Общество риска и человек: онтологический и ценностный аспекты: [Монография] / Под редакцией д ф. н., проф. В. Б. Устьянцева. Саратов: Саратовский источник, 2006
Вид материала | Монография |
- Монография Под научной редакцией, 2238.64kb.
- Ровье 2006 Материалы 79-ой конференции студенческого научного общества спбгма им., 7915.3kb.
- Учебник под редакцией, 9200.03kb.
- Альной философии: пространственные структуры, порядок общества, динамика глобальных, 4821.57kb.
- Монография Барнаул 2009, 3320.1kb.
- Под общей редакцией проф. Малого В. П., проф. Кратенко И. С. Харьков 2008, 8344.22kb.
- Ежеквартальныйотче т открытое акционерное общество "Саратовский подшипниковый завод", 1708.8kb.
- Учебное пособие. Автор д ю. н., проф. Минин А. Я. Страхование хозяйствующими субъектами, 32kb.
- Оао «Сильвинит» "ахиллес" соль древнего пермского моря пермь Соликамск. 2001 ббк. 65., 502.69kb.
- Под научной редакцией д-ра техн наук, проф., Н. А. Селезневой; д-ра экон наук, д-ра, 370.01kb.
Общество риска и человек:
онтологический и ценностный аспекты
Саратов 2006
Общество риска и человек: онтологический и ценностный аспекты: [Монография] / Под редакцией д.ф.н., проф. В.Б. Устьянцева. Саратов: Саратовский источник, 2006. с.
В монографии представлены социально-философские модели общества риска, отражающие специфику взаимодействия человека и власти в глобальном социальном пространстве, определены онтологические, социокультурные, экзистенциально-аксиологические и институциональные измерения риска, разработаны методологические матрицы исследования системных рисков с выявлением их цивилизационной специфики, проанализированы аксиологические и антропологические аспекты человеческой деятельности в рискогенных ситуациях трансформации современного российского общества.
Для философов, культурологов, специалистов в области социальных и гуманитарных наук, а также для тех, кто интересуется проблемами социального риска.
Рецензенты: д.ф.н., проф. Гасилин В.Н.
д.ф.н., проф. Листвина Е.В.
©Саратовский источник, 2006
Предисловие
Обращение авторов коллективной монографии к проблеме человека в обществе риска обусловлено стремлением выявить сущность рискогенных ситуаций в современном обществе, обсудить реальные альтернативы жизнедеятельности «незавершенного» человека в XXI веке. Предложенное вниманию читателей исследование, посвящено разработке философских концептов общества риска в онтологическом и аксиологическом аспектах.
Философская концептуализация раскрывается в четырех разделах. Анализ взаимосвязи теоретических, бытийственных и социальных оснований концептов риска дается в первом разделе «Онтология социального риска», где обсуждаются фундаментальные проблемы классической и неклассической онтологии. Если онтология является системной предпосылкой философской концептуализации рисков в постиндустриальном обществе, то многоуровневая модель общества риска формирует определенный ценностный и институциональный контексты социальной реальности, где онтология представляется полем философского знания о риске. Так осуществляется дискурсивная связь между социальной онтологией и философской концепцией переходного общества.
Обобщение многообразия феноменов риска в едином дискурсе (разделе «Социокультурные концепты и ценности обществ риска») дает возможность по-новому рассмотреть тенденции становления и развития постиндустриального общества в начале XXI века.
Предложенная в разделе «Глобализация социальных рисков» классификация глобальных рисков служит конструктивным методологическим основанием для анализа концептов системных рисков. Образы социального риска приобретают свою значимость в качестве пограничных феноменов, появляющихся при взаимодействии различных культурно-исторических типов глобализирующегося мира. Философский анализ образов риска в пространстве сетевого информационного общества оказывается важным и в том отношении, что он позволяет отразить сложный процесс концептуализации общества риска и связать воедино микросоциальную и общецивилизационную перспективы исследования. Концепт глобальных рисков позволяет с большей эффективностью исследовать феномены власти в информационном обществе, обосновать глобальные политические риски в условиях становления мирового политического порядка.
В заключительном разделе «Человеческие измерения рисков» представлены институциональные и ценностные основания социального поведения индивидов в ситуациях риска.
Антропологический анализ риска разворачивается в образах "ценностного" и "институционального" человека, что позволяет по-новому осмыслить источники системных рисков в современных обществах. В известном смысле этот раздел является предельной общефилософской квинтэссенцией проблемы риска, представленной в монографии.
Монография подготовлена авторским коллективом:
Иванов А.В. (раздел I. §1,2), Богатов М.А. (раздел I, § 3, 4), Молчанов А.В. (раздел II, §1), Афанасьев И.А.(раздел II, §2), Малкина С.М.(раздел II,§ 3,5), Тихонова С.В. (раздел III. §1), Данилов С.А. (раздел III §2), Орлов М.О. (раздел III §3), Устьянцев В.Б.(раздел IV. §1), Акимова Н.А. (раздел IV. §2), Аникин Д.А. (раздел IV. §3)
Раздел I.
Онтология социального риска
Данный раздел открывается темой, которую можно было бы в самом широком смысле охарактеризовать как «концепт общества риска и онтология». Если попытаться раскрыть возможные значения подобной темы, то у нас образуется как минимум три совершенно различных постановки вопроса, проходящих путь от онтологии риска к рискам, которые несет в себе онтология сегодня.
Концепция общества риска проходит под рубрикой социальной философии, а потому под онтологией риска, в первую очередь, понимается та социальная онтология, которая раскрывается в рамках данной концепции. Кроме того, подобная постановка проблемы, по всей строгости своей требует рассмотрения достижений современной социально-философской мысли ради сопоставления исследуемой здесь концепции с другими, а также для выявления того места, которое на полном основании занимает сегодня концепция общества риска в области социально-философского знания. Понимание данного места совпадает с намечающимися на этом горизонте перспективами концептуализации риска, которую можно последовательно провести в двух направлениях; анализируя феномены рисков с позиций социальной феноменологии и онтологии
Помимо социальной онтологии, которую с необходимостью намечает для себя концепция общества риска, обозначенная выше тема раздела предполагает еще рассмотрение и философской классической онтологии в соотношении ее с проблема и, поднимаемыми в исследуемой концепции. Именно понимание общества риска как концепта является тем связующим этапом, который позволяет в полной мере осуществить переход от социальной онтологии к онтологии классической. В данном случае общество риска, сохраняя свою социально-философскую значимость, позволяет исследовать собственные составляющие на поле онтологической мысли. Эти составляющие являются, с одной стороны, как бы условиями возникновения и воспроизводства концепта общества риска в постиндустриальном обществе (и здесь мы вправе говорить об онтологии общества риска), а с другой, суть не что иное, как продукты актуализации подобного концепта в сфере гуманитарной мысли (здесь речь идет уже о продуцируемой концептом общества риска идеологии).
Сама онтология как одна из основных частей корпуса философского знания в ХХ веке претерпевает чрезвычайные преобразования, зачастую ставящие ее в сложную ситуацию. Образно выражаясь, онтология ХХ века рискует собственным существованием — как на поле философского знания, так и в преображенном виде, представляясь влиятельными социально-политическими течениями в общественной жизни минувшего века.
1. Пути концептуализации рисков в социальном познании
Фундаментальное явление современного мира заключается в беспрецедентном повышении ценности нового. Трансформация символично берет верх над постоянством. Проблема риска становится важнейшим компонентом общественных процессов, повседневной рациональности и образует ядро социальной и культурной организации общества. Риск – это важнейший катализатор прогресса. Этот феномен находит свое выражение в пристрастии человечества к игре, и в стремлении к конкуренции, в деструктивных и катастрофических последствиях глобальных техногенных и гуманитарных катастроф. В современном динамично изменяющемся обществе возрастает сложность форм социальной организации и сокращаются масштабы исторического времени, ускоряется его ход. Вследствие этого возникают неопределённости и риски, в том числе и риски перехода к катастрофическим сценариям социальной динамики. Риски, в основе которых лежит внутренняя спонтанность социального бытия, имеют и иную сторону: акты изменений как в природе, так и в обществе связаны с различными способами восприятия, интерпретации и теоретической концептуализации трансформаций жизненно важных социальных контекстов, лежащих в основании этой изменчивости. В настоящее время лишь тот человек может надлежащим образом вписаться в общество, если он готов к риску и обладает способностью понимать его природу. В обществе, ориентированном на инновации, социальное управление должно быть в сущности направлено на использование как отрицательных, так и положительных потенциалов риска. Что же такое риск и что определяет его значимость в современном обществе и социально-философском познании? В данном разделе раскрывается содержание этих понятий, и задаются основные горизонты концептуализации данных явлений.
Результатами процессов глобализации и дерегулирования в обществе стали взрывной рост сложности современных социально-организационных систем, и, как следствие - возрастание их неустойчивости и неопределённости, которые распространяются повсеместным образом и утверждаются в науке в статусе основополагающих мировоззренческих мотивов социальной картины современности. Концептуальный образ современного социума в пространстве философской и научной рациональности лишён фундаментального внутреннего единства и парадигмальной завершённости, открыт для концептуального конструирования, в чём выражается альтернативность, многовариатность и во многом - метафоричность образов социальности, формирующихся в социально-философском и социологическом дискурсе: «общество риска» (У. Бек, Н. Луман, Э. Гидденс), «общество знания» (П. Дракер, У. Тоффлер, Н. Штер, Р. Манселл, В. Крон), «сетевое общество» (М. Кастельс), «постиндустриальное общество» (Д. Бэлл, А. Иноземцев).
Драматизм модернизационных процессов, протекающих в современном обществе, ускоряет разрушение не только прежних стабильно функционирующих общностей, структур и институтов, но и отражающих их теоретических представлений. Следует подчеркнуть, что анализ риска изначально ориентирован на определённый разрыв с исследовательской традицией социальных наук, направлен на комплексную концептуализацию феноменов неопределённости, сложности, выявление значения онтологических, когнитивных, ценностно-смысловых и институциональных предпосылок как тех условий возможности, с помощью которых не только описывается, но и формируется историческое многообразие концептов и социокультурных архетипов эпохи глобальных перемен. Эта особенность исследований риска подчёркивается итальянским исследователем А. Маринелли: «В общем виде мы можем сформулировать гипотезу, объясняющую причину, почему проблема риска длительное время находилась вне сферы интересов социальной науки: в первую очередь потому, что концепция риска не исходит непосредственно из её теоретической традиции, во-вторых, потому что концепция не является готовой для включения в сферу интерпретативных парадигм социологии и восприятия научным сообществом. С этой точки зрения проблема риска представляет собой вызов для общественных наук и знаменует поворотный момент, полностью изменяющий способ описания и наблюдения современного общества»1. С учётом происходящих изменений в научном познании необходимо сформулировать вопрос о систематических основаниях риска: каким образом риск возможен как онтологический и когнитивно-эпистемологический феномен? Каким образом знания, ценности и нормативные предписания становятся риском в обществе, чья социальная организация ориентирована на производство и потребление информации, а социальные позиции и личностная идентичность индивидов всё в большей степени определяется рисками? Какова связь знания, информации, коммуникации и риска в институциональном и личностном пространстве современного социума?
Руководствуясь данными вопросами, представляется целесообразным рассмотрение следующих проблемных горизонтов: а) анализ феноменов риска с точки зрения феноменологии, онтологии социального; б) анализ риска в пространстве информационного общества.
Обращаясь к достижениям знаний о риске в современном социогуманитарном дискурсе, неизбежной становится констатация поливариативности, многообразия теоретических трактовок. Интуитивное обыденное понимание риска, как нам представляется, весьма точно приближается к тому, что выражает сущность риска, и о чём исследователи-позитивисты рассуждают как о двух отдельных и независимых сферах бытия: объективной действительности и внутренней субъективности. Верно то, что утёсы находятся «там» во внешнем физическом пространстве, но они представляют риск только для тех, кто приближается к ним. Rhiza (греч. скала, утёс) – так греческие моряки и торговцы обозначили впервые это явление. Землетрясения объективно существуют, но они составляют опасность только для тех форм жизни, среда обитания которых потенциально непрочна. Риск - это особенность действительности, которую мы пассивно принимаем как данность бытия и которую человек не всегда способен устранить, как, например, неизбежные состояния внешней окружающей среды: землетрясения, извержения вулканов, техногенные катастрофы, массовые эпидемии и их катастрофические последствия для народов, этносов и цивилизаций. И всё же риск – это та особенная сфера, которая появляется только как следствие нашей собственной активной сопричастности этой действительности. Одно не существует без другого. Кроме того, в структуре социального риска следует указать на детерминирующую роль цели или субъективной стороны риска, ситуации и действий субъекта, направленных на устранение неблагоприятных факторов2.
Но если даже мы в состоянии верно расставить акценты в определении объективной и субъективной составляющей риска – ценностей, оценок, объектов риска, вероятности ущерба и деятельности человека, - дальнейшая концептуализации потребует значительно более серьёзных усилий по реконструкции не только онтологических, но эпистемологических и социоисторических предпосылок. Риск получает свою познавательную актуализацию и социальную легитимацию как часть реляционных взаимозависимостей между множеством не сводимых друг к другу контекстов: социальных, религиозных, научных, природных, ментальных, психологических. Риск не существует в том же самом смысле, что и материальные объекты. Прибегая к традиционному философскому языку, можно было бы заметить, что риск не является субстанцией, то есть, независимо существующей сущностью. Риск всегда определяется субъектностью, объектностью и реляционностью социального мира, то есть потенциальной способностью вписываться в символические социальные контексты, приобретать определенные оценочные характеристики и становиться предметом активного преодоления, противодействия, предупреждения, интерпретации, социального производства, распределения и обмена.
Например, автомобиль в гараже сам по себе не является социальным риском, но становится таковым для ребёнка, который играет на дороге, когда автомобиль ведут с превышением скорости, или для окружающей среды, если выбросы в атмосферу не согласуются с нормативными представленими об экологической безопасности. Наконец, авария на дороге с участием водителя автомобиля констатирует актуальные события и становится социальным фактом в сводках соответствующих служб.
Таким образом, риск – это особенность субъективной и объективной действительности, сфера антиципации социальными субъектами неблагоприятных событий и способ приспособления к ним. Во всех случаях концепты риска обязаны своим значением не только предмету преодоления – сфере потенциально опасных событий. Говоря о риске в собственно философском содержании этого понятия, нам не избежать введения концепта социального субъекта риска. Риски не являются ни просто объективными, ни просто субъективными событиями — они принадлежат и объективно-реляционным свойствам социального бытия. Риски появляются в опасной зоне контакта между физическими событиями, внутренними состояниями субъекта и социальными рутинами.
Интерпретация обыденного представления о риске задаёт ориентиры для систематического рассмотрения данного вопроса в философском ключе. Хотя идеи риска возникли в философском мышлении довольно давно, однако данные представления носили в основном фрагментарный характер, как, например, рассуждения Б. Паскаля о риске религиозной веры, представления И. Канта о риске знания или концепция риска в теории справедливости Дж. Ролза. Эти представления не получили систематической разработки и дальнейшего продолжения в силу внутренней ситуации и интересов самого классического философского дискурса. Поэтому длительное время пальма первенства в исследовании риска принадлежала математике, экономике и социологии, достижения которых на современном этапе являются исходными моментами для социально-философской концептуализации. В рамках собственно философского мышления риск традиционно выступает как способ бытия в мире, сферы свободы, опасности, непредсказуемости или, по замечанию Дж. Беннета, выражает «фундаментальную неопределённость и всеобщую рискованность бытия»3, репрезентирует предел человеческой способности контроля и планирования событий жизни, описывает сферу пограничных или даже критических феноменов социальной реальности, которые имеют место на границе физического, психического и социального мира4. Если подходить к вопросу с феноменологических и конструктивистских позиций, то риск в редуцированном виде представляет собой комплексный феномен социального бытия, который стирает пространственные границы внутреннего и внешнего, размыкает временные рамки настоящего и будущего, трансцендирует стереотипы строго научного разделения между фактами и ценностями.
Во временном измерении понятие риска имеет неопределённый статус. Риски принадлежат к нечёткому миру потенциальных возможностей. Риск - это сфера феноменов, имеющих место в будущем, и всё же мы думаем о рисках как о латентно присутствующих в настоящем. Риск – это то, что ещё не наступило, и когда будущие события наступают, то больше не находятся в будущем, но представляют актуальное событие. Существуют различные способы актуализации риска в форме ожидания и воспоминания, рационального анализа и сценария, прогноза и оценочного высказывания о том или ином негативном событии. Более того, время формирует предпосылку рефлексии риска в ментальном и социально-коммуникативном пространстве. Тем самым риск становится частью самого восприятия и поведения в социальном пространстве, а не противостоит ему как трансцендентная сущность. Мы можем использовать предсказание, в котором расширяется горизонт настоящего в будущее, вычисляется статистически каким образом тенденции и последовательности прошедших и актуальных событий могут продолжиться в будущем при прочих равных условиях. Однако потому, что социальные субъекты, например, общество, цивилизация или человек в своём развитии и функционировании лишь относительно сохраняют самотождественность во временном аспекте человеческого восприятия и социодинамическом аспекте изменения, будущее необходимо оценивать, выражая неизвестные и неопределённые тенденции, о которых мы ещё не знаем. Меняется не только мир, но и человек с его когнитивными способностями; изменяя мир, человек изменяется сам.
В этом смысле риск как одна из форм времени – это событие, граница между настоящим и будущим или, по Н. Луману, «временная контингенция»5, временная связь «настоящее-будущее», образ настоящего (ресурсов деятельности и актуальной ситуации), сконструированный с точки зрения его возможных и ещё не реализованных последствий в будущем (целей и смысловых перспектив), при условии, что этот образ может и не актуализоваться, а результаты действий способны инициировать непреднамеренные последствия, наряду с запланированными результатами. Риск – это исторически и социально заданная форма проблематизации будущего, выражающая соответствие между актуальным настоящим и неопределённым будущим в сознании личности, социокультурный смысл которой определяется внутренней сложностью общества и способностью человека формулировать и решать всё более сложные проблемы.
Связывая будущее с принятием решения в настоящем, точнее, с позитивными и негативными последствиями, риск становится не только дескриптивным, но и нормативным концептом: он содержит анализ причинно-следственных отношений социальных действий и имплицирует императив к устранению нежелательных эффектов действий посредством модификаций связей между причинами и следствиями, целями, средствами и результатами. Поэтому риск можно интерпретировать в качестве особой реляционной взаимосвязи между модальностям времени (прошедшим, настоящим и будущим), модальностями ценностных ориентаций (желательное, нежелательное), модальностями социального действия (ресурсы, цели, средства).
Отсюда проистекает глубинная связь риска, модусов времени и неустранимой комплексности социального пространства. Риск как множественная временная контингенция осуществляет нелинейную связь модусов времени, событий психического и социального мира только в контексте целеполагающей деятельности человека. «Будущее, - подчеркивает Н. Луман, - не определено не только потому, что оно зависит от многих известных и неизвестных факторов, определяющих то, что произойдет, но, прежде всего потому, что оно циклично замкнуто само на себя посредством процессов принятия решений, следовательно, зависит от решений настоящего»6. В пространственном измерении риск представляет собой соположенность смысловых горизонтов, представлений о возможных событиях будущего, характеризующихся той или иной степенью неопределённости информации о целях, средствах, намерениях участников социального взаимодействия, а подчас и неопределённостью целей самого субъекта. Это создаёт многообразие диспозиций, угроз, конфликтов, динамическое равновесие между которыми нельзя достичь вне корректировки когнитивных, ценностных, нормативных и фактических параметров этого пространства. Важную роль в понимании пространства риска играют культурные и научные архетипы знания, задающие эволюционную динамику риска. Пространство риска имеет внутреннюю структуру, функциональную и смысловую упорядоченность на различных уровнях организации: индивидуальном, социально-ролевом, культурно мировоззренческом, цивилизационном. В социально-историческом контексте можно выделить два типа общества и соответствующие типы риска: традиционный и современный.
В процессе исторического развития люди были подвержены различного рода опасностям, в том числе тем, о существовании которых они не знали. В историческом контексте для анализа концепта риска характерен эволюционный переход от риск-метафоры судьбы в античном мышлении к рационализации риска в классических и неклассических теориях. Как подчеркивает П. Бернстайн, «в Средневековье и Древнем мире, так же как в первобытных и земледельческих обществах, люди, сталкиваясь с проблемой выбора в условиях опасности, принимали решения без чёткого понимания риска, или природы принятия решения»7. В досовременном состоянии имели место уникальные способы интерпретации наступления негативных последствий, придавая этим феноменам надприродный, сакральный смысл: судьба, фатум, случайность, провидение.
Риск в традиционном обществе - это совокупность связанных структур, включающих в себя социальные формы, ценности, космологию, все области знания, через которые опосредуется социальный опыт экстремальных ситуаций. Образ данного риска имеет пространственную конфигурацию: сфера социальной опасности конституируется внешними границами, предельными областями, внутренней структурой, определяемой измерениями сакрального и профанного. Институциональной и нормативной предпосылкой этого явления выступает по Э. Дюркгейму «коллективное сознание», которое отражает противопоставленность индивида и общества и является установленным культом, выражающим ценности сообщества, организованного на основании недифференцированных институтов и абстрактных мифологических систем. В данном типе организации коллективное сознание проецируется вне и выше отдельного члена общества, превращаясь в трансцендентное измерение социального пространства. Социальность самотрансцендентна, то есть имеет сакральную легитимацию. Дискурсы социальности - собственность, власть, этика - в таком типе социума носят символический, и даже канонический характер. Повседневность воспринимается как нечто профанное, как средство возможного приобщения к подлинной, высшей реальности. На основании структурных аналогий между священным и моральным Э. Дюркгейм делает заключение о сакральных основаниях морали и выдвигает тезис о том, что мифологическая традиция, составляющая основное содержание культуры, непосредственно связана с наличным институциональным порядком: освящая его, она закрепляет его незыблемость. В свою очередь, институты функционально направлены на защиту (и тем самым — на консервацию) сакральных образов риска. Жесткая институциональная структура фиксированных социальных ролей определяет индивидуальное поведение, а независимая от социальной группы позиция личности принципиально невозможна, поскольку индивидуальное «я» обретается только через коллективное «мы». Миф как универсальная основа единства общественных институтов и ритуальных практик задает специфическую социокультурную систему координат интерпретаций риска.
Открытость первобытного мышления ситуациям опасности определяется через ритуал, в котором субъекты начинают взаимодействие с будущими сценариями своей деятельности и с судьбой мира в целом. В этой связи М. Дуглас выдвигает культурно-антропологическую интерпретацию традиционных рисков, согласно которой риск как часть «примитивной культуры» является формой социокультурной «неартикулированности» мифологической картины мира, имеющей место в ритуальных практиках, связанной предельными состояниями индивидуального или социального опыта8. Исследователь выделяет четыре типа «осквернения» в примитивной социальной организации как синонимов первобытного риска. «Первый связан с опасностью, угрожающей внешним границам; второй - с опасностью пересечения внутренних разделительный линий системы; третий связан с опасностью предельных положений. Четвертый тип - это опасность, возникающая в случае внутреннего противоречия, когда одни базовые принципы отрицаются другими базовыми принципами, так что в некоторых точках система как бы воюет против самой себя»9. Автор рассматривает риск как часть символического обмена между уровнем «социального тела» и внешнего мира, репрезентирующего органическое единство космологического и социального порядка. Диапазон допустимых предельных состояний коллективного опыта оказывается весьма широким, начиная ритуалами инициации, связанными с обязательностью риска для перехода из одной фиксированной социальной структуры в другую, и заканчивая практиками мистического экстаза и приобретением сверхъестественных способностей в рамках магических практик. Ритуал оказывается первичной формой нормативно-ценностной артикуляции риска в традиционном обществе.
Овладение человеком своей судьбой в эпоху становления индустриальной цивилизации задаёт новый горизонт рисков: то, что раньше было объектов культурной интерпретации в рамках традиций и мифологической памяти поколений, становится предметом инструментальной манипуляции и рационального планирования. Концепт-риск в современном понимании получает распространение в морской торговле и страховании в эпоху Возрождения. Термин «риск» с самого начала был связан с двумя смысловыми значениями: понимание риска как объекта и процесса, находящегося вне субъекта, а также интерпретация риска, связанная с наступлением неблагоприятного события в процессе принятия драматического решения10. Семантические предпосылки термина указывают как на субъективный, так и на объективный момент. Итальянское слово rischio (от глагола risicare или rischiare) получило наибольшее распространение в эпоху Возрождения наряду с испанским термином (ar)risco (от глагола (ar)riscar). Вместе с этим они отсылают к общему для всех них корню в древнегреческом языке rhiza, означающее скала, угроза в морском путешествии11.
Идея, которая кроется за феноменом риска, состоит в рациональной калькуляции возможных негативных событий будущего, трансформации неопределённости в социальные ценности для создания альтернативных сценариев будущего в случае позитивного или негативного исхода социальных ситуаций деятельности. Вместе с концепт-риском возникает представление о возможности принимать рациональные решения без призыва к сверхъестественным силам (В. Бонс, П. Бернстайн, Э. Гидденс). Рискованным является не выход за пределы установленных культурных запретов - табу, этических норм, религиозных заповедей, - а следование научным сценариям и прогнозам социальной деятельности. Семантический пласт значений риска фиксирует изменившуюся мировоззренческую установку социального бытия в момент перехода к новому видению истории, человека и общества. Конститутивным моментом западной цивилизации становится фундаменталистская идея социального порядка, связанная с рациональным осмыслением и инструментальным управлением важнейшими решениями будущего, «институализацией надындивидуальных механизмов рационального контроля»12.
С переходом к индустриальной цивилизации, повсеместной ориентацией общественного сознания на естественные науки и рациональное и инструментальное освоение мира в сфере социальной практики утверждается идея управления рисками. Социальность в этих обществах конституируется целерациональной деятельностью, а в качестве средства легитимации социальности выступают логически упорядоченные дискурсы и, прежде всего, дискурсы научного теоретического знания. Позитивистский концепт-риск фиксирует свои качественные структурные отличия в пространстве отношений «человек-природа», «человек-общество», что находит выражение в росте потенциала принятия решений, примате будущего по отношению к прошлому, формировании новой социокультурной матрицы, исторического сознания и нециклических моделей социального времени, задающих смысловое поле значений риска.
С точки зрения истории философии, распространение концепт-риска отражает фазу перехода от статичной онто-теологической картины мира эпохи Средневековья к атомизированному секулярному мировоззрению Нового времени. С трансцендентальной установкой Декарта «cogito ergo sum» формируется идея разумного социального субъекта и рационального устройства общества. Человек в статусе абстрактного трансцендентального субъекта и природное бытие, а также результаты их взаимодействия, рассматриваются в качестве рационально направленного, управляемого процесса, который поддаётся калькуляции и исчислению. Таким образом, возникает представление о способности влияния и управления будущим. Детерминантами принятия важнейших решений больше не являются традиции, интуиции, вера, а процессы исчисления вероятности.
Как подчёркивает П. Видеман, мышление в терминах случая, шанса, случайности и вероятности формирует «сущностное условие концепт-риска»13. Риск становится эмпирически прогнозируемым явлением, ассоциированным в сознании субъектов с конкретными негативными последствиями и точными научными методами прогнозирования. Теория вероятности, разработанная Б. Паскалем, стала фундаментальным основанием позитивистского взгляда на риск. В 1703 году Готфрид фон Лейбниц в письме к швейцарскому математику Якобу Бернулли заметил, что «природа установила шаблоны, имеющие причиной повторяемость событий, но только в большинстве случаев»14. Для научного анализа риска в рамках классической парадигмы имеется два основных метода, которые в большей или меньшей степени приближают оценку риска к действительности: метод экстраполяции и каузального объяснения15.
Метод экстраполяции основан на анализе и агрегации данных предыдущего опыта в классы и построении на его основе прогноза развития будущих событий. Как проекция предыдущего развития в будущее в методе экстраполяции акцент делается на тенденциях прошлого и исключаются траектории будущего развития. При помощи метода каузального объяснения, напротив, наблюдения исследуются в контексте причинно-следственных взаимосвязей для установления отношения подчинения переменных в различных классах объектов. Метод экстраполяции служит прогнозированию будущего, цель каузального метода - в анализе причин, а все вместе они являются средствами идентификации и минимизации риска. Эти методы отражают главным образом позицию математической аксиоматики, в соответствие с которой риск связан с комбинацией упорядоченных каузальных связей, точнее, циклических процессов, и случайных событий. Случайность выражается в двух измерениях: в вероятности для одного определённого события («неопределённости первого порядка»), во втором случае она связана с распределением неблагоприятных событий при заданной вероятности («неопределённость второго порядка»)16.
Для определения возникающего риска одинаково необходимы как экстраполяция, так и каузальное объяснение. Однако не всякое изменение можно осуществить с помощью каузального метода. Теория хаоса утверждает, что нелинейные связи осложняют предсказание последствий деятельности человека и общества в целом, а тем самым и оценку риска. Но теория хаоса не отрицает научный метод как таковой, а, скорее всего, указывает на значение не воспринимаемых тенденций в сверхсложных социоприродных системах, возникающих вследствие взаимодействия бесконечного количества переменных.
Речь идет не только о точности прогноза, но также и о пределах классической рациональности в использовании научных методов анализа риска. Необходимо учитывать, что позитивистский концепт риска является воспроизведением идей классической рациональности. Более того, редукция интерпретации риска к статистической повторяемости нежелательных последствий представляет собой ограниченную попытку прогнозирования будущих событий на основе прошлого опыта, что приводит к отказу от принципа рациональности в его наиболее радикальном неклассическом варианте.
Классическая рационалистская концептуализация риска исключает из рассмотрения другие релевантные аспекты явления. И в прогнозе, и в интуитивной антиципации опасности осуществляется синтез точных данных прошлого с интуитивными ожиданиями неисчислимого будущего. В неклассической методологии риска (Ф. Найт, Дж. Кейнс) абсолютизируется роль субъективных оценок, на основании чего делается вывод, что главное в риске – это анализ субъективной неопределённости, поскольку об объективности феномена риска не может быть и речи. Даже самый точный расчёт, стремящийся учесть как можно больше фактов прошлого опыта, лишь умножает неопределённость прогноза, что и демонстрирует принцип Гейзенберга в физике17. Но тем самым исчезает противоречие между измеримой и неизмеримой неопределённостью, игравшее главную роль в классических теориях, а это даёт основание к нивелированию проблематики рациональности и объективности риска.
Действительно, многие современные исследователи избегают употребления термина «объективный риск» и связанного с ним детерминистского принципа рациональности, поскольку, по их мнению, под риском подразумевается ментальный конструкт, главная функция которого состоит в создании горизонта значений для комплексных структур взаимозависимости случайных событий, не имеющих в действительности референта или предметного коррелята18. Напротив, неклассический принцип рациональности риска, по мнению Ю. Марковица, хотя и отражает неизбежность ограниченности разума в прогнозировании динамики социальных процессов, но не приводит к полному отрицанию рациональности19.
Главными темами в научных дискуссиях классической рациональности были вопросы о рисках для здоровья, экологических рисках, рисках экономики и девиантного поведения во всех возможных модификациях и разновидностях. Риску противопоставляется призыв к разуму, необходимость следования научному познанию. На смену вере в разум приходит «диалектика просвещения», цивилизационный пессимизм, рассматривающие инструментальную рациональность в качестве метариска. Вне зависимости от смыслового и социокультурного наполнения феномена риска, многообразия трактовок в классических и неклассических теориях, принципиально важна инвариантная структура концепт-риска, которая раскрывается в терминах риска/ опасности. Прежде всего, концепт-риск можно охарактеризовать в качестве опасности. Если опасности известны, то в этом случае, по Н. Луману, их можно идентифицировать в качестве рисков. Риски в этом отношении являются ментальными конструктами, исторически заданными концептами, с помощью которых определяются социальные опасности и степень угрозы. Н. Луман подчеркивает, что «различие риск/ опасность <…> является формой риска, следовательно, маркирует те границы, чьё преодоление ведёт к противоположной ситуации…Риск – это то, чему мы подвергаемся как следствие наших решений, опасности являются атрибутами внешней среды. <…>. Оно демонстрирует, что риски, на которые идёт субъект или вынужден пойти, становится опасным для субъектов, исключённых из ситуации принятия решений»20.
Риск и опасность - категории, относящиеся к концептуализации возможных понятий в неопределённом будущем. В данных концептах будущее является тем, что всегда является иным по сравнению с наличным планом действительности. Опасность имеет место в том случае, если возможные последствия событий, включая их вероятность, не могут быть определены. Об опасностях говорят также и в тех случаях, когда неблагоприятные последствия атрибутируются внешними причинами за пределом восприятия и контроля социального субъекта. С субъективной точки зрения опасность описывается в качестве «экзистенциальной угрозы, не устранимой посредством субъективного решения»21. Открытость пространственной среды действия, характеризующаяся многовариантным характером альтернатив, обозначает контуры пространства социальной неопределённости. В этом смысле категории риск/ опасность синтезируют в себе как потенциальную сферу случайных событий, так и измерение актуального социального действия. В связи с этим можно выделить следующие характеристики риска: контингентность, рефлексивность, нелинейность, системность, коммуникативность. Рассмотрим эти характеристики подробнее. Со времени Аристотеля в философии принято считать, что будущее нельзя описывать в качестве факта, а высказывания о нём носят неопределённый характер, не являются ни истинными, ни ложными. В средневековой философской литературе распространение получает термин «de futuris contingentibus», который можно встретить и в философии Нового времени (Т. Гоббс). В современной интерпретации понятие контингенции выражает сущностную неопредёленность и потенциальность будущего мира, его способность изменяться, инициировать бесконечные вариации социальных структур и процессов. Термин контингентности получает наибольшее распространение в современной теории социальных систем, социальной синергетике и выражает потенциальный характер риска на следующих уровнях: социальный (уровень символических предписаний и коллективных представлений), предметный (стохастичность физического мира объектов, предметов, процессов), временной, характеризующий характер изменения целеполагающей социальной деятельности и коммуникации22.
Для временной контингенции характерна связь между модальными измерениями времени: настоящим и будущим. Временная связь событий носит обратный и нелинейный характер: будущий мир не существует без активного поведения в настоящем, ориентация в настоящем не представляется возможной без ожидаемых и структурированных в сознании целей и событий будущего. Речь идёт о проблеме контингентности как фундаментальной онтологической предпосылке риска, анализируемой в аспекте неопределённости и открытости границ пространственно-временной среды действия. Контингентным охватывается, с одной стороны, сфера случайных событий, выходящих за пределы границ субъективного восприятия, планирования и контроля, с другой стороны - то, что именно с точки зрения планирования и контроля познаётся в качестве незапланированного и недоступного.
Социальная контингентность - это потенциальность, способность субъекта инициировать изменения будущих состояний через актуальные действия, вследствие чего актуальное в социальном пространстве всегда содержит момент неопределённости23. При этом контингентность является исключительно продуктом социальной деятельности, феноменом ценностного и рационального отношения к миру. Действие в данном случае имеет значение процесса принятия решений, акта, осуществляемого на основе выбора различных возможностей. Контингентность также имеет значение рефлексивности, то есть основанным на рефлексии и способности субъектом анализировать собственные действия, соотносить их к прошлому и антиципировать будущее, а также корректировать решения в связи со складывающимися ситуациями и синергетическими эффектами.
В праксиологическом аспекте контингентность означает возможность действовать иным способом в отличие от заданного или уже осуществлённого образа действия, зафиксированного в индивидуальной или социальной памяти человека, точнее говоря, риск предполагает свободу действия и способность осуществлять выбор на основе различных альтернатив. Риск изначально предполагает, что бытие человека в обществе является конструктивистским, то есть что субъект сам выбирает и конструирует свое будущее, предпочтительное будущее для общества, а тем самым конструирует и самого себя. По замечанию В. Бонса, анализируя риск, «будущее нельзя рассматривать в качестве простого самопроизводства космологического порядка, но необходимо интерпретировать в качестве результата социальной деятельности»24. Риски - решения в условиях неопределённости. Неопределённости - ситуации с равновероятной возможностью наступления благоприятных и неблагоприятных последствий, опасности – только угрозы25. Условия (ситуации неопредёленности) - попытка преодоления наличных границ социального порядка в целях открытия новых горизонтов возможностей. Риск в этом понимании предполагает свободу действия и её возможные ограничения в конкретных ситуациях.
С контингентностью социального риска тесно связан принцип рефлексивности. В соответствии с этим принципом, сфера риска формируется в социальном пространстве в качестве элемента природного, когнитивного и нормативно-ценностного бытия личности, выражаемого в контексте бинарных смысловых отношений: «бытие — становление», «возможность — актуальность», «хаос — порядок», «человек — общество», «природа — культура», «ценностное — рациональное». В основе рефлексивности как основополагающего условия возможности социального риска лежит симметричное многостороннее и противоречивое отношение взаимозависимости мышления человека и социального пространства.
Из амбивалентности отношения бытия природы и бытия человека следует, что природное всегда актуально, а бытие личности – потенциально. При этом риск как форма социальной, временной и предметной контингенции определяется как момент несовпадения между актуальным и потенциальным в человеческом бытии, способом актуализации, которой является деятельность или достижение осмысленных целей. С феноменологической точки зрения, смысл деятельности обладает следующими чертами: бесконечность (нефинализируемость), куммулятивность (последовательное внутреннее накопление изменений в виде отдельных результатов), нередуцируемость смысла деятельности к смысловой сфере другого социального субъекта, ориентированность деятельности на Другого (социальность).
Смысл социальной деятельности – бесконечен, но при этом в основу индивидуального поведения берутся вполне конкретные цели, образующие смысловую перспективу того или иного масштаба, но которая никогда не исчерпывается сферой актуально достигнутых результатов. Несовпадение перспектив индивидов, их целей, результатов и действий при одновременной ориентированности на других субъектов – конститутивное условие риска, имеющее место в поведенческом, ролевом и институциональном пространстве социума.
Рефлексивный характер риска в коллективном взаимодействии субъектов можно продемонстрировать на примере анализа стратегического поведения участников экономического обмена. На эту особенность рефлексивности указывает Дж. Сорос, который рассматривает этот вопрос на примере предсказания динамики фондового рынка. «Я считаю, - пишет теоретик, - что рыночные цены всегда неверны в том смысле, что они отражают взгляд на будущее, основанный на предпочтениях: не только участники действуют на основе своих предпочтений, но и также и их предпочтения действуют на ход событий. Это может создать впечатление, что рынки верно предчувствуют будущие изменения, но на самом деле не ожидания отвечают будущему ходу событий, а будущие события формируются этими ожиданиями. Восприятия участников по самой своей природе содержат ошибку, и существует двусторонняя связь - связь между ошибочными восприятиями и действительным ходом событий, - результатом которых является отсутствие соответствия между ними. Я называю эту двустороннюю связь рефлексивностью»26.
Неизбежность риска, основанная на принципе рефлексивности, заключается в том, что оценки, мышление и действия субъектов в непредсказуемой стихии социальной реальности – революциях, конфликтных пространствах рынка, политики - играет каузальную роль в самой неопределённости; и в то же время оно не соотносится с фактами и самими вещами непосредственно по той причине, что участникам этих процессов приходится иметь дело с ситуацией, которая сопряжена с принимаемыми ими решениями; их мышление составляет неотъемлемую часть этой ситуации. По этой причине феномен риска является ни полностью «рациональным», ни полностью «иррациональным», а рефлексивным, не исчерпывается методологическими установками, а является эпистемологическим понятием и онтологическим феноменом социального взаимодействия. В этом моменте от анализа наиболее общих эпистемологических и социокультурных оснований риска необходимо перейти к рассмотрению системных оснований феномена в социальном пространстве.