Социолект: структура и семантика
Дипломная работа - Иностранные языки
Другие дипломы по предмету Иностранные языки
Вµдика взглядом, вижу его глазки, белые зубы, флоридский загар, вискозный костюмчик с лоском за пару сотен, застегнутую наглухо рубашечку от Братьев Брукс и журнал Ньюс под мышкой для солидности. "А я читаю только "Малыша Абнера"."
Пионер желает схилять за олдового... Рассказывает что-то про "шмаль", покуривает сам время от времени, дома - как и полагается - небольшая заначка - угощать безумцев, то и дело наведывающихся из Голливуда.
"Спасибо, парень" - отвечаю я, - "я вижу, ты - наш." Его лицо вспыхивает разноцветными огоньками, как игральный автомат - с глуповатым розовым отблеском.
"Спалил меня, ублюдок" - угрюмо продолжаю я. (Примечание: Спалить на жаргоне английских воров означает донести в полицию.). Я придвигаюсь поближе и цепляюсь своими грязными пальцами героинщика за его вискозный рукав. "Мы же с тобой кровные братья - одной иглой колоты. Могу тебе по секрету сказать, мы ему устроим золотую вмазку. (Примечание: Это отравленный наркотик, который продают наркоману, если его надо устранить. Часто дается полицейским осведомителям. Обычно золотая вмазка состоит из стрихнина, так как на вкус и на вид он похож на нормальный героин.)
"Видел когда-нибудь, как торкает золотая вмазка, парень? Я видел, как его Хромой вмазал в Филадельфии. Мы ему в комнату поставили одностороннее зеркало и посадили хозяина наблюдать с другой стороны. Он даже струну из трубы вытащить не успел. Обычное дело, если дрянь нормальная. Их так и находят потом - в баяне, торчащем из синей руки, полно свернувшейся крови. А взгляд такой, когда он это себе вмазывает - просто кайф, парень, доложу я тебе...
"Помнишь, ездил я с Линчевателем, лучшим разводила в нашем деле. Ну, в Чикаго еще было... Разводим на бабло всяких педиков в Линкольн-Парке. И вот однажды вечером Линчеватель заявляется на работу в ковбойских сапогах и черной жилетке с безбашенной бляхой какой - то, а через плечо еще и лассо болтается.
"Я ему: "Чего это с тобой? Никак передознулся?"
А он на меня смотрит и отвечает: "Приготовь свою пушку к честному поединку, незнакомец" - и выуживает старый ржавый ствол, тут я драпаю через весь Линкольн-Парк, только пули вокруг свистят. Он же успел троих пидаров уложить, тут его мусора и хлопнули. Я в том смысле, что не зря у него кликуха такая...
"Замечал когда-нибудь, сколько выражений попадает от гомиков к блатным? Типа "канай", давая понять, что вы с ним в одной кадке?
"Вставь ей!"
"Паси на Пилюлю, он уже вон уже с лохом работает!"
"Что-то этот вертихвост слишком быстро губку на него раскатал."
"Как Ботинок (он это погоняло заработал, работая с фетишистами в обувных магазинах) говорит: "Дай лоху табл аспирина, и он еще за добавкой припрётся". А когда Ботинок видит лоха, он неровно дышать начинает. Рожа у него вспухает вся, губы лиловеют, как у эскимоса в жару. Затем он медленно, не спеша, надвигается на этого лоха, щупает его, препарирует пальцами, замызганными гнилой эктоплазмой.
"У Чайника подкупающая внешность маленького мальчика, ребенок из него, как на голубой неоновой рекламке. Припёрся сюда из какой-то тьмы-таракани, типчик с обложки Сэтердей Ивнинг Пост, вместе с кучей других остолопов, и засел прямиком на гере. Лохи у него никогда не вскрываются, а пионеры ширку прямо домой ему таскают. Однажды Грустный Малыш попал под разборку, а то, что от него после осталось - от этого даже санитара со скорой бы вырвало. Чайнику под конец наркота совсем башню отшибла, и он бегал по пустым кафетериям и станциям метро и вопил: "Вернись, пацан!! Вернись!!", а потом возьми, да и кинься вслед за ним прямо в Ист-Ривер, под воду сквозь плавающие презервативы и апельсиновые шкурки, сквозь мозаику плавающих газет, в ту самую незамутнённую черную жижу, где почивают закатанные в бетон гангстеры, а заодно и стволы, да так, чтобы ни один из любопытных экспертов по баллистике своими ныркими пальчиками ничего не выцепил."
А пидар всё это время про себя думает: "Вот это типаж!! То-то расскажу о нем парням в Кларке." Он коллекционирует типажей, становится в стойку, если чует, что то щас увидит героя в духе фильма Секрет Джо Гулда. Поэтому вешаю я ему на уши, типа крутой, набиваю стрелку, продать немного "плана", как он его называет, думая про себя: "Загоню-ка я придурку кошачьей мяты." (Примечание: Кошачья мята пахнет как марихуана, когда горит. Часто впихивается неосторожным или неопытным.)
" Ладно," - говорю я, постукивая пальцем себе по запястью, "долг зовет. Как сказал один судья другому: "Суди справедливо, а если не сможешь, то суди как бог на душу положит".
Я залетаю в кафетерий, а там Билли из Гэйнэзвилля в углу съежился в чужом пальтишко, похожий на парализованного банкира из 1910 года, и Старина Барт, потасканный и неприметный, ломает фунтовый кекс своими лоснящимися от грязи пальцами.
У меня на окраине была определённая клиентура, которую Билли снабжал, да и Барт знал нескольких доисторических ископаемых еще со времен, когда только опию курили: призрачных пепельно-серых мусорщиков, привратников-привидений, выметающих пыльные вестибюли медленной старческой рукой, кашляя и сплевывая поминутно на утреннем кумаре, вышедших на пенсию барыг-астматиков в театральных отелях, Маковую розочку, пожилую мадам из Пеории, стоических официантов-китайцев, по которым никогда не видно, харит их или нет. Барт выискивал их, прогуливаясь своей старой обсаженной походкой, тер