступает в диаметрально противоположном направлении, что и служит основанием для признания его виновным и возложения на него уголовной ответ­ственности за содеянное. Такой подход к проявлению свободы, видимо, исключает чрезмерно прямолинейное ее понимание, когда содержание свободы сводится лишь к тому, что внешняя необходимость становится внут­ренним убеждением ⁵⁸. Если и можно говорить о свободе как процессе отождествления необходимости с убеж­дением, то лишь в самом общем виде ⁵⁹.

I 13

Диалектика взаимосвязи таких понятий, как «сво­бода», «вина», «уголовная ответственность» заключает­ся в том, что при совершении преступления виновным может быть только лицо, обладающее свободой воли, а уголовной ответственности подлежит только лицо ви­новное, т. е. лицо, осознанно относившееся к обществен­но опасному деянию.

Следовательно, логико-генетический подход к рас­крытию понятия сущности вины как осознания обще­ственной опасности и противоправности совершаемых действий позволяет проследить связь между свободой воли, виной и ответственностью лица при совершении преступления. Кроме того, данный метод подчеркивает, оттеняет стержень этих понятий, то общее, что свой­ственно им и что, являясь основой одного явления, предстает необходимым условием или стороной для воз­никновения другого явления. Этим стержнем является сознание, благодаря которому лицо в конкретной ситуа­ции понимает не только фактическую, но и социальную, правовую значимость своего деяния, выражает свое от­ношение к нему. Иначе говоря, ни свобода, ни вина, ни ответственность лица без сознания его немыслимы.

Если рассматривать сущность вины как осознание лицом общественной опасности и противоправности со­вершаемых действий с позиций структурного подхода, мы, прежде всего, должны определить общие, исходные методологические положения. Ибо тот, «кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы» ⁶⁰.

Диалектическое понимание сущности, определение характера ее связей и отношений с такими понятиями, как «явление», «содержание» и «форма» дает марксист­ско-ленинская философия. Сущность выражает необхо­димые, устойчивые, закономерные внутренние связи предмета⁶¹. «Сущность — это внутреннее содержание предмета, выражающееся в единстве всех многообраз­ных и противоречивых форм его бытия...» ⁶².

Сущность вещи заключается в собственных, внутрен­них ее свойствах, освобожденных от приходящих обстоя­тельств ⁶³. В отличие от содержания явления, которое наряду с общим включает в себя постоянно изменяю­щееся, неустойчивое отдельное и единичное, сущность представляет собой устойчивое, остающееся в явлении.

14

«Сущность,— отмечает А. П. Шептулин,— является необходимым в вещи, содержание — единство необхо­димого и случайного» ⁶⁴. Отметим, однако, что сущность того или иного предмета невозможно найти вне содер­жания этого предмета. Сущность не дана нам в виде самостоятельного бытия, находящегося «вне» или «за» явлениями. «Сущность,— как отмечал Л. К. Науменко,— не другая определенность бытия, а определенность того же самого явления в свете другого явления» ⁶⁵.

Сущность явления предстает перед нами в резуль­тате анализа и синтеза свойств и признаков группы, класса явлений. В то же время сущность свойственна не только определенному классу явлений, но и каждому явлению — предмету этого класса. У нескольких пред­метов имеется одна общая сущность, если они относят­ся к одному и тому же классу.

Формы вины представляют собой явления общего класса, который мы именуем виной. Значит и у разных форм и видов вины должна быть общая сущность, что и определяет это явление как таковое. «Действительного дуализма сущности не бывает»,— отмечал К. Маркс, характеризуя это понятие⁶⁶. «Найти сущность класса,— справедливо отмечал Ф. А. Селиванов,— это значит найти то, что присуще предметам класса и только им» ⁶⁷. Такой подход к пониманию сущности не исключает особенностей и специфики каждого предмета класса. Более того, в рамках предмета класса сущность, ее глу­бина и охват могут быть различными. В. И. Ленин под­черкивал, что «мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так ска­зать, порядка, к сущности второго порядка и т. д. без конца»⁶⁸.

При анализе определений форм вины, даваемых в ст. ст. 8 и 9 Основ уголовного законодательства и соот­ветствующих статьях УК союзных республик, нельзя обнаружить общего признака, свойственного всем фор­мам вины. При характеристике умысла законодатель в качестве его признаков указывает на сознание лицом общественной опасности совершаемого им действия или бездействия, а также подчеркивает осознанное отноше­ние к его последствиям. При характеристике само­надеянности законодатель не раскрывает признака ин­теллектуального момента его психики к деянию. Что же касается психологического отношения лица к совер-

15

шаемому действию или бездействию и возможным по­следствиям при преступной небрежности, то его, исходя из законодательного определения небрежности, вообще оценить и определить невозможно. В связи с этим нам представляется неточным утверждение о том, что зако­нодатель «конструирует формы вины, основываясь на определенном психическом отношении лица одновре­менно как к действию (бездействию), так и к послед­ствиям» ⁶⁹.

Раскрытие психологического содержания отношения лица как к совершаемому акту, так и наступившим по­следствиям, особенно при преступной небрежности, имеет не только теоретическое, но и большое практиче­ское значение, поскольку позволяет отграничить винов­ное деяние от случая.

Позиция законодателя, на наш взгляд, накладывает отпечаток на характер дискуссии по поводу трактовки сущности вины в целом, а также содержания форм и видов вины. Что касается раскрытия сущности вины, то криминалисты либо обходят этот вопрос, либо сводят ее к характеристике содержания форм и видов вины ⁷⁰. Это подтверждается и материалами прошедшей дискус­сии на страницах журнала «Советская юстиция»⁷¹.

При определении сущности вины и ее форм упор де­лается на раскрытие признаков, которые содержатся в ст. 8 и 9 Основ уголовного законодательства (ст. 8 и 9 УК РСФСР). По нашему мнению, сущность вины нужно вскрывать исходя и из других общих положений и ин­ститутов советского уголовного права. Такой подход в рамках соотношения понятий «сущность» и «содержа­ние» явлений показывает, что сущность вины, как осоз­нание общественной опасности и противоправности со­вершаемых действий, присуща вине в целом и отдель­ным ее формам.

Вопрос о сущности вины имеет особую значимость при раскрытии преступной небрежности. Большинство ученых сущность преступной небрежности усматривают в том, что лицо, совершая преступление, «должно» было и «могло» предвидеть наступление общественно опас­ных последствий, хотя не сознавало общественной опас­ности и противоправности своего действия или бездей­ствия. При этом отмечается, что лицо сознавало фак­тическую сторону деяния и что вследствие этого оно

имело, но не реализовало возможность осознать его

•*

16

социальную сторону. И поскольку лицо, имея эту воз­можность, не проявило «должного» усердия, внимания, выдержки и т. д., его привлекают к уголовной ответст­венности ⁷². Вроде бы логично, однако получается, что лицу вменяются в вину действие и его последствия, а в действительности у него относительно социальной и правовой значимости содеянного имеется психический вакуум. (Ссылки на то, что неосознание и непредвиде­ние не являются психическим вакуумом, неубедитель­ны). При такой трактовке вины объявить виновным можно кого угодно и за что угодно. Ибо всегда можно сказать, что лицо должно было и могло предвидеть, так как наделено разумом, волей, т. е. у него имелась возможность осознать и предвидеть.

Очевидно, такое понимание сущности вины при не­брежности не может удовлетворять сегодняшним пред­ставлениям о психике человека. Не психический вакуум по отношению к социальной и правовой значимости со­деянного имеется у лица при преступной небрежности, а вполне определенное психически содержательное от­ношение. Это подтверждается рядом обстоятельств. Во-первых, когда говорят о вменяемости, т. е. о том, что лицо отдавало отчет своим действиям и могло руко­водить ими, то имеют в виду вменяемость относительно конкретного акта деятельности. Во-вторых, если бы отсутствовал контроль со стороны интеллектуальных и волевых моментов психики лица в отношении совер­шаемого акта деятельности, то было бы бессмысленным налагать на это лицо юридическую ответственность⁷³. В-третьих, нетрудно увидеть, что у авторов, отрицаю­щих наличие осознания общественной опасности и про­тивоправности при небрежности, содержание и сущность вины сводятся к нереализованной со стороны лица воз­можности предвидения. Это положение противоречит логике вещей. Вина — это действительное психическое отношение к совершаемому и его последствиям, а не отношение в виде возможности. При этом вызывает ин­терес психическое отношение лица в момент совершения действия или бездействия, а не возможность этого от­ношения. Возможность — еще не действительность. Хотя возможность есть составная часть действительности, но не исчерпывает и не заменяет последнюю. Нереализо­ванная возможность не может раскрыть психологиче­ского, социального (хот* и отрицательного) отношения

2 р 5ю 17

как виновного отношения лица к совершаемому дейст­вию или бездействию, ибо как такового отношения в данном случае не существует.

Содержание вины заключается не в возможности осознать общественно опасный и противоправный ха­рактер своих действий, а в действительном осознании лицом общественной опасности и противоправности со­вершаемого действия или бездействия. Ибо возможность лишь постольку является элементом содержания чего-либо, поскольку в каждой действительности как бы за­ложена в различной форме и в различном виде возмож­ность. И содержанием чего-то она может стать лишь тогда, когда «проявится», «сработает» действительность, как предпосылка реализации возможности. Следова­тельно, мы говорим, что «должен был» и «мог» предви­деть потому, что имеет место осознание лицом проти­воправности и общественной опасности своих действий. Вот почему возможность может быть лишь предпосыл­кой⁷⁴, но не основанием уголовного вменения. В-четвер­тых, осознание социальной и правовой значимости со­вершаемого деяния есть тот признак, который должен быть положен в основу отграничения преступления от иных волевых действий. Ибо именно он является тем признаком, который выражает субъективный аспект сущности преступного деяния.