Социолект: структура и семантика
Дипломная работа - Иностранные языки
Другие дипломы по предмету Иностранные языки
пеливо, медленно и осторожно, ронял им в обескровленные ладони несколько часов тепла.
Однажды ради прикола я сходил с ним на такую прогулочку. Знаете, как старики, которые совершенно безобразно едят, и когда смотришь на них блевать хочется? Со старыми торчками точно так же насчет кайфа. При одном его виде они лепечут и повизгивают. Слюна свисает у них с подбородков, в животе урчит и все нутро у них скрежещет в перистальтике сокращений, пока они в ложке кипятят, растворяя там остатки достоинства. Так и ждешь, что в любой момент они превратятся в огромный пузырь протоплазмы и обволокут своим телом порох. Отвратительное зрелище, хочу я вам доложить.
"Что ж, мои парни тоже когда-нибудь станут такими," подумал я философски. "Странная штука жизнь, а?"
И вот, значит, обратно в центр, к станции Шеридан-Сквер, на тот случай, если мусор всё еще шныряет по подсобкам.
Я говорил, что это ненадолго. Я знал, что они там шаманят, колдуют свои ментовские заклинания, загоняют иглы в куколку с моим изображением, как шаманы Вуду, короче всё дело мне в Ливенворте поганят. "Слышь, Майк, в эту уже без мазы втыкать."
Я слышал, что они так Чапина и доканали, с куклой-то. Один старый мусор-импотент из отдела по борьбе просто сидел в подвале участка, и день в день, год за годом вешал его куколку на маленькой виселице. А когда Чапин кинулся в петлю в Коннектикуте, этого старого негодяя находят со свернутой шеей.
"С лестницы упал",- говорят. Знаете эту вечную ментовскую брехню.
Кайф, он весь окружен чарами и табу, заговорами и амулетами. Я мог отыскать своего барыгу в Мехико, как по радиорадару. "Не на этой улице, на следующей, направо... теперь налево. Теперь опять направо,"- а вот и он, беззубое старушечье лицо и выцветшие глаза.
Я знаю, что этот старый банщик ходит везде и насвистывает себе под нос мелодию, и если ты мимо него прошёл, то сразу же тебе она на ухо и прицепилась. Он такой серый, словно призрак, и они его не замечают, думают, что эта мелодия у них сама по себе в мозгах зависает. Так его клиенты и подсаживаются на всякие там Улыбайтесь, или на Я готов тебя любить, или на Я слишком мал как говориться, чтоб на тебе жениться, или на что другое, что у него сегодня в программе. Иногда можно увидеть, к примеру, полсотни нариков, визжащих от кумара, как крысы бегущих гурьбой за парнишкой с губной гармошкой, а там же рядом сидит барыга на плетеном стульчике, хлеб лебедям кидает, жирный травестит прогуливает свою афганскую борзую по Восточным Пятидесятым, старый алкаш мочится на Эль-столбо, радикальный студент раздает листовки на Вашингтон-Сквер, садовник стрижет кусты, дезинсектор, рекламный агент-педрила, который кореш продавца в Недике. Всемирная сеть торчков, находящая свой путь, держась за натянутую путеводную соплю, пережимающие вену в дешёвых гостиницах, колотящаяся в утренних ломках. (Старые медвежатники вдыхают черный дым в подсобке китайской прачечной, а Грустная крошка подыхает от передоза временем или забывая как дышать на кумаре.) В Йемене, Париже, Новом Орлеане, Мехико и Стамбуле - дрожа от кумара, как под отбойными молотками или паровыми экскаваторами, по-торчковому визгливо матеря друг друга, так, как никто из нас ещё прежде не слыхал, а Барыга свешивается из окошка проезжающего мимо парового катка, и я плюхаюсь прям в ведерко гудрона. (Примечание: Стамбул сейчас сносят и отстраивают заново, особенно древние нариковские трущобы. В Стамбуле больше героиновых наркоманов, чем в Нью-Йорке.) Живые и мертвые, на кумаре или обсаженные в дым, торчащие или завязавшие, или снова подсевшие, они выходят на волну кайфа, а Барыга жует Чоп-Суи на Долорес-Стрит, пеленг Мехико, ломая пальцами фунтовый кекс в кафетерии самообслуживания, загнанный сюда с обычного точкаря iепи сорвавшейся сворой тихарей. (Примечание: Тихари на новоорлеанском жаргоне значит агенты по борьбе с наркотиками.)
Старый китаец зачерпывает речной воды в ржавую консервную банку и промывает корку, плотную и черную как шлак. (Примечание: Корка - это пепел скуренного опия.)
Ладно, у ментов остались моя ложка с баяном, а я знаю, что они выходят на мою частоту по наводке этого слепого стукача, известного под именем Вилли-Диск. У Вилли круглый рот, похожий на диск, обрамленный чувствительным, постоянно встающим дыбом черным волосяным покровом. Он ослеп, вмазываясь в глазное яблоко, нос и нёбо у него изъедены от вынюханного гаррика, а тело - сплошная зарубцевавшаяся масса, твердая и сухая как дерево. Жрать он может теперь только дерьмо этим своим ртом, иногда выбрасывает резко длинную трубку эктоплазмы, настраиваясь на тихую, едва уловимую частоту ширева. Он идет за мной по следу через весь город в номера, из которых я уже выехал, и легавые наезжают на каких-то новобрачных из Сиу-Фоллз.
"Ладно, Ли!! Выходи из-за занавески! Мы знаем, что ты там" - и тотчас отрывают у парня его достоинство.
И вот Вилли припекает, и ты всегда слышишь в ночи (он живёт только под покровом ночи) его надрывный скулеж и чувствуешь ужасающую настырность этого слепого, ищущего рта. Когда они уже подрываются кого-то винтить, Вилли совершенно выходит из-под контроля и ртом проедает дырку прямо в двери. Если мусора не успеют утихомирить его разрядником для скота, он готов высосать все соки из каждого нарика, которого заложил.
И я сам знал, и все остальные знали, что они спустили на меня Диска. И если мои пацаны-клиенты когда-нибудь расколются в суде: "Он заставлял меня заниматься с ним половыми извращениям