Geum.ru

Общество риска и человек: онтологический и ценностный аспекты: [Монография] / Под редакцией д ф. н., проф. В. Б. Устьянцева. Саратов: Саратовский источник, 2006

Вид материалаМонография
2. Ценность риска в феноменологическом аспекте
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   17

2. Ценность риска в феноменологическом аспекте



Глобальные вызовы современности заставляют совершать переосмысление проблем, связанных с безопасностью окружающего нас мира. Вызовы эти связываются с процессами глобализации и интеграции различных культур, и напротив – с противодействием распространению нового мирового порядка. Все чаще этот новый мир описывается с точки зрения категорий «риск», «неопределенность», «вероятность», «скрытая угроза». Все это обусловило поднятие в сферу острейших гуманистических проблем проблемы безопасности в настоящем и тем более в будущем. Человечество подвергается различным рискам, от риска утраты энергетических ресурсов, обеспечивающих существование современной технотронной цивилизации, до рисков, связанных со «столкновением» различных культурных общностей.

Можно утверждать, что решение проблемы безопасности требует глубокого осмысления самого феномена риска, существование которого уже невозможно игнорировать. Поэтому на смену отдельным прикладным исследованиям различных рисков, которыми традиционно занимались менеджмент, психология, статистика, приходят концептуально оформленные теории «общества риска», авторы которых ставят в качестве основной задачи именно анализ риска как понятия, адекватно описывающего процессы, происходящие в современном мире.

Риск всегда представляется как предощущение некоторой опасности, поэтому возникает необходимость построения концепта риска как интуитивного схватываемой сущности или смысла риска. Через использование категории риска мы можем попытаться, как через призму, оценить и адекватно описать окружающую нас реальность, как то, что непосредственно обнаруживает себя благодаря акту сознания.

Понятие риска не отделимо от того, кто рискует, совершает рискованное действие, то есть от субъекта риска. Как пишет Н. Луман, в современных социальных науках «на передний план выходит вопрос, кто принимает решение или что оказывается решающим в вопросе о том, учитывать риск или нет, а [если да, то] в каких временных или предметных горизонтах»126. Следовательно, говоря о риске, необходимо выделять субъект риска, то есть того, кто рискует и на кого непосредственно направлена опасность и объект риска, то есть ту часть реальности, которая, с одной стороны, содержит в себе потенциальную опасность, с другой стороны, должна быть преобразована в результате деятельности. Таким образом, под риском может пониматься реакция рефлексирующего субъекта на опасности и экстремальные ситуации. Чтобы доказать правильность такой постановки к проблеме риска обратимся к трактовке смысла данного понятия.

Современные исследователи, такие как М. Дуглас, А. Вилдавски выделяют несколько категорий, которые в определенные исторические отрезки концентрировали в себе смысловое содержание риска, а именно «табу», и «грех». «Большинство малых локальных культур вырабатывает для морализации и политизации опасностей какой-то общий термин, который пронизывает всю ткань социальной жизни. В доиндустриальную эпоху на Западе христианство использовало для этого слово «грех». Сам факт, что это слово стало общепонятным, есть знак достигнутой культурной однородности»127.

«Грех» можно понимать как культурный и социальный феномен, отражавший в данный исторический период то, что впоследствии будет называться риском. Человек, избравший путь греха, то есть действия, выходящего за грань существующих нравственных и религиозных норм, лишал себя покровительства высших сил и церкви как социального института, имеющего важное значение в доиндустриальную эпоху, подвергал себя опасности. «Еще до «плохого» события грешник на грани падения мог вспомнить о своей ответственности и вовремя удержаться. Когда же дурное событие случалось, его исток можно было обнаружить в известном грехе. И до христианства Библия полна такими толкованиями событий: поражение израильтян в битвах, разрушения от землетрясений, чума и засуха приписывались божьему гневу за грехи»128.

Можно сделать вывод, что с наступлением эры индустриального развития понятие греха утратило свою значимость и смысловую наполненность в связи с коренным преобразованием системы ценностей в обществе, распределением знаний. В результате личность, обретая безопасность в виде абстрактных систем знания, осознает опасности как «риски». «Риск – это не только вероятность события, но также и его вероятные масштабы, и все зависит от ценности, которую придают этому событию. Оценивание – процесс политический, эстетический и моральный»129.

Опираясь на концепцию М. Дуглас, мы приходим к нескольким выводам: во-первых – риск в культуре и истории присутствовал всегда в разных формах, в виде греха или табу, во-вторых – риски возникают в системах функционирования знаний, в-третьих – риски зависимы от ценностей.

Фактически, опираясь на антропологические и социологические исследования различных рисков, мы можем выделить несколько исторических этапов рефлексии рисков:
  1. Этап, называемый в литературе «доиндустриальный», или «традиционный». Риск понимается как «грех» и служит регулятором и нравственным ограничителем для личности.
  2. Этап индустриальный. Риск понимается как рациональный расчет возможных опасностей и мыслится как средство минимизации потенциальных опасностей.
  3. Этап постиндустриальный или наступление времени системных рисков. Риск предстает как социокультурная основа развития общества.

С данной позиции риск перестает быть абстракцией, которая служит для исчисления возможных опасностей, как это представлено во многих прикладных исследованиях по рискам, а обретает статус универсального социокультурного явления. Объективно в исследование необходимо включить элементы реалистического подхода рассмотрения рисков для выделения среды риска, в которой находится субъект. Изначально сам термин риск, ранее употреблявшийся только экономистами или специалистами, конструирующими технические системы, в область гуманитарного исследования привнес У. Бек, обозначивший общество, производящее риски и зависимое от рисков термином общество риска.

Смена логики распределения богатства в обществе, основанном на недостатке благ, логикой распределения риска в развитых странах модерна исторически связана, подчеркивает У. Бек, с двумя обстоятельствами. Она, во-первых, наблюдается там, где благодаря достигнутому уровню человеческих и технолого-произво-дительных сил, правовых и социально-государственных гарантий и регламентаций становится возможным объективно уменьшить и социально ограничить подлинную материальную нужду. Во-вторых, эта категориальная смена объясняется еще и тем, что вследствие растущих в процессе модернизации производительных сил риски приобретают невиданный размах130.

Социально признанные риски несут в себе своеобразный детонатор, они опасны не только для здоровья природы и человека, но имеют и социальные, экономические, политические последствия. В обществе риска возникает потенциал катастроф. Его нормальным состоянием вполне может стать чрезвычайное положение. Такова среда риска.

В современной литературе идет спор над тем, может или нет Россия считаться обществом риска. Действительно, поскольку Россия активно участвует в процессах глобализации и, несмотря на то, что темпы модернизации значительно отстают от западных обществ, в России сложились все необходимые предпосылки для возникновения общества риска, это обусловлено тем, что наряду с ускоренной модернизацией экономической системы идет активное реформирование социальной системы, что ведет к эскалации социальных рисков. Социальные риски, с одной стороны, существуют объективно и являются результатом формирования среды риска, с другой стороны, сама среда риска формируется в процессе межсубъектного взаимодействия.

В современной структуре гуманитарного знания проблема системных рисков распадется на множество подпроблем связанных с неоднозначной трактовкой самого феномена риска. Поэтому возникает необходимость анализа феномена социального риска, процессов интерпретации данных рисков и того, могут ли данные процессы быть рассмотрены только объективно, или же возможно выявление других субъективных оснований данных процессов с точки зрения социальной феноменологии, а конкретнее, с применением методологии конструктивизма.

Среди исследователей проблем риска нет единого взгляда на то, чем является общество риска, что открывает новые перспективы в изучении проблемы риска. До сих пор можно говорить, что существует необходимость разработки социально-философской концепции риска, отвечающей требованиям времени. В классической концепции общества риска, предложенной У. Беком, отмечается, что «современность, вносящая неопределенность во все уголки бытия, обретает свой контрпринцип в некоем социальном договоре против порождаемых индустриальной системой опасностей и ущерба»131. У общества риска в данном контексте существуют очевидные границы, позволяющие говорить, что оно уже существует в каком-либо виде, или есть четкие эмпирически доказанные предпосылки перехода к обществу риска. К этим признакам можно отнести:

а) Изменение ценностных ориентаций индивида и общества в сторону признания ценности риска и рискованного образа жизни.

б) Создание в обществе институтов по исчислению, локализации и минимизации социальных рисков.

в) Создание определенной культуры риска, основанной на деятельности в состоянии неопределенности.

Э. Гидденс в своей работе «Судьба, риск и безопасность» выделяет несколько факторов позволяющих нам распознать наличие общества риска в современности:
  1. Уменьшение риска для жизни индивида, соответствующего большим зонам безопасности в повседневной жизни, колонизированными абстрактными системами.
  2. Образование институционально ограниченной среды риска.
  3. Контроль риска как ключевой аспект современной рефлексивности.
  4. Риск возникновения событий со значительными последствиями132.

Неотъемлемой чертой современных обществ, по Гидденсу, является «климат риска»; риск оказывается постоянно действующим социальным фактором. Это происходит не только в силу качественного изменения структуры риска (глобализация социально-экономических процессов увеличивает масштабы риска), но и за счет того, что «и для дилетанта, и для эксперта постоянным и непреложным опытом становится мышление в терминах риска». Осмысление грядущих событий как в принципе подвластных управлению и контролю порождает непрерывный процесс калькуляции возможностей и рисков, а будущее утрачивает значительную долю своей непредсказуемости. В современных обществах риски являются объектом управления и контроля (благодаря научно-техническому прогрессу) и становятся институционализированными (рынки, биржи). Риск оказывается не столько параметром социальной ситуации, сколько конституирующим эту ситуацию фактором.

Постоянный рефлексивный мониторинг рисков в современных обществах приводит к возникновению особых экспертных систем, призванных калькулировать риски и выдавать рекомендации. Однако развитие системы знания, заключенного в экспертные системы, привносит в реализацию рекомендаций тоже элемент риска. Распространение абстрактных систем заставляет человека в его повседневной деятельности постоянно осмыслять риски, что создает в его сознании напряжение между чувством надежности окружающего мира и базисным доверием.

Еще одним следствием развития и глобализации абстрактных систем является процесс экспроприации навыков – изъятие из компетенции индивида традиционных элементов его жизни (ремесло, врачевание и т.д.). С одной стороны, это позволяет индивиду обретать новые полномочия, умения, опыт, с другой – делает его зависимым от экспертных систем, что само по себе испытывает доверие к ним на прочность. Как отмечает Э. Гидденс, «жить в эпоху поздней современности, значит жить в мире случайности и риска – неизменных спутников системы стремящейся к установлению господства над природой и рефлексивному творению истории»133.

Если воспринимать риск как социокультурное образование, то наиболее продуктивным в методологическом плане является рассмотрение социальной реальности общества риска именно в феноменологической перспективе.

Можно выделить два основных подхода к проблеме рисков с данной позиции: символьно-культурный, разрабатываемый М. Дуглас, ищущий основания производства рисков в современных обществах через выделение зон неустойчивости в существующих системах знания и понимающий риск как состояние неустойчивости между традиционным и инновационным знанием134, и социальный, понимающий риск как результат неправильного функционирования механизмов конструирования и воспроизводства социальной реальности через разрушение повседневности, гарантирующей человеку «онтологическую безопасность»135. Феноменологический подход позволяет подробно и детально выделить и рассмотреть все возможные ситуации возникновения социальных рисков исходя из оснований феноменологической теории.

Следует разобрать сам механизм возникновения риска. Для начала необходимо обратится к основаниям феноменологической теории, выделенными основателем феноменологии Э. Гуссерлем. Феноменология начинается с так называемой процедуры молчания. Молчание обнаруживает «поток сознания», в котором слиты воедино Я, сознание и осознаваемый предметный мир, субъект и объект: наблюдая за собой, можно различить собственный опыт переживаний и социальных параметров пространства – времени (сплю, работаю, ем и встречаюсь по часам). Имманентная временность потока наших переживаний не позволяет увидеть конституирование объектов: мы автоматически приписываем фрагментам мира те или иные качества, поскольку интенциальны, живем в предмете приписанных ему «вторичных свойств» (тяжесть камня, красота, смысл строки и т.д.). Интенция – это луч сознания, направленность «на», наделение смыслом вещи. «Физических» вещей поэтому не существует. Интенциальность позволяет: а) конституировать реальности, опредмечивать наше восприятие, наделяя его субъективным смыслом в единстве сознания и сознаваемого, означающего и означаемого; б) обнаруживать в рефлексии предпосылки веры в существование «внешнего мира», прояснить за счет эпохе нерефлексивные самоочевидности «так есть», «на самом деле», «этого не бывает» и т.п. (онтологические допущения).

Анализ потока сознания позволил Гуссерлю открыть две фундаментальные идеализации, определяющие любое региональное (специализированное) конституирование. Эти идеализации коренятся в обыденном опыте каждого из нас: первая из них формулируется как «и так далее, и тому подобное», когда субъект предполагает общий горизонт усмотрения смыслов, общаясь с другим и не детализируя сообщение; вторая идеализация – «я могу это сделать снова» касается опыта индивида, рефлексивного усмотрения инварианта (целого) действия, безотносительного к вариативности осуществления136. Можно очевидно усмотреть условия возникновения риска для человека, существующие феноменологически, то есть любые идеализации основаны на стабильности воспроизводства социальных практик, а нарушение общего горизонта смыслов закономерно ведет к кризисам, соответственно – к расширению среды рисков. Эта среда риска в объективном понимании становится повседневностью для человека в субъективном аспекте.

Таким образом, риск проявляется как следствие разрушения существующей повседневной реальности, как кризис «жизненных миров». Такие способы усмотрения конституируют предмет социальной феноменологии как культурный. Ведь социальность – не вещь, а все то, что значимо и имеет смысл для взаимопонимания людей, объединения их в различные группы по принципу «мы-они, свои-чужие-чуждые, интимное-приватное-публичное». Смысл – это то, что присваивается индивидом, объединяет его с одними и разъединяет с другими. В связи с этим вопрос в исследовании риска может быть поставлен таким образом: является ли риск как объективный социальный феномен, факт, тем, что в нашей повседневной социальности имеет значение и смысл? Риск может быть понят как часть жизненного мира, как норма и ценность. Культура является социальным фактом, если она репрезентативна, т.е. представлена в сознании и поведении членов общественных групп ценностями и знаниями, смыслами и идеями, стереотипами и нормами и представляет в качестве естественных установок – «так, есть, так устроен социальный мир, таковы люди и я»137. Соответственно феномен риска может быть рассмотрен в двух плоскостях:
  1. Риск в форме обратной реакции субъекта на кризисы конструирования индивидуальной повседневной реальности, вызываемой формированием зон неопределенности между различными системами социального знания (традиционной и инновационной).
  2. Риск, понимаемый как смысл и ценность, как характеристика, выражающая специфику современных социальных коммуникаций. Риск в этом аспекте перестает пониматься негативно и становится нормой, частью жизненного мира.

При феноменологическом подходе риск может становиться условием существования и стабильности жизненного мира человека.

Феноменологическая природа риска наиболее полно раскрывается в кросскультурной и компаративистской плоскостях исследования.

Кросскультурное усмотрение предполагает различающий синтез, понимание переходного характера ситуации, целостное восприятие различного (например, различие в сознании ученого традиционного, индустриального и постиндустриального укладов жизни не отменяет их взаимопересечение, причудливую смесь в жизни и сознании маргинальных групп жителей городских окраин, сельских мигрантов и т.п.). Проясняя посредством описания смыслы каких-либо ситуаций риска, феноменолог может фиксировать формы восприятия (ноэтические акты, по Гуссерлю) ситуации риска с позиции участников. Главное в кросскультурном усмотрении – это понимание того, как «слепленное» различное представляется и выглядит в глазах участников, т.е. агентов, пассивно воспроизводящих целое, или акторов, пытающихся активно изменить представления.

Компаративистское усмотрение основано на сравнении и сопоставлении различного, «сборке» перспектив изменения ситуации риска с разных точек зрения и различных проектов (развития, изменения, фазового перехода, стагнации, импорта идей и технологий и т.д.). Здесь поддержка агентов или акторов ситуации строится на принятии решения участниками, органично вытекающего из их ресурсов, истории и ментальности. Феноменолог может обрисовать перспективы, обеспечивая доступными ему средствами не только самоинтерпретацию участников, но более всего «усмотрение другого» – понимание альтернатив жизни, свойственных иным институтам, ситуациям, группам, приблизительно решающих те же проблемы и задачи.

Ситуация с выявлением и конструированием социальных рисков в российском обществе осложняется тем, что современная социальная реальность российского общества не так легко поддается процедурам типизации, а связанно это может быть с тем, что гибкость и пластичность социальной системы вызывается существованием в ней рисков, понимаемых как фактор динамики происходящих изменений. Социальные риски перестают быть негативными явлениями в обществе и могут быть объективно просчитаны и субъективно восприняты как ожидаемые. Ни одно социальное действие в данном случае невозможно без учета фактора риска. В социальной феноменологии исследователь имеет дело с несколькими уровнями восприятия риска, что связано со смысловой структурой окружающей человека социальной реальности. Предметность социальной феноменологии конституируется в совпадении социального и культурного, где предметом оказываются социальные представления (репрезентации).

Основа смыслового универсума – жизненный мир – в конечном итоге может конституирован социально как совокупность Мы-отношений и Они-отношений. Мы-отношения характерны для устойчивых локальных групп, где люди постоянно со-общаются, разговаривают, наблюдают друг друга: в мы-группах возможно постижение другого человека в неповторимой биографической ситуации. Для Они-отношений характерны типологические отношения, незнакомых людей как «современников» мы типизируем походя, впрочем, типизируясь тем самым и сами. Незнакомых попутчиков мы типизируем, помещая в рамку известного нам идеального типа с целью прогнозирования ситуации. Мы-отношения и Они-отношения можно представить единством общения и коммуникации. Можно схематически показать уровни восприятия социального риска:
  1. Мы-отношения: социальный риск возникает как возможность негативных последствий для меня и моих близких, оценивая его Я с необходимостью сторою собственную жизненную стратегию, пытаясь ответить на направляемый ко мне из вне «вызов».
  2. Они-отношения: социальный риск мной не фиксируется, поскольку не затрагивает мой «жизненный мир», информация о возможных негативных последствиях не касается той социальной реальности, в которой я нахожусь, или последствия не очевидны.

Так риск может быть интерпретирован с точки зрения интерсубъективности. Социальные представления типичны и в этом качестве существуют в трех реальностях:
  1. в индивидуально-групповых (личностных) практиках классификации и типизации общественных явлений, организующих формы восприятия, понимания, оценки и проектирования людьми собственной жизни;
  2. в коммуникативных обменах людей репертуарно-ролевыми наборами ими своего места в социальной структуре относительно других групп (самоопределения и определения себя с позиции других);
  3. в сознании отдельного «представителя» группы, выражающего свое отношение к ситуациям «здесь-и-теперь» репертуарами оценок в горизонте идеалов, утопий, проектов «наилучшего» общественного устройства.

Социально-феноменологический метод обладает большими эвристическими возможностями при исследовании проблемы феномена риска. Беря за основу концепт общества риска как чисто социологическую теорию, мы выходим на новый уровень в исследовании, если берем в качестве основной методологической установки социокультурное происхождение феномена риска, что позволяет нам воспринимать концепт общества риска как универсальную социально-философскую теорию. Беря в качестве методологической модели изучения социально-феноменологическую интерпретацию социальной реальности в обществе риска, мы четко ограничиваем область проявлений феномена риска в социальности миром повседневности.