Тема чтений

Вид материалаПрограмма
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   15

Примечания


139. Герцен А.И. Собр. Соч. В 30 томах. Т.ХI, М.,1957.С.360.

140. Вырубов Г.Н. Революционные воспоминания. - “Вестник Европы”, 1913, февраль. С. 48.

141. Модестов В.И. Заграничные воспоминания. - “Исторический вестник”, 1883, апрель. Т.XII. С.122.

142. Анненков П.В. Цит.: Пирумова Н.М. Бакунин. М. 1970. С.377.

143. Эфрон А. Страницы воспоминаний. - Марина Цветаева в воспоминаниях современников.Т.1.М.,2002.С.194-196.

144. Анциферов Н.П. Из дум о былом. М., 1992.С.265.

145. Герцен А.И. Собр. Соч. В 30 томах. М. 1963. Т. XXVII, кн.1.С. 268.

146. Литературное наследство. Герцен и Огарев. Т. 63. М., 1956. С. 458.

147. Цит.: Пирумова Н.М. Бакунин. М., 1970. С. 216.

148. Герцен А.И. Сор. соч. В 30 томах. Т. XI. М., 1957. С. 361.

149. М.А. Бакунин в Италии в 1864 году. (Из воспоминаний Л.И. Мечникова). - Исторический вестник, 1897, N3. С. 811.

150. Там же. С. 817.

151. Н.Н. Ге (воспоминания о художнике Г.Г. Мясоедове). - “Артист”, 1895. N45. С. 37.

152. Летописи марксизма, 1927, N3. С. 95.

153. Летописи марксизма, 1927, N3. С. 95.

154. Бакунина Н.С. - М.К. Рейхель 31 января 1903 г. - РГАЛИ, Ф. 2197. Оп. 1, Ед. хр. 796. Л. 7 об.

155. Бакунина Н.С. - М.К. Рейхедь 31 января 1903 г. - РГАЛИ, Ф. 2197. Оп.1. Ед. хр.796. Л. 6 об.

156. Мясоедов Г.Г. “Н.Н. Ге...”, С. 37.

157. См. письма к Е.В. Салиас - “Летописи марксизма”..., С. 83-98.

158. Цит.: В.В. Стасов “Николай Николаевич Ге, его жизнь, произведения и переписка”, М., 1904, С. 155.

159. “Артист”, 1894, N44,C. 136.

160. Там же, С. 135.

161. Цит.: В.В. Стасов “Николай Николаевич Ге...”, С. 157.

162. М., 1978. С. 370.

163. В ТГОМ есть живописная копия с этого портрета, хранившаяся в семье потомков Бакунина. По семейному преданию ее сделал и прислал на родину сам М.А. Бакунин.

164. Блок А.А. “Михаил Александрович Бакунин (1814-1876)” - Собр. Соч. В 6-ти томах, т. 5, М., 1971, С. 28.

165. Ге Г.Г. “Воспоминания о художнике Н.Н. Ге как материал для биографии” - “Артист”, 1894. N 44, С. 135.

166. Цит.: В.И. Порудоминский “Николай Ге”, М., 1970, С. 71.

167. Цит.: “Н.Н. Ге. Мир художника. Письма, статьи. Критика. Воспоминания современников”, М., 1978, С.237.

168. “Колокол” - 1 января 1867 г. С. 1899, л. 231-232.


Корнилов. Спасибо. Смотрел на этот портрет, слушал ваш доклад и...ощутил что-то вроде зависти... Почувствовал себя в круге настоящего дела, требующего ума, такта, точности... Все это у вас есть с избытком - то есть с какой-то еще музыкой... Нет, не “Мавзолеем”, упаси Господь. Спасибо вам. Есть вопросы?


Леонтьев. У меня реплика. Не знаю, известно ли вам, что недавно в “Мемориале” была презентация небольшой книжки, к сожалению, уже ушедшей из жизни «мемориалки», племянницы Николая Николаевича Ге Зои Григорьевны Ге. В ней много говорится о поиске портретов... Она сама как раз позировала Репину для картины “У плетня”... Она была “народоволкой”, близка Вере Николаевне Фигнер, вами упоминавшейся, и, насколько я понимаю (меня тогда не было в Москве), на презентацию съехались многие потомки Ге...


Нарская. Очень любопытно. А книжку эту...


Леонтьев. Книжку эту легко можно достать в “Мемориале”: она только что вышла. И вторая информация. В прошлом году, когда я был в Италии, я останавливался в Неаполе у Михаила Григорьевича Талалая - известного неформала конца восьмидесятых, может быть, кто-то его помнит по Питерской группе «Спасение», где он вместе с Ковалевым участвовал, «Англетер» защищали и т.д. . Так вот Миша Талалай разыскал в Неаполе потомков Карло Гамбуцци, детей, которые родились в период брака Антонии с Бакуниным. Разыскал информацию о внуке Гамбуцци, довольно известном в Италии, а, может, и в Европе – математике, специалисте по теории вероятности, и активном участнике антифашистского Сопротивления. И, вероятно, выход на потомков Гамбуцци - это сегодня несложно сделать - может что-то вам дать в поиске портрета.


Нарская. Спасибо.


Сидоров. Не вопрос - небольшая реплика по поводу кандидатуры Натальи Семеновны Корсаковой. Насколько я знаю, ни одной живописной работы у нее нет. Она исключительно график.


Нарская. Да, это совершенно понятно. Мне хотелось ее упомянуть.


Корнилов. Спасибо, Елена Георгиевна. Я очень тронут. Это в высшей степени профессиональная информация - спокойная и рассудительная. Мне кажется, ваш доклад - образец того, как надо сегодня подходить к истории, к личности в истории. К сожалению, наша жизнь остается сильно политизированной, и это сказывается на тоне и смысле многих научных исследований. Одни тянут в одну сторону, другие в другую. Может быть, это связано с тем, что предмет вашего исследования - произведение искусства, но так, на мой взгляд, надо подходить в любой отрасли знаний. Каждый человек - это в своем роде произведение искусства жизни, и надо к нему относиться с должным тактом и чутьем.


Пойдем дальше. Иван Евдокимович, предоставляю вам слово.


Задорожнюк. Спасибо.

Отношения М. А. Бакунина с А. И. Герценом в освещении Т. Г. Масарика


Характер отношений между двумя лидерами освободительного движения в России и одновременно ведущими социальными мыслителями страны и Европы 1840 - 1870-х гг. составляют до сих пор некую тайну. В том плане, что представить их как прозрачное течение встреч и расставаний этих весьма заметных людей весьма затруднительно. Если же учесть, что в отношения между ними втягивалось большое число людей и по самым различным причинам, а их идейная подоплека отличалась крайней сложностью, то это загадка на долгие времена, хотя вариантов ответа на нее, конечно же, немало.


Один из них содержится в книге чешского политика и мыслителя, первого президента Чехословакии Т. Г. Масарика «Россия и Европа», вышедшей в 1913 году - к юбилею династии Романовых - и содержащую предсказания о крахе самодержавия. Именно он не только первым представил этих исторических деятелей и мыслителей в неком симбиозе, но и подчеркнул, что через них проходило как бы силовое поле русского революционаризма как неизбежной реакции на теократизм - характерную черту русской общественной жизни при самодержавии в пик его возвышения (автократизм Николая I) и ослабления (реформы Александра II). В этом отличие подхода Масарика от других исследователей отечественного революционаризма и европейского анархизма, зачастую сбивавшихся на экзотику в освещении личностей и деятельности Бакунина и Герцена.


Как справедливо отмечает Масарик, духовный прорыв и личная трагедия обоих мыслителей заключается в том, что они отбрасывали «не только русскую, но и европейскую действительность» (Масарик Т. Г. Россия и Европа. Эссе о духовных течениях в России. Т.2. Санкт-Петербург. 2004. С. 16). Это значит, что их проницательной критике подвергался не только абсолютистский строй, опиравшийся на теократизм, но и буржуазное общество Западной Европы, которое уже было отравлено мещанством, прячущимся за ширмой увядших идеалов Великой французской революции. Надо было искать им альтернативу - но не в прериях же Америки (где еще до 1863 г. сохранялось рабство) или в горах Тибета!


И они, так сказать, по-новому отыскивались как раз в старой крестьянской общине, составлявшей основу хозяйственного уклада и нравственного устроения России, а также в гипертрофии личностного начала, присущего отечественной интеллигенции, отыскивали опоры для продвижения вперед.


А при более пристальном взгляде оба этих мыслителя, пользуясь выражением их общего друга И. С. Тургенева, сжигали то, чему поклонялись, и поклонялись тому, что сжигали. Ибо общинное начало ведь было основой теократизма, а гипертрофия личностного начала могла привести и к диктатуре И все это «сжигалось» на костре радикального гегельянства то иногда до безумия прославляемого (достаточно вспомнить формулу Герцена: диалектика - алгебра революции), то страстно, с проклятьями отвергаемого (атеистическая антиметафизика Бакунина). Вместе они боролись и с Марксом, считая его то апологетом нового теократизма, то восстановителем мещанства. Характерно, что они первыми - и весьма успешно - критиковали именно больные точки этого европейского мыслителя до того, как выяснилась вся мощь его влияния.


Масарик пишет: «Вместе с Герценом Бакунин понимал время, в котором они жили, как окончательный переход от теологической иллюзии к позитивистскому отрезвлению реалистического материализма... Как и Герцен он понимал духовные силы индивида как первоначальную историческую силу» (Там же. С. 24, 27).


При этом, по мнению Масарика, Бакунин всегда был более радикален и - как это ни парадоксально - в силу этого последователен. Так, если Герцен указывал на конструктивную силу общины, то Бакунин отмечал присущую ей мощь разбоя - «одной из почетнейших форм русской народной жизни» (Письма М. И. Бакунина к А. И. Герцен и Н. П. Огареву. 1896. С. 472, письмо 1869 г.) И он оказался более правым: уже в 1905 году пожары барских имений по всей империи отнюдь не способствовали подъему продуктивности земледелия, а община (может, и по указанной причине) подверглась жестким деформациям - реальным со стороны Столыпина и виртуальным со стороны большевиков.


Особенно важно для Масарика было то, что именно Бакунин одним из первых мыслителей в ХIХ веке обратил внимание на революционаристский потенциал славянства. Как раз в ракурсе славянского вопроса «Бакунин обратил внимание на разницу между государством и нацией (Т. 2. C 36), причем если Герцен стремился - в идеале - к национальному государству, то Бакунин трактовал идеал нации демократически. При этом он подтягивал Герцена к пониманию роли польскости в России, что стоило тому поддержки со стороны российских почитателей (в частности падения числа подписчиков «Колокола» - от 3000 до всего 500).


Как отмечал Масарик, именно «работая бок о бок с Герценом, а порой и сотрудничая с ним, стал представителем революционного социализма и анархизма Бакунин» (Т. 1. С. 144). Это было на переломе 1840 - 1850-х гг. Действительно, Герцен тогда как бы лидировал. Но, как говорится, долг платежом красен. И уже в 1860-е гг. «Герцен, находясь под влиянием Бакунина выступал в защиту поляков» (Т. 1. С. 148).


В более широком ракурсе во все времена влияние этих мыслителей было взаимным и плодотворным. Конечно, это очень противоречивый процесс, что и отражается в по видимости контрастных суждениях Масарика. Так, на стр. 329 первого тома он пишет, что Бакунин и Герцен - «радикальные славянофилы», а на 335 что они - приверженцы «радикального западнического мессианизма». Но это контрастность не слов, а жизни, и здесь ключевое слово - «радикальный», касается это западничества или славянофильства. Это удалось увидеть, пользуясь словами Тютчева, «чуждому взору иноплеменному», носителем которого и оказался Масарик. Поэтому столь весомо его итоговое суждение: «Основателями радикального политического направления были политические эмигранты Герцен и Бакунин (Т. 1. С. 337).


В целом надо признать, что некоторые общие оценки Масариком Бакунина и Герцена носят довольно жесткий характер. И не всегда оправданный. Так, чешский мыслитель: стремление к революционаризму - вплоть до оправдания некоторой моральной нечистоплотности ряда носителей этой идеи, равно как и слепая апология общины были вызваны тем, что тому и другому не хватило «кантовского критицизма» (Т.2. С. 574).


Надо сказать, что в этом жестком суждении не все истинно с точки зрения якобы всеразрешающей критической мысли. Русский философ и этнический немец В. Ф. Эрн в статье 1915 г. «От Канта к Круппу» считал, что критицизм первого может быть побуждением к деятельности второго, равно как и признаком «заката Европы». Действительно, «рациональные» мотивы Мюнхенского соглашения, состоявшегося через год после смерти Масарика, не привели к упорядочиванию социальной жизни в Европе.


Дистанцируясь и от Бакунина, и от Герцена, Масарик ответ на «загадку России» искал скорее у Достоевского, но и этот путь тоже оказался тупиковым. Может потому, что и в анализе его идей он не выходил из, так сказать, координатной сетки: славянофильство по оси абсцисс - западничество по оси ординат. Оба же анализируемых им мыслителя за эту сетку выходили.


Одно из итоговых заключений Масарика звучит так: «От славянофилов западники отличались главным образом тем, что, не признавая абсолютных различий между Россией и Европой, они усматривали в Европе те же недостатки, что и у России. Поэтому западнический мессианизм Герцена или Бакунина был менее пассивным, чем мессианизм славянофильский; западникам казалось, что спасение России и Европы лежало в их революционном преобразовании. Некоторые из них, признавая за Россией некую особую миссию, не верили в то, что европейские нации находились в упадке. В этом вопросе западники были заодно с Шеллингом (любимым философом славянофилов), который признавал за каждым народом особую миссию. Гегель, философ западников, признает такую миссию за германцами и романскими народами, совершенно не принимая во внимание славян» (Т. 1. С. 335). Получается, что именно в России сеются одни семена, а всходы получаются другие... Так, Шеллинг выступил здесь «революционаристом», а Гегель - «охранителем». Варварское смешение понятий, как однажды выразился Герцен, критикуя социалистического мещанина Луи Блана, считавшего, что личность должна быть принесена в жертву общества? - Не только, это скорее диалектический взгляд на вещи, позволяющий увидеть многое из скрытого в лабиринтах систематизированного мышления.


Пример? - Согласно Масарику - это оценка Герценом республики различным попыток установления республики во Франции - на «том берегу», к которому должна стремиться Россия. Он оказался прав, считая, что республика 1848 года, в сущности, не слишком отличалась от монархии, и демонстрируя данную правоту Бакунину. Однако разве вовсе не было никакого отличия? - задается вопросом Масарик. И не сам ли он требует социальной республики, а, следовательно, должен согласиться с мыслью, что политическая республика буржуазного образца является шагом по направлению к этому идеалу? «Все эти вопросы занимали после 1848 года многих политических мыслителей. И более правильную позицию заняли друг Герцена Бакунин и Карл Маркс, противостоявший и Герцену, и Бакунину» (Т.1. С. 388). Оно бы так, но данная позиция 1) не отражала будущих угроз со стороны уже социалистической государственности, 2) игнорировала устремления славянских народов в первую очередь Западной Европы. И в этом плане Герцен и Бакунин как раз четче видели некоторые «начала и концы» (название одной из работ первого) данной революции, равно как и других масштабных исторических событий, чем Маркс, да и Масарик.


Чешский мыслитель справедливо отмечает, что в 1869 г. Герцен подвел итоги своему отношению к революции в письмах «К старому товарищу», адресатом которых был Бакунин. Соглашаясь с ним относительно цели, которая состоит в преобразовании буржуазного государства в народное, первый считает, что революционеры заблуждаются в вопросах тактики. И высказывает убеждение: «Народ, весь народ, массы не могут быть подготовлены к жизни в народном государстве ни посредством государственного переворота (coup d’ètat), ни посредством «переворота в головах» (coup de téte). Собственность, семья, церковь и государство всегда были и остаются средствами подготовки людей к свободе - свободе разумной!» (с. 389). Конечно так! - И все же нюансов в этой цепочке рассуждений Герцена, воспроизведенной Масариком, да и в ответах Бакунина на указанные аргументы, гораздо больше, чем отражено в книге «Россия и Европа», что и стремился показать докладчик в статье о «всполохах революции и стропилах реформ».


«Герцен не верит теперь в то, что история движется скачкообразно, он хочет двигаться шаг за шагом; он не верит в старый, и устаревший метод революции и не ждет совершенно ничего хорошего от применения силы и терроризма. Он считает, что внешнее освобождение людей должно происходить по мере их внутреннего освобождения» (Т.1. С. 390) - заключает Масарик. Значит, долой революцию? - Нет, скорее долой «вспышкопускательство», которым грешил Бакунин, тоже, кстати говоря, отказавшийся к концу своей жизни от его зряшной апологии.


Тема отношений между Герценом и Бакуниным, будучи правомерно и весьма продуктивно поднятой в книге «Россия и Европа», однако она так и не получила в ней освещения должным образом. Кого, например, предпочитал Масарик? Герцена - и в этом нет ничего удивительного; Бакунин же обвинялся им и в том, чего не делал. Но по фактуре его труда видно, что то один наставлял другого в одно время, то происходило наоборот в иное.


Суть дела в том, что многие оригинальные идеи и Герцена, и Бакунина все же, так сказать, аукнулись лет 100-120 после их смерти совершенно по-новому. Государство действительно, ослабляет сферу своего воздействия, но над миром довлеют трансгосударственные структуры. Они задают совершенно новый тип управления, чреватый контролем уже не только над политическими процессами и экономикой, но и над умами и душами, навязывая «пиплу» (так именуется народ) уже всеудушающий мещанский стандарт.


Но если одна сторона усиления трансгосударственных структур, более жестких (век XIX, говорил Блок, был «железным», век ХХ казался ему вполне безнадежным, но еще хуже стал век XXI век; относительно которого можно сказать, что «кнуто-германская» империя стала «компьютерно-дубиночной»), внушает чувства уныния, то не надо забывать, что есть и альтернативы: сетевые общегражданские структуры, Интернет и т.п. А ведь это как раз то, что может вырабатывать новые идеалы, спасать ценности свободы - и что как бы предвидел весьма давно Бакунин. Ибо не только к прославлению разбойника и мятежа сводится ее социальный идеал, и Масарик это уловил.


И здесь можно признать, что в его книге Герцен и Бакунин представляют некую неразделимую двоицу, находящуюся в отношениях взаимодополнительности. Первый заботился о судьбе личностного начала, которое деформировал, оказывается, не только современный ему капитализм, но и будущий социализм. Второй больше был обеспокоен сохранением общинных (как говаривал Бердяев, коммюнитарных структур), которым от социализма досталось не меньше (коллективные хозяйства - колхозы недаром становилось бранным словом).


Наступивший XXI век многое выявляет в их наследии по-новому, а труд Масарика содействует этому выявлению через:

а) критику будущих грехов будущего социализма «по Марксу»; проделанную двумя русскими мыслителями;

б) выявлением тех детерминантов, которые сделают социализм именно таковым.


Но все же общая тональность суждений Масарика о Бакунине иногда не просто отрицательная, а крайне отрицательная. И реконструкция многих идеалов анархизма им так и не осуществлена в полной мере - даже когда обсуждают антиабсолютистский потенциал новейшего анархизма, допускающего, что «дезорганизация должна быть реорганизацией» (Т. 2. С. 426). Вот почему анализ отношений между Герценом и Бакуниным, проведенный Масариком - лишь начальный пункт в анализе их совместного видения судеб России, Европы и всего мира, с учетом того, что многие прозрения этих отечественных мыслителей оказались во многом невостребованными ранее.


В ходе нынешней конференции у меня возникла такая мысль: мы, наверное, слишком много историки. Нам надо посмотреть на творчество М. Бакунина с позиции социального проектирования, что довольно неплохо делают некоторые западные исследователи. Например, идея относительно того, что в будущем класс капиталистов будет заменен классом интеллектуалов.


Идея эта была взращена Бакуниным, и потом у нее вышла довольно странная судьба. Она попала в руки Махайского, который придал ей, я бы сказал, гротескные формы - в работах “Умственный рабочий” и др.. Он утверждал, что уйдут на второй план одни эксплуататоры - владельцы собственности, придут другие - владельцы знаний, информации и т.д. Потом эта идея попала к американцу Барнхему - основателю теории меритократии. Ее хорошо прокрутил Даниэль Балсоу в своей работе “Грядущее постиндустриальное общество”. Эта идея отнюдь не затерялась - она слишком успешно реализовалась, и на нее перестали обращать внимание. Весьма примечательный момент: если вернуться к истокам ее появления, то ярче проявится и то, к а к она сегодня реализовалась - какое социальное и экзистенциальное поле она создает.


Мне кажется, что это не менее плодотворная тема для исследования творчества Бакунина, чем, скажем, исторические или литературные реминисценции.


Другая идея, которая уже вчера мелькала на нашем небосводе. Это идея федерализма в творчестве Бакунина. Земство - тоже. Мы говорим: федерализм, федерализм... а очень трудно нащупать, какая конкретная структура воплощает эту идею. У этой идеи тоже вышли крайне интересные приключения. В частности, когда вышла в свет переписка А. Герцена и И. Тургенева, а потом А. Герцена и М. Бакунина, то Петр Бернгардович Струве сказал, что эта идея открыла новые горизонты, новое видение. Драгоманов в плане развития этой идеи написал очерк о социальной философии дисциплинарного (?) направления...


Идея попала в руки земских деятелей, помещиков, врачей, разночинцев... Земское движение было довольно сильное, и идея получила большое практическое развитие. И сегодня эта идея не исчезла из поля зрения. В том, как, например, авторитарист Александр Солженицын предлагает на нее опереться, обустраивая Россию, много карикатурного и гротескного. Но в принципе, это креативная идея и, на мой взгляд, она достойна более тщательного исследования.


Бакунин один из первых поставил вопрос об адекватных политических формах существования славянства. О них серьезно размышлял Масарик, и об этом как раз в основном говорится в моем докладе. В связи с вспыхнувшим польским восстанием 1862 года Бакунину удалось убедить Герцена, что поставленный им вопрос вовсе не пустой и поставлен не зря. Впоследствии эта идея попала в поле зрения Масарика, и он без особых ссылок на Бакунина, на Респира (?) создал теорию независимости малых народов.


Единственное, что я бы озвучил, если вернуться к теме, это то, что в целом тональность суждений Масарика о Бакунине не просто отрицательная, она иногда крайне отрицательная. И реконструкция многих идеалов анархизма и в творчестве Масарика и других политических деятелей так и не осуществлена в полной мере. И даже тогда, когда обсуждался антиабсолютистский потенциал новейшего анархизма. Масарик, впрочем, одно меткое слово по поводу Бакунина однажды высказал: дезорганизация должна стать реорганизацией. То есть дезорганизация по Бакунину есть начало реорганизации. Так что, несмотря на корпус отрицательных суждений о Михаиле Бакунине, Масарик поставил точку достаточно конструктивную.


Критика Бакуниным в “Кнуто-германской империи...” очень убедительна. Она действительна и для анализа компьютерно-дубиночной государственности. Она применима во многих отношениях. Кстати, компьютеризация выявляет и сегодня то, о чем мечтал Бакунин. Интернет, например. Он связывают людей столь же прочно и без особого контроля и учета, к чему нас все время призывал Ленин. И мне кажется, что это тоже одна из реализованных идей Бакунина.


Ну, на этом я закончу свое выступление и с удовольствием отвечу на вопросы.