Информация по предмету Литература

1761. Проблема обрядовірства в житті та творчості Т. Шевченка
Другое Литература

Тому позицію Шевченка стосовно згубності обрядовірства можемо простежити чи не найвиразніше в тій частині його творчої спадщини, що стосується історичної тематики. Зокрема, у поемі «Тарасова ніч» дуже стисло описана наруга над релігійною обрядовістю як один із основних виявів уярмлення українців, приниження їхньої гідності та прав, як чільний фактор визвольної боротьби: «Виростають нехрещені / Козацькії діти; / Кохаються невінчані; / Без попа ховають; / В церкву не пускають!». Проте, як зловживання католицького кліру, що знаходили своє найобразливіше для християнської душі вираження в культовій практиці, породили Реформацію, художньо досконало сказано в поемі «Єретик». Шевченкова негація обрядовірства тут сягає найвищої саркастичної позначки, набуває фантасмагоричних обрисів. Автор укладає в уста Гуса такі слова:»… І нам, сліпим, передали / Свої догмати!. кров, пожари, / Всі зла на світі, війни, чвари, / Пекельних мук безкраїй ряд… / повен Рим байстрят! / От їх догмати і їх слава. / То явна слава… А тепер / Отим положено конглавом: / Хто без святої булли вмер / У пекло просто; хто ж заплатить / За буллу вдвоє, ріж хоч брата, / Окроме папи і ченця, /І в рай іди! Конець концям! / У злодія вже злодій краде, / Та ще й у церкві». Мотив засудження обрядовірства як клерикального засобу сіяння ворожнечі між народами-сусідами повносило звучить і в поемі «Гайдамаки» та вірші «Полякам». За їхнє «впивання кров'ю» вина падає на «неситих ксьондзів, магнатів, єзуїтів», що намагалися нав'язати свої уявлення про служіння Богуй тим самим усупереч Нагарній проповіді об'єктивно вкотре відроджували давній принцип»… і кров за кров, /І муки за муки!». Проте в «Гайдамаках» і головний герой твору Ярема теж надміру лютує на бойовищі. «Але, з іншого боку, як йому не бути переконаним у своєму законному праві на помсту, коли допіру на «святі» у Чигирині на неї поблагословив повстання сам благочинний, а священики урочисто, мов паски на Великдень, освятили гайдамацькі ножі», зазначає Ю.Барабаш. Отже, не лише з боку призвідців народного протесту бачимо вплив ритуального дійства. Автор, ідучи за історичною логікою тієї епохи, змушений конструювати цей мотив постійно. Вигаданий Шевченком епізод убивства І. Гонтою своїх дітей яскравий символ, що має старозавітні джерела. Він виконує службову функцію «створення контрасту» (Ю.Барабаш) між минулим і сьогоденням. І він теж, по суті, жахливий ритуал. Гонта, як точно помітив дослідник, офірував «своїми синами заради конфесійної нетерпимості («Мої діти католики…»)». І каяття Гонти, зображене в поемі з усією емоційною виразністю, і мотиви авторського болю, подані в тексті поеми як коментарі та в «Передмові» до поеми з наголосом на обопільній вині, переконують: Шевченко вважав, що колізії, пов'язані з проблемою обрядовірства та наслідки, до яких вони призводять, можна зрозуміти та пояснити, але виправданню обрядовірство не підлягає. Як не підлягають виправданню й ті, хто не намагається збагнути та пояснити обрядовірство, або однобоко й однозначно його трактує (поезія «Холодний Яр»).
1762. Проблема творца и творчества в пьесе А. Чехова "Чайка"
Другое Литература

В Нине же поначалу не больше, чем в Аркадиной, понимания литературы, новаторских поисков Треплева и сути творчества вообще. Зато Нина талантлива как личность, она открыта, восприимчива, доверчива, это благодатная почва для того, чтобы в ней созрели семена истинного искусства. Увы, ей просто не везет. Она недостаточно сильна и талантлива как актриса, чтобы пробиться без школы, связей, денег. Она учится, падая и спотыкаясь, сопровождаемая предательством и крушением иллюзий. Ей очень дорого дается «опьянение на сцене», но под конец она уже вполне мудра, чтобы по достоинству оценить эти проблески и положить на алтарь Мельпомены остаток своей изломанной жизни. Как просто остаться в теплой усадьбе, осчастливить Треплева, отдохнуть и успокоить себя тем, что потом когда-нибудь все еще будет. Нет. Нина, подобно чайке, горда и предпочитает одиночный полет, пусть и рискованный. Она оттолкнула Треплева, и она не станет искать у него защиты. От этой человеческой гордости тоже можно перекинуть мостик к искусству. Искусство дело индивидуалистов. Вдесятером не пишутся романы, а хором пели только в древней Греции. Человек, ступивший на эту стезю, одинок, и одиночество творца так или иначе читается в судьбах всех людей искусства, выведенных в пьесе.
1763. Проблема человека и общества в русской литературе XIX века
Другое Литература

Рядом с чувством самоуважения в душе Катерины Ивановны живет другое светлое чувство - доброта. Она старается оправдать своего мужа, говоря: «смотрите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашла: мертво-пьяный идет, а про детей помнит»... Она, крепко прижимая Соню, словно собственной грудью хочет защитить ее от обвинений Лужина, говорит: «Соня! Соня! Я не верю!»… Она понимает, что после смерти мужа дети ее обречены на голодную смерть, что судьба немилостива к ним. Так Достоевский, опровергает теорию утешения и смирения, которая якобы приводит всех к счастью и благополучию, как Катерина Ивановна отвергает утешение священника. Ее конец трагичен. В беспамятстве бежит она к генералу, чтобы просить о помощи, но «их сиятельство обедают» и перед ней закрывают двери, больше нет надежды на спасение, и Катерина Ивановна решается на последний шаг: она идет просить милостыню. Впечатляет сцена смерти бедной женщины. Слова, с которыми она умирает, «уездили клячу», перекликаются с образом замученной, забитой до смерти лошади, которая когда-то приснилась Раскольникову. Образ надорвавшейся лошади у Ф. Достоевского, стихотворение Н. Некрасова об избиваемой лошади, сказка М. Салтыкова-Щедрина «Коняга» - таков и есть обобщенный, трагический образ замученных жизнью людей. В лице Катерины Ивановны запечатлен трагический образ горя, который является ярким протестом свободной души автора. Этот образ встает в ряд вечных образов мировой литературы, трагизм существования отверженных воплощен и в образе Сонечки Мармеладовой.
1764. Проблема чистого искусства в романе О. Уайльда "Портрет Дориана Грея"
Другое Литература

Кошмары еще долго преследуют Грея. Он шантажирует своего давнего друга Алана, и тот помогает ему избавиться от главной улики трупа художника. Дальнейшая же его жизнь складывается не лучшим образом. Он смог избавится от напоминаний, но отнюдь не от памяти. Избежавший возмездия за Сибиллу от ее брата Джеймса Вейна, он решает начать новую жизнь. Но все это оказывается только волей его тщеславия. Долгие раздумья тяготят Дориана, он снимает с себя вину и за смерть Бэзила и за самоубийство Алана и даже за то, что бросил Хетти девушку из деревни, очень похожую на Сибиллу. А затем решает избавиться от портрета, как от причины его страхов и напоминании о пороках, чтобы начать всё заново, будучи свободным от прошлого. Он протыкает картину ножом, и в результате этого умирает, став тем, кем и был на самом деле: безобразным стариком, которого даже собственные слуги узнали только по перстням на пальцах. А портрет так и остался нетронутым, и с него смотрел все тот же юноша с внешностью ангела ровно как в тот день, когда Холлуорд нарисовал его.
1765. Проблематика и герои романа "Евгений Онегин"
Другое Литература

Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоза. Она высказывает правду поэмы. О, я ни слова не скажу про ее религиозные убеждения, про взгляд на таинство брака - нет, этого я не коснусь. Но что же: потому ли она отказалась идти за ним, несмотря на то, что сама же сказала ему: "Я вас люблю", потому ли, что она, "как русская женщина" (а не южная или не французская какая-нибудь), не способна на смелый шаг, не в силах порвать свои путы, не в силах пожертвовать обаянием честей, богатства, светского своего значения, условиями добродетели? Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. Но она "другому отдана и будет век ему верна" <…>. Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее "молила мать", но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того - пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание! Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание <…>. Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим? Нет <…>. Татьяна отсылает Онегина <…>. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. Не такова она вовсе: у ней и в отчаянии и в страдальческом сознании, что погибла ее жизнь, все-таки есть нечто твердое и незыблемое, на что опирается ее душа. Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши, в которой началась ее смиренная, чистая жизнь, - это "крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни". О, эти воспоминания и прежние образы ей теперь всего драгоценнее, эти образы одни только и остались ей, но они-то и спасают ее душу от окончательного отчаяния. И этого немало, нет, тут уже многое, потому что тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею <…>."
1766. Проблематика и особенности романа Э. Верхарна "Зори"
Другое Литература

Есть и еще один оттенок в судьбе Эреньена. Эффектная, почти намеренная его смерть усугубляет то общее впечатление исключительности, которое вызывает этот герой. Верхарн не раз с любовью лепил черты «трибуна:», могучего властителя дум. Здесь, в пьесе, он принял; поистине титанические размеры: «...я исполин, весь мир склонился предо мной», заключает сам Эреньен в последнем своем монологе. Конечно, в титанизме героя-титанизм революции, концентрированное выражение силы, красоты того гуманного дела, которому беззаветно отдан Эреньен. Еще до того, как Эреньен появляется, в словах рабочих обозначается его место и роль: он любим народом как человек, способный увидеть то светлое грядущее, которое ждет людей, хотя пока еще господствует хаос и преступления, а сельский ясновидец поет «отходную вселенной». Первое действие это обстоятельная экспозиция, характеристика положения дел, которое требует и прозорливости и незаурядного мужества от борца. Этими качествами и обладает Эреньен. Он способен «ненавидеть ненавистью твердой, как алмаз», и он готов «раствориться в любви». По замыслу писателя, Эреньен широк и многогранен, это титан, который, однако, может стать подобным ребенку, он любящий сын и нежный муж. Но Верхарн наделил революционера противоречиями, которые позволяют нам видеть в этом титане типические черты «интеллигента в революции». Он говорит жене: «Только с тобой я становлюсь таким, каков я на самом деле». В Эреньене есть склонность и способность к раздвоению, поэтому его гибель воспринимается как совершенно неизбежное выявление жертвенности (хорошо знакомой по героям Ромена Роллана).
1767. Проблеми націй і держави в суспільно-політичній спадщині Івана Франка
Другое Литература

Якщо б тільки проаналізувати крізь призму Франкової теорії поезії "Із секретів поетичної творчості" роль кольору у світі поезії Є.Маланюка, то побачимо незвичайно багату його семантико-художню палітру навіть тоді, коли йдеться лише про якусь одну його барву. Візьмімо, наприклад, до уваги чорний колір: "Повій на чорну Україну, де зорі вод давно чортма", "Білий день Чорної весни", "В чорних вінках то пломінь чи плями?", "Чорний день від снігу побілів", "О який же чорний гріх скоїв", "За чорні мрії, за гріховні зваби Бог дав тебе -Антимарію", "Чорна праця землить за життя", "Тільки Бог один знав Чорну ніч твоєї душі", "Мушу чорний кохати чар", " І чорна пристрасть знов пекучим чорним вітром", "А Ти байдужа і чужа у чорний степ пішла", " Ми програли життя сатані, чорний гріх нас заплутав навіки", "Лиш де-не-де голодній пес забреше, і чорний пар сумна самотня латка", " Вже не поможуть молитви... Еллади чорної загладо", "Чорне. Чорне. Ні вогника в морок. Чорне. Чорне. Ні іскр. Ні зірок", "Чим чорніш, чим кривавіш регоче В моїм лютім безсиллі душа", "Що почорніє світ сей білий, Що все живе пожруть пожежі", "Осіння чорна зграя галоччя На площі сірої землі", "І чорний і тяжкий докор ліг на все, що вабило колись", "Я і крізь обрис Чорної Пантери впізнаю Вас. І чорним птахом постать затріпоче", "Землі прачорному обличчю молюсь І слухаю...", "О, земле! Чорна мати мила".
1768. Проблемный анализ романа "Пролетая над гнездом кукушки"
Другое Литература

Еще одна проблема "Пролетая над гнездом кукушки" - отношение большой маленький человек. Проблему можно рассмотреть на примере героя романа Вождя Швабры Бромдена (маленький) и пациента Р. П. Макмерфи (большой). Из описания К. Кизи, по их фенотипическим признакам герои должны бы поменяться местами. "А ты что скажешь, вождь? Ты прямо как Сидящий Бык [Сидящий Бык Вождь индейцев племени сиу (1834-1890). С начала 60-х годов до 1877 года воевал с белыми. Убит полицией.] на сидячей забастовке."и Макмерфи "А этот рыжий, с длинными рыжими баками и всклокоченными, давно не стрижеными кудрями, выбивающимися из-под шапки, и весь он такой же широкий, как папа был высокий, челюсть широкая, и плечи, и грудь, и широкая зубастая улыбка, и твердость в нем другая, чем у папы, твердость бейсбольного мяча под обшарпанной кожей. Поперек носа и через скулу у него рубец кто-то хорошо ему заделал в драке, и швы еще не сняты."- невысокий, но коренастый. Г. Василевич дает свою характеристику большого человека: "Большой человек тот, в ком готовность жертвовать другим ради себя меньше готовности самопожертвования". Д. Быков убеждает, что "масштаб личности определяется ее последовательностью, в некотором смысле упертостью и масштабом жертвы, которую сама эта личность (никого не подставляя) способна принести". Таковым и являлся персонаж книги Макмерфи, порождая в других пациентах веру в себя и воспитывая в каждом из них "большого" человека: У. Е. Давыдова: "большой человек присматривает за маленькими".
1769. Проблемы конца истории в труде О. Шпенглера
Другое Литература

В книге автор в пух, и прах разбивает схему «Всемирной истории»: «Древний мир - Средние века - Новое время», говоря о том, что эта схема долго господствовала и искажала наше историческое мышление. Очень интересное замечание, если взять за основу процессы, по которым и идет это деление. Автор считает эту схему, в которой, как он говорит, развитые культуры вращаются вокруг нас как мнимого центра всего мирового свершения, птолемеевской системой истории. Также в книге автор рассматривает коперниканское открытие в области истории, то, что место старой схемы занимает система, в которой античность и Запад наряду с Китаем, Вавилоном, Египтом, Индией, арабской и мексиканской культурой - отдельные миры становления, которые в общей картине истории имеют одинаковое значение, которые часто превосходят античность силой взлета, и грандиозностью душевной концепции - и не занимают не привилегированное положение. Пытаясь доказать всю несостоятельность этого исторического клише он говорит, о множестве видимых им культур, которые с первозданной силой расцветают из лона материнского ландшафта. Каждая из них привязана к нему всем своим существованием. По Шпенглеру есть расцветающие и стареющие культуры, в каждой из которых свои новые возможности выражения, которые появляются, созревают, увядают и никогда больше не повторяются. «Они являются «существами» высшего ранга и растут с возвышенной бесцельностью» - говорит Шпенглер в своей главе о форме «мировой истории». Автор во всемирной истории видит картину вечного образования и преобразования, чудесного становления и прохождения органических форм. Из всего этого получается, что схема «Древний мир - Средние века - Новое время» исчерпывает свое влияние. При быстром приросте исторического материала, картина начинает распадаться в необозримый хаос. И ведь действительно, на данный момент существует 4 теории относительно того, когда началось «Раннее новое время», которые уже размывают рамки истории.
1770. Проблемы свободного сознания: искушение "арифметикой" (Ф.М. Достоевский. "Преступление и наказание")
Другое Литература

Сам Петербург, "вонючий, пыльный", окрашенный в желтые и серые тона, рождающие ассоциацию с болезнью или безумием, будто провоцирует Раскольникова и на создание идеи, и на ее проверку - поступок. Достоевский считал, что большой город - дьявольское создание цивилизации - имеет на душу человека особое влияние. Город в романе - ошибка природы, заблуждение, случайность. Отнюдь не случайно так настойчиво и подробно описывает автор грязные улицы, их мерзость и смрад, пыльный городской камень, от которого нигде нет спасения. Это неживая материя, которая и человека стремится поработить, уподобить себе, сделать частью своего огромного, раскаленного солнцем механизма. Петербург пересекает бесконечное множество рек, речушек, каналов... Но в "Петербурге Достоевского" не ощущается присутствие живой воды. Томимые жаждой, мучимые палящим солнцем и духотой бродят по городу его обитатели, всюду натыкаясь лишь на серый камень. Но как только кому-то захочется топиться - немедленно появляется река, возникает из небытия высокий мост, с которого так удобно броситься вниз головой... Даже реки в этом Петербурге не явление природы, не прекрасное Божье творение, но скованная злой волей города его часть, лживое перевоплощение серого камня.
1771. Проблемы человека и революции в творчестве М.А. Булгакова "Белая гвардия", "Бег"...
Другое Литература

В романе “Белая гвардия” много автобиографического, но это не только описание своего жизненного опыта в годы революции и гражданской войны, но и проникновение в проблему “Человек и эпоха”; это и исследование художника, видящего неразрывную связь русской истории с философией. Это книга о судьбах классической культуры в грозную эпоху лома вековых традиций. Проблематика романа чрезвычайно близка Булгакову, “Белую гвардию” он любил более других своих произведений. Эпиграфом из “Капитанской дочки” Пушкина Булгаков подчеркнул, что речь идет о людях, которых настиг буран революции, но которые смогли найти верную дорогу, сохранить мужество и трезвый взгляд на мир и свое место в нем. Второй эпиграф носит библейский характер. И этим Булгаков вводит нас в зону вечного времени, не внося в роман никаких исторических сопоставлений. Развивает мотив эпиграфов эпический зачин романа: “Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимой снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская Венера и красный дрожащий Марс”. Стиль зачина почти библейский. Ассоциации заставляют вспомнить о вечной Книге бытия, что само по себе своеобразно материализует вечное, как и образ звезд на небесах. Конкретное время истории как бы впаяно в вечное время бытия, обрамлено им. Противостояние звезд, природный ряд образов, имеющих отношение к вечному, вместе с тем символизирует коллизию времени исторического. В открывающем произведение зачине, величавом, трагическом и поэтическом, заложено зерно социальной и философской проблематики, связанной с противостоянием мира и войны, жизни и смерти, смерти и бессмертия. Сам выбор звезд дает спуститься из космической дали к мир у Турбиных, поскольку именно этот мир будет противостоять вражде и безумию.В “Белой гвардии” милая, тихая, интеллигентная семья Турбиных вдруг становится причастна великим событиям, делается свидетельницей и участницей дел страшных и удивительных. Дни Турбиных вбирают вечную прелесть календарного времени: “Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?” Воспоминания о матери и прежней жизни контрастируют с реальной ситуацией кровавого восемнадцатого года. Великое несчастье потеря матери сливается другой страшной катастрофой крушением старого, казалось бы, прочного и прекрасного мира. Обе катастрофы рождают внутреннюю рассеянность, душевную боль Турбиных. В романе Булгакова два пространственных масштаба малое и большое пространство, Дом и Мир. Пространства эти находятся в противостоянии, подобно звездам на небе, каждое из них имеет свою соотнесенность со временем, заключает в себе определенное время. Малое пространство дома Турбиных хранит прочность быта: “Скатерть, несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна ... Полы лоснятся, и в декабре, теперь, на столе, в матовой, колонной вазе голубые гортензии и две мрачных и знойных розы”. Цветы в доме Турбиных красота и прочность жизни- Уже в этой детали малое пространство' дома начинает вбирать в себя вечное время, сам интерьер дома Турбиных “бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкафы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской дочкой, золоченные чашки, серебро, портреты, портьеры” все это огороженное стенами малое пространство вмещает в себя вечное бессмертие искусства, вехи культуры. Дом Турбиных противостоит внешнему миру, в котором царят разрушение, ужас, бесчеловечность, смерть. Но Дом не может отделиться, уйти из города, он часть его, как город часть земного пространства. И вместе с тем это земное пространство социальных страстей и битв включается в просторы Мира. Город, по описанию Булгакова, был “прекрасный в морозе и в тумане на горах, над Днепром”. Но облик его резко изменился, сюда бежали “... промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные и алчные, трусливые. Кокотки, честные дамы из аристократических фамилий...” и многие другие. И город зажил “странною, неестественной жизнью...” Внезапно и грозно нарушается эволюционный ход истории, и человек оказывается на ее изломе. Изображение большого и малого пространства жизни вырастает у Булгакова в противопоставление разрушительного времени войны и вечного времени Мира. Тяжкое время нельзя пересидеть, закрывшись от него на щеколду, как домовладелец Василиса “инженер и трус, буржуй и несимпатичный ”. Так воспринимают Лисовича Турбины, которым не по нраву мещанская замкнутость, ограниченность, накопительство, отъединенность от жизни. Что бы там ни случилось, но не станут они считать купоны, затаившись в темные, как Василий Лисович, который мечтает только пережить бурю и не утратить накопленного капитала. Турбины иначе встречают грозное время. Они ни в чем не изменяют себе, не меняют своего образа жизни. Ежедневно собираются в их доме друзья, которых встречают свет, тепло, накрытый стол. Звенит переборами Николкина гитара отчаянием и вызовом даже перед надвигающейся катастрофой. Все честное и чистое, как магнитом, притягивается Домом. Сюда, в этот уют Дома, приходит из страшного Мира смертельно замерзший Мышлаевский. Человек чести, как и Турбины, он не покинул поста под городом, где в страшный мороз сорок человек ждали сутки в снегу, без костров, смену,которая так бы и не пришла, если бы полковник Най-Турс, тоже человек чести и долга, не смог бы, вопреки безобразию, творящемуся в штабе, привести двести юнкеров, стараниями Най-Турса прекрасно одетых и вооруженных. Пройдет какое-то время, и Най-Турс, поняв, что он и его юнкера предательски брошены командованием, что его ребятам уготована судьба пушечного мяса, ценой собственной жизни спасет своих мальчиков. Переплетутся линии Турбиных и Най-Турса в судьбе Николки, ставшего свидетелем последних героических минут жизни полковника. Восхищенный подвигом и гуманизмом полковника, Николка совершит невозможное сумеет преодолеть, казалось бы, непреодолимое, чтобы отдать Най-Турсу последний долг похоронить его достойно и стать родным человеком для матери и сестры погибшего героя.В мир Турбиных вмещены судьбы всех истинно порядочных людей, будь то мужественные офицеры Мышлаевский и Степанов, или глубоко штатский по натуре, но не уклоняющийся от того, что выпало на его долю в эпоху лихолетья Алексей Турбин, или даже совершенно, казалось бы, нелепый Лариосик. Но именно Лариосик сумел достаточно точно выразить самую суть Дома, противостоящего эпохе жестокости и насилия. Лариосик говорил о себе, но под этими словами могли бы подписаться многие, “что он потерпел драму, но здесь, у Елены Васильевны, оживает душой, потому что это совершенно исключительный человек Елена Васильевна и в квартире у них тепло и уютно, и в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя оторванным от внешнего мира... А он, этот внешний мир... согласитесь сами, грозен, кровав и бессмыслен”.Там, за окнами, беспощадное разрушение всего, что было ценного в России. Здесь, за шторами, непреложная вера в то, что надо охранять и сохранять все прекрасное, что это необходимо при любых обстоятельствах, что это осуществимо. “... Часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скана, в самое тяжкое время живительный и жаркий”.А за окнами “восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все грознее, щетинистей”. И с тревогой думает Алексей Турбин не о своей возможной гибели, а о гибели Дома: “Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи”.Но, может быть, любви и преданности дана сила оберечь и спасти и Дом будет спасен? Четкого ответа на этот вопрос в романе нет. Есть противостояние очага мира и культуры петлюровским бандам, на смену которым приходят большевики. Одна из последних зарисовок в романе описание бронепоезда “Пролетарий”. Ужасом и отвращением веет от этой картины: “Он сипел тихонько и злобно, сочилось что-то в боковых снимках, тупое рыло его молчало и щурилось в приднепровские леса. С последней площадки в высь, черную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двадцать и прямо в полночный крест”. Булгаков знает, что в старой России было много такого, что привело к трагедии страну.
1772. Проза о войне Василия Быкова
Другое Литература

Возвратившись после демобилизации в Гродно (затем он переехал в Минск), Быков отдается литературному творчеству. Одна за другой публикуются его повести: «Журавлиный крик» (1959), «Фронтовая страница» (1960), «Третья ракета» (1961). Последняя после перевода на русский язык поставила автора в первый ряд писателей фронтового поколения (тех, кто были на войне солдатами и офицерами переднего края) или, как писали тогда, «лейтенантской литературы», ставшей заметным явлением духовной жизни 1960-х годов, встреченной в штыки официальной критикой за «окопную правду», «дегероизацию», «абстрактный гуманизм». Такого рода нападки в полной мере пришлось испытать Быкову - ему доставалось еще и за то, что большинство своих вещей он печатал в «Новом мире» А. Т. Твардовского, журнале, который был главным и постоянным объектом сокрушительных атак охранителей идеологической стерильности и ярых противников правды в литературе. «Работа с Твардовским была для меня незабываемой школой литературы..., - вспоминал писатель. - Мы постигали высоту его идеалов, освобождаясь от остатков провинциального верхоглядства, учились не бояться несправедливой жестокости критических приговоров». Особенно жестоким нападкам подверглись повести Быкова «Мертвым не больно» (1966), «Атака с ходу» (1968) и «Круглянский мост» (1969) - по команде сверху в самых авторитетных органах печати были напечатаны разгромные с политическими обвинениями статьи, заушательские коллективные письма. В результате книжное издание повести «Круглянский мост» появилось после журнальной публикации через 11 лет, «Атаки с ходу» - через 18, «Мертвым не больно» - только через 23 года.
1773. Проза писателей-народников
Другое Литература

«Эпизод из жизни ни павы, ни вороны» был острой полемикой с дворянской литературой о «лишних людях», с Тургеневым прежде всего. Повесть явилась во многом непосредственным откликом на роман «Новь». Критика автора «Эпизода…», направленная против части народников, имеет иную почву, чем у Тургенева. Если Преображенский в какой-то мере вариант Нежданова, то Печерица воплощает оптимистический взгляд на будущее революционного движения. Несмотря на скорбно-трагические судьбы героев рассказов Осиповича-Новодворского («Карьера», «Тетушка», «Сувенир» и др.), все они согреты глубоким авторским сочувствием, он сам из их рядов. Он понимал историческую неизбежность жертв, во он же и провидец будущего, которое связано с глубинными силами исторического прогресса, прокладывающего путь сквозь разнообразные связи явлений жизни. Именно в этом состоит смысл слов Алексея Ивановича героя рассказа «Роман» о бесчисленных ручейках, речках, потоках современной действительности: «Они переплетаются, сталкиваются, некоторые временно поворачивают назад, образуют мимоходом стоячие озера, вонючие болот, дают множество второстепенных разветвлений; но между ними есть непременно чистая, серебряная струйка, текущая прямее других… В этой струйке как будто сосредоточена идея, логика истории, и кто смешал ее с побочными, часто грязными течениями, кто за беспорядочным гулом и клокотанием не различил ее мелодического журчания и не откликнулся на него тот даром прожил жизнь…». [15]
1774. Прозаик, драматург, публицист ( О Л.Н.Андрееве)
Другое Литература

Андреев относил себя к ученикам Льва Толстого. В связи с кончиной последнего он писал: “Как литератор я мог бы сказать много о той сердечной признательности, которой все мы, его дети и ученики, удачные и неудачные, плохие и хорошие, обязаны нашему почившему учителю”. В 1901 г. Андреев высылает Л.Т. в Гаспру, где тот находился на лечении, сборник своих рассказов с дарственной надписью: “Глубокоуважаемому льву Николаевичу Толстому - Л.Андреев. 9 декабря 1901 г.” В ответ на это Л.Т. написал Андрееву: “Благодарю вас, Леонид Николаевич, за присылку вашей книги. Я уже прежде присылки прочёл почти все рассказы, из которых многие очень понравились мне Больше всех мне понравился рассказ”Жили-были”, но конец, плач обоих, мне кажется неестественным и ненужным. Надеюсь когда-нибудь увидаться с вами и тогда, если вам это интересно, скажу более подробно о достоинствах ваших писаний и их недостатках”. Позже, читая рассказы Андреева, Л.Т. особенно выделяет такие произведения, как “Защита”, “Первый гонорар”, “Христиане”, развивавшие во многом мотивы романа”Воскресение”. Их автор признавал, что часть его сочинений являются откликами на написанное Л.Т. Таковым он считал и “Рассказ о семи повешенных”, посвященный Льву Николаевичу Толстому.
1775. Прозаическая поэма Венедикта Ерофеева "Москва – Петушки"
Другое Литература

Напомним, что в теоретических исследованиях отмечаются также черты сходства поэмы с народным эпосом. По мнению Веселовского поэма складывается путем агглютинации народных песен, сказаний по принципу сквозного сюжета или героя. Как и древним образцам народного эпоса, «Москве Петушкам» свойствен движущийся, изменчивый герой, цикличность элементов и орнаментальное построение текста. Одной из основных характеристик поэмы, является и постоянная рефлексия автора над словом, параллелизм сцен, повторяемость элементов текста. Такое строение произведения связывает его, с одной стороны, с традицией народной эпической поэзии, а с другой с постмодернистским пристрастием к обыгрыванию слова в различных контекстах. Но точнее всего определение типа повествования в поэме укладывается в понятие орнаментального текста, характеризующегося наличием нескольких уровней повествования с использованием различных языковых приемов для каждого уровня, сочетанием поэтических и прозаических пассажей. Классические орнаментальные тексты строились на эффекте плавного чередования прозаических и поэтических отрывков, смене ритма, введении большого количества промежуточных персонажей. Приемом орнаментализации в «Москве Петушках» служит многообразие способов цитации. В поэме как собственно авторский текст располагаются отрывки из романсов и арий, советских песен, стихотворные цитаты: «Принеси запястья, ожерелья, // Шелк и бархат, жемчуг и алмазы, // Я хочу одеться королевой, // Потому что мой кроль вернулся» (с. 58). Орнаментальным делают текст постоянные перебивки повествования введением названий железнодорожных перегонов, графиков, схем, рецептов коктейлей, рассуждений на отвлеченные темы: «Человек смертен» таково мое мнение. Но уж если мы родились ничего не поделаешь, надо немножко пожить… «Жизнь прекрасна» таково мое мнение» (с. 67).
1776. Произведение Ричарда Баха "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" как концепция второго рожде...
Другое Литература

«Но вдали от всех, вдали от рыболовного судна и от берега в полном одиночестве совершала свои тренировочные полеты чайка по имени Джонатан Ливингстон». И даже, когда он, взлетев на сто футов в небо, опустил перепончатые лапы, приподнял клюв, вытянул вперед изогнутые дугой крылья и, превозмогая боль, старался удержать их в этом положении, вытянутые вперед крылья снижали скорость, и он летел так медленно, что ветер едва шептал у него над ухом, а океан под ним казался недвижимым, он прищурил глаза и весь обратился в одно-единственное желание: вот он задержал дыхание и чуть... чуть-чуть... на один дюйм... увеличил изгиб крыльев, перья взъерошились, он совсем потерял скорость и упал». Он снова взлетел, и для него не было обидно так постепенно он смог добиться того, что смог парить как орел, при этом не терять много сил и энергии. А когда его изгнали из Стаи, он продолжал тренироваться, считая, что он сможет вернуться и научить своих собратьев всему, чему он сам научился.
1777. Произведения А.С. Пушкина для детей
Другое Литература

В его деятельности ярко выразилось понимание огромной силы художественного слова в идейном воспитании народа. Пушкин первый почувствовал, что литература национальное дело первостепенной важности, он первый поднял звание литератора на высоту, до него недосягаемую. В его глазах поэт - выразитель всех чувств и дум народа, он призван понять и изобразить все явления жизни». В творчестве Пушкина отразилось его время со всеми противоречиями, деспотизмом самодержавия, крепостническим гнетом, восстанием декабристов, крестьянскими волнениями. В мировоззрении Пушкина сказались как сильные, так и слабые стороны дворянской революционности и дворянского просветительства, но он в своих художественных произведениях сумел понять прошлое России и ее предназначение глубже, вернее, чем многие из его современников.
1778. Произведения-речи Александра Вертинского
Другое Литература

По возвращению с фронта в 1916 году поэт-артист воплотил уже на эстраде художественный образ-маску Пьеро, явно навеянный модернистской средой. С одной стороны, в этом сказалась приверженность к загадочности и актерству, свойственная символистам, с другой стороны, существенное воздействие оказала устремленность к ряженности футуристов. Если духовно Вертинский был связан с первыми, то антуражем - с последними. Не случайно в своих мемуарах он вспоминал о довоенной футуристической вольнице: "Мы размалевывали себе лица (выделено нами. - В. Б), как индейцы, и гуляли по Кузнецкому, собирая вокруг себя толпы. Мы появлялись в ресторанах, кафе и кабаре и читали там свои заунывные стихи, сокрушая и ломая все веками сложившиеся вкусы и понятия" [3, 87]. Итак, форма-маска была найдена3, оставалось лишь найти способ изложения (манеру/стиль) для художественных произведений речи, которые бы воздействовали на слушающих и понимающих. Уже в зрелые годы Александр Николаевич объяснял это так: "Мое искусство родилось из недовольства старыми формами, которые уже не удовлетворяли аудиторию. Я смело выступил со своими песенками. Я очутился в исключительно тяжелых условиях. Раньше за певца отвечала консерватория, в которой он учился, за его арию отвечал композитор, а за меня… отвечал только я" [3, 552]. Так поэт-исполнитель-мим нашел свою нишу в литературе "серебряного века". Всего несколько лет после его смерти подобный вид искусства назовут "авторской песней".
1779. Просветительская деятельность Кирилла и Мефодия
Другое Литература

Первым на это обратил внимание Сергей Михайлович Соловьев в своей знаменитой «Истории России с древнейших времен», описывая условия, в которых проходила просветительская деятельность Кирилла и Мефодия: «IX век есть век образования государств как для Восточной, так и для Западной Европы, век великих исторических определений, которые действуют во все продолжение новой европейской истории, действуют до сих пор»
На Западе, пишет наш знаменитый историк, начинает распадаться империя Карла Великого, из нее постепенно выделяются отдельные народы, образовываются самостоятельные государства, «члены западноевропейской конфедерации», скрепленной духовной мощью Рима. С Севера, из «Скандинавии - старинной колыбели народов», заканчивается приток «сухопутных варягов» на просторы европейской равнины (очевидно, одними из последних были Рюрик с братьями), иссякает путь «из варяг в греки». Континент уже занят, объясняет эту ситуацию С. М. Соловьев, поэтому появляются толпы скандинавских пиратов, опустошающих морские и речные берега Европы, а заодно, добавим, открывающих ту же Америку задолго до Колумба.
Наконец, в Византии, что особенно для нас важно, в 842 году прекращаются столетние богословские споры, окончательно устанавливается переданный впоследствии славянам церковный догмат. Поместный Константинопольский собор учреждает празднество - «Торжество православия» и на престол восходит император Михаил III, при котором началась апостольская и просветительская деятельность Кирилла и Мефодия.
Что же касается самих славян, то как раз к этому времени заканчивается их «великая миграция» и на местах окончательного (нынешнего) расселения начинают образовываться славянские государства - Великая Моравия, Польша, Болгария, Сербия, Хорватия и Киевская Русь, принявшие в качестве духовного стержня восточную ветвь христианства, несмотря на постоянное военное давление последователей Карла Великого. И причины здесь чисто политические. Например, пишет С. М. Соловьев, «князь моравский должен был понимать, что для независимого состояния славянского государства прежде всего необходима независимая славянская церковь, что с немецким духовенством нельзя было и думать о народной и государственной независимости славян, что с латинским богослужением христианство не могло принести пользы народу, который понимал новую веру только с внешней обрядовой стороны и, разумеется, не мог не чуждаться ее. Вот почему князь моравский должен был обратиться к византийскому двору. … близкий и недавний пример Болгарии должен был указать моравскому князю на этот путь (чуть ранее христианство принял болгарский царь Борис. - Прим. авт.); со стороны Византии нечего было опасаться притязаний, подобных немецким: она была слишком слаба для этого, и вот Ростислав посылает в Константинополь к императору Михаилу с просьбой о славянских учителях, и в Моравии являются знаменитые братья - Кирилл и Мефодий, доканчивают здесь перевод священных и богослужебных книг и распространяют славянское богослужение в Моравии и Паннонии. Призыв Кирилла и Мефодия, полагаемый в 862 году, совпадает со временем основания Русского государства, которому по преимуществу суждено было воспользоваться делом святых братьев».
Я намеренно так длинно цитирую знаменитого историка, ибо здесь вкратце даны суть исторической ситуации и сам характер миссии Кирилла, благодаря которой он, собственно, и получил звание святого. Все вроде бы ясно. Но почему тогда на протяжении тысячелетия по этому поводу не утихают ученые споры, несмотря на то, что первое житие Кирилла было написано в 885 году, спустя всего 16 лет после смерти сорокадвухлетнего святого в Риме? Спорят об авторстве самой азбуки, дате перевода книг Священного писания, о таинственной миссии братьев в Крым, о том, наконец, кто кого призывал: славяне Византию или наоборот, и т. д.
1780. Просторечия
Другое Литература

Blog

Информация по предмету Литература