До сторіччя з часу написання роботи В.І. Леніна «Матеріалізм І емпіріокритицизм» Матеріали Міжнародної науково-практичної конференції 27-28 листопада 2008 Київ
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЛучше умный идеализм, чем глупый материализм Понимание природы символического мира и его роль в современной жизни Как сознание отражает мир и как творит его |
- Програма Міжнародної науково-практичної конференції 24-25 вересня 2009 р. Київ 2009, 256.8kb.
- Всеукраїнська федерація «спас» запорізька облдержадміністрація запорізька обласна рада, 3474.89kb.
- Вах європейського вибору матеріали IIІ міжнародної науково-практичної конференції 25-27, 2505.29kb.
- Запорізька облдержадміністрація запорізька обласна рада запорізький національний університет, 6793.22kb.
- З. Й. Красовицького 5 листопада 2008 року, м. Суми, 936.73kb.
- Управлінські аспекти підвищення національної конкурентоспроможності / Матеріали ІІІ, 4064.21kb.
- В. Д. Косенко © Авторські права, 5389.02kb.
- Соціально педагогічний комплекс регіону: теорія І практика збірник матеріалів Всеукраїнської, 4395.92kb.
- Матеріали ХVII міжнародної науково-практичної конференції удвох частинах Ч. II харків, 5512.68kb.
- Матеріали ХVII міжнародної науково-практичної конференції удвох частинах Ч. I харків, 6941.25kb.
1. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм / Полн. собр. соч. – Т. 18. – М.: Политическая литература, 1961. – 548 с.
Пихорович В.Д. (г. Киев)
ЛУЧШЕ УМНЫЙ ИДЕАЛИЗМ, ЧЕМ ГЛУПЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ
«Сознание не только отражает мир, но и творит его». Это, пожалуй, одна из немногих мыслей Ленина, которая не вызовет возражения даже у самых ярых его противников, не говоря уж о сторонниках. Одним будет нравиться первая половина этого тезиса, другим – вторая, но в целом все останутся довольны – и материалисты, и идеалисты.
А между тем, этот тезис направлен как против вторых, так и против первых. Притом, больше даже против материалистов, чем против идеалистов. Гегель в данном случае должен рассматриваться, скорее, как союзник Ленина, в той мере, в какой тот являлся объективным идеалистом, а не просто идеалистом, т. е. в той мере, в какой его абсолютный дух выступает синонимом коллективной человеческой преобразующей деятельности, как «дух, що тіло рве до бою», как «вечный революционер». Именно так предлагает рассматривать гегелевскую абсолютную идею Э.В. Ильенков, именно в этом видит ценность гегелевской философии Ленин, призывая материалистов стать «материалистическими друзьями гегелевской диалектики» [2, 30]. Мало того, в «Материализме и эмпириокритицизме» Ленин яростно выступает против той философии, которая выступала от имени самой современной на то время науки.
Как могло получиться так, что Ленин солидаризуется с идеалистом Гегелем и подвергает разгромной критике продолжателей материалистической и, в частности, научной традиции?
Бесспорно, что причиной этому не столько заслуги Гегеля, сколько то печальное положение, в котором оказался старый материализм, а соответственно, теоретическое естествознание, которое на нем основывалось.
Это был не просто кризис физики, это был кризис естественно-научного материализма в целом, всей той линии в материалистической философии, которая, начавшись философией Бэкона и Локка, выиграв безоговорочно борьбу с примитивным идеализмом религиозного толка и образовав основание научного мышления XVIII-XIX веков, так и не сумела освоить те достижения идеализма, которые лучше всего были представлены в классической немецкой философии.
Фактически Ленин имеет дело с тем кризисом в науке, который, по мнению Энгельса, высказанному в «Диалектике природы», должен был разразиться в случае, если ученые не дадут себе труда освоить диалектику как единственно адекватный уровню развития науки общества способ мышления.
Надо признать, что сегодня положение не просто ухудшилось, оно стало катастрофическим. Кризис в теории естествознания сначала стал перманентным, потом «разрешился тем», что теоретические вопросы естествознания сначала были оттеснены на задворки науки, в область научно-популярной литературы, а потом и вовсе перестали волновать ученых и остались разве что в качестве предмета околонаучных упражнений низкопробной журналистики. Что касается самих ученых, то они всплошную оказываются узкими эмпириками и даже если и говорят о теории, то не имеют под этим в виду ничего, кроме раздела «обсуждение результатов», наличие которого непонятно зачем требуется в научных статьях и диссертациях. В результате, даже субъективный идеализм махистов и прочих позитивистов той эпохи выглядит более или менее продуктивно на фоне теоретической беспомощности современных «ученых». В конце концов, из него родилась современная физика. Из рассуждений же самих современных физиков не может уже родиться ничего, кроме самого дикого мистицизма или околорелигиозных предрассудков.
Кто виноват в таком положении дел, и что делать для его исправления? Меньше всего, думаю, можно винить в этом естествоиспытателей, ибо они «не ведают, что творят». Наука в принципе не обладает средствами для решения вопросов о природе человеческого познания, сознания, мышления. Это дело философии. Что касается ученых, то они всеми силами старались мыслить «в рамках» материализма. Другое дело, что они не могли заметить ограниченности старого материализма в этом вопросе. Ученым, не изучавшим специально историю философии, не так легко было заметить, что линию материализма в этом вопросе нельзя было продолжить, не пройдя школу идеализма, который в то время один развивал «деятельную сторону познания». Основная вина лежит на философах, которые вместо того, чтобы повести ученых за собой, сами поплелись за ними в хвосте, объявив науку непогрешимой в любых вопросах, поскольку она, мол, имеет дело исключительно с фактами, а, значит, и является самым настоящим практическим, а не словесным материализмом. И очень быстро попали в идеализм, но далеко не гегелевский. Даже берклианство – это не предел падения для философов. Мистика, религиозность: это не случайность, не дань моде – это, хотя и не единственно возможный, но вполне закономерный вывод из посылок естественно-научного материализма.
Этого рода материализм возникает в борьбе с религией, и он одерживает в этой борьбе безусловную победу. В результате этой победы наука становится господствующей формой общественного сознания, заменив религию на этом «посту». Точно так же, как раньше ни одна идея не могла претендовать на общественное признание, если она не была облечена в религиозную форму, теперь даже религия должна была апеллировать к науке, чтобы доказывать свое право на существование. Но в самом главном пункте, где победа науки над религией казалась однозначной, она оказалась пирровой. Материалисты XVIII века, увлекшись идеей отрицания бога, даже не заметили, что при этом они фактически увековечивали саму идею творения. Они оставляли неприкосновенной суть религиозного мировоззрения – идею вечности и неизменности законов бытия, оспаривая только авторство этих законов. Слово Бог они тщательно меняли на слово Природа, закладывая тем самым основы новой религии – позитивизма. Выросший из материализма XVIII века естественнонаучный материализм оказался совершенно беззащитным перед этой болезнью.
Мало того, оказалось, что от материализма XVIII века в принципе невозможно перейти к диалектическому материализму. Если в «Материализме и эмпирикритицизме» Ленин еще и питает какие-то надежды на то, что естественно-научный материализм может привести добросовестных и последовательных ученых к диалектическому материализму, что физика «родит» диалектический материализм [1, 332], то в посвященной этому же вопросу более поздней работе «О значении воинствующего материализма» он уже прямо говорит о том, что «без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного мировоззрения» [2, 30].
Конечно, дело не в Гегеле как таковом, а в том что он на то время наиболее полно и основательно изложил идеи диалектики как метода мышления, без которого наука была обречена утонуть в собственном эмпирическом материале и окончательно запутаться в тех противоречиях, в которые впадала старая теория перед лицом новых фактов. За прошедшие со времени написания работы «О значении воинствующего материализма» 85 лет ситуация немножко изменилась в лучшую для ученых сторону. Во-первых, в 1925 году были опубликованы неизвестные до того «Диалектика природы» Энгельса и «Философские тетради» Ленина. Во-вторых, большое значение имела публикация собраний сочинений Маркса, Энгельса, Ленина. Известно, что и Маркс, и Ленин собирались изложить кратко в отдельных работах суть материалистической диалектики, но ни один своего обещания так и не сумел выполнить. Конечно, этими идеями были пронизаны все их работы, а во многих из них они прямо высказывались по поводу тех или иных проблем материалистической диалектики. Но одно дело, когда эти мысли были разбросаны по разным работам, посвященным разным темам, другое – когда все работы были собраны воедино в собраниях сочинений, которые были снабжены отличным справочно-поисковым аппаратом, научно откомментированы и, главное, опубликованы массовыми тиражами, так что стали доступны не просто отдельным специалистам, а буквально всем желающим. Кроме того, советское время выдвинуло хоть и немногих, но очень талантливых философов, которые не только сумели освоить диалектические идеи Гегеля и марксизма, но и изложить их прекрасным современным языком на материале вполне современных проблем развития общества, науки, искусства, педагогики. Речь идет, в первую очередь, об Э.В. Ильенкове, Мих.А. Лифшице, молодом Д.Лукаче, В.А. Босенко. Весь этот массив литературы может быть использован не только для того, чтобы существенно дополнить сочинения Гегеля в деле изучения диалектики современным ученым, но и чтобы полностью заменить его, оставив Гегеля профессиональным философам.
В отличие от ученого, философ без освоения Гегеля обойтись не может. В свое время Гегель написал: «Быть спинозистом, это существенное начало всякого философствования» [3]. Для нашего времени следовало бы добавить, что для того, чтобы быть философом, нужно еще быть и гегельянцем, точнее, «материалистическим другом гегелевской диалектики» [2. 30].
Но следует констатировать, что сегодня таких людей среди философов нет. С точки зрения позитивизма, это явно свидетельствует о том, что Маркс ошибается. Ведь факты говорят против него. Но на самом деле, эти факты говорят не против Маркса, а против современной философии и против нашей эпохи в целом, в той мере, в какой философия есть «квинтэссенция духа эпохи». Даже самый поверхностный анализ современной философии обнаруживает, что дух этот очень тяжелый, спертый и эпоха нуждается в срочном «проветривании».
Литература:
1. В. И.Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. В.И. Ленин, ПСС, т. 18.
2. В. И.Ленин. О значении воинствующего материализма. В.И. Ленин, ПСС, т. 45.
3. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. С.п.б., 1994, с. 347.
Польская Т.Д. (г. Киев)
ПОНИМАНИЕ ПРИРОДЫ СИМВОЛИЧЕСКОГО МИРА И ЕГО РОЛЬ В СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ
Значение символического мира в жизни современного общества возрастает и исследование таких константных форм культуры как образы, символы, стереотипы ставит все новые и новые вопросы перед философами и культурологами. Мир превратился в знаковую, виртуальную реальность, человек испытывает дефицит реальности, в „обществе потребления”, реклама способствует вытеснению реального символическим.
Реальность культуры – это символическая, уже до рождения человека преобразованная реальность мира. Становление человека происходит под влиянием концентрированного в символах опыта предшествующих поколений, пробуждение его сознания осуществляется в континиуме уже определенных значений. Символическая культура предвосхищает опыт каждого и даже отвержение ее требований не отменяет эту зависимость.
Оставаясь равными себе в физически-вещном качестве, символы порождают новые поля смыслов в контакте с новыми поколениями, а человек формирует не только новое знание, а новую реальность, в которой нужно жить по-новому. Мир не дан нам в непосредственных ощущениях, он заново открывается каждым новым поколением и требует для этого значительных усилий. Именно символический мир прошлого является объективной реальностью культуры. Человек, способный мыслить символически, что, по сути, означает способность стать человеком, творец этой реальности.
Формы бытия в символическом мире зависят от типов включения человека в этот мир. Один тип функционирования в культуре тяготеет к рациональному освоению текстов, созданных другими, в иных исторических условиях. В этой форме бытия в культуре познание становится главной, если не единственной формой, в которой осознается человеческое отношение к миру, а ориентация на объективность приводит к очищению от всех внерациональных компонентов человеческого мировоззрения как от ложных, искажающих, мешающих познанию. При этом возникает символическая культура, в которой первичным образам и жизненным впечатлениям принадлежит лишь вспомогательная роль, они не пронизыва всю ее корневую систему, не требуют предельного напряжения бытия.
В ином же типе бытия в культуре доля личного опыта, страстного поиска, личного жизненного усилия при формировании символического мира культуры, грандиозно возрастает. К познанию природы символа добавляется модус причастности и усилие, риск, предельное напряжение всех сил раздвигает границы Я и не Я, символические формы наполняются личностно освоенной семантикой, происходит как бы вживание в те символические формы, которые нам даны. Степень включенности человека в культуру выражается в факторе присутствия в каждом ее символе.
В этой связи интересно обратиться к такому феномену культуры как стереотипу – константной форме человеческого бытия (стереотип, как известно, происходит от греческого «stereos», что, в частности, значит «постоянный»). В культуре аккумулирован опыт людей пришлого, самые великие из которых свое индивидуальныое восприятие жизни уже отлили в знаковые формы, в том числе и в стереотипы, выработали для себя индивидуальные стереотипы (Декарт, Эйнштейн, Гегель…). Как константная форма человеческого бытия, основа ритуала, традиции, стереотип в некотором смысле слова является ейдосом и приобретает в этом контексте высший позитивный смысл. В липпмановском, узком понимании стереотип обрастает негативними коннотациями как упрощенный образ социальной реальности, как «понятные» ходы мышления и поведения, которые навязываются масс-медиа.
Явление стереотипизации существует объективно и вызывается необходимостью при познании упорядочить, классифицировать, категоризовать окружающую действительность. В механизм формирования стереотипов вовлечены не только схематизация, категоризация и т. п., но и другие когнитивные процессы, прежде всего каузальная атрибуция. По всей видимости большинство стереотипов адекватно отражают объективную реальность и представление о мере истины, содержащейся в стереотипе претерпело известную эволюцию. Данные целого ряда современных исследований не подтверждают вывода о неполноценности как процесса, так и результатов стереотипизации. Если опираться на выраженный в «Материализме и эмпириокритицизме» методологический принцип, « что для диалектики материализма не существует непереходимой грани между относительной и абсолютной истиной» (В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизме. -М, 1961 г., ПСС, т. 18, с. 38), то стереотип есть отражение объективной реальности культурного объекта и насколько глубоко и истинно это отражение, зависит от социально-исторических условий формирования стереотипа.
Во втором типе бытия в культуре, который анализировался выше, стереотип вырабатывается каждым человеком самостоятельно как результат его собственных умственных усилий при напряжении воли и интеллекта. Поиск нового смысла, деятельность, которая не сводится только к эксплуатации, том или ином упрощенном принятии стереотипов массовой культуры, а творчество в культуре, которое призвано с помощью великих стереотипов культуры (индивидуальных стереотипов великих творцов культуры (Декарта, Эйнштейна и. т. д.)) взятых как метод в широком смысле этого слова, выработать свой индивидуальный стереотип.
Пономаренко В.В. (г. Киев)
КАК СОЗНАНИЕ ОТРАЖАЕТ МИР И КАК ТВОРИТ ЕГО
В чем заключается сущность сознания? Почему Ленин яростно настаивает на утверждении Маркса, что общественное сознание отражает общественное бытие?
Последний вопрос для современников не только не утратил актуальности, а наоборот, становится все более и более значимым. Ведь все мощнее и глобальнее становятся средства производства, которые требуют все более сознательного подхода, как со стороны отдельных граждан, так и со стороны общества в целом.
Но, как ни странно, в сегодняшнем обществе практически никто не поднимает этот вопрос, да и «современные философы» не просиживают в библиотеках над изучением предыдущих достижений философии. Так и хочется сказать, что у философов, у общества отсутствует сознание, как таковое. С другой стороны, в политологии и социологии считается, что человек сознательно делает покупки, выбирая подходящий для него товар, сознательно выбирает и ставит галочки, голосуя на выборах, сознательно идет на те или другие культурные мероприятия, сознательно находит себе работу, выбирает способ жизни и т.д.. Сумма же этих сознаний для политологов и социологов представляет общественное сознание, которое ярко демонстрируется социологическими исследованиями. В данном вопросе общество отдало предпочтение такому-то товару, столько-то процентов проголосовало за какого-то кандидата и т.д. и т.п. Столько-то людей сознательно выбрали нищенское существование.
Постойте, как так, неужели такое бывает, спросят читатели? Да, ответит социология, политология, «позитивизм, вообще, до сих пор выдававший себя за философию».[1,111] Поскольку все люди имеют сознание и действуют сознательно, значит, они сами себе выбрали такую жизнь и нечего жаловаться на свой выбор. Так, по данным ООН в 2005 году за чертой бедности проживали свыше 1,4 млрд. человек. Такой чертой тогда считалась зарплата ниже 1,25 доллара в день. Неужели из 6 млрд. населения Земли, почти четверть сделала такой сознательный выбор? Именно против этой философии и боролся сознательно В.И. Ленин.
Но именно так мыслит каждый человек, который чего-то добился в современном мире, каждый философ-метафизик: как идеалист, так и материалист. Хотя современных позитивистов-материалистов и припомнить тяжело. Только рассматривая сознание оторванным и стоящим над общественным бытием, то есть вырванным из реальности, отделенным от бесконечного количества взаимосвязей, можно прийти к вышеизложенным выводам. Это в философии называется субъективным идеализмом. Конечно, такая философия удобна для человека, для общества, которые не могут решить не то что общественных, а и своих проблем в жизни. Эти проблемы серьезная философия именует противоречиями. А с помощью философии субъективного идеализма человек прячется от противоречий, которые при этом не исчезают, а только возрастают. Отсюда и поголовный пессимизм данных философов, начиная от Ницше и Шопенгауэра, заканчивая Сартром и Камю.
Чтобы решить любой вопрос, в том числе и вопрос формирования сознания, необходимо рассмотреть его диалектически, в целостности и развитии. Ведь то, что общественное сознание отражает общественное бытие [2, 343-345], доказывает еще Фейербах. Да и все материалисты до Фейербаха утверждали, что сознание – отражение бытия. Но в итоге почти все они приходили к идеализму. Именно потому «Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме». [2, 350]
На первый взгляд может показаться, что реальные сегодняшние капиталистические (рыночные) отношения порождают соответствующее общественное сознание. А общественное сознание – разумеется, в его индивидуализированном виде, в виде сознания ближайших воспитателей, а затем и всего того круга людей, которые появляются в поле зрения человека, формирует его сознание в гораздо большей мере, чем «материальный мир» [1, 34]. И поскольку рыночные отношения по своей сути не являются сознательными, а даже наоборот, они являются стихийными, то ни о каком сознании при выборе того или другого товара, при голосовании, и даже при выборе способа существования не может быть и речи. Даже современный мировой финансовый кризис подтверждает вышесказанное. Все это случайные стечения обстоятельств: одному повезло, другому нет.
Но общественное сознание зависит не только от производственных отношений. Сознание также зависит от производительных сил. Постепенно нарастает антагонизм между развивающимися производительными силами и производительными отношениями. Формируются и борются два общественных сознания, два класса. Первый, сознательный, представляет производительные силы, второй, с реакционным сознанием – устаревшие производственные отношения. При капитализме такими классами являются пролетариат и буржуазия. И чем сильнее нарастает антагонизм, тем сильнее возрастает сознание пролетариата, тем сильнее своим сознанием буржуазия хочет придушить новое родившееся сознание.
А философия субъективного идеализма (позитивизма) является сознательным орудием капиталистических отношений. Хотя многие из людей, являясь таковыми, не осознают себя субъективными идеалистами. Бедный же человек, самим своим бытием исключенный на 99 % из современных общественных связей (или, что то же самое, включенный туда не как человек, а исключительно как рабочая сила), воспитывается по-новому самими производительными силами, которые развиваются диалектически – революционно. Но тут тоже скрыто серьезное противоречие, с одной стороны пролетариат не подвержен социальному влиянию, которым капитализм кует себе кадры для защиты: ни воспитания, ни социальных благ, ни привилегий. С другой стороны, нехватка образования, теории как отражения обобщенной человеческой практики, сказывается на слабом формировании этого сознания революционного класса. Потому Ленин и обращает огромнейшее внимание на теорию, на философию диалектического материализма.
Определяя сознание как самое общее понятие, определить которое можно только через ясное противопоставление его самому общему понятию «материя», причем в качестве вторичного, производного, выводимого [1, 33], то есть, осознавая, что общественное сознание является отражением общественного бытия, сознательный класс может изменить это бытие. То есть революционное сознание в моменты революций не только должно идти в ногу с бытием, а и подталкивать производительные силы к быстрейшему снятию, преодолению назревшего общественного противоречия.