Проза И.В. Киреевского в контексте философско-эстетических воззрений русского славянофильства
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
µризовал именно И. Киреевский в Обозрении русской словесности 1829 года. ...стремление к лучшей действительности, - писал он, - . Между безотчетностью надежды и байроновским скептицизмом есть середина: это доверенность в судьбу и мысль, что семена желанного будущего заключены в действительности настоящего. [2, 76]. В этой характеристике как бы измерено расстояние от первого послания Чаадаеву (1818) до Стансов (В надежде славы и добра, 1826) и послания В Сибирь (январь 1827). Доверенность в судьбу и надежда на действительность настоящего (как бы ни была она мрачна) слышатся и в стихотворении Киреевского.
Завершение Царицынской ночи поэтической импровизацией было естественным с точки зрения логической структуры всего произведения, последовательности его событийного плана. Вместе с тем здесь нашла воплощение и принципиальная философско-эстетическая установка любомудров, для которых поэзия являлась высшей, универсальной формой и средством осмысления любых сторон жизни, тем более их взаимоотношений и взаимодействия, а поэт-философ - высшей духовной субстанцией, способной к универсальной полноте мышления и чувствования.
Через несколько лет в одной из лучших своих литературно-критических работ - О стихотворениях г. Языкова (1834) - Киреевский сочувственно процитирует строки языковского Воспоминания о А. А. Воейковой. Эти стихи перекликались с пиром молодых друзей на бархате царицынских лугов, с хмелем ученых голов, сосредоточившихся на возвышенной думе о России, с импровизацией Вельского о путеводной звезде надежды. Царицынская ночь наполнена идеями и образами, волновавшими пушкинский круг литераторов второй половины 1820-х годов. Написанная для чтения в салоне З. А. Волконской, она как бы конденсировала литературно-философские, общественно-политические, эстетические разговоры, впечатления, споры. Молодой Киреевский возвращал общественному собранию то, чем оно одаряло талантливого юношу, но возвращал как равноправный собеседник, способный не только воспринять высокие уроки философского умозрения, социально-гражданской этики, художественного вдохновения, но и возбудить энергию мысли и чувства своих слушателей. Автор Царицынской ночи говорил о том, что носилось в воздухе, но говорил многое по-своему и едва ли не первым.
В первом же литературном опыте Киреевского намечены исторические и эстетические лейтмотивы, которые будут развиваться им на протяжении всей дальнейшей творческой деятельности. Одной из главных идей философско-эстетической концепции Киреевского, которая нашла свое отражение в прозаическом фрагменте Царицынская ночь стала идея о роде историческом: автор убежден, что развитие действительности вполне постигает и выражает исключительно история, которую он считаете центром всех познаний, наукой наук, историческое направление Киреевский ставит во главе всего современного просвещения. Касательно литературы исторический род невозможен без поэзии, ибо она является выражением всеобщности человеческого духа. [1, 98].
.2 Синтез мечты и действительности в волшебной сказке Опал (декабрь 1830 г.)
Повесть-сказка Киреевского была помещена в третьем номере журнала Европеец за 1832 год, без подписи. Однако к тому времени, как была отпечатана первая половина этой книжки журнала, издание оказалось запрещено, и Опал, таким образом, не дошел до читателя. Позднее была создана новая редакция произведения, в которой первоначальный текст подвергся довольно значительной стилистической правке, разросся за счет более подробной разработки ряда сцен и мотивов. Автор несколько усилил фольклорный колорит повести путем введения традиционных фольклорных формул и повествовательных приемов. С точки зрения общей атмосферы Опала весьма показательны изменения, внесенные в описание волшебного дворца Музыки: если в раннем варианте здесь преобладали черты великолепия, пышной материальной красоты, то во второй редакции яхонтовый дворец сменяется облачным, предстает неким застывшим движением. Пожалуй, наиболее значимым стало при доработке текста выделение (в рассказе о посещении героем нового мира) мотива слияния грезы и реальности, сновидения и действительности (вначале фрагмент Жизнь Нуррединова на звезде полностью отсутствовал). Новая редакция волшебной сказки была помещена в альманахе М.А. Максимовича Денница на 1834 год, за подписью И.К., причем публикация повести встретила неожиданные препятствия со стороны цензуры, быть может, связанные с самой личностью опального автора.
Опал проникнут идеалистическим настроением кружка любомудров и носит многие черты его духовного облика. Так, в частности, непосредственное отношение к проблематике повести-сказки имеют признания Киреевского в письме к сестре от 4 августа 1830 г. (Сны для меня не безделица. Лучшая жизнь моя была во сне), его суждения о сердечной музыке в письме к А. И. Кошелеву от 6 июля 1833 (1834?) г. или же размышления о природе сновидений в письме к матери от 1837 г.: Представления сна - выражения внутренних чувств души,- идеалы этих чувств. Те, внешние впечатления, которые наяву возбудили бы в н?/p>