Социолект: структура и семантика
Дипломная работа - Иностранные языки
Другие дипломы по предмету Иностранные языки
?гда не выставить: Лоха Внутри...
Я оставил Чайника на углу, развалюхи до небес из красного кирпича, под нескончаемым дождем копоти. "Схожу потолкую с одним знакомым коновалом. Сразу вернусь с хорошей чистой аптечной морфой.... Нет, ты здесь постой - не хочу, чтоб он еще и с тобой iепился. Слышь, Чайник сколь долго бы это ни было, дожидайся меня вот на этом самом углу. Прощай, Чайник, прощай, парнишка.... Куда они деваются, когда выходят из себя и оставляют тело позади?
Чикаго: невидимая иерархия разряженных итальяшек, вонь атрофировавшихся гангстеров, привидение, по которому земелька плачет, сбивает вас на углу Северной и Хэлстеда, Цицерон, Линкольн-Парк, попрошайка из ностальгических снов, прошлое вторгается в настоящее, прокисшее очарование одноруких бандитов и придорожных буфетов.
Внутри: отделы огромной iены, телевизионные антенны, упертые в бессмысленное небо. В жизнеупорных домах цацкаются с молодыми, впитывают в себя немного того, что оно по возможности отторгает. Только от молодых и есть толк, а молодыми они остаются недолго. (Сквозь решетки Восточного Сент-Луиса пролегает мертвая граница, дни речных лодок.) Иллинойс и Миссури, испарения, исходящие от народов, строящих вокруг себя стены, низкопоклонствующих в обожествлении Источника пищи, жестокие и уродливые празднества, тупиковый ужас перед Многоногим Богом простирается от Кучевилля до лунных пустынь перуанского побережья.
Америка - не юная страна: она была стара, грязна и зла еще до первопоселенцев, до индейцев. Зло затаилось там в ожидании.
И вечно эти легавые: уравновешенные и ловкие сотрудники полиции штата с высшим образованием, отрепетированная примирительная скороговорка, электронные глаза просвечивают насквозь вашу машину и вещи, одежду и лицо; оскаленные крючки больших городов, вкрадчивые деревенские шерифы с чем-то черным и угрожающим в старых глазах цвета поношенной серой байковой рубахи....
И вечно засады с машиной: в Сент-Луисе махнули студебеккер 42 года (у него был врождённый дефект конструкции как и у Чайника) на старый перегретый лимузин паккард и еле доехали до Канзас-Сити, а там купили форд, который, как выяснилось, жрал топливо не в себя, отказались от него в пользу джипа, который слишком разогнали (ни к черту они не годятся на шоссе) - и спалили у него что-то внутри, там начало греметь и перекатываться, вновь пересели на старенький восьмицилиндровый фордик. Если надо доехать до конца, с этим движком ничего не сравнится, жрет он там топливо или нет.
А великая американская тоска смыкается над нами как никакая другая тоска в мире, хуже, чем в Андах, высокогорные городки, холодный ветер с открыточных пиков, разреженный воздух как смерть в горле, речные города Эквадора, малярия, серая как мусор под черным Стетсоном, дробовики, заряжаемые с дула, стервятники роются в грязи посреди улиц - и что вас поражает, стоит сойти с парома в Мальме (на пароме налога на топливо не берут) Швеция вышибает из вас всю эту дешевую, беспошлинную горючку и прямо вытирает об вас ноги: в глаза никто не смотрит и кладбище в самом центре города (каждый город в Швеции, кажется, выстроен вокруг кладбища), и днем совершенно нечего делать, ни бара, ни киношки, и я взорвал свой последний пятос танжерской шмали и сказал: "Так, а не вернуться ли нам на паром"
Ничто не сравнится с великой американской тоской. Ее не видно, никогда не знаешь, откуда она подкрадётся. Возьмите, к примеру, какой-нибудь коктейль-бар в конце боковой улицы этого квартала - в каждом из них свой бар, и своя аптека, и рынок, и винная лавка. Заходите, и тут вас шарахает. Но откуда она берется?
Это не бармен, не посетители, не кремовая пластиковая отделка табуретов у стойки, не тусклая неоновая вывеска. Даже не телевизор.
И эта тоска определяет наши привычки, как направляет антрацит, вплоть до момента, когда он отпустит. А ширка уже на исходе. И вот мы здесь в этом дыре, где о гере и слыхом не слыхивали, сидим на сиропе от кашля. И мы сблевали мы весь этот сироп, и поехали дальше и дальше, холодный весенний ветер свистал сквозь эту кучу металлолома вобравшую в себя наши дрожащие и потные тела на кумаре, ведь на вас всегда наваливает простуда, когда из тела вытекает кайф... Дальше сквозь шелушащийся пейзаж, дохлые броненоiы на дороге и стервятники над топью и пнями кипарисов. Мотели с фанерными касторовыми стенками, газовой горелкой, тощими розовыми одеялами.
Залетная шваль, гастролеры и жульё, уже выжали всё что только можно из техасских коновалов...
А на луизианского коновала никто в здравом уме никогда не наедет. Такие в штате антинаркотические законы.
Наконец, приехали в Хьюстон, где я знаю одного аптекаря. Я там пять лет не был, а он поднимает взгляд и моментально меня опознал, просто кивает и говорит: "Подождите у стойки...."
И вот я сажусь и выпиваю чашечку кофе, и через некоторое время он подходит, садится рядом и спрашивает: "Так что вы хотите?"
"Кварту парегорики и сотню колёс немобутала."
Тот кивает: "Заходите через полчаса."
И вот когда я возвращаюсь, он протягивает мне пакет и говорит: "Пятнадцать долларов.... Будь осторожнее."
Двигаться парегориком- жуткое дело, сначала надо выжечь алкоголь, затем выморозить камфару и отсосать эту бурую жидкость пипеткой; вмазываться нужно в трубу, иначе схватите абiесс, куда бы не вмазывали. Самый ништяк - хапнуть ее с барбитурой.... Поэтому мы выливаем ее в бутылку из-под Перно и стартуем в Новый Орлеан мимо радужно переливающихся озер