Geum.ru

«Наука и вненаучное знание» в курсе философии науки

Вид материалаДокументы

Содержание


Неосознанное поражение: критический пункт в развитии доктрины логического позитивизма
Отто Нейрат
Продолжение следует
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Архив



Неосознанное поражение: критический пункт в развитии доктрины логического позитивизма

А.Л. Никифоров


Одной из важнейших задач, которые ставили перед собой члены Венского кружка, была, как известно, задача эмпирического обоснования научного знания. Будучи свидетелями революционных преобразований в области физики, связанных с кардинальным пересмотром классических представлений о природе пространства и времени, о строении вещества, с выдвижением множества новых «безумных» теорий и идей, логические позитивисты стремились найти в этом хаосе некоторую устойчивую прочную основу, сохраняющуюся при всех трансформациях научно-теоретического знания. Если бы это удалось, то на таком твердом фундаменте можно было бы возвести здание науки, сохраняя только достоверное знание и отбрасывая спекулятивные, метафизические, идеологические примеси. Стремление к достоверности – вот чем вдохновлялись члены Венского кружка, приступая к реформированию научного знания. Логика должна была помочь скрепить все этажи возводимого здания прочными логическими связями – так, чтобы достоверность и прочность базиса передавалась всем опирающимся на него этажам.

Идея казалась простой и заманчивой. Она и сегодня, в эпоху распространяющегося постмодернизма и релятивизма, вызывает симпатию и сочувствие. Как хочется в этом неустойчивом пестром конгломерате точек зрения, интерпретаций, полумистических идей и псевдонаучных построений найти что-то надежное, общезначимое, на что можно было бы опереться! Но нужно найти этот несомненный прочный базис – вот первая задача, вставшая перед логическими позитивистами. Вторую задачу – построение на этом базисе всего подлинно научного знания – они надеялись решить средствами символической логики. И Рудольф Карнап уже дал первый набросок такого построения в своем «Der logische Aufbau der Welt» (1928).

Первоначально – и вполне естественно! – члены Венского кружка полагали, что искомый базис достоверности образуют чувственные переживания. Кажется, это действительно так: то, что я сейчас переживаю боль или вижу красную розу, или вдыхаю аромат душистого перегноя, для меня абсолютно достоверно и несомненно. Мои чувственные переживания – вот та прочная несомненная основа, на которой я могу строить или к которой сводить все остальное мое знание. То, что можно вывести из чувственных переживаний или свести к ним, то и является достоверным, на это и можно полагаться. Ну а если какие-то идеи, утверждения, теории никак не связаны с чувственными переживаниями, то они не только сомнительны и ненадежны, они попросту лишены смысла. Такая позиция была характерна для «Aufbau» и для первых номеров «Erkenntnis». Ее следы еще отчетливо видны в блестящей статье Карнапа «Физикалистский язык как универсальный язык науки» («Erkenntnis», Bd. 2, 1932), на которую ниже ссылается Нейрат.

Но здесь возникает первое затруднение, которое было быстро осознано членами Венского кружка…

Протокольные предложения 1

Отто Нейрат



Познание требует, чтобы в едином языке единой науки формулировки становились все более точными. Однако ни один термин единой науки не свободен от неточности, ибо все термины сводятся к терминам, из которых состоят протокольные предложения, а неточность последних сразу же бросается в глаза каждому.

Мысль об идеальном языке, состоящем только из простых атомарных предложений, столь же метафизична, как и мысль о демонах Лапласа. Научный язык, последовательно построенный из символических формул, нельзя рассматривать как приближение к такому идеальному языку. Предложение «Отто видит разгневанного человека» является менее точным, чем предложение «Отто видит, что термометр показывает 24 градуса», поскольку выражение «разгневанный человек» труднее точно определить, чем выражение «термометр показывает 24 градуса». Однако сам термин «Отто» во многих отношениях неточен. Поэтому предложение «Отто наблюдает» можно было бы заменить предложением «Человек, хорошая фотография которого находится в картотеке в ящике 16, наблюдает». Однако термин «фотография, находящаяся в картотеке в ящике 16» все еще не заменен набором математических формул, однозначно соподчиненным некоторой системе математических формул, замещающим слова «Отто», «разгневанный Отто», «дружелюбный Отто» и т.д.

Изначально нам дан исторический тривиальный язык с совершенно неточными и неанализируемыми терминами («Ballungen» ).

Мы начинаем с того, что очищаем этот тривиальный язык от метафизических элементов и приходим к физикалистскому тривиальному языку. Причем на практике список запрещаемых для употребления слов может оказаться весьма полезным.

Наряду с этим имеется физикалистский научный язык, который мы с самого начала можем считать свободным от метафизики. Этот язык имеется у нас только для определенных наук, даже для частей отдельных наук.

Если мы хотим построить единую науку нашего времени, то должны связать термины тривиального и научного языков, ибо на практике термины этих двух языков пересекаются. Существуют некоторые термины, используемые только в тривиальном языке, есть термины, входящие только в научный язык и, наконец, термины, встречающиеся в обоих языках. Поэтому в научном сочинении, относящемся к общей области единой науки, можно использовать лишь некоторый «жаргон», включающий в себя термины обоих языков.

Мы надеемся на то, что каждое слово физикалистского тривиального языка можно заменить терминами научного языка, точно так же, как термины научного языка можно сформулировать с помощью терминов тривиального языка. Последнее не совсем привычно для нас и иногда отнюдь не легко. Средствами языка банту кое-как еще можно выразить идеи Эйнштейна, но не Хайдеггера, если только не совершать насилия над немецким языком…


Продолжение следует