Лекции по курсу «Теория ценных бумаг»
| Вид материала | Лекции |
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 347.23kb.
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 3266.73kb.
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 1266.35kb.
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 1166.77kb.
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 3232.48kb.
- Вопросы для подготовки к экзамену по курсу «Рынок ценных бумаг», 270.17kb.
- Лекции Селищева А. С. по курсу «Теория ценных бумаг», 1514.54kb.
- Учебная программа по курсу «управление портфелем ценных бумаг» Специальность, 48.16kb.
- Контрольная работа по курсу «Рынок ценных бумаг». Тема работы: «Регулирование рынка, 187.04kb.
- Лекции по курсу «Теория ценных бумаг», 1553.05kb.
Выжили случайно
— Почему так произошло? Что за год изменилось? Может, потому что в кризис больше всех денег оказалось у государства и оно теперь почти везде в экономике?
— Причин много. Одна, конечно, заключается в том, что у государства и государственных институтов у единственных было много денег. Другая — в том, что люди потеряли доверие и из-за этого стали принимать свои решения вкороткую. Не все, конечно, но многие.
Самое главное отличие этого кризиса в том, что многие бизнесмены, поняв, что они выжили, осознали, что выжили они в большей степени случайно. Когда грянул кризис, у большинства из нас возникли серьезные проблемы. И когда дальнейшего коллапса не произошло, даже самый умный понял, что это не их заслуги, а дело в том, что государствам, в том числе России, ситуацию удалось стабилизировать и не расшатать. Но от этого многим легче не стало — все оказалось таким непрочным и зависимым от внешних факторов, абсолютно не таким, каким казалось всем, особенно в некоторых отраслях, например в недвижимости и финансах. И люди стали жить по принципу «лучше здесь и сейчас», чем через 3-5 лет непонятно что.
Но законы экономики, как и законы природы, нельзя обманывать бесконечно долго. Все, что искусственно, не может продержаться значительное время, если нет подпитки. Законы рынка не обойти, особенно в условиях, когда Россия стала частью глобальной экономики. Мы не Северная Корея и всегда будем являться частью глобальных процессов. Все больше людей получает образование — и в России, и за ее пределами. Больше людей будет идти на фондовый рынок, больше компаний становиться публичными. Так что рано или поздно основные законы капитализма будут работать и в нашей стране. Другое дело, что капиталистическая модель уже показала свои минусы и тоже неидеальна.
— Вы общаетесь с чиновниками, председатель попечительского совета «Сколково» — президент. Какое отношение со стороны представителей государства вы чувствуете к себе и к «Тройке диалог»?
— Я с нашим попечителем общаюсь не очень много, но с нашими чиновниками — достаточно. Идет смена элит, в том числе среди чиновников. Все больше тех, кто приходит в государственные структуры из бизнеса. Но, к сожалению, для большинства чиновников мы все равно остаемся ворами, просто кто-то больше, а кто-то меньше ворует. Как ни странно, общий уровень неуважения к российскому бизнесу вырос. Когда я сказал одному чиновнику, что неплохо было бы, чтобы IPO «Русала» проводилось в России, а не в Гонконге, он мне ответил: «Тебе просто жалко, что оно прошло не через тебя». Я говорю: «Нет, хочется, чтобы эмитент размещался в России». А он: «Да ладно рассказывать сказки! Знаем мы, что вы хотите».
Сложилась ситуация, когда бизнес оказался без государства недееспособен, и это фокусировало неуважение государства к бизнесу: «Куда вы от нас денетесь! Все к нам побежали, все у нас просите копеечку! Вы говорили, что вы умные-богатые, а мы чиновники, а мы вас спасли, так что теперь молчите по поводу вашей гениальности».
Но при этом я думаю, что никто из чиновников не хочет монополизации [бизнеса со стороны] государства, потому что это верный сценарий коллапса. Люди хотят сохранить частную собственность на свои доходы, иметь возможность пользоваться своими благами. Даже те, кто наиболее яростно выступает за интересы государства, понимают, что они могут потерять, если построить систему, при которой государству принадлежит все. Построить систему для небольшого количества людей невозможно, особенно учитывая размеры нашей страны и степень ее интеграции в мировую экономику. Поэтому у России один путь — это создание эффективной конкурентной среды внутри страны.
Наша компания работает уже 20 лет. За это время мы много чего видели — и хорошее, и плохое. Я думаю, что сейчас времена намного лучше, чем когда мы начинали бизнес. Но при этом возникает некоторое ощущение дежавю. Мы видим многое из того, что происходило в 90-е гг. При этом уровень некомпетентности остался очень высоким во всех областях нашего общества — и в частном бизнесе, и в государственном. И все может привести к плачевному результату быстрее, чем мы можем себе представить.
Мы пожинаем тяжелое наследие: жизнь по понятиям, а не по правилам и закону сидит в сознании людей и сильно доминирует над всем остальным. Дело в том, что у нас пока не сложилась система профессиональных институтов и сообществ, а все держится на личностях и понятиях. Прошло 20 лет с начала рыночных реформ, но всеобщая нелюбовь, неуважение, презрение к частному бизнесу, частной собственности остались. В стране, где на протяжении десятилетий уничтожалась любая индивидуальность, не приветствовалась яркость, где не произошло осуждение Сталина, где полстраны сидело, а полстраны охранял, и это оправдывалось великой целью — «мы в космос полетели», в такой стране очень сложно делать правильные вещи и вообще что-либо строить в долгосрочной перспективе.
Цена независимости
— Как играть рыночным игрокам, если нет правил? Или выход один — всем продаваться госструктурам?
— Одна из ключевых задач акционеров — понимать, как зарабатывать деньги на вложенный капитал. Можно эмигрировать и попробовать зарабатывать деньги в других странах, что не так просто, особенно в условиях мирового кризиса, ограниченного международного управленческого ресурса и опыта.
Во-вторых, можно объединяться. А можно продать бизнес государству, чтобы переждать непростое время. В нашем государстве сейчас это более удобная модель, чем строить независимый бизнес.
— А самостоятельно развиваться, получается, нельзя?
— Я такого не сказал. Это сложно. У всего есть определенная цена. В этом случае надо быть готовым к разным вещам. Например, получить просьбу о продаже своего бизнеса и быть готовым, что тебя лишат лицензии или всем прикажут с тобой больше не работать. В этом плане необходимо быть готовым к определенным рискам.
— А что тогда инвестбанкиру делать? По вашим словам, государство, по сути, занимается слияниями-поглощениями и другими сделками, привлекает финансирование для компаний, пишет стратегии. Вам-то что остается?
— Россия — большая страна, и в нашем государстве на удивление много возможностей зарабатывать и работать не в мейнстриме. Во-вторых, есть достаточно много компаний, работающих каждая по-своему, но в рыночном режиме и которым не нравится, когда их заставляют работать с тем или иным банком только потому, что он воспользовался кредитным соглашением или другим механизмом давления на компанию. Им нужен качественный сервис. Еще один интересный тренд — намерение создать в Москве международный финансовый центр (МФЦ) для привлечения иностранных инвестиций, которые необходимы России.
— Вы в это верите?
— Я верю в некоторые базовые вещи, которые нельзя не видеть. Я убежден, что экономике России некуда деваться и, хотят того отдельные чиновники, бизнесмены и псевдопатриоты или нет, для модернизации инфраструктуры потребуется привлечение сотни миллиардов долларов от международных инвесторов — институциональных, частных, государственных — в виде кредитов или вложений в капитал. Это неизбежно, потому что денег на реализацию таких программ внутри страны нет.
— Зато можно привлечь китайский кредит ($25 млрд от китайского госбанка для «Роснефти» и «Транснефти» на строительство трубопровода в Китай под залог будущих поставок нефти)…
— Этого мало. Хотя это неплохая сделка.
Процесс модернизации российской инфраструктуры неизбежен, будет ли это реализовано за 3-5 лет или растянуто на десятилетие. Без этого наш псевдокапитализм, наша странная, полурыночная экономика не сможет долго работать. Во-вторых, рано или поздно будет понятно, что осуществлять управление многими бизнесами не так просто, а иногда невозможно, даже имея возможность национализации убытков. Ведь ресурс государства не бесконечен. Поэтому я глубоко убежден, что на следующем этапе снова будет приватизация и неизбежно будет работа с большим количеством стратегических и портфельных инвесторов, попытка найти компетентных менеджеров — как россиян, так и иностранцев.
Но есть и риск возникновения конфликтных ситуаций, когда очень уважаемый международный финансовый институт захочет купить актив, но продавцу скажут, что он очень дорого продает.
Раньше инвестбанкиров обвиняли, что они дешево продали активы, за грош продали Россию, теперь госчиновники могут обвинить, что, наоборот, слишком дорого и поэтому это неправильная сделка.
— Государство ведь пришло и на вашу поляну. Набирает обороты «ВТБ капитал», Сбербанк решает, как развивать свое инвестиционно-банковское направление. И все больше клиентов становится государственными. Как вам конкурировать с ними?
— Модель понятна. Если есть такой большой запрос от государства, ясно, что нужны государственные посредники. Но всегда будет и какое-то количество крупных эмитентов, в том числе государственных, и инвесторов, которые захотят работать с независимой профессиональной компанией. По разным причинам. Несмотря на кажущееся преимущество коммерческого банка — размер и возможность взять бумаги на собственную позицию, например, при размещении корпоративных облигаций, — клиенты все-таки предпочитают работать с нами, потому что мы лидеры, мы предлагаем высокий уровень услуг, имеем обширную и качественную базу клиентов-инвесторов, наши аналитики получают престижные международные награды Thomson Extel и Institutional Investor. Наверное, клиентов устраивают цена размещения, само размещение, ликвидность. Понятно, что в этом цикле развития экономики нашей страны участие государственных посредников будет очень большим. Но везде есть свои издержки — они тоже не все делают великолепно.
— Каким вы видите будущее независимого инвестбанка, если роль государства неуклонно растет?
— Рост госбанков не может быть бесконечным. Если российская экономика будет развиваться нормально, а мы, несмотря на все то, что я сказал, оптимисты, то рынок будет расти и расширяться. Тогда всегда будут возможности для профессионального финансового дома, чтобы работать и предоставлять профессиональные услуги.
Когда в 1997 г. начались залоговые аукционы, мы, будучи уже крупным инвестиционным банком, в них не участвовали как посредники и исчезли из радаров ключевых СМИ. Это было 1,5-2 года, и казалось, что мы уступили рынок, но потом все вернулось на круги своя, и мы снова стали одним из ключевых игроков на этом рынке. На это надо философски смотреть.
— «Тройке» хватит запаса прочности, для того чтобы продержаться до следующего витка роста?
— Мы проходим уже не первый кризис. Я всегда говорил, что наша модель позволяет в трудной ситуации выживать намного дольше и лучше, чем нашим конкурентам. В 1998 г. у нас расходы были $1 млн в месяц. Наша модель позволяла нам, не зарабатывая, выжить больше 18 месяцев. У нас традиционно большой запас прочности, который позволяет нам работать в наших стандартах. Мы уже сейчас зарабатываем деньги на стандартных услугах. По капиталу мы входим в число крупнейших российских банков. Капитал — реальный, живой, не нарисованный — у нас около $1 млрд. Очень маленький его объем вложен в неликвидные бумаги. У нас издержки, которые позволяют работать, не зарабатывая денег, несколько лет. Я считаю, это хороший запас. Вопрос — ради чего и зачем.
— Для «Тройки» партнерство с госструктурой дало бы большую уверенность в завтрашнем дне?
— Смотря что подразумевать под «Тройкой». Компания — это юрлицо, у нее есть сотрудники, акционеры и клиенты. Вопрос в том, будет ли «Тройка» лучше обслуживать клиентов, являясь частью госбанка. Для клиентов это может быть позитивно, потому что увеличится круг продуктов и возможностей, которые компания могла бы им предоставить. С другой стороны, есть ряд вещей, который мы не сможем делать, являясь частью госбанка. Сейчас мы успешно работаем со Сбербанком, ВТБ и зарубежными финансовыми институтами. Но если бы мы стали частью одного из госбанков, мы потеряли бы возможность выбора оптимального решения, возможность предлагать клиентам несколько вариантов. Если говорить о сервисе компании, то в условиях рынка, где государство — ключевой игрок, мы могли бы заработать больше денег, увеличить масштаб операций, т. есть для сотрудников такое партнерство было бы выгоднее. А вот для акционеров компании, которые в этот момент должны продать свои доли, история на этом заканчивается. При том что сейчас наш рынок- это рынок в большей степени покупателей, чем продавцов.
— То есть вы скорее негативно относитесь к будущему «Тройки» как компании с госучастием?
— Негативно-позитивно — это все эмоции. Есть гениальная старая фраза Nothing personal, it's only business. Если я серьезно считаю себя CEO, я несу за все ответственность и я должен сказать акционерам: вот ваш выбор — получить деньги сейчас, получить деньги потом, можно рисковать и зарабатывать или потерять все. Это не негатив-позитив — это серьезное решение, готовы ли мы, скажем, 2,5 года быть вычеркнутыми из всех сделок, не зарабатывать ничего и проедать свой капитал, готовы ли мы взять риск того, что нас могут лишить лицензии лишь за то, что мы не понравились кому-то? Решение должны принимать акционеры.