Geum.ru

Диалектическая психология

Вид материалаЛитература

Содержание


5. Конкретность воплощения нормы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   15

67


ведения и сообщить о последствиях их нарушения. Под последствиями подразумевается, разумеется, не лишение сладкого, а онтологический аспект: нарушение норм поведения, то есть грех, ведёт к проклятию, лишению общения с Богом и попаданию в ад, то есть к вечным мукам. Воспитатель делает всё, чтобы человек не совершил неправильного поступка, и однозначно заявляет: смертный грех необратим. Да, существует возможность искреннего покаяния (даже если оно произошло, как у разбойника, распятого на кресте вместе с Иисусом, в самый последний миг жизни – ещё раз обратим внимание, что речь идёт не о формальном раскаянии, подтверждённом людьми, а о глубинном раскаянии, степень истинности которого определяет только Бог), но так как час смерти никому не известен, то сохраняется огромная вероятность, что осознать и покаяться человек может просто не успеть. И поэтому для того чтобы охранить человека (ребёнка и взрослого) от неисправимых последствий греха, максимальный упор делается именно на идею неотвратимости наказания. Грех, совершённый в земной жизни, влечёт за собой неизбежное наказание в жизни вечной, где ничего уже исправить нельзя.

Но это только первая часть средневекового христианского подхода: это отношение до поступка. После же совершения греха весь стиль обсуждения проблемы меняется. Теперь на первое место выходит понятие надежды. Совершившему неверный поступок не говорят: здорово, теперь ты будешь жариться в аду (или в более гуманистическом варианте: жаль, теперь ты будешь жариться в аду). Теперь все силы направляются на то, чтобы убедить человека, что не всё ещё потеряно, и всё можно исправить путём искреннего раскаяния и последующей добродетельной жизни. Пока это происходит в перспективе реальной человеческой жизни, то всё понятно: момент смерти – момент окончательного понимания, что будет с человеком в жизни загробной. Но дело в том, что христианская церковь молится и о прощении душ уже умерших людей, то есть предполагается, что посмертная судьба может быть изменена не самим даже человеком, а с помощью других людей – церковью в христианском её понимании. Молитва – это, конечно, всего лишь надежда, но надежда, имеющая богословское, библейское основание. Особенно сильно эта идея стала проявляться в западном средневековом христианском мире с XIII века, когда повсеместно стала завоёвывать признание идея чистилища, то есть уже существующая практика моления за души усопших получила своё идеологическое и зримое выражение, а, значит, неизбежность перестала быть таковой.

Но при этом однозначную кару никто не отменял, и идея надежды не есть идея твёрдого знания. В культуре существует определённая, жёсткая норма о, как минимум, загробном справедливом воздаянии за добро и зло, совершённое при этой жизни, что и остаётся главной идеей воспитания – в этом смысле, абсолютно нормативного. И в той же культуре существует однозначная норма, что Бог есть любовь, и он пришёл не к правед-

68


никам (они и так с ним), а к грешникам, и что он, в принципе, может простить всех, кроме дьявола (потому что дьявол, по определению, абсолютное, нераскаянное зло). Все люди совершают грехи – даже святые (подтверждением тому, с христианской точки зрения, служит тот факт, что все умирают – если бы не было в человеке греха, то в нём не было бы зла, а смерть – главное зло; в Иисусе не было зла, поэтому он воскрес). Если даже святые умирают, значит, и в них осталось нечто греховное, но не может же быть такого, чтобы никто не пришёл к жизни вечной – тогда творцом мира был бы не любящий Бог. Получается, что граница между поступками, приводящими к разному исходу, является движущейся, зависимой от многих факторов. И ещё раз: всё это при единственном, догматическом понимании посмертной судьбы грешников.

Поэтому жизнь человека воспринимается как развивающаяся, меняющаяся, так как реальные поступки порождаются столкновением двух противоположных абсолютных норм. Согласно средневековым представлениям, божественная педагогика заключается в постепенном улучшении человека и человечества (при полном понимании того, что мгновенное изменение было бы лучшим, но если бы это сделал Бог, то такое действие было бы нарушением человеческой свободы, а, значит, и принципа любви к человеку – а сам же человек грешен, и меняться ему трудно). Итак, каждый человек может развиваться (то есть абсолютно каждый может стать святым).

Сейчас мы не будем описывать содержание развития человека; отметим лишь то, что это развитие вполне описывается как психологическое, в психологических понятиях, а не этических или богословских, потому что для того, чтобы достичь вечной жизни, нужно правильно поступать в этой, а для постоянных, неслучайных правильных поступков необходимо знание, а значит той сферой, в которой происходит развитие человека, является сфера когнитивных процессов, от которых уже зависят его поступки. Данная позиция чётко представлена как ведущая и у восточных и у западных средневековых христианских авторов.


5. Конкретность воплощения нормы


Анализ второй существенной черты средневекового понимания нормы также будет основываться на рассмотрении сущности христианского мировоззрения, которое было определяющим для Европы в описываемую эпоху. Здесь можно возразить, что даже в ту пору в христианстве было много течений, по-разному отвечающих на одни и те же вопросы. Именно об этом и пойдёт речь.

Христианская культура являлась культурой, укоренённой в реальности. Для христианина самым важным в жизни были не абстрактные умозаключения о божественном, а реальные поступки, основанные на вере. До