«Наука и вненаучное знание» в курсе философии науки

Вид материала

Документы

Содержание А.Л. Никифоров Н.И. Мартишина. Тема «Наука и вненаучное знание» в курсе философии науки

Подобный материал:

• Вненаучное знание и современный кризис научного мировоззрения, 416.02kb.
• Тематика лекций для аспирантов, по специальности Химия Введение (4 ч.), 99.04kb.
• Знание вообще возникает и называется философией, в недифференциированом виде. До разделения, 34.82kb.
• Доклад на тему: «Взаимодействие философии и частных наук (метафизическая, натурфилософская, 152.34kb.
• Концепция исследовательских программ И. Лакатоса. Концепция личностного знания М. Полани., 83.28kb.
• Тематика лекций раздел философия и наука в системе культуры 14 ч. Лекция, 1264.31kb.
• 1. Связь истории и философии науки. Классификация наук. Естественные, социальные, гуманитарные, 4038.63kb.
• 1. Предмет философии науки. Наука и современный мир, 2823.97kb.
• Примерные вопросы к кандидатскому экзамену по Истории и философии науки, 33.95kb.
• Темы рефератов для сдачи экзаменов кандидатского минимума по «Истории и философии науки», 118.23kb.

А.Л. Никифоров

Я намеренно пишу слово «критика» в кавычках, ибо несмотря на суровый, порой даже грозный тон моих оппонентов, они, по сути дела, соглашаются со мной по всем существенным пунктам.

Ну, вот, скажем, В.Н. Порус прекрасно рассуждает о парадоксальности рациональности, о внутреннем разложении «цитадели рационализма», об изменении культурного контекста философии науки и т.п. Но ведь все это служит дополнительным подтверждением моего тезиса о том, что идеи Поппера остались в прошлом! Все мои оппоненты также согласились с тем, что принцип фальсифицируемости проблемы демаркации не решает, да и сама проблема была сформулирована упрощенно: нет четкой границы между наукой и ее окружением. Но все-таки, говорят они, нужно искать дополнительные критерии научности. Что я могу ответить? – Ищите, господа, может быть, что-нибудь и найдете!

В.Н. Порус упрекает меня в том, что я чрезмерно упростил фальсификационизм Поппера, что от «наивного» фальсификационизма шло движение к «утонченному» фальсификационизму и, в конце концов, - к методологии научно-исследовательских программ. Но ведь двигался Лакатош, а отнюдь не Поппер! Попперовский же фальсификационизм, с чем согласен и Порус, был отброшен уже его собственными учениками.

Интересны оценки попперовской схемы развития знания. М.А. Розов соглашается с тем, что эта схема «не универсальна», хотя и может подойти для описания некоторых эпизодов развития науки. Ну, с этим я спорить не буду. Важнее другое. М.А. Розов мимоходом, как нечто само собой разумеющееся, замечает, что «кумулятивизм давно отброшен». Конечно, после появления работы Куна и обсуждения проблемы несоизмеримости мы стали осознавать, что научное знание растет не как кристалл или снежный ком. Однако мысль о том, что с течением времени – несмотря на научные революции, смену теорий, отбрасывание устаревших идей и даже фактов – научное знание все-таки увеличивается, растет, становится точнее и глубже, - эта мысль не отброшена и едва ли когда-нибудь от нее всерьез откажутся. Вопрос простой, но принципиальный: знаем ли мы сегодня об окружающем мире больше, чем знали античные греки, или они знали не меньше нас, но просто знали иное? Думаю, что и сам Поппер согласился бы с первым. Но это и означает признание кумулятивизма, пусть и не столь наивного, как раньше.

Я утверждал, что схема Поппера не выражает развития и роста знания, поэтому ему не удалось решить главную проблему, которую он перед собой поставил. Но «разве изменение наших проблем и изменение наших теорий не является свидетельством роста наших научных знаний?» - патетически спрашивает В.Н. Садовский. Прошу прощения, но вынужден напомнить уважаемому Вадиму Николаевичу, что изменение еще вовсе не означает развития и роста: думаю, за последнее десятилетие мы с ним довольно сильно изменились, но вряд ли это изменение является свидетельством нашего роста и развития. Что же касается «методологических принципов эволюционной эпистемологии», то я о них, конечно, слышал, поскольку несколько лет трудился в секторе эволюционной эпистемологии. Тем не менее, мне трудно понять, какое отношение к теории научного знания имеет попперовское расплывчатое истолкование понятия знания.

Короче говоря, в рассуждениях моих оппонентов я не нашел каких-либо серьезных аргументов против высказанных мной тезисов. Думаю, что в основном они с ними согласны, а вступили в спор только потому, что усмотрели в моем выступлении попытку как-то принизить значение работ Поппера для философии науки. М.А. Розов даже упрекает меня в противоречии. Но у меня не было такого намерения! Я высоко ценю работы этого блестящего мыслителя и считаю, что вместе с Р. Карнапом, Л. Витгенштейном, Т. Куном, П. Фейерабендом он внес значительный вклад в развитие философии науки ХХ в. Но этот вклад, как мне представляется, остался в прошлом. В.Н. Порус предлагает рассматривать конструкции Поппера как «строительные леса» (этот образ навеян, по-видимому, Витгенштейном). Я вполне с этим согласен и предлагаю отбросить эти «леса» как исполнившие свою функцию. Впрочем, если у моих оппонентов действительно есть что сказать о жизни идей Поппера в XXI веке, они могли бы организовать написание труда о Поппере – с анализом, критикой, защитой и развитием его идей. Боюсь, правда, что такой труд оставит публику совершенно равнодушной.

Я благодарен В.Н. Порусу, М.А. Розову и В.Н. Садовскому за то, что они обратили внимание на мои заметки о Поппере и критически оценили их. Думаю, нелицеприятные и дружеские дискуссии такого рода чрезвычайно полезны для развития философии. Однако я вижу какую-то иронию в том, что в нашей дискуссии о Поппере по-видимому только я и остался на позициях фальсификационизма: раз идеи Поппера уже обнаружили свою несостоятельность, их следует считать фальсифицированными и отбросить.