Geum.ru

Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации совместно с Советом закон

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   21
Миронов С.М. Уважаемые коллеги, я сейчас, к сожалению, должен ехать в Совет Федерации. По приглашению Совета Федерации мы принимаем сегодня Председателя Бундесрата Германии, и я попрошу Геннадия Эдуардовича вести дальше нашу конференцию. Но, прежде чем я уйду, я бы хотел с большим удовольствием поздравить одного нашего коллегу.

Дело в том, что сегодня у председателя Комитета Государственной Думы по местному самоуправлению Владимира Семеновича Мокрого День рождения. Я благодарю его за то, что он пришел в свой день рождения к нам. И давайте мы его поздравим, пожелаем успехов, всего самого доброго! (Смех в зале.) Спасибо.

Геннадий Эдуардович, пожалуйста, ведите.

Бурбулис Г.Э. Спасибо, Сергей Михайлович. Продолжаем нашу пленарную работу. С докладом выступает председатель Комитета Государственной Думы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимир Николаевич Плигин.

Плигин В.Н. Уважаемые коллеги, уважаемые дамы и господа! Приятно, конечно же, выступать после того, когда уже выступили предшествующие наши коллеги и поставили целый ряд задач, многие из которых мне представляются весьма спорными, но, тем не менее, интересными для дискуссии.

Прежде всего, позвольте отметить объективно высокое качество доклада, который подготовлен Советом Федерации, о состоянии законодательства Российской Федерации. Специалистам понятно, что данный доклад является, в известной степени, пробным, первым. И вместе с тем, следует отметить, что он является и объективно удачным. В докладе содержится, с нашей точки зрения, принципиально важная оценка конституционного статуса и значения Послания Президента Российской Федерации, как основополагающего стратегического документа, определяющего вектор развития России и на долгосрочную перспективу.

Что для нас представляется крайне важным? Что в докладе отмечен ряд проблем, который имеет непосредственное значение для деятельности Государственной Думы. В частности, в докладе отмечаются такие проблемные вещи при разработке законодательства, как отсутствие системности принятых законодательных актов. Второй аспект, внесение изменений в совокупность актов в одном документе или в одном пакете. Третье, иногда узость проблематики нормативного акта. И четвертое, большое количество отсылочных норм.

Действительно, мы неоднократно на эту тему говорили в рамках заседания Совета Федерации, на котором был представлен данный доклад. И поэтому я должен сказать, что особенно с учетом того, что вот эти как бы общие замечания, они в документе подтверждены детальным анализом конкретных грубых ошибок, которые были допущены в законодательном процессе, в частности в ходе принятия столь важного, социально важного документа, как 122-ой закон. Все это дает для нашей законодательной деятельности важный материал для того, чтобы вносить конкретные изменения в законодательный процесс.

Конечно же, это не принято в данной ситуации на уровне некоего документа. Но в то же время мы исходим из следующей общей позиции, что основной законопроект, который вносится в Государственную Думу, особенно по социальным вопросам, он в обязательном порядке должен сопровождаться проектами тех подзаконных нормативных актов, которые будут предлагаться к принятию. Я должен сказать, что вот эта позиция Государственной Думы, она в конкретной области привела уже к некоторым изменениям. В частности, насколько я понимаю, эти документы готовятся, подзаконные акты, которые будут представлены в Государственную Думу, в частности готовятся в рамках законодательства о совершенствовании системы здравоохранения. То есть, мы ожидаем, что если будет внесен основной документ, то проекты других актов к нему будут предложены.

Второй аспект. Мы существенно увеличили в настоящее время количество сопутствующих обсуждений законопроектов в рамках "круглых столов", в рамках парламентских слушаний и тех мероприятий, которые проводятся вместе с Советом Федерации. Позволю себе привести некую статистику, которая, может быть, для вас представит интерес. Весенняя сессия Государственной Думы заканчивает работу 17 июля. В настоящее время на сегодняшний день Государственной Думой рассмотрено в течение весенней сессии 707 законопроектов. Из них 89 законопроектов принято. В первое чтение прошли 63 законопроекта. В настоящее время 12 законопроектов – второе чтение, то есть, в общей сложности перспективу развития имели или имеют 162 законодательных акта. Это в рамках весенней сессии.

Отклонено 193 законопроекта, находится на рассмотрении Госдумы для рассмотрения в рамках осенней сессии 1084 законодательных акта.

Как специалисты вы понимаете, что акты достаточно часто носят комплексный характер, о чем мы уже говорили, поэтому, конечно же, я не могу сказать конкретную статистику содержащихся в них норм, но, тем не менее, получается, что это коло 10–15 тысяч отдельных норм предлагается рассмотреть в рамках анализа данных законодательных актов. Причем многие из этих законодательных актов либо уже определили стратегическое направление развитие страны, допустим, в рамках построения гражданского общества, либо будут касаться столь важных сфер, как, допустим, Водный кодекс, законодательство о недрах, Лесной кодекс, то есть это крайне социально значимые вещи.

Хотел бы, может быть, обратить внимание на следующие аспекты. Вот значение мониторинга. Нам представляется, что в настоящее время значение мониторинга не только законодательных актов, но и правоприменительной деятельности имеют, конечно же, принципиальное значение, в том числе для обоснования позиции, Государственной Думы в частности, по продвижению того или иного законодательного акта, законопроекта. Очень часто мы не владеем детальной информацией. Это невладение детальной информацией не позволяет нам оказывать некое воздействие на другие ветви власти для понимания нашей позиции. В частности, например, мне крайне приятно читать внутреннюю переписку внутри Правительства Российской Федерации по столь актуальной теме, как, допустим, мировая юстиция в Российской Федерации.

Вы, наверное, знаете о том, что существенная нагрузка выросла на мировую юстицию, и вместе с тем мировая юстиция обеспечивает как раз доступность правосудия для граждан Российской Федерации. В этой связи, допустим, Государственная Дума ставит вопрос о сокращении среднего показателя для формирования одного участка мирового судьи, этот средний показатель, виртуальный показатель, который отработан практикой, 22.5 тыс. человек. Мы настаиваем на том, чтобы этот показатель был снижен до 18 тыс. человек. Я должен сказать, что мы здесь получаем определенную поддержку Министерства юстиции, спасибо, и Верховного Суда Российской Федерации. В то же время в рамках внутренней переписки между различными министерствами и ведомствами Российской Федерации обсуждается следующая проблема: затраты на увеличение числа мировых судей, возможное увеличение, составляет 550 млн. рублей для целиком территорий Российской Федерации. Большие это деньги или не очень? С позиции Министерства финансов Российской Федерации это, конечно же, большие деньги. Но мне представляется, что этот счет, который предлагается во внутренней переписке в Правительстве, она длится после обращения Государственной Думы в течение 3 месяцев, что я считаю крайне неуважительным по отношению к законодательной ветви государственной власти. Так вот, эта переписка длится в течение 3 месяцев, и счет идет по принципу Е-2, Е-4.

Для Российской Федерации 550 миллионов рублей, может быть, большие деньги, но в то же время уровень доступности правосудия в этой ситуации будет значительно увеличен. Таким образом, граждане могут значительно быстрее решить те конфликтные ситуации, тратить меньше времени на то, чтобы появиться в том или ином районном пункте. То есть, таким образом, если бы мы наладили реальный мониторинг, детально отследили нагрузку и сумели бы на основании этого мониторинга правоприменительной практики дать дополнительные выкладки, может быть, в том числе и выкладки, которые бы показывали экономию средств от этой проблемы, мы, наверное, эту проблему сдвинули бы значительно быстрее. Это только одна из частей.

Следующий момент, который обозначен в повестке конференции, мне представляется, это самый важный в настоящее время момент – использовать мониторинг, как часть диалога власти и общества.

Наверное, не открою большого секрета, что в настоящее время такого рода диалог власти и общества нарушен, и следствием нарушения этого диалога власти и общества является крайне невысокий авторитет практически всех присутствующих здесь ветвей власти. Этот крайне невысокий авторитет Государственной Думы, я думаю, целиком Федерального Собрания, не будем оскорблять хозяев, но, тем не менее, это действительно так. Очень невысокий авторитет судебной ветви власти, не очень высокий авторитет Правительства, и мы все с вами понимаем, что устойчивость государственной власти базируется на устойчивости института Президента Российской Федерации. Поэтому в рамках мониторинга изучение этих проблем нам представляется интересными важным.

Следующий аспект. Если мы правильно отразим ожидания общества, то, с моей точки зрения, законодательство быстрее проникнет, быстрее станет реально применяться в обществе.

И последнее, на чем бы хотелось остановиться. Министр юстиции отметил на заседании Совета Федерации, мы говорили уже об этом, что в стране в настоящее время наметился стабильный период развития страны. Это позволяет ставить и другой вопрос – о стабильности законодательства. Конечно, несерьезно с точки зрения специалистов, когда в принимаемый нормативный акт через несколько месяцев вносятся дополнения, изменения, появляются новые отсылочные нормы. К сожалению, в Российской Федерации детально эти исследования ментальности не проведены. Но в рамках бесед с рядом специалистов отмечается, что в среднем для того, чтобы нормативный акт стал полноценным нормативным актом и оказал реальное воздействие на правоприменительную практику необходимо до 5–7 лет, чтобы, особенно комплексный акт начал работать в стране. Если в этот комплексный акт в течение этого времени вносятся изменения, естественно совершенно, что это так не работает, поэтому было бы интересно разрешить проблему того, чтобы мы приняли некое правило, в соответствии с которым запрещается вносить изменения в нормативные акты в течение определенного периода времени за исключением случая, когда мы имеем дело с явными ошибками. Вы скажете, что это, может быть, не будет динамику общества. С моей точки зрения, динамика общества последних 15 лет, когда формировалось переходное законодательство, в настоящее время уже прошла, и мы можем выходить на достаточно стабильное законодательство.

По ряду, скажем так, предложений, которые делались в Государственной Думе, или по ряду замечаний, на данной стадии мы не совсем как бы… Давайте так, будем говорить частное мнение, не от имени Государственной Думы, но я думаю, что на данной стадии мы не совсем должны стремиться к тому, чтобы формировать некий модельный закон об Общественной палате. Здесь для всех субъектов Российской Федерации, то есть, ну, тем не менее. Мы абсолютно в данной ситуации согласны с Министром юстиции в той части, что мы будем также способствовать всячески работать над стабильностью законодательства. Может быть, действительно с Министерством юстиции было бы интересно проработать наше предложение, которое касается такого стабильного действия. Очень много предложений было в докладе Председателя Высшего Арбитражного Суда. Спасибо большое за эти предложения, но в то же время я хочу сказать, что в настоящее время, к сожалению, переписка, которая ведется Государственной Думой с судами, не всегда является продуктивной. Поэтому в данной ситуации как бы мы открыты для этой дискуссии, в то же время мы бы хотели получать, скажем… Мы начали выстраивать это взаимодействие, периодически проводятся встречи при обсуждении конкретных законопроектов. Я думаю, что эти встречи мы интенсифицируем, и это улучшит, наверное, качество взаимодействия.

Ну, и следующий момент. Вот в кулуарах перед началом работы конференции мы говорили еще об одном аспекте. Я, может быть, повторяюсь, в частности об этом говорил в Институте государства и права, следующий аспект.

В настоящее время юридическая наука, а мониторинг, должен, видимо, рассматриваться, в том числе с точки зрения юридической науки. Юридическая наука в настоящее время формируется как некая наука, скорее, созерцательная, то есть, мы отписываем норму, мы критикуем норму, мы не задаем философские стандарты этой норме. В докладе Председателя Совета Федерации, который сегодня здесь прозвучал, с моей точки зрения, были подняты три проблемы, к которым мы должны готовиться.

Была поднята проблема политического анализа законопроектов, социальных аспектов законопроектов и гуманитарного анализа законопроектов. То есть мы пока к этому не до конца готовы, а неготовность наша к этому ведет к практическим проблемам, как, например. В рамках обсуждения многих законопроектов в Государственной Думе решения, которые принимаются, принимаются достаточно субъективно. Например, вам предлагается законодательный акт, в котором говорится, это часто, это каждый день: давайте увеличим объем штрафных санкций по административным делам. Если кто-нибудь представляет Кодекс об административных правонарушениях, что это документ для нормального восприятия очень сложный, то есть, нужно быть специалистом по многим аспектам. В результате тебе предлагаются, например, штрафы для физических лиц, специалисты знают, это до 25 МРОТ, в настоящее время это 2,5 тыс. рублей. О характере МРОТ. Традиционное предложение от 723 субъектов права, ну давайте так скажем, часть из них понимает, о чем идет речь. Значит, 600 субъектов готовы постоянно предлагать увеличение штрафных санкций. Простое решение для, как иногда говорят, московского менталитета увеличение штрафных санкций с 5 до 15 МРОТ, соответственно, с 500 до 1500 рублей может показаться, не представляет интереса. Но мы должны совершенно четко понимать, что большая часть населения страны увеличение с 500 рублей до 1500 рублей штрафа никакой превентивной роли не сыграет, потому что люди будут просто смеяться, не платить эти штрафы. И такого рода проблемность, когда в центр мониторинга ставится конкретный человек, и конкретный человек проводится от его начала (действия законодательного акта) до его, скажем, результатов, это действительно крайне актуальная вещь. А так, поскольку мне приходится заниматься вопросами госстроительства и конституционного права, проводится огромная реформа избирательного законодательства в настоящее время, партийного законодательства, поэтому в данной ситуации, пользуясь случаем, я хочу у вас, как у специалистов попросить в известной степени поддержки. Когда будете читать эти законодательные акты, это огромные объемные документы, и поверьте, что, несмотря на раздающуюся критику, никакого нормоуменьшения объема демократии ни в одном из этих законодательных актов, если их внимательно читать, не содержится. Спасибо большое за внимание. (Аплодисменты.)

Бурбулис Г.Э. Уважаемые коллеги, с добрым, хорошим удовлетворением я хочу вам сообщить, что сегодня в нашей конференции принимают участие представители 24 субъектов Российской Федерации нашей страны. С каждым годом мы все более и более дружно, качественно и количественно участвуем, и десяти министерств, ведомств нашей государственной системы, что тоже свидетельствует о все более содержательном интересе к проблеме мониторинга.

Сейчас я хочу попросить Владимира Петровича Лукина – уполномоченного по правам человека в Российской Федерации сказать, как общество реагирует на наши властные усилия.

Лукин В.П. Зачем же Вы меня на такое толкаете?

Я думаю, что хорошо, что не сказали, что я делаю доклад, потому что я его делать не собираюсь. Это слишком торжественное слово "доклад". Я хочу поделиться с вами двумя-тремя замечаниями, одно из которых философское, а остальные вполне конкретные.

Во-первых, я хочу сказать, что я очень рад, что эта конференция состоялась, и особенно рад, что на эту конференцию приглашены мои братья по разуму и друзья – региональные уполномоченные по правам человека, которые здесь в довольно значительном количестве находятся. Это будет для них, по-моему, и полезно, и полезно для вас. Заранее просил бы максимально широко предоставить им слово, у многих из них богатый, уникальный, интересный опыт как раз буквально каждодневного мониторинга правозащитных проблем.

Мое философское замечание состоит в следующем. Знаете, я не верю в эффективный мониторинг в рамках системы, где мониторинг осуществляется внутри данной системы иерархии. Это – борьба за чистоту, а не подметание. У нас с вами есть много ведомств, где действуют внутренние системы мониторинга, безопасности и так далее. Что-то не видно пока, за исключением некоторой пиротехники, иногда очень шумной, что что-то сдвигается к лучшему в системе такого мониторинга.

Конечно, однажды поэт сказал так: "В себя я как-то заглянул и вышел с отвращением". Каждый из нас, если он нормальный человек, такое чувство время от времени испытывает. Но кто же будет об этом говорить вслух-то? Кроме меня, естественно, сейчас здесь перед вами.

Поэтому проблема состоит в том, что на самом деле единственной, относительно не полной, но относительно эффективной системой мониторинга, которая реально в общественных делах проявлялась, это система демократии, система, когда различные ведомства, прямо не находящиеся в соподчинении друг с другом, в соответствии с законом контролируют деятельность друг друга. Тогда можно удерживать на каком-то уровне все известные нам человеческие страсти, против которых мы предупреждены в нагорной проповеди и других основополагающих идеологических документах такого типа.

Это, так сказать, философское замечание.

А конкретное соображение состоит в том, что в нашу политическую систему, помимо всего прочего, что мы знаем из Конституции, вписана система каждодневного, конкретного, практического мониторинга правозащитной деятельности, а правозащитная деятельность в соответствии с нашей Конституцией является основным видом деятельности. Мы, может быть, не доросли, что она на практике стала основным видом деятельности, но достаточно открыть наш конституционный текст и мы увидим, что сразу во 2 статье Конституции смыслом и целью государства является удовлетворение основных прав и свобод человека.

Так вот, в связи с этим справедливо и мудро нашим, так сказать, конституционными отцами (правда, я вспомнил сейчас, когда говорил, что был членом конституционной комиссии, поэтому здесь есть элемент бахвальства, но это не моя инициатива) был создан институт уполномоченных по правам человека. Вот пару слов я об этом позволю себе сказать, как он работает и почему в случае, если он будет работать, как следует, пока этого еще нет, одна из форм вот такого мониторинга, государственного мониторинга в весьма существенном виде возможна.

Почему возможна? Потому что уполномоченный по правам человека, институт уполномоченного, во-первых, по самой своей природе, с одной стороны, является конституционным, а, следовательно, государственным органом. А, с другой стороны, он независим. И эта независимость вполне конкретно определена. Например, уполномоченный в соответствии с федеральным законом об уполномоченном избирается сроком на 5 лет, тогда, как другие конституционные органы избираются сроком на 4 года. И это правильно.

Смысл состоит в том, что он уже будет давать отчет другому составу законодательной и исполнительной власти, и тем самым он от этой власти менее зависим, чем в ином случае.

Я не считаю правильным, что в законе об уполномоченном содержится принцип, что уполномоченный, избираясь на 5 лет, может избираться еще раз. Мне кажется, это неправильно. Это я говорю не к тому, чтобы немедленно менять федеральный конституционный закон в этом плане, но тут есть повод для дискуссии. Я, забегая вперед, скажу, что такая дискуссия, наверно, у нас состоится. Но мне кажется, что это неправильно по той простой причине, то, что можно сделать за 6 лет, можем, наконец, сделать за 7 лет, но один раз. Кстати, такая система существует в целом ряде стран, потому что тогда не будет соображений, воспоминаний о будущем, как говорится в одном кинофильме. Понимаете? Не будет ощущения того, что надо что-то, как-то действовать таким образом, чтобы потом было тоже хорошо.

Но существуют и другие в законе инструменты, которые делают уполномоченного фигурой довольно автономной и довольно независимой. Это, например, такие вещи, как то, что он не может быть уволен со своей должности, иначе, как если помрет или будет не способен в силу каких-то серьезных проблем и достоверно не способен исполнять свои обязанности. Кроме того, он может быть уволен, если он без уважительной причины четыре месяца и более не будет посещать место своей работы.

Я своим друзьям говорю, что если бы я был избран лет 25 тому назад, я бы мог загулять таким образом, пожалуй, а сейчас это уже, с моей стороны, было бы, наверно, трудновато.

Поэтому этот институт может осуществлять реальный мониторинг, если его поддержит общество, если его поддержат средства массовой информации, и не в последнюю очередь, если его будет поддерживать, конечно, высшая государственная власть. Тут отношения должны быть очень выверенными, потому что с одной стороны, уполномоченный не должен сливаться с институтами, структурами и бюрократическими композициями власти, иначе пропадает смысл. Нужно сделать тогда просто действительно какого-то помощника или секретаря, или, наконец, министра по этим делам. Хотя, это будет не совсем то.

С другой стороны, я считаю неправильным и контрпродуктивным, если уполномоченный по правам человека будет заниматься слишком большой пиротехникой такого негативного плана и постоянно демонстративно сориться с властью, наживая себе популярность. Это может делать человек, который хочет танцевать на проблемах, а не решать проблемы. С властью надо решать проблемы, а, значит, с властью надо найти формулу независимой конструктивности или конструктивной независимости, но это уже дело не столько закона, сколько искусства, кому как удается.

В принципе вот эта позиция уполномоченного по правам человека, она не случайно сейчас получила развитие в очень многих странах, и не только в Европе, как некоторые думают. Кстати, в Европе не по всех она еще странах вот в таком виде работает. Вчера я встречался с уполномоченным по правам человека в ФРГ, он почему-то там при Министерстве иностранных дел является уполномоченным. Он стал меня спрашивать о наших делах, я говорю: "Как я Вам завидую, Вы при МИДе, я сам знаю, что это такое, а Вы меня спрашиваете, как дела в России. Мне так хочется расспросить, как у Вас дела в Германии, в Европе и так далее, но я-то занимаюсь российскими делами, поэтому давайте поговорим о них".

Короче говоря, во многих странах Латинской Америки, в Азии, даже в Африке создается этот институт. Почему он создается? Раз. Помните, Маркс говорил: "Нет ничего более своевременной идеи, время которой пришло, непреодолимой, непобедимой идеи". Существует большое пространство между судебной властью, которая, несомненно, вместе с прокурорской властью является основными по идее защитниками прав человека, и какими-то простыми потребностями людей, которые иногда не хотят просто идти в суд, иногда боятся идти в суд, иногда понимают не без основания, что суд – это такая штука, куда войдешь, ноги туда поставишь, а уже потом начнется, бог знает что.

Они боятся этой громоздкости. Существует проблема адвокатов с их дороговизной и так далее. Вот в этом пространстве существует неформальная зона, которая никем не покрыта, между нулевым состоянием, бесконфликтным и необходимостью, уже абсолютной, судебного разбирательства. Это очень широкое поле.

Уполномоченный – это не очень формальный и очень простой, если он правильно работает, достаточно доступный институт. Я могу вам рассказать историю с Уполномоченным по правам человека Совета Европы Хелиом Роблесом. Он однажды рассказывал такую вещь. Ему в три часа ночи позвонила одна дама в довольно растрепанных чувствах и сказала, что у них в семье непорядок, возникла ситуация семейного насилия и поэтому нужна срочная помощь.

Он сказал: "Но почему же вы не обратились к адвокату?". Она сказала: "Что я, сумасшедшая в три часа ночи адвокату звонить?". Уполномоченный – это человек, который неформально, быстро и эффективно может в случае, если удачно получится, урегулировать какие-то проблемы, не прибегая к суду. И это работает. Думаю, что дальше это работать будет все больше и больше.

Какие у нас проблемы? У нас проблема состоит в том, что у нас все еще, несмотря на все наши усилия последних 15 лет, очень большая страна, а, следовательно, федеральный уполномоченный не может всевидящим глазом, а он отнюдь не всевидящий, смотреть, что происходит каждый день в наших 89 субъектах Федерации. Поэтому региональный омбудсмен абсолютно необходим именно как региональный уполномоченный. Они реально есть, многие из них перед вами, некоторые очень хорошо работают.

Но существует серьезная проблема: на уровне регионов, там ситуация попроще, существует проблема стесненности работ региональных уполномоченных и, естественной, инстинктивной, я бы сказал исторической и даже генетической попытки наших местных властей подравнять их под простую и понятную структуру.

Бывает, что приезжаешь в регион, и региональный уполномоченный тебе на ухо говорит: "Слушай, скажи губернатору то-то, нехорошо у нас дела идут". Я говорю: "А ты чего ему не скажешь?". Он говорит: "Ты же понимаешь, как это у нас будет через некоторое время". А что будет через некоторое время?

Через некоторое время в Московской области, вдруг… Там уполномоченный Московской области, который здесь сидит, уважаемый Сергей Борисович Крыжов пару раз не согласился по некоторым вопросам с тамошней очень близкой и родной нашей властью, в том числе по проведению выборов, там кое-как проходили выборы в одном из районов.

В результате вполне дисциплинированная Госдума принимает поправку к закону об уполномоченном, в соответствии с которой этот уполномоченный теперь может быть уволен в любое время, если потеряет доверие местного Законодательного Собрания или Думы. Это значит, он сразу из фигуры конституционной или уставной превращается в фигуру, подвластную любой политической конъюнктуре: сегодняшней, завтрашней и так далее.

Надо сказать, что Государственная Дума и конституционный комитет здесь присутствует или присутствовал, во всяком случае, Владимир Николаевич Плигин, по-моему, он безвременно покинул нас, в хорошем смысле этого слова, конечно. Так вот, он занял, несмотря на то, что он отсутствует, я все же смело скажу, что он занял хорошую, правильную позицию по этому вопросу и поддержал наше отрицательное отношение к такому закону. Но это все множится, а смысл этого всего состоит в том, что не существует никакой увязки между федеральным омбудсменом и региональными омбудсменами. Они избираются по региональным законам, естественно, огромное влияние на это оказывает местная, исполнительная власть в соответствии с нашими условиями со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вот в результате недавно в Башкирии, вы знаете, там произошли малоприятные события в тамошнем Благовещенске, массовые нарушения прав граждан. И там, естественно, главными виновными является местное Министерство внутренних дел, в частности, Министр внутренних дел и его заместитель по кадрам. В результате всего этого дела у них начались некоторые проблемы, и тогда тамошние власти этого заместителя по кадрам, то есть создавшего эти кадры, которые так относятся к людям, его быстро провели на роль уполномоченного по правам человека.

Я думаю, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, когда, если бы он узнал об этом на том свете, он перевернулся от зависти в гробу, он сам бы такого не придумал, я думаю. Но мы придумали, мы развиваем традиции Михаила Евграфовича.

В Архангельской области уволенный в отставку руководитель таможенной службы был назначен омбудсменом таким же образом.

Возникает вопрос, что сделать, чтобы это не превратилось в такую какую-то странную игру с элементами гротеска. Я думаю, что надо найти элемент двойного ключа. Все-таки в наших условиях нужно сделать так, тем более, что в нашей Конституции существует принцип, что права человека – это совместное ведение федеральных и региональных властей, сделать для регионального уполномоченного возможность каким-то образом апеллировать, если возникнет конфликтная ситуация, если возникнет ситуация несогласия с местными властями, а она неизбежно возникает, иначе уполномоченный работает плохо, если она не возникает, и плохо защищает права граждан, чтобы какая-то система двойного ключа существовала. И это достойно рассмотрения.

Мы договорились с Владимиром Николаевичем и с соответствующими комитетами Государственной Думы, что мы в сентябре проведем по этим и ряду других вопросов совместное слушание.

Я думаю, если Совет Федерации, его соответствующие комитеты и органы примут активное участие в этих слушаниях и в этой дискуссии и пригласят региональных уполномоченных. Пригласим-то мы и сами приедем, конечно, и договоримся, это будет очень полезное и серьезное дело именно в том плане, чтобы освежить, сделать более жестким и эффективным на каждом, конкретном уровне, на уровне конкретных регионов и конкретных позиций, конкретных ситуаций (а ведь мы работаем с жалобами людей, с жалобами на начальство, прежде всего), чтобы сделать… Ситуацию здесь сильно проветрить.

Я думаю, что это не единственный, но очень важный был бы фактор. Причем он тем ценен, что этот фактор не политический. Конечно, политический мониторинг, он важен и существует, – это основа демократии. Но естественно в политическом мониторинге существуют элементы борьбы за власть, и это должно быть, и мы должны защищать это дело, потому что мы выступаем за развитие демократии. Но там есть некоторые эксцессы в сторону ухода от конкретной проблемы к проблемам более общим, которые очень важны сами по себе, но все же конкретный мониторинг – это как раз дело уполномоченного, человека конкретного, ситуации конкретной. Очень важное дело.

Или еще одна проблема – проблема, например, того, что существует очень слабое соотнесение между инициативой уполномоченного и реакцией исполнительной или законодательной власти на эти инициативы. Они обязаны нам ответить, но у уполномоченных нет никаких санкций в случае, если представители властей, не важно какого уровня, не отвечают на его инициативы или отвечают явной формальностью или насмешкой на это дело.

Надо сказать, что в законах об уполномоченном в ряде демократических стран существует система административных взысканий за неуважение к мнению уполномоченного, за нарушение этого закона, а это ведь нарушение закона. Мы считаем, что такие вещи должны быть внесены, тем более что у некоторых уполномоченных, например, уполномоченного Татарии, насколько я знаю, есть такие санкции. Надо внести их в федеральный закон.

И еще одна проблема – очень сложное соотношение в нашей работе между уполномоченными и судебными органами. Судебные органы жестко и во многом справедливо отстаивают свою независимость. Конечно, каждый человек, который знает историю развития современных цивилизованных государств, выступает за независимость судебных органов. Но независимость судебных органов иногда трактуется, не как независимость их решений, а как независимость того черного ящика, где происходят какие-то процедурные вопросы, как попытка, чтобы не вмешивались в непрозрачность так сказать процессов процедурного свойства. Это, по-моему, не совсем правильно.

Например, я считаю, что региональные уполномоченные или их представители должны состоять в квалификационных комиссиях, которые занимаются вопросами того, корректно, правильно судьи ведут себя или нет. Есть некоторые формы участия уполномоченного в судебном процессе без покушения на независимость судей. Эти формы прописаны в федеральном конституционном законе, но они почему-то не были включены в кодекс. А судья, когда работает, он работает с кодексом, а не с другими законами, и он не учитывает это, он просто отсылает наши рекомендации обратно, зачастую не принимает их и так далее, все зависит от его произвола. То, что есть в федеральном конституционном законе, должно быть включено в кодексы.

Мы об этом предварительно договорились комитетом Государственной Думы по конституционному законодательству и государственному строительству. Я хотел бы обратить внимание и наших коллег из Совета Федерации, чтобы они активно взялись за эту работу. Я частично об этом говорил, выступая в Совете Федерации, но от слов надо переходить к делу.

Я думаю, что если мы всерьез хотим не только провести конференцию, но и найти пути к созданию более эффективного мониторинга, необходимо использование уже имеющегося, но недоразвитого института уполномоченных в нашей стране, поскольку существует только 30 или 32 уполномоченных из 89. И активизация их работы – это один из очень серьезных, важных инструментов, инструментов, не создающих каких-то стрессов для власти, потому что это не политическое явление – уполномоченный, и вместе с тем, помогающее и обществу, и власти проветрить себя. А если элита не проветривается, она загнивает, такие случаи в мире не редки. Слава богу, что у нас все наоборот. Спасибо. (Аплодисменты.)