5/2004 = Дорогие читатели!

Вид материала

Документы

Содержание Насколько безопасно хранится атомное оружие Пакистана? Цена безопасности Критикующая Европа Богоизбранная страна Европа как противовес Европейская безопасность

Подобный материал:

• 3/2004 = Дорогие читатели!, 2152.28kb.
• Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
• 4/2004 = Дорогие читатели!, 2380.54kb.
• 6/2004 = Дорогие читатели!, 1264.03kb.
• 2/2004 = Дорогие читатели!, 3176.46kb.
• Дорогие читатели!, 1261.22kb.
• Дорогие читатели! Вы держите в руках праздничный номер литературно-художественного, 221.38kb.
• Содержание: Обзоры и рецензии стр. 3-12, 276.96kb.
• Дорогие читатели!, 1764.59kb.
• Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.

.


Карл-Хайнц Камп,

координатор по вопросам политики безопасности,

Фонда им. Конрада Аденауэра,

Берлин


Насколько безопасно хранится атомное оружие Пакистана?


Генеральный директор Международного агентства по атомной энергии Мухаммед аль Барадеи предупреждал несколько месяцев назад в германской прессе: «Атомная война приближается» (1). При этом египетского дипломата беспокоит не столько возможность конфликта между двумя ядерными державами, сколько угроза того, что ядерное оружие или делящийся материал, годный для создания бомбы, попадет в руки преступных режимов или международных террористических группировок. В результате в горячих точках планеты могут возникнуть ядерные кризисы. Тогда нельзя будет исключить терактов с применением радиоактивных веществ и даже работающих ядерных боеголовок.

Одним из государств, вызывающих беспокойство в связи с ядерной угрозой, является Пакистан. Эта страна в течение многих лет выполняла собственную ядерную программу и располагает теперь значительным арсеналом ядерного оружия. В течение долгого времени в мире опасались возникновения ядерного конфликта между Пакистаном и соседней Индией, теперь же возникли сомнения в стабильности режима президента Первеза Мушаррафа. Демонстративное союзничество Исламабада с США после 11 сентября 2001 года и поддержка Пакистаном американской войны против талибов в Афганистане навлекли на Мушаррафа волну внутриполитической критики. Значительная часть пакистанского населения и военных положительно относятся к идеологии радикального исламизма, воспринимая поддержку Соединенных Штатов как безбожие и предательство. Хотя президент по-прежнему уверенно стоит во главе государства, многие считают его марионеткой Вашингтона. Все это привело к тому, что в апреле 2002 года было совершено покушение на жизнь Мушаррафа, за которым последовали еще два в декабре 2003 года. Совсем недавно радикальные исламисты предприняли попытку убить бывшего премьер-министра Пакистана Шауката Азиза. Из заявлений покушавшихся следовало, что этот акт также был направлен против проамериканской политики руководителей пакистанского государства.

Но что было бы, если бы убийцы достигли своей цели и Мушарраф пал жертвой покушения? Насколько велика опасность того, что в результате переворота в Пакистане ядерное оружие попадет в руки исламских экстремистов?

В 1972 году президент Пакистана Зульфикар Али Бхутто заложил основу национальной ядерной программы. Стремление к обладанию ядерным оружием, поначалу неявное, резко усилилось после первого испытания индийского ядерного оружия, проведенного в 1974 году. Годом позже проектом стал руководить специалист по ядерному оружию Абдул Кадер Хан (подвергнутый в начале 2004 года опале), который продвинул его далеко вперед. Физик Хан получил образование в Германии, затем работал в Нидерландах на урановый консорциум «УРЕНКО». Там он занимался переводом секретных материалов по обогащению урана, что позволило ему получить специальные знания в области производства оружейных делящихся материалов. Необходимое оборудование было закуплено в Европе и США через подставные фирмы, которые указали совсем иные цели его использования. Финансирование частично взяла на себя Ливия, поскольку ливийский лидер Муаммар Кадафи хотел поддержать идею создания «исламской бомбы». Существенную помощь оказал Пакистану и Китай, который передал не только чертежи и схемы ядерных боеголовок, но и узлы реакторов и центрифуг, необходимых для обогащения урана.

С 1985 года Пакистан был в состоянии производить оружейный уран-235, а годом позже у него уже было достаточно делящегося материала для создания ядерного оружия. Свой ядерный статус Пакистан подтвердил, однако, лишь в мае 1998 года, осуществив несколько подземных взрывов, после того как свое ядерное оружие испытала Индия.

По оценкам специалистов Пакистан произвел на сегодняшний день от 600 до 800 кг высокообогащенного урана. Предполагается, что Пакистан изготовил на этой основе до 40 боеголовок, так что его ядерный потенциал, вероятно, выше, чем у Индии. Параллельно с созданием боеголовок исламабадское правительство форсировало разработку систем их доставки. В настоящее время Пакистан располагает ракетами средней дальности, а также французскими самолетами «Мираж», способными нести ядерные заряды.

Пакистан постоянно уделял большое внимание вопросам ядерной безопасности – не в последнюю очередь, потому что его руководство опасалось нападений индийских спецподразделений на ядерные объекты или места хранения ядерного оружия. Наряду с повышенной секретностью и охраной защита ядерного арсенала обеспечивалась за счет раздельного хранения отдельных компонентов – прежде всего боеголовок и систем доставки. Да и сами боеголовки не были смонтированы – т.е. урановые заряды хранились отдельно от прочих узлов и взрывных механизмов. В прошлом Пакистан не имел современных систем безопасности, обеспечивающих электронную блокировку ядерного оружия.

В 2000 году президент Мушарраф учредил «National Command Authority» (NCA) – организационную структуру, во главе которой стоит президент и которая принимает решения по вопросам разработки и возможного применения ядерного оружия. В состав NCA входят руководители военных ведомств, среди них министр обороны, начальник генерального штаба, командующие родами войск Пакистана.

Опасения

Особое беспокойство в плане безопасности вызывает сама конструкция пакистанского ядерного оружия. В то время как индийская ядерная программа основана на плутонии, пакистанские ядерные боеголовки содержат высокообогащенный уран. В отличие от плутония, урановое оружие приводится в действие относительно просто, так что этими технологиями могут овладеть технически малоразвитые государства и даже террористические организации.

Следует отметить, что по окончании «холодной войны» внимание международной общественности сначала было приковано к ядерному арсеналу бывшего СССР, поскольку существовала опасность неконтролируемого распространения оружия и ядерного ноу-хау из этого региона.

Но после террористических атак Усамы бен Ладена на Нью-Йорк и Вашингтон и операции США против режима талибов в Афганистане в центре внимания вдруг оказался Пакистан. Хотя армия и секретные службы этой страны гарантируют безопасность пакистанского ядерного оружия, хорошо известны их тесные связи с исламскими экстремистами. Пакистанская секретная служба ISI (Inter Services Intelligence) в 80-е годы пользовалась поддержкой американского ЦРУ как инструмент борьбы против советских оккупационных сил в Афганистане. На этой основе возникли тесные взаимосвязи между ISI, талибами и террористической организацией «Аль-Каида». То же самое относится и к пакистанским военным, многие из которых помогали укрыться в Пакистане талибам, бежавшим из Афганистана. Кроме того, в Пакистане действует несколько близких к «Аль-Каиде» организаций, таких как «Харкат аль Муджахедин» (HUM) или «Джаиш э Мохаммед» (JEM). Имеется информация о том, что представители пакистанского правительства не раз заранее предупреждали эти организации о предстоящих облавах или блокировании банковских счетов, они пользуются также немалой поддержкой со стороны населения(2). Наряду с армией и секретными службами Пакистана тесные контакты с исламистами-радикалами поддерживают также видные ученые-ядерщики. Есть данные о том, что представители «Аль-Каиды» в годы правления талибов просили пакистанских ядерщиков оказать им поддержку в деле создания ядерного оружия в Афганистане (3).

Президент Мушарраф, понимая серьезность ситуации, приказал перед началом американских бомбардировок Афганистана переместить пакистанское ядерное оружие в шесть неизвестных мест хранения. В структурах, занимавшихся реализацией ядерной программы, был также предпринят ряд кадровых перестановок. Пресса писала о том, что президент даже не исключал возможности временного хранения боеголовок в Китае, чтобы исключить доступ к ним экстремистов.

Меры США

С проблемами ядерной безопасности Пакистана Вашингтон столкнулся еще до катастрофы 11 сентября. В 2000 году Мушарраф попросил Соединенные Штаты оказать Пакистану техническую помощь в обеспечении безопасного хранения ядерного оружия. США обладают большим опытом разработки систем безопасности – так называемых «Permissive Action Links» (PAL) -, которые надежно блокируют ядерное оружие и могут быть отключены лишь с помощью сложных цифровых кодов с санкции президента.

Правительство Билла Клинтона отказалось поставлять Пакистану системы PAL и другие технические средства безопасности, заявив, что иначе оно признало бы ядерный потенциал Пакистана, что послужило бы основой для его международной легитимации. Кроме того, Пакистан не подписал Договор о нераспространении ядерного оружия, так что Вашингтон, передав ему важные технологии, нарушил бы действующее международное законодательство.

После того как президент Джордж В. Буш принял решение о военном свержении правительства талибов в Афганистане, ядерная проблема Пакистана приобрела новую остроту. Поначалу Вашингтон склонялся к тому, чтобы оказать запрашиваемую техническую помощь. Но очень скоро стало ясно, что в связи с обострением ситуации в регионе этого оказалось бы недостаточно. Технические защитные системы предполагают наличие работающих государственных структур и надежных процедур принятия решений – например, соблюдения порядка передачи цифровых кодов. Если же из-за внутренних распрей рухнет весь режим, то повстанцы или захватившие власть военные могли бы завладеть как самим оружием, так и механизмами его разблокирования.

Американцы были, таким образом, заинтересованы в получении более или менее прямого доступа к пакистанскому ядерному оружию, чтобы в случае крайней необходимости его можно было бы заблокировать или вывезти из страны. Для этого, однако, было необходимо согласие пакистанского правительства, которое должно обеспечить доступ к местам хранения оружия. Это требовало, в свою очередь, строжайшей секретности, поскольку прямая выдача пакистанского ядерного арсенала вызвала бы волну протестов. Не только экстремистские круги стали бы тогда упрекать президента Мушаррафа в том, что он выпустил из рук «меч ислама» и окончательно перешел на сторону Запада.

Возможными представляются два пути к получению Вашингтоном контроля над ядерным арсеналом Пакистана. Во-первых, главные элементы ядерного оружия – урановый заряд (pit) или взрывной механизм – можно было бы оснастить передатчиками, с помощью которых оба правительства всегда могли бы определить местонахождение оружия, так чтобы его похищение или несанкционированное перемещение не могло остаться незамеченным. Такие технологии, называемые «tagging», давно используются в сфере контроля над вооружениями, ими располагают также другие ядерные державы. Но и в этом случае возникает вопрос надежности столь сложных технических решений в условиях «талибанизации» пакистанской армии и ядерной элиты. Специалисты из этих кругов, очевидно, могли бы удалить защитные механизмы или отделить главные элементы ядерного оружия от передатчиков, чтобы передать их террористическим организациям или самостоятельно разблокировать.

Степень безопасности была бы намного выше, если охрана ядерных зарядов была бы непосредственно поручена американским спецподразделениям. В случае переворота в Пакистане они смогли бы либо защитить ядерное оружие, либо привести его в негодность. В годы «холодной войны» к американским ядерным хранилищам вне США были прикомандированы так называемые «destruction teams», которые должны были разрушить ядерное оружие, если бы ситуация в соответствующей стране вышла из-под контроля. В начале 90-х годов такие методы обсуждались также Вашингтоном и Москвой в рамках американских усилий по обеспечению безопасного хранения ядерного оружия бывшего СССР. Тогда предлагалось разместить американскую спецохрану в российских хранилищах ядерных боеголовок, подвергавшихся наибольшей опасности. Благодаря системе, названной «fence within a fence», американские специалисты обеспечили бы безопасность ядерного оружия, не имея при этом возможности вывезти его из хранилища против воли российского персонала.

Официальной информации о том, какой формы доступа добились США, не имеется. В то же время можно проследить американскую стратегию угроз и поощрений, которая, очевидно, оказалась эффективной. В октябре 2001 года госсекретарь США Колин Пауэлл предложил во время визита в Пакистан широкую поддержку в деле обеспечения безопасности пакистанского ядерного оружия. Предложенные меры предполагали, очевидно, широкий контроль над ядерным сектором Пакистана, поскольку Мушарраф отклонил это предложение, опасаясь утратить свободу действий в ядерной сфере(4). Через несколько дней в прессе появились сообщения о том, что американские спецподразделения вместе с израильтянами готовятся к тому, чтобы в чрезвычайной ситуации взять пакистанское ядерное оружие под свой контроль и вывезти его из страны.

В ноябре министр иностранных дел Пакистана Абдул Саттар заявил о том, что американское предложение принято и что пакистанские эксперты получают информацию о мерах, принимаемых Соединенными Штатами. Эта формулировка позволяет сделать вывод о том, что США была предоставлена большая свобода действий в отношении пакистанского ядерного арсенала. Вскоре Саттар зачитал заявление о том, что пакистанское ядерное оружие находится под «надежным опекунским контролем, исключающим случайное применение» («foolproof custodial control»), не объяснив при этом, кто является «опекуном» (5). Эта формулировка также привлекла к себе внимание общественности и была истолкована в том смысле, что США получили доступ к пакистанскому ядерному оружию (6).


Цена безопасности

Действительно ли Пакистан полностью уступил Соединенным Штатам право распоряжаться своим ядерным оружием – неизвестно. Но доступ, полученный американцами, очевидно, очень широк. В глаза бросается спокойствие, которое теперь обрело правительство США: если до конца 2001 года этот вопрос был для Вашингтона приоритетным, то в настоящее время – несмотря на все покушения на представителей пакистанского правительства – он практически не поднимается. В ходе пресс-конференции в январе 2004 года президент Буш ответил на вопрос о том, безопасно ли хранится ядерное оружие Пакистана, лаконичным «да» и сразу же сменил тему. Представители индийского правительства с тех пор также весьма оптимистично высказываются в отношении кризисной стабильности ядерного комплекса Пакистана.

Очевидно, Вашингтон добился своей цели с помощью угроз в сочетании с конкретными уступками. И все же цена договоренности высока. Пакистан получит от Америки экономическую помощь в размере трех миллиардов долларов, 700 миллионов из которых Конгресс выделил уже в июле 2004 года. За последние годы Пакистан превратился, кроме того, из государства-изгоя в уважаемого союзника США, хотя диктаторский характер режима не подлежит сомнению. Кроме финансовых затрат, Вашингтон наверняка пошел еще и на политические издержки. США должны обеспечить, чтобы Индия, ядерный сосед и заклятый враг Пакистана, не попыталась воспользоваться его ядерной слабостью. При этом гарантии безопасности для Пакистана не должны ущемлять роль Индии как партнера США (и крупнейшей в мире демократии). Наконец, американская активность в ядерном комплексе Пакистана юридически небезупречна с точки зрения Договора о нераспространении ядерного оружия.

Но высокие издержки оправдываются огромной пользой: безопасность ядерного потенциала нестабильного режима в одном из политически самых взрывоопасных регионов мира можно считать в значительной мере обеспеченной.


Примечания

1 Ср.: Der Spiegel, ¹ 5/2004, с. 104.

2 Ср.: Suboth Atal, Extremist Nuclear Pakistan: An Emerging Threat, Policy Analysis, Cato Institute, Washington DC, 5.3.2003.

3 Ср.: Terrorists courted nurclear Scientists, in: USA Today, 12.11.2001.

4 Ср.: David Albright, Securing Pakistan's Nuclear Weapons Complex, Institute for Science and International Security, Washington, DC, 2001.

5 Ср.: Ramindar Singh, Covering September 11 and its Consequences, Joan Shorenstein Center, Harvard University, Cambridge, MA, 2002.

6 Ср.: Are Pakistans Nuclear Weapons Now Under US Control?, in: The Hindustan Times, 30.9.2002.


Проф. Марша Пэлли,

читает курс культурологии в Стейнхардтской школе при Нью-Йоркском университете


Сделай лучше, Европа!

Американский призыв к более активной вовлеченности Европейского Союза в глобальную политику


20 июня 2003 года Европейский Союз принял стратегический документ «Безопасная Европа в лучшем мире» (1), послуживший в декабре того же года основой для формирования его новой политики безопасности. Какую политику будет проводить ЕС после окончания дискуссии на эту тему? Ниже я предлагаю вектор для проведения этой политики и призываю Европейский Союз действовать, а не только реагировать на акции США. Это парадоксальное требование в устах американки, поскольку если бы европейцы к ней прислушались, они бы проигнорировали ее требование. Я не знаю, как можно избежать этой парадоксальности, но могу объяснить, как я до нее дошла.

Предыдущая дискуссия о безопасности Европы и в более широком смысле о ее глобальной роли была важной, насущной и в то же время недостаточной. Дело ведь не в том, будет ли политика ЕС по укреплению собственной безопасности успешной или неудачной, а в том, что он не пытается при этом разобраться в долгосрочных причинах нищеты, унижения и насилия. Столь же мало этим занимается и американская политика (2). Соединенные Штаты терпят здесь крах, поскольку они постоянно рвутся в драку и отважно ищут только быстрые решения. ЕС не способен разобраться в причинах, потому что чрезмерно занят самим собой, его политика парализована, и он не может избавиться от роли вассала США, которую взял на себя после второй мировой войны. Европейская пассивность привела уже к порочной поляризации: левые силы и «зеленые» утверждают, что долгосрочные причины описанных выше явлений относятся к компетенции США, поэтому Европа должна от них отбояриваться. Правоцентристские силы разочарованы бездействием ЕС на международной арене, но считают, что Америка хоть что-то делает. Таким образом, США заняты многочисленными мировыми проблемами, а долгосрочные причины упомянутых мной явлений остаются практически вне поля зрения.

Соединенные Штаты вряд ли обратят на них внимание. Среди всех стран «первого мира» их отличает то, что в силу исторических причин и собственных подходов к мировой политике они не склонны мыслить долгосрочными категориями. Американские планы Доджа и Маршалла, рассчитанные на длительные периоды, служили сдерживанию советской угрозы в известных границах. Однако прежняя и последующая американская политика наводит на мысль о том, что анализом сущностных причин США занимались в лучшем случае спорадически. С другой стороны, Евросоюз мог бы обратиться к этим долговременным причинам, если бы захотел сам соответствовать тем критериям, которые использует в своей критике Америки. Такое развитие событий возможно, и не только потому, что либеральная демократия зародилась в Европе, но и потому, что переговоры, которые были необходимы для развития ЕС, заставили его более внимательно относиться к долгосрочным проблемам и отточили мастерство договариваться. Принимая во внимание все то насилие, которое было в истории Европы, можно сказать, что она знает нечто, чего не знают Соединенные Штаты: она имеет представление о границах насилия. Конечно, Евросоюзу рискованно, сложно, накладно заниматься анализом долгосрочных причин глобальной нищеты, но альтернативы ему в мире не существует. Возможно, когда-нибудь Китай заявит во всеуслышание о своих глобальных интересах, какими бы они ни были, но до этого дня пока еще очень далеко.

Критикующая Европа

Европейская антипатия к невежественной эффективности и нетерпимому материализму американцев существует со времен европейской иммиграции в США. Мартин Ховард-младший писал в 1764 году Бенжамину Франклину, что «колонисты сделали карикатуру на порядок и правительство». А Алексис де Токвиль высокомерно заявлял примерно в 1830 году, что «демократические социальные условия и институты Америки подвигают большинство людей к последовательной активной деятельности, однако привычки, полезные для действия, не всегда полезны для мышления». Ридьярд Киплинг жаловался на то, что американский патриотизм «не знает ничего святого и настолько же хвастлив, сколь и неистов». В 2002 году голландцы причислили американцев к самым нелюбимым иностранцам, а англичане сочли в 2003 году, что Америка является самой опасной страной в мире (3).

Некоторые элементы европейской критики продиктованы неприязнью, но многие наблюдения европейцев верны, прежде всего их осуждение агрессивности, присущей политике, социальным нормам и экономике Соединенных Штатов. Эта агрессивность не исчезнет и в том случае, если в Белый дом вселится президент-демократ. Я не хочу сказать тем самым, что в американской смеси субкультур и ментальностей нет других течений, а хочу лишь подчеркнуть: агрессивность часто проявляется и часто является определяющим фактором. Америка – «крутая» страна, в которой приходится жить и с которой необходимо уживаться. Если рассматривать первую и вторую мировую войны как отдельные события, то получится, что Соединенные Штаты 235 раз прибегали в своей истории к применению военной силы. На заре своего существования они сражались в наполеоновских войнах против Франции и Великобритании. В 1813 году послали войска на Маркизские острова, в 1815 году - в Триполи и Алжир, в 1822 году - в Тихоокеанский регион, а в самый трудный период Гражданской войны - в Японию и Китай. Они устроили 1250 сражений с населявшими континент индейскими племенами, и все это до проявления имперской политики Америки в 1898 году (4). Европейцы верно подмечают, что 48% американских избирателей хранят дома винтовки и карабины, причем чем выше у американцев уровень достатка и образования, тем чаще они владеют оружием. Каждые двадцать минут один американец гибнет от применения огнестрельного оружия.

Если взять сферу экономики, то на США приходится свыше 30% валового внутреннего продукта планеты, хотя население страны составляет лишь 5% от мирового. В число 100 крупнейших мировых компаний входит 51 акционерное общество, 47 из них - американские. Суммарный доход 1% домохозяйств на вершине американской общественной пирамиды больше, чем доход 40% домохозяйств у ее подножия. Их богатство превышает совокупное богатство 95% домохозяйств внизу пирамиды. 12% американцев живут ниже уровня бедности, из них 20% дети. Оба показателя в два раза выше, чем в Европе. Из всех 22 стран-доноров Америка оказывает самую скромную помощь развивающимся странам(5). Она составляет 0,17% от американского ВВП или 16,8 миллиарда долларов, причем четверть этой суммы используется на военные цели. Таким образом, на проекты по оказанию помощи остается лишь 0,13% от ВВП, или 13 миллиардов долларов (6). Население США составляет 5% от мирового, но его доля в мировой эмиссии парниковых газов достигает 25%. Потребление бензина в Америке в десять раз превышает среднемировой уровень. В Японии в расчете на каждую единицу ВВП, выраженную в долларах, затрачивается лишь половина энергии, используемой на те же цели в США, в Европе - две трети.

В тюрьмах Америки сидит четвертая часть всех заключенных мира. У нее самые высокие показатели преступности, и она применяет смертную казнь столь интенсивно, как никакая другая промышленно развитая страна в мире. В американских тюрьмах отбывают наказание свыше двух миллионов человек. Соединенные Штаты отказываются поставить свою подпись под протоколом об усилении Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания от 1987 года. Когда всплыли факты пыток американцами иракских и афганских заключенных, правительственные юристы убеждали в своих статьях, что США нет нужды придерживаться как международных, так и национальных запретов на пытки (7). США не стали членом Международного уголовного суда, равно как и не подписали Протокол к Декларации о защите женщин и детей в чрезвычайных обстоятельствах и в период вооруженных конфликтов, Конвенцию о правах ребенка и Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (8).

Соединенные Штаты располагают самым большим в мире арсеналом оружия массового уничтожения. Они отвергли положения об осуществлении Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) оружия и токсинного оружия и об их уничтожении от 1972 года. При президенте Клинтоне они отказались присоединиться к Конвенции о запрещении применения, накопления запасов, производства и передачи противопехотных мин и об их уничтожении. Их оборонный бюджет был в 2003 году больше, чем у любой из следующих за ними 25 стран. Только бюджет Пентагона составляет 450 миллиардов долларов, а если добавить сюда бюджеты всех других относящихся к военной области ведомств, получатся все 786 миллиардов долларов (9). Соединенные Штаты содержат 647 военных баз по всему миру, их специальные силы размещены в 170 странах. В Стратегии национальной безопасности президента Буша от 2002 года провозглашается намерение Америки сохранять военное превосходство и принимать меры против любой группировки, создающей угрозу политическим или экономическим интересам США.

Богоизбранная страна

Объяснение этого негативного баланса таится в кальвинистском прошлом Соединенных Штатов, когда жизнь понималась как манихейская борьба между добром и злом, а Америка рассматривалась как богоизбранная страна. Другие объяснения связаны с историей заселения «дикого Запада» или страхом белых людей перед мятежом черных, породившим ментальность недоверия и экспансионистскую воинственную позицию отпора. Эта последняя оценка приобрела популярность благодаря ставшим бестселлерами книгам Майкла Мура, но ни одна их этих характеристик не является по-настоящему удовлетворительной. В сравнении с Северной Европой, где сегодня часто критикуют американскую агрессивность, кальвинистские традиции выражены в США сравнительно слабо. Миролюбивая политика Канады и Австралии позволяет сделать вывод о том, что опыт в недавнем прошлом пограничных стран не обязательно должен автоматически вести к агрессии.

Гораздо важнее то, что эти теории отражают оптимистический взгляд на вещи. Они позволяют предположить, что американская воинственность обусловлена одним из негативных факторов прошлого, который нация способна изжить. Но на самом деле американская агрессивность не является наследием тяжелого прошлого, от которого можно было бы избавиться. Она порождена знаменитой жизненной силой, мобильностью и духом предпринимательства, которым мы обязаны конституциями, пенициллином, «Майкрософтом» и «завтраком у Тиффани». Агрессия в новейшей европейской истории завела в пропасти национал-социализма и сталинизма. В сознании американцев агрессия превратила их континент в лучшее место на земле, где каждый может стать кузнецом своего счастья. Несмотря на шок от событий 11 сентября 2001 года и стагнацию, 19% американцев считают себя супербогачами (реально к сверхбогатым относится 1% населения), а 20% убеждены в том, что они также вскоре пробьются в эту группу. 81% студентов заявили, что они будут когда-нибудь богаче своих родителей, а 59% выразили уверенность в том, что станут миллионерами (11). Америка настолько плодовита, что сама рождает даже своих критиков от Наума Хомского до «Wag the Dog» и Майкла Мура.

Деятельная агрессивность Америки не исчезнет просто так, поскольку добивающаяся успеха сила не уходит со сцены. Или, как с достоинством выразился Генри Киссинджер: «В начале нового тысячелетия Соединенные Штаты Америки обладают таким превосходством, которого никогда не достигали даже величайшие империи прошлого» (12). Европейские политики с сожалением говорят о сравнительно небольшой американской помощи развивающимся странам и незаинтересованности США в международных соглашениях. Это и в самом деле прискорбно. Ну, и что с того?

Европа как противовес

Нынешняя позиция Европейского Союза позволяет ему сделать две вещи: он может использовать свой исторический опыт и способности, сформировавшиеся в ходе переговоров об интеграции, для устранения долгосрочных причин мировых проблем и стать противовесом Соединенных Штатов. Под противовесом здесь понимается не внушающее подозрения равновесие сил соперников, которое неоднократно кончалось войнами, а скорее договоренность об интересах не соперничающих друг с другом держав, которая предотвращает экстремизм и служит контролю за всеми сторонами - как США, так и ЕС со всеми их экономическими и политическими целями. В течение длительных периодов Нового времени прямые и косвенные переговоры между правительствами и гражданами определялись попытками сбалансировать интересы. Проблема беспрецедентной по своим масштабам американской мощи состоит как в том, что она американская, так и в том, что она уникальна и не контролируется в достаточной степени. Но производственная активность, вызванная торговлей между Соединенными Штатами и Европейским Союзом, стала движущей силой экономики всей планеты. США не могут ныне игнорировать меры, которые принимает ЕС, и воротилы финансовых рынков сознают этот факт столь же хорошо, как и американские политики (13).

Однако баланс свершений ЕС как в его качестве противовеса США, так и в подходе к глобальным проблемам производит до сих пор двойственное впечатление. Евросоюз «проспал» годы войны в бывшей Югославии, игнорировал Афганистан в 90-х годах и сегодня мало что делает для решения проблем Судана, урегулирования палестино-израильского конфликта или конфликта в Бирме. И это лишь некоторые примеры. Он защищает своих товаропроизводителей за счет стран «третьего мира» (14). Как и США, Европейский Союз торговал с Саддамом Хусейном. С учетом этих фактов кажется, что критика ЕС в адрес Соединенных Штатов продиктована неприязнью. Однако в отличие от рабов из известной притчи Фридриха Ницше Европа богата, поэтому возникает впечатление, что она сама ободряюще хлопает себя по плечу, констатируя собственное бессилие в гуманитарной области, и в то же время обогащается на этом. Конечно, европейцы не кривят душой, критикуя США. Однако поскольку критика используется как повод уклониться от эффективных глобальных действий, планета остается на попечении американцев - со всеми преимуществами и недостатками, которые несет с собой их агрессивный курс на обеспечение собственной безопасности.


Препятствия

Если Европейский Союз намерен проводить политику с учетом его собственной критики в адрес Соединенных Штатов, он не может по-прежнему отсиживаться в стороне или коснеть в своем мировоззрении, согласно которому США могущественны, однако себялюбивы, а он сам зависим, но мил. По глупому стечению обстоятельств Евросоюз должен будет выступить на мировую арену в то время, когда еще не все устроено в его собственном доме. Уже приводились различные резоны, по которым он не может это сделать. Первая из названных причин сводится к тому, что будучи обремененным комплексными внутренними проблемами, ЕС не располагает в достатке ресурсами, чтобы действовать где-то в других местах. Он страдает от безработицы, слабого экономического роста и оттока капиталов в страны с низким уровнем оплаты труда. В довершение всего на него тяжелой ношей ложится интеграция 10 стран-новобранцев. Но тяжелые внутренние проблемы будут существовать всегда, и их всегда можно использовать как отговорку, чтобы не браться за глобальные проблемы. ВВП Евросоюза сравнялся с американским, но какие бы события ни происходили после второй мировой войны, Соединенные Штаты никогда не позволяли себе роскоши ссылаться в оправдание своего изоляционизма на национальные проблемы.

Вторая причина кроется, по-видимому, в том, что ЕС не достиг еще той степени единения, которая позволяет разрабатывать самостоятельную внешнюю политику. Чего у него нет, так это идентичности. Однако дело даже не столько в европейской самобытности, сколько в вопросе о том, как должен выглядеть европейский проект. Колонисты, одолевшие самую могущественную державу XVIII-го столетия, считали себя не американцами, а гражданами штата Виргиния, штата Пенсильвания и так далее. У них не было также общего культурного прошлого, общих традиций, религии, общей политической системы или общего языка (15). Европейский Союз продвинулся сегодня в своем развитии дальше, чем Соединенные Штаты того времени. И формирование его самобытности будет зависеть от того, как он распорядится своими ресурсами.

В-третьих, приводится историческая причина. Согласно этой точке зрения, Европа отказалась от своего колониального и фашистского прошлого и на радостях тешится сознанием, что застрахована от рецидивов прошлого, коль скоро не вмешивается в дела других стран. Но при этом Европа путает действия с агрессией и избегает более активной вовлеченности в глобальные дела, ссылаясь на то, что не хочет вновь оказаться в роли угнетателя. Это страусиная внешняя политика: до тех пор, пока нам самим не приходится выводить войска, нам и дела нет до тех, кто гибнет. Такая позиция выглядит не как отречение от прошлого, а как его вытеснение и удобное ничегонеделание под прикрытием пацифизма. Европа, настаивающая на своем праве заниматься только внутренними вопросами, - это новый изоляционист, жалующийся в то же время на американскую империю. Но Европа не ведет себя как изоляционист и, подобно США, делает гешефты во всем мире. Таким образом, к пренебрежению своим долгом добавляется еще и лицемерие.

Особенно большую сдержанность по отношению к наднациональным проектам проявляет Германия, выработавшая после второй мировой войну «дискуссионнную культуру», как я ее называю, позволяющую избежать отклонения маятника в сторону политического экстремизма (16). Из этой послевоенной культуры вытекают укрепляющие ее усилия Юргена Хабермаса по утверждению практичного, либерального гуманизма в языке и коммуникации. Такая дискуссионная культура помогла Германии избежать экстремизма внутри страны и в Брюсселе. Но всему есть свои пределы. Правительства и неправительственные организации должны в конце концов действовать, ибо в противном случае усилится фрустрированность людей, и они станут выискивать себе новых вожаков и демагогов. В условиях нынешней экономической стагнации в Германии ощущается как фрустрированность, так и призывы к «новой метле», а во внешней политике дело дошло до пагубной поляризации. Не так давно на плакате перед Мюнхенским университетом можно было прочесть: «Ханс Айхель, политика экономии Брюнинга породила Гитлера. Выход - в новой Бреттон-Вудской системе по ла Рошу!». Диагноз, возможно, и верный, однако решение, предложенное правым популистом Линдоном ла Рошем, лишь вновь создает ту же самую проблему, а не устраняет ее. Германия, которая с недоверием относится к наднациональным акциям даже под предводительством ЕС, никогда не добьется «нормализации». Она так и останется в особой ситуации, в которой ее мрачное прошлое будет удерживать ее от совершения новых зверств.

Надо сказать и о том, что планы правительства Буша в отношении ЕС предусматривают для него роль ничегонеделания. В директивах оборонного планирования, на которых частично зиждется Стратегия национальной безопасности от 2002 года, подчеркивается, что Соединенные Штаты должны приложить все усилия к тому, чтобы «убедить потенциальных конкурентов не брать на себя более ответственную роль ... что США будут сохранять в своем арсенале механизмы, позволяющие отвращать потенциальных конкурентов даже от стремлений к более активной региональной или глобальной роли» (17).

Четвертый аргумент, выдвигаемый против активизации участия ЕС в мировых делах, постулирует, что «последствия» глобальных проблем затрагивают Европу напрямую. Правда, после мадридских терактов эта точка зрения, возможно, уже осталась в прошлом. Более весомым представляется вопрос о том, действительно ли «моральная» позиция Европы как партии мира необходима в мировых делах. Продолжительность войн, начавшихся после 1980 года, в три раза превышает длительность военных конфликтов, происходивших до этой даты. Миграция, болезни и терроризм стали трансграничными проблемами, о которых Жан-Франсуа Ришар - вице-президент Всемирного банка от Европы - сказал: «Комплексный характер многих глобальных проблем, не признающих границ, трудно совместить с территориальными иерархическими институтами, которые должны их решать, то есть с национальными государствами»(18).

В сравнении с национальными правительствами и неправительственными организациями у ЕС есть преимущество федерации и внушительные ресурсы: 450 миллионов жителей с самым высоким в мире уровнем образования. Население США составляет 270 миллионов человек, и в середине 90-х годов они отстали от ЕС по количеству научных публикаций и заявок на патенты. Евросоюз производит валовый национальный продукт в размере 10 триллионов долларов, который почти равен американскому. У него относительно умеренный внешнеторговый дефицит в размере 2,63 миллиарда долларов(19). У США сложился значительный структурный дефицит в торговле, и они каждый год прибегают к новым заимствованиям в размере 500 миллиардов долларов. Европейская норма сбережений составляет примерно 6,35%, американская – около 3% (20). Нынешний бюджетный дефицит США является самым большим в американской истории: в 2003 году он достиг 400 миллиардов долларов или даже 560 миллиардов долларов, если вычесть профицит, образовавшийся в бюджете системы социального страхования. Задолженность федерального правительства США составляет от 4,5 до 5,5 триллиона долларов, и 37% этих долгов приходится на инвесторов из-за океана (21).

Крис Паттен, комиссар ЕС по вопросам внешней политики, сказал однажды: «Я не настолько наивен, чтобы поверить в то, что если в Афганистане разбросать с самолетов 200 миллионов пакетов с гуманитарной помощью, то завтра там не останется и следа от терроризма. Однако я уверен в том, что существует взаимосвязь между глобальным неравенством, полной деградацией государств и насилием, нестабильностью и террором» (22). Конечно, воздействие экономики на развал государств и вспышки насилия определить достаточно сложно, но жизнеспособная экономика, похоже, действительно укрепляет процесс демократизации. Попытки демократизации в странах с годовым доходом на душу населения, не достигающим 1500 долларов, потерпели провал за восемь лет. В странах с годовым доходом менее 3000 долларов этот период растянулся на 18 лет. В странах, в которых годовой доход на душу населения превышает 6000 долларов, опасность провала демократических преобразований выражается в пропорции 1:500. Это соотношение действительно и по отношению к другим историческим эпохам (имеются в виду усилия по демократизации, предпринимавшиеся в XVIII и XIX столетиях), если, конечно, можно оценить экономические меры этого периода (23).

Упомянутое здесь исследование провели Адам Пржеворски, один из выдающихся мировых экономистов, и Фернандо Лимонги, который установил, что «уровень экономического развития не влияет на вероятность демократической трансформации, однако благосостояние укрепляет стабильность демократических режимов. ... Мы делаем из сказанного вывод о том, что модернизация страны не должна неизбежно вести к демократии, однако демократии выживают в модернизированных странах» (24). Схожую картину выявляет исследование о формировании новых государственных структур в период от плана Маршалла до войны в Ираке, проведенное в 2003 году «Рэнд корпорейшн» (25). Что определяет успех и неудачу усилий по экономическому развитию какой-то страны? Это не этническая гомогенность страны-реципиента, ни ее прежний экономический статус, как это предполагалось еще на основании анализов экономического развития Германии и Японии после второй мировой войны, а скорее „размах усилий, приложенных международным сообществом, чтобы провести в ней процессы трансформации ... Важнейшим фактором является масштаб усилий, определяемый потраченным временем, трудозатратами и деньгами”. Экономическая помощь, оказанная Японии, была в пропорции к ее населению и экономике соразмерна той, которая предоставляется сегодня Афганистану. Соответственно, Япония достаточно долго достигала своего послевоенного экономического уровня - целых 11 лет. В дальнейшем развитие экономики не только уменьшает материальную нужду, но и используется в ходе политической реформы как «в высшей степени желанное следствие и легитимация» последней.

Всемирный банк и Международный валютный фонд подсчитали, что для того, чтобы покончить с беспросветной бедностью и обеспечить страны «третьего мира» питьевой водой, услугами системы здравоохранения и рабочими местами, в ближайшие двадцать лет необходимо будет ежегодно вкладывать по 50 миллиардов долларов. В настоящее время Европа выделяет ежегодно на оказание помощи развивающимся странам 30 миллиардов долларов. Но даже если бы ЕС ассигновал на эти цели 125-250 миллиардов долларов, то есть четверть или половину бюджета Пентагона, вряд ли он добился бы чего-то большего, нежели частичного ослабления самой горькой нужды. Если бы все это осуществлялось в соответствии со стандартами и сроками, намеченными планом Маршалла и самим ЕС, многие люди достигли бы того уровня доходов, который соответствует сформулированной Пржеворски и Лимонги «отметке демократии». Нет никаких сомнений в том, что для этого в отдельных областях необходимо силой навязать мир. В исследовании «Рэнд корпорейшн» по этому поводу говорится следующее: «Доклад доказывает, что хотя продолжительное пребывание войск и не является гарантией успеха, все же оно необходимо, ибо преждевременный уход равносилен провалу. ... Американские вооруженные силы однозначно провалили свои операции в Сомали и на Гаити, но они сохраняют свое присутствие в каждой из стран, где их миссии завершились успехом, или еще проводятся: в Германии, Японии, Боснии, Косово и Афганистане» (26).


Европейская безопасность

Сегодня Европейский Союз входит в военный союз с НАТО, а с 2003 располагает также независимым от нее союзом. Генерал Густав Хэгглунд, председатель Военного комитета ЕС, предлагает военных как для обеспечения безопасности Европы, так и для проведения операций за пределами континента. Он рекомендовал незамедлительно провести операцию в Судане, хотя это, возможно, и нанесет ущерб пацифизму, который так по нраву многим европейцам. Однако по меньшей мере до тех пор, пока все люди на земле не сложат оружие, неспособность ЕС поддерживать мир будет позволять другим вести войны и доводить добрые намерения Европы до абсурда. А чтобы не забивать себе голову гипотетическим возвратом Европы в насильственное прошлое, ЕС следовало бы разработать военные стандарты, сориентированые на его критику американских вооруженных сил. Кроме того, необходимо особо подчеркивать то обстоятельство, что каждый евро, выделяемый на экономическое и политическое развитие до вспышки насилия, оказывает двойной эффект: с одной стороны, способствует развитию гражданского общества и частичному устранению недостатков, которые потом оборачиваются насилием, с другой стороны, позволяет сократить чрезвычайно большие человеческие и финансовые издержки на интервенции и поддержание мира.

Я предлагаю этот подход к глобальному давлению и глобальному насилию как попытку, которую следует испробовать, исходя из нынешнего уровня богатства и технологии «первого мира», а не как универсальный рецепт. Конечно, на сохраняющемся иррационализме людей это никак не отразится, но мы возьмемся хотя бы за самые распространенные причины нищеты и насилия, а это уже огромное дело.

Я не собираюсь здесь перечислять модели развития и поддержания мира, которые и без того известны ЕС. Многие из них он сам и разработал, например, модель международных кризисных групп и Международной комиссии по проведению интервенций и государственному суверенитету. Последняя, кстати, предложила внести радикальные изменения в дебаты о поддержании мира: вопрос-де не в том, чтобы аргументировать «право на интервенцию», а в том, чтобы обосновать „ответственность за защиту” (27). Ввиду того, что многие люди испытывают антипатию к интервенционным войскам, этого стандарта может, по-видимому, оказаться недостаточно, но в распоряжении ЕС есть много других разработанных им стандартов, включая те, которые позволяют положить на чашу весов настоятельные просьбы отдельных групп собственного населения о вмешательстве и решение об интервенции(28).

Экономика

Образцом противовеса, который Евросоюз может создать США в экономической области, является ограничение дотаций сельскому хозяйству, обещанное на Всемирной торговой конференции в июле 2004 года. Сокращение странами «первого мира» дотаций, чего уже давно добиваются развивающиеся государства, - это комплексный процесс, который потребует от всех стран большой адаптации. Тем не менее комиссар ЕС по вопросам торговли Паскаль Лами первым предложил сократить на три миллиарда долларов дотирование экспорта сельскохозяйственных продуктов из Евросоюза. Когда США остались последней страной, противившейся подобным сокращениям, они изменили свою политику. Их обещание сократить сельскохозяйственные дотации на 20% было воспринято как попытка идти нога в ногу с ЕС. Кроме того, США согласились ускорить процесс урезания дотаций своим хлопкоробам, которые ВТО сочла незаконными. В ответ на это такие богатые страны как Япония, Норвегия и Швейцария договорились о прогрессивном снижении своих внушающих ужас импортных пошлин: высокие пошлины будут сокращаться радикальнее, чем низкие. «Мы пошли на риск», - заявил комиссар Лами (29). Этот риск может послужить моделью для ведущей роли ЕС, одной из многих моделей, имеющихся в его распоряжении.

Среди них есть и модель, предлагаемая Международной организацией труда (МОТ). Ее суть в том, чтобы объединить враждовавшие раньше группировки - правительства, предпринимателей и профсоюзы, - чтобы выработать новую политику. Эту модель можно было бы передать глобальным структурам, решающим определенные задачи, международным корпорациям, неправительственным организациям из стран «первого мира», предпринимателям, сотрудничающим в развивающихся странах не только с правительствами, но и с локальными агентствами, религиозными организациями и экономическими партнерами. У этих структур есть то преимущество, что они не только вносят вклад в развитие, но и подавляют коррупцию, пожирающую национальные ресурсы и международную помощь. Поэтому сеть неправительственных организаций и экономических кругов представляет собой более эффективную альтернативу существующим коррумпированным местным структурам. Их вторая важная задача заключается в том, чтобы уговорить ВТО и МВФ, стандарты которых в конце 90-х годов привели некоторые развивающиеся государства к экономическому коллапсу, изменить свою политику, что коррелировалось бы с июльским изменением политики ЕС.

Проблема европейских сетований по поводу американской агрессии объясняется тем, что Европа ощущает недостаток альтернатив. Посему мое требование вряд ли будет абсолютно нежелательным. Европейская Комиссия указала Европарламенту на то, что «наша цель заключается в том, чтобы превратить Европу в глобального игрока, обладающего политическим весом, соответствующим его экономической мощи, игрока, который способен оказывать влияние на мировые дела» (30). Необходимость достижения этого влияния не станет для Европы менее неотложной ни при президенте Керри, ни при любом другом американском главе государства. Надежда на то, что Соединенные Штаты могут стать лучше, игнорирует проблему единственной неконтролируемой державы. Ведь и Керри, если он станет президентом, будет одновременно президентом Техаса и Пентагона, как и президентом Манхэттена и Беркли. И каждый американский президент будет отражать самоуверенную агрессивность нации. Керри изменит некоторые вещи, но Вашингтон никогда не был Брюсселем, ни при президенте Тедди Рузвельте, ни при Франклине Делано Рузвельте, Джоне Ф. Кеннеди, Линдоне Джонсоне или Билле Клинтоне. Он и не станет Брюсселем.

Керри заявляет, что предложит ООН более важную роль в Ираке и поддержит Киотское соглашение (хотя в 1997 году он голосовал против него). Он сконцентрирует усилия на использовании альтернативных источников энергии, проведет двусторонние переговоры с Северной Кореей и Ираном, отправит своего специального представителя на Ближний Восток и улучшит информационный поток в мировой политике и у себя дома. С другой стороны, он поддержал в ходе голосования войну в Ираке, а в 2004 году голосовал против выделения ему 87 миллиардов долларов на укрепление безопасности и развитие. Керри заверял американцев в том, что „никогда не отдаст безопасность этой страны на откуп какому-либо институту” и что «он голосовал за крупнейший оборонный бюджет в истории нашей страны». Он увеличит численность вооруженных сил США на сорок тысяч человек, причем половина этого пополнения придет в боевые части. Как писал о Керри журнал «Экономист», «он представляет отнюдь не миролюбивое крыло Демократической партии».

«Экономист» писал также, что выкристаллизовывающаяся ныне «новая Америка» более радикальна, патриотична, религиозна, индивидуалистична, консервативна и более привержена идее военного превосходства, чем Европа и, возможно, даже больше, чем США в любой другой момент их истории (31). Учитывая изобилующий силовыми методами баланс американской экспансии, я не хотела бы приводить здесь исторические аргументы. Европейское пожелание «более хорошей» Америки бесперспективно. Это надежда на будущее, в котором Европа каким-то образом не станет мощным «глобальным игроком», однако не будет вынуждена и расхлебывать последствия своего отсиживания в стороне. Но невмешательство не равнозначно отказу от насилия. Чтобы убедительно продемонстрировать, что она покончила счеты со своим прошлым, Европа должна выступать на мировой арене иначе: решительно, с сознанием собственной силы и не уподобляясь Америке.


Примечания

1 IP, 9/2003, стр. 107-114.

2 Я упоминаю унижение прежде всего по этическим причинам и из-за его эффективности в качестве мотива для насилия. Британский специалист по конфликтам Джеймс Феннелл описывал проблему ополченцев в Африке, вооруженных одним лишь стрелковым оружием, следующим образом: „У великого множества этих молодых людей не было никаких шансов, зато были большие надежды”. Ср. Somini Sengupta, Warriors in West Africa need jobs as well as peace treaties, in: The New York Times, 23.5.2004. Фауд Аджами писал в статье об одном из угонщиков самолетов 11 сентября 2001 года Мохаммеде Атте: „В 70-х и 80-х годах мрачное общество со строгими устоями вдруг оказалось в ориентированном на конкуренцию гламурном мире. Новые искушения бросали вызов набожному сознанию египтян. В жизни Мухаммеда Атты было много страстной тоски и гнета. Это мучило все его поколение, которое находилось в опасной близости к современности, но не могло участвовать в ней. См. Fouad Ajami, Nowhere man, in: The New York Magazine, 7.10.2001.

3 Ср. Samantha Power, Hegemony of survival: America’s guest for global dominance, in: The New York Times, 4.1.2004 and Clyde V. Prestowitz, Rouge nation: American Unilateralism and the failure of good intentions, New York 2003, P. 45-46.

4 После войны во Вьетнаме СШ Америки использовали силы быстрого реагирования, войска или прибегали к насилию в следующих странах: Албания, Ангола, Афганистан, Бангладеш, Боливия, Босния, Венесуэла, Гаити, Гвинея-Бисау, Гондурас, Гренада, Заир, Ирак, Иран, Камбоджа, Конго, Колумбия, Кувейт, Либерия, Ливан, Ливия, Македония, Мексика, Мозамбик/Южная Африка, Никарагуа, Панама, Перу, Польша, Руанда, Сальвадор, Саудовская Аравия, Северная Корея, Сербия, страны бывшего Советского Союза, Сьерра-Леоне, Судан, Тайваньский пролив, Тимор, Турция, Уганда, Филиппины, Хорватия, Эквадор, Эритрея, Югославия, Южно-Китайское море.

5 Ср. Brian Urquhart, World order & Mr. Bush, in: The New York Review of Books, 9.10.2003.

6 В период осуществления Плана Маршалла американская помощь составляла более 3% ВВП, что соответствовало приблизительно тогдашнему военному бюджету; ср. Curt Tarnoff/Larry Nowels, Foreign Aid: An introductory overview of US programs and policy, Washington 2001.

7 Ср. Neil A. Lewis/Eric Schmitt, Lawyers decided bans on torture didn’t bind, in: The New York Times, 8.6.2004.

8 Я не хочу здесь касаться более подробно Патриотического акта, военных трибуналов, ареста после 11 сентября 1500 мужчин и содержания людей на военной базе в Гуантанамо. Об этом уже много писали крупные газеты.

9 Ср. War Resisters League, Where your income tax money really goes,