Культура. Образование. Право

Вид материала

Документы

Содержание Криминализация сознания – препятствие на пути развития правовой культуры Влияние духовности на правовую культуру личности Правовая культура россии: культурологический аспект Влияние сми, сфер досуга и развлечений на формирование правовой культуры молодежи Проблема правового нигилизма в правовой культуре потребителя Деформация правосознания избирателей как объект криминологического изучения

Подобный материал:

• Учебно-методический комплекс по дисциплине направление подготовки 050100 «Педагогическое, 1859.02kb.
• Указатель состоит из 2 разделов: Культура: философия, история, искусство, образование, 540.63kb.
• Программа вступительных испытаний для лиц, поступающих на направление подготовки 050100., 189.59kb.
• Программа аттестационных испытаний Факультет Физической культуры Бакалавриат по направлению, 289.66kb.
• О. В. Бессчетнова Культура и образование: формы и методы взаимодействия Учебное пособие, 2058.48kb.
• Курс лекций по «Мировой и отечественной детской литературе», 784kb.
• Гендерное образование, 942.61kb.
• Американская культура, 3238.88kb.
• Магистерская программа: Технологическое образование. Квалификация (степень) выпускника:, 135.5kb.
• Реферат. Образование в России и за рубежом, 112.29kb.

periculum in mora (опасность в про-медлении). Из этой бесспорной формулы вытекают не такие уж очевидные выводы. Прежде всего, о том, что в современном российском праве отсутст-вует достаточное количество механизмов, позволяющих в период кризиса быстро вырабатывать необходимые в данной ситуации нормы права, быстро организовывать процедуры их легитимации, а затем также быстро добивать-ся реализации этих норм, столь необходимых в данный момент времени.

Мы сейчас исследуем ситуацию, в которой скорость принятия и реалии-зации норм оказывается важнее их качества, которое, конечно, тоже должно быть на приемлемом уровне, но само промедление в выработке законов, да-же содержащих неточности текста, не являющиеся критическими, может привести к тяжёлым последствиям. В целом добротных механизмов созда-ния такого рода норм права практически нет, ибо законы принимаются мед-ленно, а подзаконные акты, хотя и могут быть приняты быстро, не всегда об-ладают нужной юридической силой. Начиная с осени 2008 г., власти показы-вали нам работу антикризисного штаба, когда вырабатывалось множество управленческих решений, но дело в том, что все эти решения создавались вдогонку быстро развивающейся негативной ситуации, и если посмотреть на конечные результаты действия этих решений, то говорить об их эффективно-сти не приходится. Многое здесь объясняется несостоятельностью этих ре-шений по причине их временнóго диссонанса с реалиями, скорость измене-ния которых чаще всего выше скорости работы законно-дателя любого уров-ня. В идеале же нормы права должны не только регулировать сложившиеся правоотношения, но и в нужных случаях предупреждать наступление неблагоприятных событий в самых разных сферах жизни.

В.П. Сальников определил правовую культуру как «особое социальное явление, которое может быть воспринято как качественное правовое состоя-ние и личности, и общества, подлежащее структурированию по различным основаниям»¹, и рассмотрел её функции: познавательно-преобразователь-ную, праворегулятивную, коммуникативную. Последняя и представляет для нас особый интерес, поскольку через неё можно увидеть, как происходит из-менение правовой коммуникации во времени. За исторически большой про-межуток времени культура производства и реализации правовых норм сло-жилась практически во всех странах одинаково и основывается до сих пор на бумажных технологиях фиксации правил и реализации их на основе тех же бумажных документов. Эти технологии задают очень медленные темпы пра-вотворчества и правореализации. И если эта медли-тельность не была пре-пятствием ещё лет 40-50 назад, то сегодня динамика современной жизни по-казала, что такие технологии, такая культура коммуникации субъектов между собой через бумажный носитель норм права даёт серьёзные сбои, и современное право просто не успевает регулировать реальные события, не говоря уже о том, что оно ещё должно их как-то формировать, предвидеть, или упреждать. Но дело не только в культуре сложившихся технологий соз-дания и реализации норм права, если иметь в виду техническую сторону. Есть и другие стороны правовой культуры, связанные с фактором времени.

Рассмотрим правовую культуру других государств по обращению с та-ким явлением как временнáя связь между государством и правом, и как она используется для непрерывного накопления положительного опыта и совер-шенствования права. Так, М.Элон пишет, что «связь между судебной систе-мой современного еврейского суверенного государства и еврейской судеб-ной системой, функционировавшей в течение столетий и тысячелетий судеб-ной автономии, никак нельзя назвать внешней и неорганической. Речь идёт о естественной связи современной юридической мысли с аналогичным твор-чеством на протяжении всех предшествующих поколений»¹.

Российское же право претерпело резкий излом в 1917 г. и утратило по-ступательный и эволюционный ход развития. После этого оно создавалось под влиянием конъюнктурных идеологических периодов строительства со-циализма, коммунизма, «перестройки», капитализма, которые были относи-тельно недолгими, но успели привнести в сферу права свою общую для всех этих периодов составляющую – временный, краткосрочный характер его действия, и в итоге российское право отличается от права еврейского тем, что оно является правом временщиков.

По временной схеме делается всё: дороги, которые быстро выходят
из строя, идеология, которая за краткий исторический миг поворачивается
от раскулачивания, уничтожения спекулянтов и торгашей к насаждению культа наживы, от бросания всех сил на индустриализацию и подъём страны к деин-дустриализации и депопуляции. Все эти процессы обеспечиваются соответствующими отраслями российского права, основой которых является стиль правового мышления или, иначе говоря, правовая культуры. Времен-щиками при этом являются все – от лиц высшей власти до мелкого чинов-ника. Так, высшая власть подарила 3,6 триллиона рублей банкам, а потом задала банкирам вопрос, почему они превратили рубли в доллары и перевели их за границу вместо инвестирования в российскую промышленность. Но для этого власть должна сначала думать о создании соответствующих норм права их последствиях, а потом делать.

Бывший вице-премьер Правительства РФ А. Кох пишет об этих дейст-виях правительства: «накачав банки чудовищным количеством рублей, они вывалили на рынок сотни миллиардов долларов и обеспечили банки тем са-мым безрисковым и высокодоходным инструментом, которого ни при каких обстоятельствах на нём не должно было появиться. Доходность по покупке валюты достигла 30% в месяц, или 360% годовых, что полностью решило все проблемы банков по возвращению взятых у ЦБ рублевых кредитов. Фак-тически ЦБ этой двухходовкой просто раздал валютные резервы страны ком-мерческим банкам почти бесплатно. Обогатив банки (причем абсолютно не-мотивированно, на пустом месте), ЦБ уничтожил все шансы на возобнов-ление в обозримом будущем кредитования реального сектора. Если отбро-сить в сторону коррупционные предположения, то все вышеперечисленное может быть охарактеризовано знаменитым выражением наполеоновского сподвижника Жозефа Фуше: «Это больше чем преступление – это полити-ческая ошибка»«¹. Решение таких проблем без опоры на закон и отсутствие реальной ответственности позволили в очередной раз заставить работать время против интересов народа. Умелый манёвр власти правом (или отсут-ствием права, что в данном случае не имеет значения) и временем (найден удачный момент для обогащения) снова позволили богатым обогатиться
за счёт всего народа.

Временнáя парадигма российского права здесь коренным образом отли-чается от еврейского права, в ней переставлено время принятия решения о действии закона. М. Элон пишет, что «народ активно участвует в создании корпуса еврейского права. Однако своеобразие еврейского законодательства проявляется в том, что община решает судьбу принятого закона или поста-новления после его принятия, а не до, как в иных юридических системах… общество имеет как бы право вето на все принятые указы. Осуществляется это вето простым неисполнением закона большинством общины. Существе-нно здесь то, что народ решает судьбу закона не до его принятия, а после»¹. Наша правовая культура не такова, мы сначала делаем…

Российское право строится иначе. Вот как описывает работу налоговой инспекции в России М. Симонова: «По данным Tax Consulting U.K., почти
у всех, кого проверяли (99,6%), имелись нарушения»². Значит, налоговая инспекция всегда права, а остальные – нет. Время работает на упрочение
в праве и экономике деструктивной схемы с отрицательной обратной связью: налоговая инспекция видит в предпринимателях нарушителей, а они, понимая, что у них всё равно найдут нарушения, укрывают налоги (заработ-ная плата в конвертах и т.п.). Это всеобщая культура правового мышления
и действия.

Зарубежные юристы всегда видели то, на что в СССР и России мало обращали внимание. Так, подчёркивая роль культуры в современном праве,
Дж. Дaйм приводит суждение на эту тему министра юстиции США
Д. Торнбурга: «Чего действительно не хватало [в Советском Союзе], так это того, что может быть названо правовой культурой. Неоднократно мы обнаруживаем наивную веру в то, что всё, что необходимо – это прийти
к правильному состоянию принятием справедливых законов в книгах
и таким образом утвердить принцип господства права»³. Этот вывод должен быть осмыслен в России, где категория правовой культуры долго была
не востребована, да и сегодня она остаётся хрупкой и эфемерной
без исторической базы, традиций и точек приложения, которые, с одной стороны, должны быть найдены и глубоко осознаны каждым членом общест-ва, а с другой стороны, часть таких точек, где возможна интеграция права
с информационно-коммуникационными технологиями, должна быть найдена и использована для автоматизации правотворческих и правореализационных процессов.

Право всегда основывалось на положении о том, что закон является абстрактной конструкцией, применимой к неопределённому кругу лиц и не-зависимо от времени существования закона и времени существования субъекта, но за последние десятилетия произошёл явный отрыв права от реа-лий конкретных жизненных событий, которые, хотя и имеют в себе общие начала, позволяющие подвести их под конкретную норму права, но имеют и свои особенности, которые иногда не вписываются в жёсткую конструкцию нормы закона, не учитывающую ни прошедшего времени, изменившего суть правовых отношений, ни времени существования субъекта права, изменив-шего его статус и способность воспринимать правовые нормы адекватно. От-сюда вытекает необходимость пересмотра некоторых установок теории пра-ва, а именно, степени абстракции правовых норм и распространения их дей-ствия на всех субъектов права без комп-лексного учёта фактора времени, действующего как на изменяющиеся правовые отношения, так и на самих субъектов права.

Часть решения проблемы мы видим в автоматизации реализации неко-торых норм права с учётом индивидуальной ситуации, в которой находится в данный момент времени субъект права. Осуществлять такой учёт сможет только компьютер на основе специальных программ и полных баз данных с информацией об особенностях правового статуса субъектов права. Это не оз-начает избирательного применения закона, но точную подстройку законода-тельства под существующие в данный момент текущие реалии. Новая ин-формационно-правовой культура также должна строиться на правовых меха-низмах, интегрированными с информационно-коммуникационными техно-логиями, с целью недопущения отклонения от нормативного поведения субъектов в некоторых особо важных сферах деятельности, где отклонение всегда приносит тот или иной ущерб государству, обществу и гражданам.


Артюхович Ю.В.
^ КРИМИНАЛИЗАЦИЯ СОЗНАНИЯ – ПРЕПЯТСТВИЕ НА ПУТИ РАЗВИТИЯ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ


Серьезным препятствием на пути развития правовой культуры в совре-менном российском обществе является набирающий силу процесс кримина-лизации сознания соотечественников. Исследуя этот процесс, автор исходит из положения о том, что на уровне правового сознания «средний» россиянин традиционно представлял действительность в двух планах: криминального пространства и правового поля. Криминальное пространство находилось вне правового поля, воспринималось как явный негатив и противостояло безус-ловно позитивному правовому полю «обычной» жизни (дом, семья, любовь, друзья, работа, досуг). В идеале указанные сферы были обособлены друг от друга или соприкасались ситуативно: криминальное пространство порой за-девало своей черной аурой «обычную» жизнь, но оставалось самостоятель-ным образованием. Иными словами, средний человек вел «обычную» жизнь внутри правового поля, не имея отношения к криминальной среде. Случай-ные и непродолжительные столкновения с криминальной средой заканчива-лись чаще всего возвращением к «обычной» жизни в пределах правового по-ля, без утраты первоначального статуса законопослушного гражданина (или обретением этого статуса после искупления вины). Вектор правового созна-ния наших соотечественников был четко ориентирован на правовое поле,
а нормы и ценности криминальной среды представали в качестве чуждых
и неприемлемых.

Однако такая идеальная картина мира, к сожалению, не может адекват-но отражать объективную реальность современного российского общества. Она близка к социальной модели дореволюционной России, когда противо-правные действия подвергались безоговорочному общественному осужде-нию в государственном масштабе. При этом и в общественном, и в индиви-дуальном сознании соотечественников значимое место занимали религиоз-ные и нравственные факторы, способствовавшие формированию правового сознания россиянина на основе «совести», «страха перед Богом и людьми»
(а не просто страха перед наказанием органами правопорядка). С известной долей условности модель изолированных правового поля и криминального пространства могла использоваться для анализа правового сознания челове-ка советской эпохи, когда общественное порицание правонарушений и стро-гое наказание преступников являлось значимым фактором государственной политики. Криминальная среда существовала, но являлась внешним (и в оп-ределенной мере самостоятельным) образованием по сравнению с правовым полем советской России. Разумеется, перед законом были равны далеко
не все. Но, несмотря на определенные нарушения законности со стороны представителей власти, социальные роли преступивших закон и его защит-ников были четко разграничены.

Обыватель не только не соотносил себя с криминальной средой, но счи-тал неприемлемым эпизодическое совершение мелких противоправных действий, а любые (даже незначительные) отступления от законности вызы-вали у него страх перед общественным порицанием и вполне реальным раз-облачением и наказанием. Таким образом, с преступным миром ситуативно соприкасались в различном качестве (активных или пассивных участников криминальных действий) лишь некоторые из россиян, вынужденных тща-тельно скрывать свою принадлежность к криминальной среде под маской добропорядочности и законопослушания. Однако «средний» россиянин впо-лне признавал (хотя и не оправдывал) в определенном случае возможность совершения криминальных действий «другими» (не причисляя себя к ним). Правовое поле оставалось достаточно широким и отграниченным от крими-нального пространства, но уже существовала некая «общая зона» смыкания права с криминалом.

Следует отметить, что автор далека от идеализации советского прошло-го нашей страны. Именно в это время закладывались основы и создавались предпосылки для постепенного размывания границ между правовым полем
и криминальной средой, которое происходило в перестроечный и постсовет-ский периоды развития России. Смещение нравственных ориентиров и пере-оценка ценностей привели к трансформации правового сознания под знаком набирающего силу «закона Пахана». Как это ни парадоксально, немало быв-ших советских граждан устремились в криминал, который выполнял для них функции, присущие в советском прошлом государству (предоставление работы, жилья, личной и социальной защиты и др.).

«Средний» россиянин, ранее считавший криминальную среду абсолютно чуждой, неуклонно начинал приближаться к ней, сначала лишь мысленно допуская возможность (пока еще в конкретной, часто –
в экстремальной ситуации) эпизодического совершения противоправных действий со своей стороны. При возникшей потенциальной готовности совершить преступление обыватель все еще не идентифицировал себя с пре-дставителями криминала. Затем, под влиянием многочисленных примеров противоправных действий соотечественников, не встретивших последова-тельного общественного порицания (тем более, наказания), «средний» рос-сиянин, избирательно следовавший правовым нормам, становился способ-ным перейти от пассивного оправдания криминала к активному участию
в нем. Сужение правового поля и распространение влияния криминальной среды привело к расширению «общей зоны» действия закона и криминала. Распространенность полулегальных и нелегальных способов решения граж-данами социально-экономических проблем, превращение норм и санкций уголовного мира в ценностную основу привычных поведенческих моделей стали жестокой реальностью наших дней.

В условиях отсутствия общественного порицания криминала в госу-дарственном масштабе, а также адекватного воздействия представителей правоохранительных органов в криминальной ситуации, «средний» россия-нин ищет реальной помощи (и зачастую находит ее) в криминальной среде. Множество обывателей «страны победившего авторитета» уже не проти-вопоставляют себя преступникам, так как само понятие преступления
и девиантного поведения в ситуации аномии и нормативно-ценностного плюрализма окончательно утрачивает четкость и определенность.

Криминализированное сознание «среднего» россиянина порождает искаженную картину мира, в которой криминальная среда не просто грубо вторгается в «обычную» жизнь, но и подчиняет ее себе, смещая или вытес-няя правовое поле, которое сужается до малого пространства безусловного
и бескомпромиссного действия закона. Его власть вовсе не распространяется на всех граждан без исключения – наоборот, торжество закона из закономер-ности превращается в случайность. Оказавшись на обочине современной российской картины мира, правовое поле уже не способно определять прави-ла и нормы «обычной» жизни, да и само это понятие размывается под мощ-ным воздействием норм и ценностей криминальной среды. В свою очередь, сокращается до минимума «общая зона» закона и криминала, уступая место криминальному пространству. Таким образом, «обычная жизнь» россиян, проходившая ранее в пределах правового поля, в настоящее время практически смещается в пропасть криминального пространства, диктую-щего свои законы, утверждающего специфические ценности и нормы, которые постепенно закрепляются в массовом сознании наших соотечест-венников.

Процесс криминализации общественного сознания можно будет считать завершенным, когда понятия «обычной жизни» и «криминального про-странства» для «среднего» россиянина станут синонимами. Такие тенденции явно прослеживаются в молодежной среде. Дети элиты с малых лет привы-кают к своим привилегиям (не задумываясь над ценой и путями их обреете-ния или не стесняясь их) и будут пытаться сохранять их любыми способами, вполне вписывающимися в рамки криминального пространства. Слои моло-дежи, изначально не обеспеченные широким доступом к потреблению мате-риальных и духовных благ и привилегий, идут особым путем социального становления. Они лишаются зачастую самых элементарных условий сущест-вования и обречены пробиваться к своей социальной сущности и «месту под солнцем» ценою сверхчеловеческих усилий. Для неэлитной молодежи жиз-ненная логика социального становления состоит в движении от недоступ-ности привилегированного общества к анархическому бунту, часто приобре-тающему противозаконные и собственно криминальные формы выражения. Авторитетом для таких молодых людей сегодня чаще всего также являются «герои нашего времени»: обладатели власти и богатства. В то же время в их глазах обесценивается опыт родителей, родственников, преподавателей, скромных тружеников, не слишком преуспевших в жизни, которые не стре-мятся изменить существующую реальность, отгораживаются от борьбы с не-справедливостью – следовательно, утрачивают право и возможность влиять на молодежь, жаждущую яркой обеспеченной жизни, полной острых и силь-ных впечатлений.

Например, по результатам анкетированного опроса, в 2008 г. только 57% студентов 1 курса Волгоградского государственного технического уни-верситета готовы безоговорочно подчиняться требованиям закона. Осталь-ные собираются делать это лишь при условии того, что закон будет единым для всех, и представители власти станут следовать нормам закона так же, как и все остальные граждане. Примечательно, что довольно значительная часть опрашиваемых (около 40%) в своем поведении склонны ориентироваться
не столько на закон, сколько на свое понимание справедливости. 65% будущих инженеров готовы к проявлению превентивной жестокости, когда жестокие поступки совершаются не вследствие возникшей ситуации, а до или в процессе ее возникновения. Превентивная жестокость не сопровож-дает, а предваряет гипотетические проявления деструктивной агрессивности. При этом происходит замещение понятий: жестокость, понятие явно нега-тивное, приобретает позитивные аксиологические очертания и воспринима-ется в качестве способности противостояния злу или справедливого наказа-ния. Понятие жестокости в данном случае «гуманизируется», выступая сино-нимом не просто абстрактного добра как блага, но специфического «добра
с кулаками», которое прекрасно вписывается в ценностное поле современ-ного российского общества, где конфликты разрешаются преимущественно силовыми методами.

Заметим, что речь идет о ценностных ориентирах представителей неэлитной молодежи, но, тем не менее, выходцев из относительно благопо-лучных семей, которые могут при желании найти в лице родителей и пред-ставителей ближайшего окружения примеры для подражания или, по мень-шей мере, хотя бы приемлемые образцы и поведенческие модели. Для «не-благополучных» детей актуализируются прежде всего криминальные авто-ритеты, внешние атрибуты и формы поведения которых представляются им наиболее приемлемыми в современном обществе. Тем более что криминаль-ная среда сегодня, к сожалению, способна (пусть ненадолго, за дорогую
и весьма сомнительную «цену») предоставить молодому человеку значимые внешние опоры, в отличие от семьи и легитимных социальных институтов. Неудивительно поэтому, что современная молодежь воспринимает крими-нальное пространство в качестве естественной среды обитания «среднего» россиянина, предоставляющей ему специфические, но действенные средства для достижения поставленных целей на пути к власти и богатству. Этот факт является тревожным свидетельством неблагополучия в формировании пра-вовой культуры молодого поколения, диктует необходимость совершенст-вования правового воспитания.

Криминализация сознания «среднего» россиянина – многочисленного базового социального слоя, призванного быть опорой российского общества, ведет к резкому снижению интеллектуального потенциала страны, разру-шению трудовой морали, духовному и нравственному оскудению соотечест-венников и к деградации российского общества в целом. Выход из создав-шегося положения видится в усилении борьбы с криминалом и консо-лидации здоровых сил российского общества для формирования правового государства, а также в поиске новых форм и методов правового воспитания молодежи.


Жданова Н.Е.
^ ВЛИЯНИЕ ДУХОВНОСТИ НА ПРАВОВУЮ КУЛЬТУРУ ЛИЧНОСТИ


Для духовно-нравственного обновления человек нуждается в качест-венно новой этике. Имеющиеся в нашем обществе духовно-нравственные традиции следует не только и не просто возрождать, но и осовременивать и возвышать. Это означает добиваться превалирования духовности, нравствен-ности в принципах поведения, облика, взаимоотношений между людьми. Духовность должна воспитываться на лучших традициях науки, литературы, искусства, познаваться в практической деятельности, т.к. происходит более глубокое формирование ценностных ориентаций и убеждений человека
на основе личностного осмысления социального, духовного, нравственного опыта в прошлом и настоящем, восприятие идей гуманизма, приобщения
к ценностям национальной и мировой культуры, воспитания уважения к нашей истории. Только фундамент знаний, образование, в основе которого лежат нравственные позиции, ответственность, духовность – может помочь человеку в усвоении норм, необходимых для личного успеха.

Успешность перехода России к демократическому и правовому госу-дарству напрямую зависит от правовой культуры общества. Правовая куль-тура общества выражается не только в достигнутом уровне правовой дея-тельности человека или органов государства, не столько в состоянии норма-тивно-правовых актов, но и в уровне развития правосознания человека.

Развитие правового самосознания всегда детерминировано окружающей социальной средой. На его формирование воздействуют многочисленные факторы общесоциального порядка и той микросреды, которая непосредст-венно окружает личность. В процессе формирования правового самосозна-ния личности эти факторы преломляются через конкретные условия жизни
и психологические особенности личности и реализуются в ее деятельности. Правовое самосознание является функцией возраста. Оно формируется в те-чение всей жизни индивида. Новорожденный ребенок правовым самосозна-нием не обладает, оно формируется в личности по мере ее социализации. Процесс социализации личности включает и воспитание активной социаль-ной ответственности, понимание необходимости соблюдения социальных норм, что, в конечном счете, обеспечивает правомерное поведение, высокую степень социальной воспитанности человека, предупреждение антисоци-альных проявлений с его стороны.

При освоении правовой культуры личность впитывает общепринятые
в обществе нормы, правила, традиции. Культурно и этнически детерминиро-ванный мир является основой социализации каждого индивида. Правовая культура основывается на культурных принципах, в результате чего повы-шается рост самосознания и правосознания личности. Это выражается в том, как личность осознает принадлежность к своему народу, осознание интере-сов своего народа, представляет культуру, язык, место происхождения. Та-ким образом, духовность существенным образом влияет на формирование правовой культуры личности. Результатом усвоения правовой культуры яв-ляется сформированное правовое самосознание, в процессе которого инди-вид усваивает нормы и правила поведения и, не задумываясь, поступает так, как этого требует общество.


Жукоцкий В.Д., Жукоцкая З.Р.
^ ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА РОССИИ: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ


Правовая мысль России с опорой на убеждение в высшей ценности на-родной культуры оформилась на основе православия, перенявшего из Визан-тийских политических концепций религиозную трактовку власти монарха, утвердившего принцип «симфонии властей» и общей сакрализации светской власти. Русский православный царизм, как разновидность «цезарепапизма», предоставлял идеальные возможности для осуществления восточной социальной модели: «Вместо избирательного подвижного, пожизненного ди-ктатора, византизм нашел у нас Великого Князя Московского, патриар-хально и наследственно управляющего Русью»¹. И.Л. Солоневич, отмечая уникальность российского самодержавия, писал: «Это – не диктатура арии-стократии… это не диктатура капитала, реализуемая в форме социализма, – это «диктатура совести»¹.

Право в России долгое время воспринималось как синоним божест-венной царской воли, даже законы морали должны были меркнуть в этом си-янии живого божества, олицетворяющего «Святую Русь». Даже грандиоз-ность петровских реформ, казалось бы, вздыбивших Россию и превративших ее на западный манер в империю, не могла радикально изменить эту тради-цию. Впрочем, образ антихриста на троне привнес в нее новую и по-своему роковую тональность, которая в начале ХХ в. разразится неистовой какофо-нией мятежа и поиском новой святости от народа. Право в этих культурно-исторических условиях неизменно выполняло подчиненную роль простого инструмента в руках абсолютного субъекта власти – царя, народа, класса. Самоценность права, лишенного пространства свободных гражданских отно-шений, долгое время не имела иного пристанища, кроме простого нравствен-ного чувства, или, напротив, чисто политического чувства долга перед властью, олицетворяющей государство. Именно поэтому правда на Руси заменяла право, и все потому, что последнее добровольно отождествило себя с властью. Об этом и народная мудрость: «Не в силе Бог, а в правде».

Самодержавие определяло основные факторы развития права и в сер. XIX в. в России сложились специфические условия для его формирования. Развитие буржуазной надстройки на примитивном земледельческом фунда-менте и игнорирование культурных источников права лишало его основы, связи с миром духовных ценностей и главной функции – аккумулятора культурных ценностей народа. Отделяясь от культурной сферы, право поли-тизировалось и отражалось в правосознании, названном юристом-государ-ствоведом и политологом А.В. Оболонским «системо-центристским»². Второй причиной специфического состояния права в России являлась авто-номность крестьянской общины, снижающая потребности в личных правах.

В России община стала фундаментальным фактором развития общества, но она же являлась препятствием становлению индивидуального начала. Кроме того, существовали сословные преграды, а правовые нормы созда-вались в отрыве от усложнения социальной среды. Последнее наряду с от-сутствием традиций политических институтов обусловило низкий уровень проникновения культуры в российское право. Этому способствовали гипер-трофированная мощь государства как верховного распорядителя и преи-мущественное представительство в составе населения крестьянства. Таким образом, отсутствие культурных основ в правовой политике и крепост-ничество законсервировали правосознание народа на уровне XVI в.¹

Из вышеизложенного видно, что гражданское общество, в недрах кото-рого зарождаются правовые идеи и синтезируются правовые ценности,
в России отсутствовало. Реформы правовой системы, противоречащие русскому правосознанию, были обречены на неудачу. Реформаторская поли-тика, подчиняясь цели сохранения самодержавия, лишь укрепляла сложив-шийся стереотип правового поведения, но не демократизировала сферу права. Хотя нельзя не отметить того факта, что в рассматриваемый период в российском законодательстве были попытки воплощения идеи справедли-вости как синтеза морали и права, как «конкретного отношения реализован-ных ценностей»². Для понимания исходных посылок правовых концепций, отраженных народниками, демократами, марксистами и либералами, достаточно вспомнить, какую роль играли ценностные убеждения народа.

Глубинные ценностные представления русского народа опосредовал общинный характер крестьянства. Социальная заданность народа определяла поиски «лучшей доли», по правде устроенной жизни. Специфическое пони-мание свободы и равенства и главенствующее положение последнего исхо-дит из заложенных в апокрифической литературе представлений об общест-венном идеале, из традиций восточного христианства. Эти традиции протии-воречили западному пониманию идей демократии. По справедливому заме-чанию великого русского правоведа И.А. Ильина, «существо христианства, сориентированное на равенство всех людей перед Богом, не только не может предположить идею политическую, или, тем более, социального равенства, но глубоко чуждо подобным устремлениям»³.

Наиболее популярными произведениями, в которых проповедовалась будущая мечта об утверждении общественного равенства, справедливости и блаженства, были «Слово о правде и неправде», «Житие Андрея Юроди-вого», «Беседы трех святителей», «Толковая Палея». В русле размышлений
о гармонично устроенном обществе и справедливости творили авторы «отре-ченных» книг второй половины XVI в. – Иван Пересветов, Ермолай-Еразм, Феодосий Косой, Матфей Башкин. Праведная жизнь и равенство как пред-правовые мифологические образы, соответствующие менталитету древних, вошли в правовую ткань благодаря народной устно-поэтической традиции. Правовые ценности получили значение в преломлении главной установки
на Правду. Понимаемая как Божья, она была полна социального содержания и социальной заинтересованности¹.

Через понимание истинности вещей как Божьей Правды и упование
на царя как Бога получали трактовку высшие ценности культуры, такие, как свобода, равенство и справедливость. Теоцентристское понимание правды привело к замене ею правовой ценности истины в обычном праве. Трактовка закона Божьей благодати определило отношение к месту закона как низшему по сравнению с благодатью и целостностью истины. Божественное проис-хождение правды ассоциировалось у русского народа со справедливым царем². Свобода мыслилась прежде всего как средство и способ достижения целей многоликой правды, по преимуществу социальной.

Таким образом, ценностные представления русского крестьянства
в XIX в. можно определить как единство социоцентризма (общинное)
и теоцентризма (религиозное) с доминированием представлений о тождестве государства и общества и царя как Бога. Патриархальное ожидание оте-ческой заботы от правителей сформировало представление о чувстве долга
и обязанности как основе отношений с властью. Описанные Ж.-Ж. Руссо этатизация общества и господство общественной воли над частным интере-сом прямо характеризуют состояние русской правовой культуры XIX в.³

Отечественное представление о праве сложилось в опоре на народность свободы и равенства. Концепции правового общества и социальной справедливости оформились в русле поиска идеала этих ценностей. Факта культивируемого в крестьянской общине равенства не могли обойти
ни мыслители правого, ни мыслители левого толка. Положения об общинности крестьянского бытия и равенства, выраженные в общинном соборном начале, получили приоритет как у народников и революционеров-демократов, склонявшихся в сторону сугубо социального освобождения народа, так и у славянофилов, ценивших русский народ за самобытное культуротворческое начало.

Для социологического правопонимания характерно было стремление понять право как социальное явление, отражающее закономерные условия социального бытия. Законности как эволюционирующему началу придава-лось объективное начало. Сторонники социологического направления отрицали возможность познания умопостигаемой сущности права, полагая, что наука может устанавливать только эмпирические связи между явления-ми. Именно с этих позиций социологи отрицали саму идею естественного права как права абсолютного, вечного и неизменного в своей сущности.

Поэтому из области права изымалась наиважнейшая культурная ценность – свобода личности, а равенство выступало как нравственный идеал и солидарность. Идея прав человека связывалась с его эксплуатацией, реакцией на которую являлось полное отвержение «рыночной» модели общества и замена его моделью целевой организации¹.

Как следствие выдвигалась задача радикального изменения существую-щего государственного и общественного порядка ради торжества высшей социальной правды. Предпринимались многочисленные попытки соедине-ния западноевропейской ситуации в области права с культурно-истори-ческими национальными условиями. За исходный путь своих размышлений сначала демократы, затем народники и позже – большевики, взяли западное право на том этапе его развития, когда мысли о естественной свободе индивида стали вытесняться идеями «социального освобождения». Социо-лого-исторический подход к праву невольно вел к дискредитации либераль-ных идей и удивительным образом опирался на народную традицию абсолютного доверия к патернализму власти. Между тем, для русских либералов традиция пренебрежения к праву была той частью национального наследия, которую они стремились преодолеть.

Таким образом, русский социализм еще до установления буржуазных порядков начал конкурировать с либеральной идеологией индивидуализма. Он настаивал на том, что нельзя пробиться к правам личности, не решив ряда элементарных социальных задач. Но было между русскими социа-листами и либералами и нечто общее: их настороженное отношение к необ-разованной крестьянской массе, чуждой ценностей и требований культуры. Наблюдение Н.Н.Алексеева удивительным образом применимо и к нашим дням: «Все русские западники (и радикалы, и либералы) в народе русском видели лишь косную массу, тормозящую развитие России к прогрессивному лучшему», а потому ее «всю надо пересоздать и переделать»². Все это
с особой остротой ставит вопрос о различении отсталости и самобытности
в русской правовой культуре.


Закирова К.О.
^ ВЛИЯНИЕ СМИ, СФЕР ДОСУГА И РАЗВЛЕЧЕНИЙ НА ФОРМИРОВАНИЕ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ МОЛОДЕЖИ


Все чаще в последнее время мы обращаемся к вопросу правовой культуры молодежи, все чаще мы слышим о том, что уровень правовой культуры современного россиянина с каждым годом снижается. Чтобы обсудить этот вопрос, следует обратиться к термину «правовая культура».

В настоящее время насчитывается примерно 250 различных научных позиций по вопросу определения понятия «правовая культура». В.И. Камин-ская считает, что правовая культура – это система овеществленных и идеаль-ных элементов, относящихся к сфере действия права, их отражению в созна-нии и поведении людей. В качестве элементов выступают право, правовые отношения, государственные органы, правовое сознание, правовое поведе-ние. Н.Я.Соколов дает другое определение: «это совокупность правовых знаний, убеждений, установок личности, которые реализуются в процессе труда, общения, поведения, а также отношения к материальным и духовным ценностям общества».¹ Можно сделать вывод, что правовая культура – неотъемлемая часть общей культуры народа, которая базируется на её нача-лах, является отражением уровня её развития, менталитета народа, и главной ее задачей является – создание морально-правового климата в обществе, который гарантирует реальную свободу поведения личности в соединении
с ответственностью перед обществом, обеспечивает её права, социальную защищённость, уважение её достоинства, т.е. ставит человека в центр экономических, социальных, политических, культурных процессов.

Знание права, т.е. представление о содержании правовых предписаний, формируется либо в результате непосредственного изучения соответст-вующих нормативных положений, либо в результате опосредованного зна-комства с ними. Правовые представления и отношение к праву, исполнению правовых предписаний формируются у молодых людей прежде всего под влиянием норм морали, политических и иных воззрений. И если нравствен-ное и политическое сознание человека сформировано правильно, т.е. есть основание считать, что и его правовые представления будут близки к содер-жанию действующих нормативных актов.

Для правовой культуры молодежи в значительной степени характерно сознательное стремление к получению информации о средствах правового регулирования, требованиях закона и собственном правовом статусе с целью использования данной информации в личных интересах. Именно для молодежной среды характерны различные проявления правового нигилизма, который заключается в отрицании правовых ценностей, в неуважительном отношении к законам и нормативному порядку. Проявляется нигилизм в са-мых различных формах: от равнодушного, безразличного отношения к роли и значению права через скептическое отношение к нему до полного неверия в право и явно негативного отношения к нему. В чем причины?!

У каждого человека есть определенные правовые ценности, правовые стандарты, нормы, которые он формирует в течение всей жизни. Причем это формирование начинается «с пеленок», где младенец впитывает первые эле-менты правовой культуры. Он приобретает навыки и усваивает стандарты нормативного поведения, получает первые юридические представления из сказок, в ролевых играх приобретает понятия о функциях права и его пред-ставителей и постепенно формирует хотя и примитивную, детскую, но соб-ственную картину правовой жизни. С возрастом, по мере расширения круга общения, усложнения деятельности и выполняемых ролей происходят ин-тенсивное обогащение и развитие этой, равно как и иных, сфер сознания. Но если формировать правовую культуру мы начинаем с рождения, а все дети рождаются чистыми и легко внушаемыми, и им легко объяснить правовые стандарты общества и заставить их уважать и соблюдать правовые нормы, то мы можем сформировать высокий уровень правовой культуры, тогда почему мы говорим о тенденции снижения уровня правовой культуры сегодня?! Постараемся ответить на этот вопрос.

Больше всего влияния на правовую культуру молодежи оказывает вос-питание. Если раньше большую роль в нем играли родители, родные, друзья, учителя, книги, то сейчас роль книг заменило телевидение, радио, интернет и дешевая желтая пресса. Причем влияние этих средств массовой инфор-мации молодежью осознается плохо. Современный молодой человек, с од-ной стороны, находится в более или менее нормальной нравственной обста-новке семьи, школы, высшего учебного заведения, работы, а с другой сторо-ны, его окружает сфера досуга и развлечений на улице, где горят огоньки казино и игровых автоматов, которые вызывают алчность и пристрастие
к легким деньгам. Вечерами начинают работать дискотеки, бары и ночные клубы, развлечения в которых мягко можно назвать эротическими, на самом деле в мягкой форме это женский и мужской стриптиз, принятие разных таб-леток, выпив которые молодые люди начинают вести себя неадекватно. Кро-ме того, в журналах выбора досуга, рядом с афишами театров, музеев, кино мы видим объявления о саунах и массажных салонах, где часто присутст-вуют намеки не только об осуществлении непосредственно указанной дея-тельности, но и об оказании интимных услуг. А в последнее время появи-лись журналы, в которых сфотографированы девушки в совершенно открытых нарядах с указанием номеров телефонов, с припиской для разовых встреч. Газетно-журнальные киоски наполнены литературой с обнаженными телами, «кричащими» и вызывающими позами, сенсационными заголовками о преступлениях, извращениях, насыщенных особой жестокостью, как будто в стране происходит все только плохое. Что это нам дает? Думается, что ответ однозначный: ничего кроме стирания моральных ценностей, искаже-ния правосознания и, следовательно, деформации правовой культуры.

То же самое можно сказать и о телевидении. Что видят дети на экране? В первую очередь, это, конечно же, реклама. Она навязчива, двусмысленна, часто переходящая все нормы этики, отличается пошлостью и бесстыдством. Идет активная реклама пива после 22.0, причем значительно больше,
чем до частичного ее запрета, причем ключевыми словами являются иску-шение, соблазн, наслаждение. Кому после таких заманчивых, ярких слов
не захочется попробовать?! Бесконечные сериалы о мошенниках и бандитах, вульгарные реалити-шоу (известный всем «Дом-2», «За стеклом»). Это прос-то нашествие сексуальной пропаганды, которая размножается на телеви-дении, как бактерии. Появление программ с такими кричащими названиями, как «Азбука секса», «Секс с Анфисой Чеховой», «Сексуальная революция», «Техника секса», «Секс с Тилой Текилой» уже не вызывает удивления. Представляется, что сегодня можно говорить об аморальности российского телевидения!

Сейчас многие говорят об Интернете, как о всемирной паутине и сред-стве связи со всем миром. Да, – это очень удобное и полезное средство
и в учебе, и в работе. Но нередко бывают ситуации, когда на научном сайте появляются картинки порнографии. В связи с этим полезность Интернета также вызывает сомнение.

Возникает вопрос: как можно говорить о формировании правовой куль-туры молодежи, если с пеленок нам начинают пропагандировать насилие, секс, соблазн, убийства, мошенничество, грабеж, ложь. Может, стоит нашим властям задуматься об ограничении выпуска сериалов и фильмов, которые во всех подробностях описывают убийства и иные правонарушения?! Подобная индустрия порока чудовищна и отвратительна. Ее негативное влияние очевидно и на уровне здравого смысла, и на уровне научных иссле-дований. Так может, будет целесообразнее ввести разумную цензуру на тер-ритории РФ, ведь многочисленные письма родителей, педагогов, ученых
в СМИ, в министерства образования и культуры, в Государственную Думу, Правительство, Президенту – пока не имеют должного эффекта.

В будущем государство с помощью правовых средств может успешно преодолевать деформацию правовой культуры. Эта работа может осуществ-ляться по следующим направлениям. Государство должно быть заинтересо-вано в создании режима наибольшего благоприятствования для проявления научной и творческой инициативы населения, в том числе молодежи. Особое внимание должно отводиться правовому воспитанию, поэтому следует ввес-ти запреты на показ определенных передач, выпуск желтой прессы, а также набрать штат сотрудников, которые бы занимались поиском и удалением
из Интернета «порно-сайтов».

Следует адаптировать правовые предписания к складывающимся в об-ществе ценностным ориентациям, что позволило бы создать при помощи правовых средств такую ситуацию, когда для человека соблюдение закона становится значительно выгоднее, чем его нарушение, а именно исполь-зовать метод премий, похвал, награждений за предотвращение, помощь
в раскрытии преступлений.

Необходим целый комплекс мер по совершенствованию деятельности правоохранительных органов, реабилитации их в глазах населения, привле-чению его (населения) к участию в обеспечении правопорядка, т.е. побольше писать, показывать об активной деятельности правоохранительных органов, которые помогают нашему населению в решении своих проблем, также можно обеспечить работу сотрудников правоохранительных органов в шко-ле, где они будут помогать ученикам в формировании активной гражданской позиции (которая может проявляться в широком использовании стимулиру-ющих и поощрительных средств), обеспечивающей помощь в раскрытии преступлений и других правонарушений.

Таким образом, не вызывает сомнения мощное влияние СМИ, сфер до-суга и развлечений на формирование правовой культуры молодежи. Больно осознавать то, что это влияние приносит отрицательный эффект, ведь мы бо-льшая и сильная страна, имеющая свою историю, свою культуру и традиции, заложенные нашими предками, сейчас позорим себя. Но если завтра мы об-ратимся к предложенным направлениям по преодолению деформации право-вой культуры, то постепенно мы придем к становлению высокоуровневой правовой культуры и преодолению правового нигилизма.


Кириллова А.Х.
^ ПРОБЛЕМА ПРАВОВОГО НИГИЛИЗМА В ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЕ ПОТРЕБИТЕЛЯ


Исследование отечественными правоведами вопросов правовой культу-ры позволило вычленить отдельные ее аспекты, создать целостное учение. По мнению А.Б. Венгерова, правовая культура – это социально-экономи-ческий феномен, в составе которого определяется правосознание, юридичес-кие учреждения и прочее. С.С.Алексеев считает, что правовая культура включает в себя уровни правового сознания, законность, совершенство зако-нодательства и юридическую практику. А.П. Семитко подчеркивает, что структурными элементами правовой культуры выступают компоненты пра-вовой системы – правовые тексты, правовая деятельность, сознание и уро-вень развития субъекта¹. Важнейшим показателем правовой культуры обще-ства выступает уровень правосознания людей, который содержит в себе мно-говековые моральные установки общества.

Под правовым нигилизмом надо понимать релятивизацию аксиологии-ческих установок сознания в правовой сфере по отношению к праву. Так, Н.И. Матузов считает, что сущность правового нигилизма заключается
«в общем негативно-отрицательном, неуважительном отношении к праву,
к законам, нормативному порядку»².

В повседневной жизни каждый из нас находится в роли потребителя жизненных благ. Для того чтобы обеспечить себя и свою семью, нам приходится вступать в отношения купли-продажи товаров, работ, услуг (товарно-денежные отношения). В этой связи субъектами товарно-денежных отношений выступает с одной стороны государство, с другой – покупатель (потребитель). Государство регулирует посредством принятия законов эти отношения, а функция потребителя заключается в исполнении норм, отраженных в законах. Государство и потребитель действуют внутри пространства правовой культуры. В ее рамках процесс формирования личности потребителя представляет собой комплексную систему норм и цен-ностей. Содержанием правовой культуры потребителя выступает комплекс юридических прав и обязанностей, определяющих его правовой статус.

В современном мире происходит процесс взаимопроникновения право-вых культур разных обществ и появление новых социокультурных парадигм. Столкновение элементов разных правовых культур наблюдается сегодня
в российском обществе. Правовому нигилизму и развитию его деструктив-ных черт активно способствуют средства массовой информации посредством рекламы, где происходит навязывание тех или иных установок в целях про-движения товаров на рынок; свою лепту вносит глобальная сеть Интернет.
А ведь при этом потребителю товаров и услуг зачастую предлагается иска-женная в правовом отношении информация. Выборочные исследования по-казывают, что примерно три четверти взрослого населения России не ориен-тируется в нормах законодательства, знание которых диктуется повседнев-ными жизненными потребностями, данный факт активно используется недо-бросовестными рекламодателями.

В современном цивилизованном мире считается нормой приобретение товаров в кредит. Кредит в обществе потребления означает неотъемлемое право потребителя, он тождественен свободе. Кредит как льгота при оплате покупки является своего рода премией от имени всей подсистемы производства. Он выполняет важнейшую функцию – создает возможность опережающего пользования вещами во времени. Раньше, в доиндуст-риальном обществе, кредит воспринимался как некая нравственная опас-ность. В результате, как утверждает Ж. Бодрийяр, целые поколения людей, стараясь жить по средствам, оказывались на гораздо более низком уровне жизни, чем позволяли ресурсы общества. Потребление вещей теперь как бы опережает производство. Из этого следует парадокс современного общества потребления: «В каждом человеке, – пишет Бодрийяр, – уживается потре-битель, сообщник строя производства, и никак не связанный с ним произво-дитель – жертва этого строя¹. В России человек, приобретая движимое или недвижимое имущество в кредит, часто бывает не защищен от заведомо «правильно» составленных кредитных договоров, не подкованный в юриди-ческом смысле потребитель не всегда может ориентироваться в последст-виях наскоро подписанного договора, он оказывается не готов принять установки чужой правовой культуры (кредит как финансовый инструмент пришел к нам из европейской культуры) в силу менталитета, непро-свещенности, недобросовестности другой стороны и других глубинных причин. Отсюда возникает явление правового нигилизма как деструктивного социального опыта, разрушительно влияющего на уровень правовой куль-туры личности.

Придерживаясь понимания правового нигилизма как феномена культу-ры, следует согласиться с позицией И.Д. Невважая². С его точки зрения, правовой нигилизм можно объяснить подспудным социокультурным несоот-ветствием между требованиями, предъявляемыми актуальной правовой культурой, и архетипическими в своей основе представлениями о праве.
Из этого противостояния вытекает общее негативное отношение к чуждому правопониманию и чуждой модели права в культуре. В таком случае право-вой нигилизм может быть присущ как нормативному, так и естественно-правовому типу правовой культуры. Если ценности разных типов правовой культуры несовместимы, если каждый тип культуры является специфи-ческой формой освоения, понимания, интерпретации действительности,
то каждая из них либо находит в действительности, либо не находит то,
что соответствует ее системе ценностей.

В силу этих причин не все явления рыночной культуры, заимст-вованные Россией из других культур, принимаются российским мента-литетом. Другим примером тому служат супер- и мегамаркеты в плане установки цен на товары. Если на Западе в мегамаркетах цены на товары
на порядок ниже рыночных и прибыль достигается за счет скорости обора-чивания средств, то на периферии российского пространства очень часто можно наблюдать противоположную картину: завышенные цены, которые не подлежат пересмотру и должны обеспечить прибыль. При этом качество товара не гарантировано и соблюдение закона защиты прав потребителя
не ставится приоритетной целью.

Различие между социальной системой и жизненным миром присуще
не одной России, но только здесь оно доходит до глубокого внутреннего раскола и составляет главную черту организма нации. Объяснить это можно разными причинами – мобилизационным характером модернизации, устой-чивостью элементов традиционного жизненного уклада, отсутствием подлинного просвещения, искусственностью идеологических парадигм и т.д. Но названному несоответствию между официальной и реальной жизнью народа можно найти и другое, более простое название – социальная безнрав-ственность. Не вовремя выполняются договоры, не в срок выплачиваются долги, утаивается истинное положение вещей, нарушаются законы, условия и правила, интересами потребителей пренебрегают, идут поиски обходных путей, возникают правовые и нравственные компромиссы, не платятся налоги и т.д., не говоря уже о готовности к элементарным нарушениям нравственного достоинства – таковы причины, создающие разрыв между системой и тем, как она функционирует в действительности. Описанные явления по определению весьма свойственны деформированной правовой культуре.

Одним из главных путей преодоления правового нигилизма потребителей должно стать всемерное стремление к повышению общей
и правовой, в частности, культуры граждан. Должно осуществляться массовое просвещение и правовое воспитание населения и особенно молодежи.


Климова Ю.Н.
^ ДЕФОРМАЦИЯ ПРАВОСОЗНАНИЯ ИЗБИРАТЕЛЕЙ КАК ОБЪЕКТ КРИМИНОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ


Правовая культура личности рассматривается в криминологии как лич-ностный фактор, существенно влияющий на механизм поведения. При этом особое внимание отводится дефектам или деформациям правовой культуры, которые, как правило, играют криминогенную роль в механизме конкрет-ного преступления. В связи с этим представляется особо важным в профи-лактических целях с позиций формирования соответствующего направления антикриминальной электоральной политики рассмотреть вопрос об особен-ностях российской электорально-правовой культуры и ее основного компо-нента – электорального правосознания с тем, чтобы системно формировать программу мероприятий по повышению уровня электорально-правовой культуры участников выборов.

Взяв за основу концептуальную модель функциональных возможностей правовой культуры в сфере массовой коммуникации Г.Н. Горшенкова, обозначим три возможных аспекта исследования правовой электоральной культуры в предупредительном (массово-информационном) воздействии на электоральную преступность. Первый аспект – получение предметных знаний о правовой культуре как объекте предупредительного воздействия. Второй аспект – рассмотрение правовой культуры в качестве интеллек-туального (профессионального) компонента субъекта предупредительного воздействия. Третий аспект – рассмотрение этого правового явления как средства предупредительного воздействия. В рамках настоящей статьи проанализируем первый аспект.

Уровень электорального правосознания как основного компонента электорально-правовой культуры оказывает существенное влияние на право-применительную и правоисполнительную практику избирательных право-отношений. Дефекты электорального правосознания напрямую влияют
на состояние законности в рамках конкретной криминологической ситуации.

О.В. Дамаскин, Е.В. Корчиго, Р.Р. Сеченова дают следующее определение структуры правосознания избирателей – это способ организации, устойчивые внутренние связи правовых идей, взглядов, оценок, установок, деятельности всей системы правосознания и его функций как внешнего проявления его социальной роли¹. Авторы ссылаются
на исследования А.Р. Ратинова и Г.Х. Ефремовой и выделяют три сферы правосознания избирателей (интеллектуальную, эмоциональную, волевую)
и три основные его функции (познавательную, оценочную, регулятивную).

Для выработки массово-информационных мер предупредительного воздействия на коллективную жертву в период выборов (избирателей определенного избирательного округа) в целях обеспечения ее антикри-минальной безопасности объектом изучения для субъекта политики должны стать три компонента структуры правосознания избирателей.

Во-первых, предметом изучения является правовая осведомленность избирателей, выявляемая по таким эмпирическим показаниям, как юриди-ческие знания и умения (интеллектуальный компонент). Исследование познавательного аспекта правовой культуры избирателя служит непо-средственным задачам виктимологической профилактики, поскольку позволяет оценить: а) формальные знания в области избирательных правоотношений; б) умение ими пользоваться. Массовая неосведомленность участников избирательного процесса, (прежде всего, избирателя) о своих правах представляет угрозу безопасности личности в рамках избирательного процесса.

При формировании концептуальных положений антикриминальной электоральной политики следует обратить во внимание на следующие виктимологические направления субъектов профилактики, сформули-рованные А.Г. Горшенковым: 1) формирование правоосознанного поведения жертвы (в рассматриваемом случае избирателей); 2) формирование нравственно-психологической устойчивости личности, подверженной викти-мизации, виктимной личности; 3) предупредительное воздействие на усло-вия, благоприятствующие виктимизации.²

Во-вторых, необходимо исследовать ценностные отношения к право-вому регулированию избирательного процесса, анализируемые по таким эмпирическим показаниям, как оценочные суждения (мнения).

О.В. Дамаскин, Е.В. Корчиго, Р.Р. Сеченова понимают под ценностями в сфере избирательных правоотношений любые явления, регулируемые законодательством о выборах и референдумах в рамках избирательного процесса, значимые для избирателя как отвечающие его интересам и дея-тельности, так и противоречащие им.

Однако представляется, что субъект антикриминальной электоральной политики должен рассматривать более широко оценочный элемент правосознания избирателей, включая в него этический (духовный) аспект
(по М.М. Бабаеву понимание нравственного смысла закона и солидаризации с ним), и эмоциональный (психологический) аспект правовой культуры (правовые чувства – уважения к закону).

Для выяснения морально-психологического и духовного состояния молодых избирателей в период с февраля по июнь 2007 г. нами совместно
с научно-исследовательской группой студентов Муромского института (филиала) Владимирского государственного университета проведено иссле-дование нравственно-духовного и морально-психологического состояния (МПС) молодежи (до 18 до 30 лет) по специально разработанной анкете, отражающей 16 показателей устойчивости и 7 – управляемости МПС. Полученные результаты подтверждают нахождение нашего общества
в состоянии аномии. Кроме данного исследования, мы сформулировали анкету, в которой отразили следующие показатели:

а) показатели параметра устойчивости МПС, в том числе: причастность к избирательному процессу как моральному долгу гражданина РФ; значимость института выборов в демократическом обществе; лояль-ность к действующему политическому режиму; желание прийти и проголо-совать (сделать свой выбор); стремление к изучению предвыборных программ; стабильность восприятия перспектив завтрашнего дня (выборы
на него не влияют в худшую сторону); удовлетворенность отношениями
с выбранными лицами в межвыборный период; уверенность в своих избран-никах; психологическая готовность принять участие в федеральных, регио-нальных, местных выборах и некоторые другие;

б) показатели параметра управляемости МПС: удовлетворенность за-ботой государства о гарантированности подлинности выбора конкретного избирателя; степень одобрения курса высшего избранного руководства стра-ны; уровень понимания психологического воздействия на сознание избира-теля; уровень доверия представительным органам власти; уровень авторите-та мэра города (непосредственного руководителя муниципального образова-ния); оценка престижа избранника народа в обществе; зависимость выбора от мнения авторитетного лица (ближайших родственников) о кандидате.

Результаты данного исследования говорят о том, что в целом устой-чивость и управляемость морально-психологического состояния избирателей подвижны, респонденты предрасположены к манипуляциям. Причем, устой-чивость МПС выше у студентов-юристов и еще выше у представителей пра-воохранительных органов, а уровень управляемости меньше у предста-вителей охраны правопорядка.

Безусловный интерес представляют выделенные учеными следующие виды входящих в структуру правосознания избирателей оценочных отноше-ний, которые следует включать в объект криминологического исследования. Это оценочные отношения: а) к правовым принципам, институтам и нормам избирательного права; б) нарушениям избирательного законодательства;
в) к деятельности избирательных комиссий; г) к деятельности правоохра-нительных и судебных органов по обеспечению законности осуществления избирательных прав граждан; 5) к своему поведению (самооценка)