Двухмерность структуры литературного произведения

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Акмалова Эльвира Лябибовна Учитель русского языка и литературы Iкатегория, 13р Грамота, 38.94kb.
• А. П. Чехова "Дама с собачкой" Валентин Н. Марунин Россия, Санкт-Петербург Февраль, 52.79kb.
• План-конспект урока литературного чтения и музыки 2 класс, 78.41kb.
• V. Обучение сочинению-характеристике героя произведения, 310.71kb.
• Литература, 7 класс, муниципальный этап, 518.29kb.
• Литература, 7 класс, муниципальный этап, 100.79kb.
• Программа курса литературное чтение н. А. Чуракова 1 класс (40 ч) Стихи и проза, 71.96kb.
• Темы рефератов (конкретизация тем по усмотрению учителя) Соотношение темы, фабулы, 10.95kb.
• Д. лихачев внутренний мир художественного произведения, 245.56kb.
• Общеобразовательная школа интернат, 84.65kb.

переход от чувственного наблюдения определенного реального предмета к фазам эстетического переживания, мы будем иметь дело с изменением направленности; теперь уже от практической точки зрения повседневной жизни или научной точки зрения мы переходим к эстетической точке зрения. Что вызывает это изменение установки? Что происходит в том случае, когда, вместо того чтобы продолжать заниматься нашими повседневными, практическими или теоретическими занятиями, мы прерываем (и часто неожиданно) «нормальный» ход нашей жизни и начинаем заниматься чем-то таким, что как будто не имеет отношения к нашей жизни и вместе с тем обогащает ее и придает ей иной смысл?

Возможно, что у различных людей этот переход может происходить по-разному в зависимости от тех или иных обстоятельств. Однако мне кажется, что я не уйду далеко от истины, если укажу на следующие, как я думаю, существенные моменты: при наблюдении какого-либо реального предмета нас поражает одно своеобразное качество, или множество качеств (например, цвет или гармония красок, качество какой-то мелодии, ритм, форма и т. д.)¹, которое не только сосредоточивает потом на себе наше внимание, но, кроме того, является для нас не безразличным: оно вызывает у нас особую эмоцию, которую я буду называть предварительной эмоцией, ибо эта эмоция дает лишь начало соответствующему процессу эстетического переживания. Это качество, как я сказал, «поражает» нас, навязывается нам. Этим я хочу сказать, что восприятие его является пассивным и в этой фазе переживания мимолетным, и при-


¹ Каково данное качество, этого никогда нельзя заранее предвидеть, ибо это зависит не только от него самого, но и от предрасположения воспринимающего субъекта. На то, что это. как правило, образное качество и что оно может быть особого рода, обратила внимание д-р С. Лущевская-Рахманова в дискуссиях, происходивших в 1935/36 академическом году на моем семинаре, посвященном вопросу эстетического переживания. Там же я изложил высказанную здесь точку зрения относительно эстетического переживания. Я хочу здесь сердечно поблагодарить участников этого семинара за различные ценные критические замечания, которые помогли мне точнее изложить мои мысли.


124

том таким, что если бы весь процесс в этой фазе вдруг прекратился, то, вероятно, даже мы сами не смогли бы ответить на вопрос, каково это качество; мы скорее получаем впечатление от него, скорее чувствуем его, чем воспринимаем.

Предварительная эмоция, возникшая на этой основе, — это не то, что «нравится», о чем надоедливо говорится в различных эстетических исследованиях. Первоначально это состояние возбуждения, вызываемого качеством, которое нам навязывается в наблюдаемом предмете. В первый момент, не отдавая себе ясного отчета в том, какое это качество, мы лишь чувствуем, что оно привлекало нас к себе, побуждало обратиться к нему с целью обладания им в непосредственном контакте. В этом возбуждении обычно содержится также момент приятного (а может быть, и наоборот) удивления вследствие возникновения первичного возбуждающего качества и, скорее, удивления тем, что оно является «таковым», хотя у нас не было еще времени подвести к отчетливому, намеренному и сознательному пониманию этого качества, пока оно нас, если можно так выразиться в переносном смысле, скорее «касается», особым образом побуждает, возбуждает. Это возбуждение превращается в определенную форму влюбленности (эроса) и в навязываемое нам качество. В дальнейшей фазе предварительной эмоции это возбуждение переходит в сложное эмоциональное переживание, в котором можно различить следующие моменты: а) эмоциональное и пока все еще зачаточное непосредственное знакомство с исследуемым качеством, б) в некотором роде жажда обладания этим качеством и увеличения наслаждения, которое нам сулит наглядное обладание им, в) стремление к тому, чтобы насытиться качеством, к упрочению обладания им¹.


¹ Использование мною здесь в некотором роде переносных, так сказать, поэтических выражений не случайно и не может быть принято за проявление «ненаучности» этих выводов (как, вероятно, были бы склонны полагать те, научным идеалом которых является так называемая «-точность», основанная у них на сообщении определенного количества ничего не говорящих формул в виде знаков, подобранных таким образом, чтобы людям, которые имеют весьма скудные знания о соответствующих предметах, казалось, что объемы используемых в этих формулах понятий соответствуют


125

Итак, несмотря на то что предварительная эмоция, несомненно, содержит в себе чувственный элемент, в ней отчетливо проявляются также моменты, имеющие скорее характер страстного желания, направленного на качество¹, данное нам пока на фоне чувственно наблюдаемого предмета. Разговор об «удовольствии» на этой фазе есть не только опошление ² проблемы, но, более то-


проведенным примитивным разграничениям между группами предметов). Вышеуказанные мои действия являются определенным сознательным методическим приемом, задача которого состоит прежде всего в том, чтобы облегчить читателям пробуждение в них интуиции, помогающей осознать эстетическое переживание, которое они имели в жизни неоднократно, но, поглощенные им, не имели ни времени, ни желания, чтобы ясно отдать себе в нем отчет. Для этой цели скорее пригодны слова «живого» языка, может быть не совсем «точные» (то есть не имеющие ясного и однозначного определения), но зато побуждающие к оживлению соответствующих воспоминаний читателя и к тому, чтобы путем размышления осознать то, что в них проявляется. Определенная многозначность используемых слов имеет даже то достоинство, что в ее пределах могут заключаться индивидуальные разновидности переживаний, о которых при этом идет речь. Может случиться, что когда-нибудь, когда удастся сделать шаг вперед в области анализа разбираемых нами переживаний, окажется необходимым и возможным заменить используемые здесь выражения другими, более «научными», но это можно будет сделать лишь после перехода через фазу оживления и уяснения интуиции, обычно приглушенных и мимолетных в их первоначальном состоянии.

¹ О страстном желании говорит и Вл. Витвицкий в своей «Психологии», когда он оспаривает положение о «бескорыстной склонности» (см. т. II, стр: 81 и далее). Однако у него речь идет о том, что предметы, которые нам «нравятся», могут быть также страстно желаемы нами в сопутствующем переживании. Опуская вопрос относительно того, действительно ли такая точка зрения показывает неправильность положения, против которого борется Витвицкий, следует отметить, что для меня здесь речь идет о чем-то таком, что содержится в самом эстетическом переживании, но не является каким-то сопутствующим явлением только эстетическому переживанию.

² Опошление, ибо, во-первых, термин «удовольствие» является столь общим, что он, собственно говоря, ничего не разъясняет, во-вторых, почти в каждом переживании, даже имеющем чисто интеллектуальный характер, можно обнаружить какое-то «удовольствие»; следовательно, указание на то, что в эстетическом переживании проявляется какое-то удовольствие, не дает нам ничего ни существенного, ни характерного для этого переживания. Неоднократно опровергалось также и то, что якобы удовольствие являлось существенным моментом эстетического переживания. См., например, Мюллер-Фрейенфельс, Психология искусства.

«Однако я установил, что эти чувства радости лишь сопровож-


126

го, он настолько не соответствует истине, что даже там, где в предварительной эмоции проявляется какой-то момент удовольствия, не является для нее характерным и не исчерпывает этого переживания, тем более что в нем, наоборот, может проявляться и некоторая особенная «неприятность» (если уж мы по необходимости должны пользоваться такого рода общими фразами), ибо предварительная эстетическая эмоция полна динамичности — неудовлетворенности, которая проявляется там, и только там, где мы уже были побуждены, возбуждены каким-то качеством, но еще не сумели достигнуть такого непосредственного, наглядного общения с ним, чтобы быть в состоянии им «упиться». В этой неудовлетворенности («голоде») кое-кто может усмотреть момент «неприятности». Эта эмоция, однако, является предварительной эмоцией именно потому, что в содержащихся в ней моментах страстного желания возникает как продолжающийся процесс эстетического переживания, так и формирование его интенционального эквивалента — эстетического предмета¹.

3. Рассмотрим, однако, пока вопрос о том, каковы непосредственные следствия проявления предварительной эмоции. Они идут в различных направлениях.


дают сознание, а не являются сущностью эстетического переживания. Если бы речь шла только о радости, то такие токсические вещества, как опиум или окись азота, рассматривались бы как высшие эстетические ценности».

¹ Фолькельт пишет в «Системе эстетики» (I, стр. 89): «Особенно если видение и слышание явно не сопровождаются чувственными ощущениями, не исключена возможность, что эти процессы сочетаются с определенным стремлением к достижению этих переживаний, с известным подчинением им. Речь идет, следовательно, о направлении нашего стремления соответственно настроению. Мы чувствуем у себя склонность к наблюдению, мы чувствуем себя исполненными любви к наблюдению». У меня такое впечатление, что Фолькельт имеет здесь в виду не что иное, как то, что я называю «предварительной эмоцией». Однако Фолькельт не сумел подробнее проанализировать ее, он также совершенно не отдает себе отчета в ее важности для эстетического переживания. Я привожу здесь текст Фолькельта лишь с целью подкрепления суждений, описывающих предварительную эмоцию. Первым мыслителем, который обратил внимание на момент «влюбленности» и страстного желания в эстетическом переживании, был Платон; см. например, выводы по этому вопросу в «Федре». По моему мнению, этот момент проявляется прежде всего в предварительной эмоции.


127

а) Возникновение в чьем-либо потоке переживаний предварительной эстетической эмоции обычно влечет за собой некоторое торможение предшествующего «нормального» процесса его переживаний и деятельности, направленной по отношению к предметам окружающего его реального мира. То, чем мы только что занимались, хотя, может быть, и было бы для нас весьма важным, вдруг утратило свое значение, стало неинтересным, безразличным. Поэтому мы не продолжаем — хотя бы «на минуту» — занятий, в процессе которых нам было навязано это качество (обычно предметное), вызывающее предварительную эмоцию. Например: как часто, идя горной тропой и обращая внимание на детали не всегда безопасного пути, мы, помимо своей воли, «поражаемся» так называемой красотой пейзажа. Мы тогда инстинктивно останавливаемся. Подробности изгибов тропы, по которой мы взбирались на вершину, становятся неинтересными, мы не имеем времени на их созерцание, нас теперь «привлекает» нечто другое. Точно так же и в разговоре о каких-то, может быть, важных жизненных или теоретических вопросах мы часто неожиданно прерываем его, ибо неожиданно нас поразило какое-то случайное качество, вызывающее предварительную эмоцию, например красота и особенное выражение лица человека, который именно возле нас перешел улицу.

Это «торможение» сопровождается некоторым ослаблением или даже полным исчезновением актуальных переживаний, касающихся предметов окружающего нас реального мира. Происходит явное сужение поля сознания по отношению к этому миру, и хотя мы не утрачиваем безотчетного ощущения наличия и существования его, хотя и чувствуем, что продолжаем находиться в мире, однако это убеждение в существовании реального мира, которое постоянно приукрашивает всякую нашу актуальность, как-то отодвигается на второй план, утрачивает значение и силу. В позднейших фазах интенсивного эстетического переживания может возникнуть особое и столь хорошо известное нам явление quasi-забвения реального мира. Это находится в непосредственной связи с изменением направленности, какое совершается в нас благодаря предварительной эстетической эмоции. К этому вопросу я вернусь ниже.


128

«Торможение», о котором здесь идет речь, может быть более сильным, более продолжительным или более слабым, мимолетным в зависимости от силы предварительной эмоции и от ее отношения к предшествующим интересам. Если эта сила невелика и вместе с тем вопросы повседневной жизни имеют достаточно серьезное значение, эстетическое переживание прерывается. После мимолетного торможения процесса повседневной жизни мы возвращаемся к нему, а проявляющаяся при этом в данный момент определенная дезориентация лучше всего свидетельствует о том, что дело дошло до такого торможения. Если же процесс эстетического переживания продолжает развиваться, тогда торможение является устойчивым и нужно, чтобы совершился весь эстетический процесс или возник какой-то новый, более сильный стимул «повседневной жизни», чтобы мы вернулись к потоку дел, прерванных предварительной эмоцией. Явление «возвращения» при этом весьма характерно. Оно требует не только повторного возобновления хода прерванных занятий и дел, повторной ориентации в минувшей ситуации и поисков ее «дальнейшего продолжения», но — что наиболее важно — в нем происходит повторное изменение направленности на то же самое, чем мы занимались перед тем, как начался эстетический процесс. Это свидетельствует, между прочим, о том, что в момент, когда мы были возбуждены качеством, для нас не безразличным, и пережили предварительную эмоцию, в нас происходит именно благодаря этой эмоции изменение психической установки. «Торможение» есть лишь внешнее выражение этого изменения.

б) Однако под влиянием предварительной эстетической эмоции в нас совершается не только само торможение дальнейшего процесса именно актуальных занятий повседневной жизни. Как я уже отметил в предшествующем изложении, фаза нашего актуального «теперь» нормально «окаймлена» некоторым отзвуком еще недавно минувших переживаний и как-то теснее или свободнее связанных с нашим «теперь», как и с определенной перспективой на наше «ближайшее» будущее (в чем, впрочем, мы обычно не отдаем себе ясного отчета). Таким образом, предварительная эмоция вызывает значительное приглушение отзвука переживаний, которые разыгрывались непосредственно


129

перед предварительной эмоцией, и одновременно приводит к ликвидации или приглушению этой перспективы на будущее, которое вырисовывается ранее возникающей эмоции¹. Наше новое «теперь» наполнено предварительной эмоцией и продолжающимся эстетическим переживанием и вследствие этого утрачивает всякую более отчетливую связь с нашим непосредственным прошлым и будущим в процессе «повседневной жизни». Оно составляет определенное обособленное само по себе целое, которое только ex post; когда эстетический процесс прекратится, мы включаемся в процесс нашей жизни. На этом обособлении эстетического переживания от процесса повседневной жизни и погружении в актуальное эстетическое переживание основано то, что Ст. Оссовский — насколько я его понимаю — называет «жить минутой» и что он считает в качестве главного характерного момента эстетического переживания². Это, как мы видим, есть произвольный момент, вытекающий из предварительной эмоции и тесно связанный с ее последствиями, о которых сейчас и будет идти речь. Одна-


¹ Разумеется, это происходит тогда, когда эстетический процесс начинается неожиданно, когда возникла некоторая неожиданность, внезапное ослепление. В условиях механизации современной жизни мы имеем, однако, предусмотренные «часы упражнений» даже в области эстетических переживаний: в определенное время мы ходим в театр, на концерты; мы уже заранее подготовлены к этому, ориентированы на то, что теперь будем иметь эстетические переживания. Поэтому уже, прежде чем мы начали что-то эстетически переживать (поскольку вообще дело дошло до этого), мы ожидаем этих переживаний. В таком случае эстетическое переживание скорее связано именно с данной фазой нашего будущего. Но из данного факта нельзя умозаключить об ошибочности наших выводов, ибо в указанных случаях мы искусственно и намеренно тормозим ход наших жизненных дел и приглушаем отзвуки более давнего прошлого, чтобы иметь возможность без помех отдаться эстетическому общению с произведением искусства. То, что сильная предварительная эмоция делает сама по себе, здесь вызвано искусственно. И, может быть, именно поэтому предварительная эмоция, к которой мы заранее готовимся, часто или вовсе не возникает или, возникнув, оказывается лишенной ее первоначальной силы и свежести, что характеризует ее в описанных нами случаях. Механизация жизни и здесь является деморализующим фактором.

² См. St. Ossowski, U podstaw estetyki, Варшава, 1933, ч. IV, стр. 259 и далее. Впрочем, Оссовский говорит лишь о ликвидации установки на будущее, а не принимает во внимание отзвуки прошлого в современности.


130

ко это не является характерным для эстетического переживания¹ моментом, ибо такая изоляция, ограничение себя актуальным переживанием может быть вызвано также посредством других сильных переживаний, выводящих нас за пределы повседневных дел. Подобная изоляция современности образуется, например, в чисто теоретическом исследовании, требующем большой сосредоточенности, когда мы поглощены терзающей нас проблемой. Особенно отчетливо это проявляется там, где исследования касаются весьма абстрактных проблем, не имеющих связи с окружающим нас действительным миром явлений, например в определенных математических или философских исследованиях.

в) Предварительная эмоция (и это наиболее важная функция) вызывает в нас изменение направленности — переход от точки зрения естественной практической жизни² к специфически «эстетической» точке зрения. Эмоция, вызванная возбуждающим нас качеством или так называемым «образом»³ и содержащая в себе вместе с тем момент страстного желания, стремления чувственно-непосредственно насытиться данным качеством, приводит к тому, что из естественной направленности на некоторые существующие или могущие существовать факты в области реального мира мы переходим к направленности на наглядно-данное общение с качественными образами. Равно как при чувственном или внутреннем наблюдении, которое переплетается с нашими практическими действиями (разрешение вопросов повседневной жизни, реализация нового состояния вещей), так и в случае наблюдения, которое мы проводим с чисто исследовательскими целями, мы ориентируемся на то, что есть. Как в первом, так и во втором случае для нас речь идет о предметах и действительных фактах. Конечно, при этом не безразлично, какой характер имеет то, что мы наблюдаем — и именно на это направлены во многом наши усилия — но, в конце концов, для нас важно то, что что-то такое есть таким, каким оно есть. Таким образом, наши по-


¹ Это утверждает, впрочем, также и Оссовский.

² Мы придерживаемся этой точки зрения, совершая те или иные действия в сфере действительной жизни и даже проводя исследования в конкретных науках.

³ В значении, используемом так называемой психологией образа.


131

знавательные действия (чисто исследовательного характера, но предпринимаемые с практической целью) доминируют в подтверждении существования определенного факта или предмета в реальном либо идеальном мире. Все эти наши познавательные и практические действия нормально совершаются на фоне главного, постоянно поддерживаемого нами убеждения о существовании реального мира, в котором существуем также и мы¹. Таким образом, в тот момент, когда в нас совершается предварительная эстетическая эмоция, это убеждение, по правде говоря, не подрывается, не исключается из сферы нашего жизненного опыта, но, как я уже отметил, отодвигается как бы на периферию сознания и приглушается. Это сопровождается тем, что одновременно благодаря предварительной эмоции мы начинаем ориентироваться не на факт реального существования тех или иных качеств, а на самые качества (если можно так сказать — на «содержание» этих качеств). Фактическое их проявление в том или ином реальном предмете в качестве его свойств становится для нас совершенно безразличным. А следовательно, для нас, в частности, речь идет о том, действительно ли данная вещь такова, какой вначале (до предварительной эмоции) мы ее наблюдали, или она лишь «кажется» нам такой. Ведь нам могло бы лишь «казаться», и такое представление вполне достаточно для «видения», непосредственного понимания смысла самих качеств. Таким образом, под влиянием предварительной эмоции чувственное наблюдение, среди данных которого первоначально проявилось качество, вызывающее эту эмоцию, существенным образом видоизменяется: а) содержащееся нормально в его акте убеждение о существовании предмета (наблюдаемой вещи) лишается силы, говоря по-гуссерлиански, «нейтрализуется» ²; б) качество, которое первоначально прояв-


¹ См. Е. Hussеrl, Ideen zu einer reinen Phänomenologie (§ 27 — 32), о так называемом естественном положении (natürliche Einstellung).

² Вот почему у Гуссерля проявляется тенденция понимать эстетическое переживание как «нейтрализованное» переживание. Однако это неправильно, на что я стремился обратить внимание уже в «Das literarische Kunstwerk». Я покажу в дальнейших выводах, что в конечной фазе эстетического переживания проявляется момент убеждения в «существовании» эстетического предмета, но


132

лялось как свойство, данное в этом наблюдении реальной вещи, как бы освобождается от этой формальной структуры и остается на какой-то момент чистым качеством, чтобы в дальнейших фазах процесса эстетического переживания стать