Тема чтений
| Вид материала | Программа |
- Программа проведения торжественного закрытия IX московских областных Рождественских, 86.47kb.
- Информация о проведении заочного тура, 97.67kb.
- Программа чтений Открытие чтений. Оработе по духовно-нравственному воспитанию в школе., 10.89kb.
- Тема Чтений, 28.26kb.
- Тема чтений, 1741.53kb.
- Положение и условия проведения одиннадцатых городских этических чтений «Нравственность, 95.98kb.
- 2. Цели и задачи Кирилло-Мефодиевских чтений: выявление и поддержка интеллектуально, 65.21kb.
- Резолюция конференции «Агиология: проблемы и задачи» XVI международных Рождественских, 36.41kb.
- Программа семейных чтений Ступенька первая Для детей до 3 лет «Книжки, нотки и игрушки, 203.5kb.
- Малых Аввакумовских Чтений (г. Нарьян-Мар. 2004г.) Победитель VI и VII областных Иоанновских, 6.59kb.
Корнилов. Хочу всех поблагодарить за терпение и внимание. Дремлющих людей не было видно. Если позволите, я задам вопрос молодежи - тебе Алексей, например, и Насте. Как вам эта музыка?
Галочкин. Вводит в транс.
Настя. На мой взгляд, ее можно сравнить… с борьбой какой-то.
Корнилов. Спасибо. Когда написана эта музыка, Антоний?
Агамалян. В 1979-ом. Надо осмыслять. Так сразу нельзя сказать: нравится – не нравится…
Камински. В Германии был проведен конкурс на лучший памятник Бакунину. Это из материалов моего доклада – об этом потом.
Федотова. У меня возникла идея - почему это “Мавзолей”. Идеи Бакунина настолько высоки, совершенны, что их практически невозможно воплотить. Бакунин - такой гигант, настолько величествен, что, наверное, единственное, как возможно отобразить это величие - это воздвигнуть мавзолей. Музыка нагнетает, одно на другое, камень на камень, кирпич на кирпич, прошу прощения за ассоциации... и, наконец, кульминация, перед репликой Арну... в мавзолей врывается живой человек. Подразумевается, что это Михаил Бакунин такой, какой он и есть... Он не согласен со строительством мавзолея, он не согласен, что сама идея настолько уж невоплотимая, абстрактная... Он считает, что его идеи вполне человечны, употребимы, если их воспринимать не как абстракцию или идеологию, а как человеческую эмоцию.
В прозвучавших докладах сегодня уже звучала эта мысль, что Бакунина, Герцена, Тургенева нужно воспринимать не только и не столько как мыслителей, писателей, идеологов, а как живых людей со своим миром эмоций и чувств, которые могут ошибаться, могут быть несовершенными, противоречивыми... Эта музыка говорит примерно об этом.
Цовма. При постройке мавзолея должен появиться сам Бакунин и заявить: “Все уничтожить!”
(Общий смех. Возгласы “Правильно!”)
Камински. Кроме Бетховена!
Рябов. Кроме Девятой симфонии Бетховена! Мишель говорил, что если рухнет весь мир, Девятая останется. По поводу этой музыки: не знаю, ощущение постепенно захватывающее. Сначала трудно войти в эту музыку, а потом трудно из нее выйти. Какая-то она торжественная. У меня ассоциации с литургией, с реквиемом... чем-то торжественным, грустным, суровым, берущим за сердце.
Сидоров. У меня была ассоциация с крематорием.
(Смех)
Цовма. Бакунин должен прийти и сказать: “Ты меня похоронил, а я жив”
Зимбовский. Комментарий к предыдущему выступлению Иры. Булыжник за булыжником, кирпич за кирпичом, сделали Бакунина-бедняжку Ильичом.
(Смех)
Попова. По-моему, это похоже на метания в душе интеллигента.
Рублев. Почему, Марина, именно интеллигента? По-моему, - в душе любого человека… в душе мумии любого человека….
Агамалян. Музыку нельзя объяснить словами. Ее надо чувствовать. Каждый чувствует по-своему.
Попова. Потому что только интеллигент может эти метания выразить как-то осмысленно и возвышенно.
Корнилов. Метания, ты имеешь в виду, звуковые, Марина?
Попова. Нет, это похоже то на метания, то на настороженность, то на тревогу… Причем здесь посмертное существование мумии?
Зимбовский. Это даже разуму не поддается!
Корнилов. Спасибо, господа. Не знаю, насколько удовлетворила наша реакция Антония, но ему большое спасибо - и за музыку, и за введение каких-то новых форм в нашу жизнь. Единственное, что я бы заметил: может быть, я был невнимателен и пропустил, но, мне кажется, что Антоний в своем исследовании пропустил роман Алданова «Истоки», где есть вполне развернутый образ Бакунина. Я, впрочем, не считаю его сильным в художественном плане, но это всего лишь мое частное мнение. Образ Михаила Александровича сделан Алдановым не наспех и не вскользь.
Спасибо всем. Перерыв до завтра.
30 июля
Корнилов. Господа, хочу восполнить упущение, допущенное мной вчера при начале конференции. Речь идет об организационных проблемах, с которыми мы сталкиваемся каждый год, и в этом году столкнулись также - во всей полноте. Чтения не состоялись бы уже который год кряду, если бы не помощь одного человека - Валерия Николаевича Бакунина. Он прямого отношения к роду Бакуниных (во всяком случае, прямухинских Бакуниных) не имеет. Он политик, является председателем партии “Яблоко” в Подмосковье. Это поразительный человек - настоящий интеллигент, деловой, организованный, все успевающий и очень добрый, щедрый человек. Если бы не он, мы с вами сегодня встретились бы совсем иначе - в другом составе и в других условиях. Спасибо ему большое. Он был здесь неделю назад, но сегодня с нами быть не смог.
Кстати, он сейчас в Питере. Немного отвлекусь. Саммит, недавно прошедший в Питере, оказался, по его словам, для России не совсем благоприятным по своим итогам. Нам пришлось выслушать серьезные обвинения по части недостаточной демократии, отсутствия реальной оппозиции и т.д., что помешало добиться России на нем тех результатов, на которые она рассчитывала. Путин и правительство вынуждены пересмотреть свое отношение к оппозиции и за пару дней до нашей конференции они собрали некоторых лидеров - не Явлинского, не Митрохина и таких же известных лидеров, а таких, как Бакунин... (вы, наверное, подумали: давно пора!! - да, хорошо бы!), то есть по-настоящему действенных лидеров. О чем-то договариваются, наверное.
Леонтьев. По тому, к а к опера брали в Питере манифестантов, ничего хорошего нас не ждет.
Корнилов. Конечно, это продолжение все той же игры, но, может быть, на ином уровне. Это к слову. Валерию Николаевичу большое спасибо. Он нам помогает каждый год и помогает весьма ощутимо.
Второе. Как это ни обидно, но продолжаются сбои в технике - в записи наших докладов. Вчера, во время записи доклада Петра Рябова диктофон дал сбой. Слава Сидоров - кстати, тоже постоянный участник и чтений и Прямухинской вольной артели - у нас ответственный за эту работу. Он в этом году полностью за нее отвечает, и, насколько я вижу, делает все с максимальной отдачей, но техника есть техника. Всех вас решительно прошу не повторить прошлого года в отношении сбора материалов конференции. В прошлом году это было из рук вон плохо. Убедительно прошу быть ответственными и оперативными, то есть быть анархистами не только на словах.
Мы начинаем второй день конференции. Елена Георгиевна Нарская - старший научный сотрудник Дома-музея А.И. Герцена - филиала Государственного Литературного музея. Пожалуйста.
Нарская. Речь пойдет немного о других вещах, чем то, о чем говорили вчера. Речь пойдет о конкретных, вещественных свидетельствах, связанных с Михаилом Александровичем Бакуниным. Фигура Бакунина привлекала к себе людей с самого начала. Это был импозантный человек, к которому остаться равнодушным не мог никто, в первую очередь женщины. Его облик изменился после трагических ситуаций в его судьбе. Но, тем не менее, как писали современники, даже в последние десятилетия жизни, в частности Лев Мечников, знавший Бакунина в 60-е годы в Италии, писал, что “лицо его было своеобразно, осмысленно красиво, наперекор всем правилам классической ... эстетики”.
“ Исполин с львиной головой и всклокоченной гривой”
(К вопросу об иконографии М.А. Бакунина 1860-х годов).
Прижизненных портретов М.А. Бакунина, выполненных в оригинальной технике и изображающих знаменитого бунтаря в последние десятилетия жизни, крайне мало. Из наиболее известных - это, пожалуй, рисунок Э.А. Дмитриева-Мамонова 1864 г. (Государственный Литературный музей) и портрет Н.Н. Ге 1864-1865 гг. (Х.м.), местонахождение которого до сих пор неизвестно. Поэтому такой интерес и вызвал портрет М.А. Бакунина, поступивший в Музей А.И. Герцена (филиал ГЛМ) в 1978 году: Дерево, м. 9,3 х 8,6.
Погрудно, 3/4 влево (почти прямолинейно). Усы и борода с проседью. В коричневом сюртуке. Сидит. Перед ним лист газеты. Фон серый. В деревянной рамке второй половины ХIХ века.
Портрет очень выразителен и достоверен. При взгляде на него как бы оживают характерные особенности внешнего облика Бакунина, отмеченные современниками: “Исполин с львиной головой, с всклокоченной гривой” (139) “...фигура, <...> огромная по всем трем измерениям, с курчавой головой, напоминала изображение бога-Саваофа...” (140); “высокая, широкоплечая, с огромной головой и длинными с проседью волосами фигура...”(141), “растрепанная голова пьяного Юпитера”. (142)
Подобная достоверность портрета дает возможность заключить, что он создан художником-профессионалом и, вполне вероятно, с натуры (или по живому оригиналу). В этой связи возникает вопрос: кто мог быть автором портрета?
Поиски путей атрибуции какого-либо живописного произведения всегда увлекательны. Обязательно возникают дополнительные факты, самостоятельные сюжеты, появляются новые имена. Тем более, если речь идет о портрете такого яркого человека, как М.А. Бакунин.
Известно, что портрет долгие годы хранился в семье Елизаветы Яковлевны Эфрон (1885 - 1976), театрального педагога и режиссера, сестры С.Я. Эфрона (мужа М.И. Цветаевой). А.С. Эфрон в своих воспоминаниях свидетельствует, что родители С.Я. Эфрона и его старшие сестры были связаны с народовольцами. (143) Рядом с дачей Е.Я. Эфрон в Валентиновке, где находился портрет, была дача Веры Николаевны Фигнер. Есть сведения, что в Швейцарии В. Фигнер тесно общалась с дочерью А.И. Герцена Н.А. Герцен. (144) Н.А. Герцен (Тата) профессионально занималась живописью. Напутствуя ее перед поездкой в Италию, А.И. Герцен писал 5 декабря (23 ноября) 1862 г.: “Ты едешь для живописи. Талант у тебя есть, но для развития таланта необходим упорный <...> труд <...>. Работа должна господствовать во всем в твоей жизни во Флоренции”. (145)
В Музее А.И. Герцена есть несколько работ Натальи Александровны - акварель, карандаш, масло. В последней технике представлены портреты А.И. Герцена (1865, 1867 гг.), портреты родителей А.И. Герцена - И.А. Яковлева и Л.И. Гааг середины 1860-х годов (копии с портретов И.З. Летунова 1920-х гг.). С этими двумя последними портретами у портрета М.А. Бакунина много общего. Они написаны на дереве, на сером фоне, все они небольшого формата. Известно, что Н.А. Герцен в 1862-1863 гг. и в 1865-1867 гг. находилась во Флоренции. В первый раз, незадолго до приезда туда М.А. Бакунина, во второй - вскоре после его отъезда.
Круг людей, знавших Бакунина, общавшихся с ним во Флоренции, был и кругом знакомых Натальи Александровны. Известно также, что именно во Флоренции в 1867 г. под влиянием работы Н.Н. Ге над портретом А.И. Герцена, она собиралась копировать эту работу и тогда же написала свой вариант портрета отца (находится в Музее А.И. Герцена). 23 (11) февраля 1867 г. она писала Н.П. Огареву: “Живописец Ге сделал отличный портрет папаши. Вот это будет историческая картина! Как только он высохнет, я возьмусь за копию”. (146)
Сохранились свидетельства самого Н.Н. Ге, что Наталья Александровна присутствовала на всех сеансах, пока он работал и, хотя нет прямых свидетельств о том, что копия Н.А. Герцен была выполнена, несомненно, что роль Н.Н. Ге в ее творчестве была значительной. Именно под его влиянием она сделала свой вариант портрета А.И. Герцена в 1867 г.
Можно предположить, что Н.А. Герцен видела написанный ранее Ге портрет М.А. Бакунина и тогда же, то есть в 1867 г., сделала свой уменьшенный вариант, с сохранением характерного поворота головы, особенностей прически, но с измененным выражением лица, деталей одежды, введением бытовой атрибутики (лист газеты). Напрашивается вывод, что автор портрета - Н.А. Герцен, а попал он в Россию через В.Н. Фигнер: Тата (так называли старшую дочь Герцена в семье) могла ей его подарить, а та, в свою очередь, подарила Эфронам.
Однако никаких документальных подтверждений этой версии обнаружить не удалось. Вряд ли А.И. Герцен не упомянул бы об этом. Известны его внимание и интерес к живописным занятиям дочери с одной стороны и, с другой - давние, тесные дружеские отношения с М.А. Бакуниным. Кроме того, специалисты-искусствоведы не видят сходства в манере написания портрета М.А. Бакунина с художественным почерком Н.А. Герцен.
Видимо, путь поисков автора портрета должен пойти в другом направлении. Не следует ли поискать предполагаемого автора во флорентийском окружении М.А. Бакунина? Ведь то, что портрет изображает знаменитого бунтаря именно в середине 1860-х гг., не вызывает сомнений. Достаточно сравнить его с известными фотографиями этого времени. Если же взять более поздние изображения Бакунина, то облик его иной: более редкие и совсем седые волосы, больше морщин. М.А. Бакунин, изображенный на портрете из Музея А.И. Герцена, более близок к облику, запечатленному художником Н.Н. Ге в 1864-1865 гг. во Флоренции.
Кто же окружал Бакунина во Флоренции в эти годы? Об этом свидетельствуют воспоминания современников. М.А. Бакунин приехал в Италию в 1864 г. Еще в 1862 г. в письме к жене своего брата Павла Н.С. Бакуниной, он сообщал, что как только к нему приедет жена, он отправится в Италию, чтобы “связать итальянцев со славянами”. (147)
В Италии вокруг Бакунина собирается разнообразное общество. Об этой его способности привлекать к себе разных людей писал еще А.И. Герцен: “В нем было что-то детское, беззлобное и простое, и это придавало ему необычайную прелесть и влекло к нему слабых и сильных, отталкивая одних чопорных мещан”. (148) О притягательности личности Бакунина свидетельствовал и деятель русского и итальянского освободительного движения, географ и естествоиспытатель Л.И. Мечников: “... Вокруг него [Бакунина] была привлекательная атмосфера мученичества, выносимого со своеобразной удалью и мощью. Над его картинною и широкой головой замечался ореол бойца, никогда не помышлявшего о сдаче”. (149) Из русского окружения Бакунина во Флоренции Мечников называет живописца И.М. Прянишникова, скульптора П.П. Забелло, которого Бакунин “сразу же отличил, наметил для каких-то особых целей и возлагал на него самые блестящие надежды” (150), живописца Н.Н. Ге (зятя П.П. Забелло).
Художник Г.Г. Мясоедов в своих воспоминаниях о Н.Н. Ге пишет, что в то время с Бакуниным у Ге встречались он сам, скульптор Н.В. Штром, художники М.И. Железнов, В.И. Якоби, Ф.А. Бронников, А.Д. Чиркин (художник-любитель). (151) Теоретически все они могли бы быть авторами портрета. Из наиболее вероятных - И.М. Прянишников и Г.Г. Мясоедов. Однако Прянишников портретов не писал, был сугубо жанристом; живописная же манера Мясоедова при самом первом сравнении близких по времени и размеру работ с портретом Бакунина, вероятность его авторства практически исключает. Вряд ли авторами могли быть исторические живописцы В.И. Якоби и Ф.А. Бронников (хотя с первым из них Бакунин был достаточно близок). Близким человеком для Бакунина был и скульптор П.П. Забелло (впоследствии автор памятника А.И. Герцену на могиле в Ницце). Так, в письме М.А. Бакунина графине Е.В. Салиас от 13 декабря 1864 г. он хлопочет об улучшении материального положения П.П. Забелло. (152) П.П. Забелло, брат жены Н.Н. Ге, был близок к известному уже тогда художнику. Вполне вероятно, что он видел портрет Бакунина его работы и мог сделать свой вариант. Но в России нет живописных работ Забелло и проверить это предположение нельзя.
По той же причине непроверяема и версия возможного авторства портрета М.И. Железнова, знакомого А.И. Герцена, ученика К.П. Брюллова. Его работ на родине нет. Кроме того, есть свидетельства современника, что Железнов был в ссоре с Забелло, и с Ге практически не общался. (153) К тому же, он постоянно жил за границей. Как портрет, если бы он был написан им, мог попасть в Россию, остается неясным. Подобные же неясности возникают и при рассмотрении других кандидатур некоторых художников из окружения Бакунина.
Может быть, следует искать среди более близкого Бакунину окружения, из тех, кто чаще бывал у него дома, видел его именно в домашней обстановке? Уж слишком живыми, бытовыми подробностями наделен облик Михаила Александровича на музейном портрете. Таким человеком мог быть кто-либо из родственного окружения Бакунина, умевший рисовать. Например, жена его брата Павла Александровича - Наталья Семеновна Бакунина (урожденная Корсакова).
В 1864 году она с мужем приезжает во Флоренцию. Знакомая с М.А. Бакуниным только по переписке, она сразу же сближается с ним, попадает под его влияние.
Сохранились письма Натальи Семеновны М.К. Рейхель, написанные на склоне лет (РГАЛИ, “Пражская коллекция”), где она вспоминает об этом времени и тепло пишет о Бакунине как духовно близкий ему человек: “Я его знала уже в старости во Флоренции и Неаполе, и тогда он увлекал меня своей душой <...> Что за даровитая и что за милая личность был он - что за огонь не только уж в молодости, но даже тогда, когда я видела его в Италии в 1865 году <...> Могучая натура была у него, могучее слово, а сердце еще лучше всего”. (154)
Известно, что Наталья Семеновна рисовала. Сохранилось несколько альбомов с ее рисунками. На одном из рисунков флорентийского периода она изобразила Н.Н. Ге, его жену, детей, художника И.М. Прянишникова.
Но рисунки явно дилетантские. Наш же портрет написан достаточно профессионально.
Кроме того, Наталья Семеновна сама опровергает возможность считать ее автором живописного портрета. В письме М.К. Рейхель от 5 декабря 1902 года она вспоминает о своих рисовальных опытах более чем сорокалетней давности, о том, как она рисовала мужа Марии Каспаровны - музыканта А. Рейхеля: “Я тогда все рисовала эскизы и нарисован он мной за роялем - он ведь тогда много играл нам <...>, его слушал Мишель. Только фигуры его и лица я не умела тогда делать”. (155) Таким образом, и эта версия отпадает.
И тогда на первый план неизбежно выступает фигура, все время встречающаяся в нашем рассказе, человек, который давно уже стоит в центре поставленной проблемы. Это знаменитый русский живописец Николай Николаевич Ге, живший в 1860-е годы во Флоренции.
Н.Н. Ге познакомился с М.А. Бакуниным в 1864 году. Вся атмосфера флорентийского окружения художника способствовала этому.
По словам Г.Г. Мясоедова, “у Н.Н. Ге собиралось много весьма разнообразного народа <...> У Ге после искусства всего более говорилось о политике. Господствующий тон был тон крайнего либерализма <...> Это было время польского восстания. Флоренция, куда заезжал Герцен, через которую с шумом, как брандкугель, проносился Бакунин, была, разумеется, на стороне угнетенных поляков. Многие из проживавших там русских делили их симпатию. Помню, что Николай Николаевич был за поляков, горячо их защищал и приходил в негодование от ударов, которые им приходилось переносить”. (156)
Подобные настроения художника не могли не способствовать его сближению с М.А. Бакуниным, которого тогда, как известно, крайне занимал “польский вопрос”. (157)
Несмотря на то, что Ге был, вероятно, несколько шокирован первой встречей с Бакуниным (Бакунин объявил тогда Ге: “А мы уже распределили между нами ваши деньги за картину”, - речь шла о “Тайной вечери”), как отмечал сам художник, “... это не нарушило наших добрых и даже сердечных отношений”. (158)
Именно в это время (1864-1865 гг.), время пребывания Бакунина во Флоренции, Ге пишет портрет М.А. Бакунина.
Как известно, Н.Н. Ге практически не делал портретов на заказ - об этом, в частности, писал брат художника Г.Н. Ге в своих воспоминаниях. (159) Художник писал “частью для себя, а частью для приязни”. (160)
Думается, что и в данном случае побудительным мотивом к написанию портрета был, прежде всего, интерес к личности Бакунина.
Колоритная фигура недавнего узника Петропавловской крепости, человека, по словам близко знавшего его во Флоренции итальянского профессора А. де-Губернатиса, имевшего “поразительную способность увлекать слушателей своим огнем, энтузиазмом и нравственной силой” (161), безусловно, заинтересовала художника.
Кроме того, Ге не могла не привлечь близость Бакунина с А.И. Герценом, которого художник высоко чтил и портрет которого мечтал написать.
Его вообще привлекали тогда люди-мыслители, люди нелегкой судьбы, мятежных взглядов. Не случайно вслед за портретом Бакунина Ге напишет в 1866-1868 гг. портреты так же близких Герцену М. Шиффа, И. Доманже, и, наконец, самого А.И. Герцена.
Но если последние три портрета хорошо известны, то о портрете М.А. Бакунина сведения крайне скудны.
Он не упоминается в наиболее известных дореволюционных списках работ Н.Н. Ге (Напр.: “Альбом художественных работ Н.Н. Ге”, Спб., 1903; В.В. Стасов “Николай Николаевич Ге...”; Н.Н. Ге “Список картин, портретов и этюдов Н.Н. Ге с указанием их местонахождения” - автограф [1894-1897], РГАЛИ, ф. 731, Ге, Оп.1, ед. Хр. 28, 2 л).
В современной литературе о художнике есть лишь краткие упоминания (Напр.: В.И. Порудоминский “Николай Ге”, М., 1970, с. 73). Наиболее полно - в издании “Н.Н. Ге. Мир художника. Письма, статьи. Критика. Воспоминания современников”:
“Имеются документальные сведения, что Ге исполнил портрет Бакунина, который в 1900-х годах, очевидно, находился в собрании семьи Бакуниных (нынешнее местонахождение неизвестно). Характеристика образа и манера исполнения портрета, насколько можно судить по воспроизведению (энциклопедический словарь “Гранат”, т.4, изд. 7), близки к работам Ге середины 1860-х годов”. (162)
Такая краткость сведений объясняется, видимо, тем, что местонахождение портрета до сих пор неизвестно. (Можно только предполагать, что он в Италии в семье потомков жены Бакунина А.К. Бакуниной, вышедшей впоследствии за итальянского адвоката Гамбуцци).
Однако на родине Бакунина существовали и существуют репродукции и копии с этого портрета. (163)
Выше уже говорилось об определенном сходстве облика Бакунина на портрете Ге и портрете из музея Герцена. При сравнении обоих портретов, несмотря на различия в композиции (на портрете неизвестного художника перед сидящим Бакуниным - лист газеты, у Ге - этого нет), в выражении глаз (у Ге - глаза широко раскрыты, на музейном портрете - глаза прищурены, они едва видны из-под припухших век, о которых А.А. Блок писал, как о “похожих на собачьи, как часто бывает у русских дворян”) (164), в деталях одежды (у Ге - сюртук наглухо застегнут, на музейном - видны лацканы), можно увидеть и определенное сходство: это то, как лежат локоны волос (прическа у Бакунина, как известно, всегда была растрепанной, но здесь локоны идентичны до деталей); густая проседь в волосах, хорошо различимая на обоих портретах (на фотографиях Бакунина разного времени она проступает по-разному); это - едва видимый белый воротник рубашки из-под бороды.
Серый фон, манера класть краски расходящимися мазками на музейном портрете, как считают отдельные специалисты ГТГ, близки манере Ге середины 1860-х годов.
Напрашивается вывод - не является ли музейный портрет М.А. Бакунина авторским вариантом портрета Н.Н. Ге?
Ведь известно, что художник неоднократно делал повторения своих работ. (165) При этом он вносил порой изменения.
Сохранилось его собственное признание, сделанное на склоне лет: “Я в своей жизни написал более ста портретов и ни один раз мне не пришлось написать одинаковым способом: каждое лицо особого характера потребовало наново искать способ передать этот характер, а что ежели я еще и напомню вам, что эти головы потребовали бы передачу того выражения, которых каждое лицо может иметь неограниченное число и столько же оттенков”. (166)
Как нам кажется, облик Бакунина на небольшом музейном портрете всего более совпадает с характеристикой, данной ему Ге, характеристикой явно бытовой направленности: “Громадный толстый человек с курчавой <...> головой <...>, с одышкой, с аппетитом невообразимым, наделавшим целую кучу анекдотов”. (167)
И все же, как ни привлекательна версия с авторством Ге, она очень уязвима.
Прежде всего, следует отметить, что Ге не делал маленьких портретов, а наш портрет небольшой.
Да и живописную манеру на портрете специалисты не берутся идентифицировать с манерой Ге.
На этом можно было бы пока поставить точку. Но еще одна загадка неожиданно возникла в связи с портретом Бакунина работы Н. Ге.
В РГАЛИ в фонде П.В. Анненкова хранится фотография Бакунина (ф.7, оп. 2, ед. хр. 325). На кабинетном паспарту, известной фирмы фотографа Boissonas в Женеве. На обороте рукой П.В. Анненкова надпись: “1874 в Берне. М.А. Бакунин 1814-1876”.
Это фотография хорошо известна и неоднократно публикровалась (Напр.: Пирумова Н.М. Бакунин. М.,1970; Сысоев В. Бакунины. Тверь, 2002).
Надпись на обороте дает основание для датировки: 1874 г. Но в 1874 году Бакунин ни в Берне, ни в Женеве не был.
Известно, что фотограф Буасонн (так он упоминается в герценовском “Колоколе”) (168) часто делал переснимки с фотографий русских революционеров (в музее А.И. Герцена есть его переснимок с фотографии Н.Г. Чернышевского, хранившийся в семье Герцена).
Возможно, что и в данном случае с Бакуниным речь идет о переснимке. Но с какой фотографии? Всмотримся внимательнее. Налицо явное сходство, почти идентичность с обликом Бакунина на портрете Ге: те же локоны, та же проседь, тот же покрой сюртука, та же, едва различимая, белая полоска рубашки. Лишь глаза... Глаза более припухлы. Практически так же, как на нашем маленьком портрете. Так что же? Случайное сходство? Или портрет был сделан все же с этой фотографии, но достаточно профессионально? А, возможно, это переснимок с неизвестной нам авторской копии Ге портрета Бакунина?
Копия, которая осталась за рубежом, возможно, в Италии. А то, что воспроизведено в “Гранате” с любезного согласия Н.Н. Ге - сына художника - первоначальный вариант портрета.
Но все это опять из области загадок и предположений. Думается, что поиски специалистов в этом направлении во многом прояснили бы и нашу проблему - определение автора небольшого портрета М.А. Бакунина, находящегося в экспозиции Дома-музея А.И. Герцена в Москве.