5/2004 = Дорогие читатели!

Вид материалаДокументы

Содержание


Азиатские амбивалентности
Односторонние дебаты
Четыре тенденции
Семь рисков
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8


2 Так, например, правительство Сан-Томе и Принсипи, представляющее около 150 тысяч граждан, имеет такой же голос, как и Китай с населением около 1,3 миллиарда человек.

3 Ср.: Die G 20 – Ein Dialogforum aus Industrie- und Schwellenländern, BMF-Monatsbericht, 12/2003, Berlin [„Большая двадцатка” – Диалоговый форум промышленных и „пороговых” стран. Ежемесячный отчет Федерального министерства финансов, 12/2003, Берлин, с.73-83].

4 Ср.: Globalisierung gemeinsam gestalten: Das Arbeitsprogramm 2004 der deutschen G-20-Präsidentschaft vom Januar 2004 [Вместе формировать глобализацию: Рабочая программа председательства Германии в „большой двадцатке” на 2004 год, янв. 2004 г.], в: IP 05/2004:


Проф. Эберхард Зандшнайдер,

директор Научно-исследовательского института

Германского общества внешней политики;

преподает курс политики Китая и Восточной Азии

в Институте политологии им. Отто Зура при

Свободном Берлинском университете


Азиатские амбивалентности


Наше отношение к Азии в значительной степени определяется конъюнктурой. Этот конъюнктурный подход особенно ясно продемонстрировали четыре понятия, использовавшиеся в последние два десятилетия. Стоило так называемому «азиатскому чуду» взволновать умы, тут же последовала оживленная дискуссия об «азиатских ценностях», которая резко прервалась, когда достигла, казалось, своего кульминационного пункта. На смену ей пришли отчасти злорадные, отчасти проникнутые тревогой дебаты о воздействии «азиатского кризиса». Спустя почти пять лет доминирующей актуальной темой является, похоже, участие в азиатском буме.

Вплоть до второй половины 90-х годов броские девизы типа «атлантическое настоящее - тихоокеанское будущее» не только вызывали озабоченность у обеспокоенных блюстителей евро-атлантических позиций в мире, но и имели явно обоснованную экономическую подоплеку. В Европе все больше опасались в среднесрочной и того паче в долгосрочной перспективе отстать от эффективных азиатских индустриальных обществ. Достаточно было взглянуть на темпы роста экономики, чтобы прийти к выводу о том, что у Европы есть все основания для беспокойства: средние темпы роста экономики азиатских индустриально развитых стран на протяжении многих лет измерялись двузначными цифрами. По прогнозу Всемирного банка на 2020 год, среди пятнадцати ведущих экономических держав мира фигурировали семь азиатских, в том числе Китайская Народная Республика, которая должна была опередить США и закрепиться на первом месте (1). Между тем, вслед за Восточной Азией на похожий путь развития встают страны Юго-Восточной Азии во главе с Индией.

Эти отрезвляющие цифры и в самом деле производят впечатление. К тому же они служат доказательством вызова, который практически невозможно правильно описать с помощью одной лишь статистики. Хотя к азиатским статистическим данным следует относиться чрезвычайно осторожно, они все же порождают кажущуюся сопоставимость, которую можно прекрасно использовать в зависимости от соответствующих интересов. Десять лет тому назад западным читателям сообщали, что в 1960 году экономики стран Восточной Азии производили лишь 4% мирового валового внутреннего продукта, а в 1991 году их доля увеличилась до 25%. На семь ведущих азиатских стран приходилось 41% мировых резервных банковских капиталов (а в 1980 году - всего 17%). Норма сбережений составляла здесь в среднем 30% в сравнении с 8% в странах «большой семерки». Объем транстихоокеанской торговли, составлявший в 1993 году 361 миллиард долларов, в два раза превышал объем трансатлантической торговли. В период с 1978 по 1991 год он вырос в четыре раза. Объем торговли Европейского Союза с этим регионом достиг к 1992 году 249 миллиардов долларов, явным образом превысив показатели торговли с США (209 миллиардов долларов) (2). Десять лет спустя эти тенденции заметно усилились.

Односторонние дебаты

На этой экономической питательной почве легко сформировались типичные структуры дискуссии, соединившие сомнения в собственном развитии с очарованностью экзотическими и якобы более успешными странами и с эффектом азиатского экономического чуда. Недоставало только импульса, который в конце 80-х годов был придан как западной, так и азиатской стороне.

На Западе этим импульсом стало коренное изменение ситуации, произошедшее в период, рамки которого - падение Берлинской стены в ноябре 1989 года, развал Советского Союза в конце 1991 года и окончания конфликта между Востоком и Западом. Эта цепь событий вызвала к жизни процесс поиска новых образцов для объяснения структур и порядка международной политики, не принесший до сих пор сколь-либо значимых результатов. Ни один из имевшихся доселе новых образов врага (Слободан Милошевич, Саддам Хусейн, государства-изгои), не говоря уже о расплывчатом ужасающем призраке терроризма, не обнаружил способность заменить старые образцы образа врага. Консенсус существует лишь в вопросе об эффективности демократии и рыночной экономики. Однако у западной политики появилось кредо - насаждать эти образцы в других частях мира, в том числе и в Азии.

Региональные процессы, протекающие на азиатском континенте, вместили в себя эту западную конъюнктуру и усилили ее. После передачи Китаю Гонконга в 1997 году и Макао в 1999 году формально закончилась эпоха европейского колониального влияния в Азии. В дополнение к этому у целого ряда стран региона появился опыт успешной ликвидации экономического отставания вкупе с растущей уверенностью в собственных силах и усиливающейся неприязнью по отношению к Западу. Для авторитарных правителей Азии было в буквальном смысле вопросом чести не стать жертвой новой непрямой формы колониализма, переняв успешно апробированные западные идеи как раз в тот самый момент, когда заканчивалась историческая фаза западного колониализма. Отпор обоснованным теорией модернизации упованиям на то, что после успешного экономического развития и соответствующей социальной трансформации могут последовать политические выводы в отношении авторитарных элит, вызвал опасную ответную реакцию, направленную ввиду нехватки подходящих политических альтернатив на расплывчатые ценностные образцы.

Так возник фундаментальный вопрос, озаботивший всех: если XX-e столетие было веком Европы, станет ли XXI-e азиатским веком? И будут ли базовые ценности, которые каким-либо образом наложат, возможно, свой отпечаток на это столетие, «азиатскими ценностями»?

Эти дебаты о ценностях были особенно симптоматичными. Их исходным пунктом послужила двойная проблема идентичности: в Европе стали задаваться вопросом о том, не утвердятся ли вслед за крахом коммунизма и торжеством принципов рыночной экономики политические принципы, отвечающие западным представлениям о демократии. Схожий вопрос поднимался и в Азии: должна ли после успешного экономического развития с копированием европейской модели произойти системная трансформация по европейским лекалам? Или могут возникнуть политические системы, которые хотя и называются демократиями, но сформированы под влиянием типичных азиатских ценностей? Таким образом завязалась политико-академическая дискуссия об «азиатских вызовах» и «азиатских ценностях», в которую с большой охотой и в порыве самокритики включился и Запад.

Бесспорно, азиатский континент пришел в движение: происходят разнообразные перемены в политике, экономике и общественной жизни. Таким образом, исходящий от него вызов Западу становится все более серьезным. Многие из этих процессов только начинают развиваться, другие уже проявились достаточно четко. В дальнейшем их необходимо описывать в соответствии с четырьмя главными тенденциями, принимая во внимание ярко выраженные амбивалентности, а также учитывая семь особенно грозных рисков. В Азии ведь также действует нехитрое правило: где много света, там много и теней.

Четыре тенденции

В Азии наглядно проявляются важные тенденции развития постоянно меняющегося глобального порядка. Четыре из них необходимо выделить особо.
  • Характерной особенностью первой тенденции является все более сильное втягивание континента в орбиту глобализации. Нарастающая открытость азиатских экономик для глобальной торговли и конкуренции имеет не только негативные последствия, упоминавшиеся в Германии в недавней дискуссии о политике на рынке труда, но демонстрирует и значительные позитивные эффекты: Китай стал площадкой для размещения эффективного производства по умеренным ценам, Индия превратилась в глобальную мастерскую по разработке прикладных компьютерных программ, Япония является первопроходцем в области самых передовых технологий, словом, Азия давно уже стала не только ареной и объектом, но и творцом эффектов глобализации.
  • Вторая тенденция энергично подкрепляет это развитие событий: роль азиатских игроков в мировой политике усиливается. Азиатские партнеры стали очень важны Западу буквально во всех нынешних конфликтах в мировой политике. Переговоры «шестерки» в Пекине о ситуации на Корейском полуострове были бы немыслимы без активного участия Китая. В операции в Афганистане участвуют сразу восемь азиатских стран: Япония, Южная Корея, Филиппины, Монголия, Австралия, Новая Зеландия, Сингапур и Таиланд. Азия играет также заметную роль в сотрудничестве с развивающимися странами: Япония стала крупнейшим спонсором Иордании и Пакистана, Китай и целый ряд других азиатских государств проводят все более активную политику экономического сотрудничества со странами Африки. Они делают крупные инвестиции в освоение нефтяных месторождений, в том числе в Казахстане, Судане и Иране.
  • Третью тенденцию определяют нынешние дебаты о роли национальных государств, суверенитете и региональной интеграции. Хотя острейшие конфликты по-прежнему разрывают континент на части, хотя в Азии придают гораздо большее значение государственному суверенитету и политике отстаивания национальных интересов, чем в Европе, нельзя не заметить усилий, направленных на установление мира между государствами и разрядку напряженности (яснее всего это видно на примере развития отношений между Индией Пакистаном). Интеграция также постепенно набирает обороты (особенно в контексте процесса АСЕАН). Нарастает готовность к кооперации в стратегических политических сферах: это региональный форум АСЕАН (РФА) в области политики безопасности, инициатива Чанг-Мэй в области валютной политики и диалог о кооперации стран Азии (ДКСА) в области энергетической политики. Все они подчеркивают усиливающееся стремление к созданию структур взаимодействия. Разумеется, сохраняются и риски, как, например, конфликт между Китаем и Тайванем, однако нельзя не заметить готовность прокладывать пути к дипломатическому урегулированию конфликтов и сокращению военных потенциалов напряженности.
  • Наконец, четвертая тенденция доказывает простой факт: при наличии хороших шансов возрастают также и риски. Само собой разумеется, в трех описанных выше тенденциях кроются хорошие возможности для экономического и политического сотрудничества с азиатскими странами. В этой связи оправдан также усиленный интерес, в особенности интерес компаний, к азиатским рынкам. Но было бы легкомыслием не замечать таящиеся под покровом экономической динамики риски и полагать, что они не окажут негативного воздействия на общее развитие Азии в грядущие десятилетия.


Семь рисков

Риски, с которыми будут преимущественно сталкиваться в будущем азиатские страны, имеют мало общего с нынешними актуальными политическими темами. Они все без исключения скрыты в глубинных структурах политики, экономики и общества, имеют долгосрочную природу и не поддаются быстрому устранению. С ними вообще невозможно справиться без региональной или глобальной кооперации.

Прежде всего, в качестве фактора политического риска обращает на себя внимание характерная для многих стран внутриполитическая нестабильность. Многие страны Азии весьма далеки от создания политически стабильных систем управления. Самым примечательным примером является, конечно, Китай. Наиболее распространенные причины недостаточной политической стабильности можно разделить на три категории: этно-религиозные перекосы и парадоксальные близнецы - экономические неурядицы и экономические успехи. Улучшение условий в области коммуникации и информации все больше осложняет возможности авторитарных правителей использовать информационную монополию и репрессивный контроль как главные инструменты правления. Ухудшение жизненных условий также ведет к сопротивлению авторитарным методам правления. А их улучшение постепенно подвигает массы требовать права на участие в принятии политических решений.

Если исходить из западных представлений, то разумным выходом в этой ситуации кажется радикальная демократизация. Тема внешнего содействия развитию демократии стала активно обсуждаться в 90-е годы, когда был накоплен опыт общественной трансформации в странах Центральной и Восточной Европы. Взяв на вооружение одну из гипотез теории модернизации, согласно которой успешное развитие экономики позволяет сформироваться среднему классу и рано или поздно приведет к демократизации политической системы, многие в мире, и не в последнюю очередь те, кто определяет американскую внешнюю политику, следуют непревзойденному по своей банальности простодушному расчету: демократии миролюбивы, государства, от которых исходят риски, недемократичны. Их демократизация приведет к укреплению мира и безопасности. Для достижения этой цели необходимо использовать в конечном счете и военные средства.

Однако в реальности существует другая картина: конечно, помощь извне имеет важное значение для успеха демократических преобразований, однако демократизацию можно провести лишь там, где существуют также внутриполитические предпосылки (прежде всего сформировавшийся средний класс) и есть стремящиеся к демократии партнеры в лице местных элит. Поэтому во многих азиатских странах наблюдаются лишь зачатки демократии. Демократия - за исключением особых случаев Германии и Японии после 1945 года - не является экспортным товаром, который можно произвольно «поставлять» в различные части мира, прибегая при необходимости к помощи военной силы. Поэтому ситуацию в Азии будет еще некоторое время определять конфликт отношений между потенциальной политической дестабилизацией и медленной демократизацией.

Наряду с этими политическими рисками существует также ряд структурных рисков, которые ни в коем случае нельзя недооценивать. К ним относится, несомненно, по-прежнему высокий прирост населения во многих азиатских странах. За последние десять лет население Азии выросло на пятьсот миллионов человек и достигло 3,5 миллиарда. По прогнозам, в ближайшие тридцать лет азиатское население увеличится до пяти миллиардов человек. Потенциальные последствия подобного ничем не сдерживаемого развития событий поистине драматичны: проблемы с обеспечением продуктами питания, нехватка рабочих мест, прорехи в системе здравоохранения, а также рост преступности, наркомания, торговля оружием, варварское разрушение окружающей среды и потенциальная напряженность в отношениях между государствами - заколдованный круг, выход из которого, видимо, по силам найти лишь немногим странам. Отдельные просветы, например, в Китае, Сингапуре или Южной Корее, ничего не меняют в драматической общей картине.

В этой связи, возможно, главным риском Азии можно назвать борьбу с бедностью. В настоящее время почти 900 миллионов азиатов не дотягивают до установленного Всемирным банком критерия - один доллар в день. По данным германского Федерального министерства экономического сотрудничества и развития, 500 миллионов из этого числа живут в Южной Азии, 250 миллионов - в Восточной Азии и 130 миллионов - в Юго-Восточной Азии. В комбинации с обостряющими ситуацию региональными и отраслевыми, религиозными и специфическими половыми факторами возникают такие напластования проблем, которые, как правило, превращают в макулатуру все рецепты, содержащиеся в западных рекомендациях. В этой ситуации иллюзорны любые планы быстрого оказания помощи.

Проблему бедности и вытекающие из нее другие проблемы можно было бы решить с помощью комбинированных средств: это контроль за приростом населения плюс устойчивое экономическое развитие. Но континент в целом еще весьма далек от этого. Соответственно, в региональных азиатских концепциях Федерального министерства иностранных дел Германии констатируется, что «демографический рост в Азии принял, за немногими исключениями в Восточной Азии, угрожающий характер ... Такое развитие событий препятствует борьбе с бедностью, ведет к повышению нагрузки на ресурсы, порождает потоки беженцев на азиатском континенте и становится глобальной проблемой ввиду миграционного прессинга, затрагивающего Европу и Америку. Ко всему прочему, в азиатских странах колоссальными темпами растет потребность в энергии. Воздействие всех этих явлений на мировой рынок, окружающую среду и климат вряд ли можно переоценить» (3).

Из этого вытекает третья группа „мягких” факторов риска, возникших в Азии и оказывающих глобальное воздействие. Это фактор здоровья, имеющий повышенную чувствительность к глобальным эффектам распространения эпидемий, что продемонстрировали, не в последнюю очередь, дебаты о пандемиях ВИЧ/СПИД, атипичной пневмонии и куриного гриппа. Системы здравоохранения в азитских странах в целом развиты недостаточно. У многих государств по-прежнему нет финансовых и медицинских возможностей для эффективной превентивной борьбы с эпидемиями. Проблему усугубляет возросшая мобильность населения: эти угрозы с ураганной скоростью распространяются по всей планете. Здесь также не обойтись одной лишь помощью Запада. Риски будут сопутствовать нам до тех пор, пока на основе прогресса экономики не удастся изменить условия жизни, прежде всего в городских агломерациях, таким образом, чтобы свести к минимуму опасность зарождения и распространения эпидемий.

По всем международным оценкам, Азия давно уже является континентом с тотально разрушенной окружающей средой. Факторы, влияющие на это, очевиды: экономический рост и урбанизация, прирост населения и застройка земель сельскохозяйственного назначения, загрязненные сточные воды, горы мусора и загрязнение воздуха - все это видимые невооруженным глазом звенья единой цепи факторов, способствующих дальнейшему ухудшению рамочных условий экологической политики. Помощь в решении этих проблем возможна лишь в редких случаях, и она зависит от того, имеют ли государственные игроки необходимые инструменты для реализации программ и осуществления контроля.

Пропорционально экономическому росту увеличивается, естественно, спрос на дешевую энергию и на энергию вообще. Германские автовладельцы, наблюдающие за постоянно растущими ценами на бензин, уже сегодня могут определить то прямое воздействие, которое оказывает повышение спроса в Азии на их собственную модель потребления. Ввиду растущих потребностей в энергии Китай и Индия, а также другие развивающиеся страны, пытающиеся догнать Запад, будут все чаще вступать с ним в конкуренцию на мировых энергетических рынках. В Азии еще долго будут оставаться вирулентными угрозы экономических спадов, а также межгосударственных конфликтов из-за энергии (в качестве примера можно привести затихший ныне конфликт в Южно-Китайском море).

Наконец, главной внутри- и внешнеполитической проблемой многих азиатских государств является отсутствие безопасности и распространение оружия массового уничтожения. В эпоху борьбы с международным терроризмом главную проблему создают ОМУ и государства-изгои. После войны в Ираке в мире остались два особенно беспокоящих государства, к которым приковано неусыпное внимание США: Иран и Северная Корея. В государствах Юго-Восточной Азии, прежде всего в Индонезии, Малайзии, Сингапуре и на Филиппинах, множество людей стекается под знамена исламских радикальных движений. Хотя многие из них имеют локальный и зачастую сепаратистский характер, они являются подручными глобальных террористических организаций, таких как «Аль-Каида». Все предыдущие попытки столкнувшихся с этим явлением государств и Запада сводились к борьбе с симптомами и мало подходили для того, чтобы успешно изменить ту среду, в которой только и может зародиться террор. При этом главными источниками терроризма остаются наряду со странами Ближнего и Среднего Востока государства Южной и Юго-Восточной Азии.


Резюме

Многие азиатские страны вполне успешно развивались в последние годы и десятилетия, догоняя ушедших в отрыв. Но при анализе недостаточно учитывать одни только итоги экономического развития. На гигантском азиатском континенте сохраняется несметное число политических, экономических и общественных амбивалентностей.

Хорошей стратегии, позволяющей нам взяться за азиатские амбивалентности и многобразные вызовы, сегодня не существует. Ее и не может быть, потому что нам мешают наши собственные амбивалентности. Ее и не должно быть, потому что Азия слишком велика и слишком дифференцированна, чтобы к ней можно было подступиться с одной-единственной, замкнутой в самой себе стратегией.

Однако кажется чрезвычайно уместным усилить внимание к процессам, происходящим в Азии. Традиционные различия между гуманитарным толкованием концепций и социологической зацикленностью на эмпиризме вряд ли позволят продвинуться дальше. „Азиатские концепции” могут форсировать дебаты, но они не заменят практическую политику.

Защитный рубеж Германии пролегает сегодня не только на Гиндукуше, как следует из образного выражения Федерального министра обороны Петера Штрукка. Процессы, происходящие в Азии, уже давно оказывают решающее влияние на германскую и (европейскую) экономическую политику и таким образом на политику на рынке труда и социальную политику. В нашем отношении к Азии особенно наглядно проявляется усиливающееся переплетение германской внутренней и внешней политики.

Даже если это и трудное признание, его необходимо сделать: давно пора перестать рассматривать азиатские страны как объекты, рынки и шансы для Запада. Учиться у Азии - вот лозунг, который пошел бы на пользу некоторым внутриполитическим дискуссиям в нашей стране. Необходимо отметить, что при всем стремлении защитить устои, радикальным общественным преобразованиям в Азии свойственна тяга к улучшению, а не отчаянное отстаивание достижений предыдущих поколений. Европейские ревнители устоев вполне могли бы отрезать себе «горбушку» от инновативного каравая Азии.


Примечания

1 Ср. Paul Krugman, The Myth of Asia’s Miracle, in: Foreign Affairs, November/Dezember 1994, S. 62-78.

2 Robert A. Manning/Paula Stern, The Myth of the Pacific Community, in: Foreign Affairs, November/Dezember 1994, S. 79-93.

3 Региональные концепции Федерального министерства иностранных дел Германии для Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии от мая 2002 года см: