Творческая судьба Иосифа Бродского
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
, этот мрамор для бедных, за неименьем
тела, тает, ссылаясь на неспособность клеток, то есть извилин,
вспомнить, как ты хотела,
пудря щёку, выглядеть напоследок.
Для зрелой поэзии И. Бродского характерны контрасты, парадоксальные сочетания, многословие. Для русской поэзии стихотворения его необычно длинны. А. Блок считал оптимальным объёмом стихотворения 12-16 строк, т.е. 3-4 четверостишия. У Бродского же стихи порой достигают 200 и более строк. Для его стихотворений характерны многословные фразы, которые переносятся из строфы в строфу. Стихам зрелого Бродского свойственна синтаксическая запутанность, нагромождение придаточных предложений, обособленных обстоятельств и определений, вставных конструкций.
Чрезвычайно богата рифмовка: с мыса - смысла, дальше не - в тишине, с теменью - степенью, черты - чем ты, пожар - бежал, над кофе - в Петергофе, небыль - мебель, образ - глобус, в играх - выбрав, уныло - хранила, рельеф - замерев…
Бродский признаёт в мире две силы: слово и смерть. Для того, чтобы слово жило, необходим безостановочный поток слов. Он и станет преградой смерти. Литературоведы отмечают в поэзии И. Бродского парадоксальное соединение эксперимента и традиционности. Ярким примером может служить его стихотворение Осенний крик ястреба (1975), насчитывающее 120 строк.
Гордая одинокая птица парит над миром, с высоты её полёта всё, что внизу, кажется ничтожным и суетным. Ястреб ликует: Эк куда меня занесло! Он ещё не знает, что, достигнув апогея, он найдёт свой конец. Он чувствует гордость, но всё-таки смешанную с тревогой:
…он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
когти в кулак, точно пальцы рук -
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,
к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.
Тема одиночества, незащищённости человека перед миром несправедливости, желание помочь всем страждущим, спасти человечество от надвигающейся катастрофы звучат в стихах зрелого поэта Иосифа Бродского.
Снег идёт, оставляя весь мир в меньшинстве.
В эту пору - разгул Пинкертонам,
и себя настигаешь в любом естестве
по небрежности оттиска в оном.
За такие открытья не требуют мзды;
тишина по всему околотку.
Сколько света набилось в осколок звезды,
на ночь глядя! как беженцев в лодку.
Не ослепни, смотри! Ты и сам сирота,
отщепенец, стервец, вне закона,
За душой, как ни шарь, ни черта. Изо рта -
пар клубами, как профиль дракона.
Помолись лучше вслух, как второй Назорей,
за бредущих с дарами в обеих
половинках земли самозванных царей
и за всех детей в колыбелях.
В одном из своих стихотворений Бродский сказал, что он - питомец Балтики. Его мать родилась в Латвии, детство её прошло в Литве. А Ленинград - родной город поэта:
Да не будет дано
Умереть мне вдали от тебя…
Суровая стихия Балтики близка его сердцу:
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос…
С годами это чувство не пропадает:
О, облака
Балтики летом!
Лучше вас в мире этом
я не видал пока…
Поэтому и возвращение к морю, как бы ни сложилась жизнь,-
всегдашняя реальная возможность:
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
Ранний Бродский достаточно лёгок в восприятии. Правда, и тогда в его стихах преобладали тревожные интонации, но были и свет, и надежда.
Постепенно углубляется философская направленность стихов, начинают преобладать темы тупика, одиночества, пустоты, разлук, несчастий, старости, смерти. Да и жизнь кажется такой недолговечной, любовь - такой хрупкой.
В стихах же зрелого Бродского - все наоборот. Зрение наведено на резкость. Вещи разделены твердыми очертаниями и похожи одна на другую только в том случае, если расстояние между ними бесконечно.
Светотень и перспектива тщательно проработаны. Взгляд движется не спеша, со скоростью слова, долго не давая внутренней речи оторваться от внешнего мира:
Пленное красное дерево частной квартиры в Риме.
Под потолком - пыльный хруствльный остров.
Жалюзи в час заката подобны рыбе,
перепутавшей чешую и остов.
Ставя босую ногу накрасный мрамор,
тело делает шаг в будущее - одеться…
Так начинаются многие эпизоды в поэзии Бродского, и лишь постепенно протокол осмотра превращается в стенограмму внутреннего монолога,- словно бы помимо или даже против авторской воли, изо всех сил сосредотачивающей внимание на обстоятельствах места. Но усилия эти бесполезны, потому что обстоятельства безразличны: сами по себе не возбуждают ни удивления, ни радости; тусклы, как регистрирующая их интонация.
Бабочки Северной Англии пляшут над лебедою
под кирпичной стеной мертвой фабрики. За средою
наступает четверг, и т.д. Небо пышет жаром,
и поля выгорают. Города отдают лежалым,
полосатым сукном…
Или вот венецианская строфа:
Мокрая коновязь п