Оссии: философская и междисциплинарная парадигма материалы Всероссийской научной конференции г. Белгород, 4-7 октября 2006 года Вдвух частях Часть II белгород 2007

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 19

Секция 5

ТЕХНОЛОГИИ СОЦИАЛИЗАЦИИ ЛИЧНОСТИ

В ТРАНСФОРМИРУЮЩЕЙСЯ РОССИИ

СОЦИАЛИЗАЦИЯ МОЛОДЕЖИ В «ЭПОХУ СМУТЫ»

И ПЕРСПЕКТИВЫ ЕЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ В СОЦИОЛОГИИ

Бабинцев В.П.

г. Белгород, БелГУ

Особенностью развития молодежи в современном российском обществе является превращение феномена отклоняющейся социализации из нетипичного и локального, что характерно для большинства исторических периодов, в массовый и, фактически, нормативный. Масштабность распространения различных форм девиантного поведения шокирующим образом действует на массовое сознание, приводит в замешательство представителей власти и – вполне естественно – побуждает исследователей к анализу причин данного явления.

Российская социология молодежи, несмотря на известный дефицит новых концептуальных разработок, довольно последовательно пытается осмыслить процессы в молодежной среде, обычно используя при этом теоретические конструкции, разработанные в рамках западной традиции. Но, оказываясь удачными при объяснении частных аспектов социализации молодежи, эти концепты не дают удовлетворительного объяснения сущности явления в целом. И, тем более, опираясь на них, невозможно прогнозировать эволюцию форм девиаций в молодежной среде на отдаленное будущее.

По нашему мнению, назрела потребность не просто совершенствования технологий получения эмпирического социологического материала, но и обновления парадигм теоретических исследований в сфере ювенологии. В силу данного обстоятельства вопрос о перспективах социологии молодежи вырастает в его отдельных аспектах до вопроса о перспективах российской социологии в целом. Не претендуя на его всесторонний анализ, который требует специального обсуждения, базирующегося на полных и верифицируемых данных, попытаемся акцентировать внимание на некоторых, на наш взгляд, довольно бесспорных моментах.

Российское общество сегодня представляет собой специфический вариант общества всеобщего риска. Изучая его, специалисты уделяют внимание преимущественно социально-экономическим, политическим и техногенным аспектам риска. Но нельзя упускать из внимания духовный аспект утверждения общества риска. Он связан с очередным кризисом рациональности и формированием иррациональной и алогичной по своему содержанию социокультурной среды, в условиях которой крайне трудно анализировать и прогнозировать перспективу социального развития, опираясь на логику научного познания. В силу комплекса причин эта среда затронула в первую очередь молодежь. И причины эти кроются как в статусе молодежи как специфической социально-демографической группы, так и в отношении к молодому поколению со стороны государства, представленного квазиэлитой, поведение которой характеризуется крайне выраженным эгоизмом, нежеланием делиться хотя бы частью контролируемых ресурсов. Этот эгоизм имел место всегда, но существенно усилился в последнее время в связи с массовым притоком в административно-управленческую элиту еврейских маргиналов. Их крайний эгоизм усиливает социальное напряжение в обществе, предопределяет не просто критическое, но враждебное отношение населения к большинству управленческих инициатив. Не случайно (и весьма дальновидно) писатель Э.Тополь призывал в свое время олигархов (то есть людей, чьи технологические схемы оказались эффективными и принесли им благосостояние) делиться, иначе последствия могут быть для них крайне опасными.

Молодежь маргинальна в любом обществе, и уже в силу этого она является питательной средой для девиаций. Но в современной России ее статус определяет не просто маргинальность, но искусственное социальное аутсайдерство, вследствие которого молодые люди оказываются в изначально невыгодном положении по сравнению с более старшими поколениями. Они (за редкими исключениями) лишены доступа к необходимым ресурсам. При этом власти в основу своей социальной стратегии кладут принцип олигархически-геронтологической политики, сокращая и без этого шансы молодых людей на успех.

Ситуация обостряется тем, что в сущности, мы имеем дело с новым изданием смутного времени, которое может быть определено как специфическое российское явление. Вероятно, русская смута имеет свои аналоги в истории иных культур и цивилизаций, которые еще требуют установления. Но социальная наука не может успешно развиваться без качественного анализа данного состояния, а также без определения возможностей науки, прежде всего, социологии управления для интерпретации событийных рядов, определяющих развитие современности.

Смута не сводится только к социальному кризису. Вряд ли допустимо ограничить представление о ней и как о тупике социального развития. Это крайне сложное понятие должно быть легитимировано социальной наукой и раскрыто через комплекс дефиниций, характеризующих не столько состояние областей общественной жизни, но, прежде всего, состояние умов. Для характеристики смуты В. Даль использует такие термины как тревога, переполох, возмущение, восстание, мятеж, крамола, общее неповиновение, раздор меж народом и властью, замешательство, неурядица, непорядок, расстройство дел.

Наиболее близким описанием состояния смуты в социологии, очевидно, является теория социальной аномии Р. Мертона. Однако отечественная смута в ее любом издании представляет собой более глобальное и разноплановое явление. Она проявляется, прежде всего, в состоянии общественного сознания в виде комплекса явлений. Наиболее типичным из них является иррационализм действий и поступков.

Иррациональное поведение в широком смысле – это поведение, не основывающееся на учете возможных потерь и выгод, на анализе следствий. Такая редуцированная иррациональность в значительной мере легитимирована отечественной, в основе своей русской, православно-христианской социокультурной традицией. Иррациональный подход к выработке и реализации жизненной стратегии большинством населения стал одним из формирующих русскую культуру факторов. Иррациональное начало в самоорганизации жизни получило обоснование в отечественной социально-философской традиции, восходящей еще к «Слову о законе и благодати» киевского митрополита Илариона, противопоставившего формально-рациональный закон идее Божественной благодати, источником которой является интуитивное озарение и откровение.

Но для современной социокультурной реальности типична не редуцированная, а своего рода «абсолютная» иррациональность, враждебная разуму, опирающаяся на инстинкты и практикующая произвол как единственно возможный способ отношения к окружающему миру. Она в данном случае «выступает в формах инстинктов, подсознательных влечений, агрессивного поведения, психологических, эмоциональных проявлений»
[6. С. 10]. Все эти явления не просто типичны для молодежи, но все чаще приобретают характер имманентных черт ее жизненной стратегии. И заблуждаются те, кто рассматривает подобные проявления как нечто эпизодическое в молодежном социальном поведении.

Традиционный иррациональный подход к действительности не исключал существования комплекса нарративных твердо установленных поведенческих правил, которые фиксируются научным исследованием. Эти правила восходят к базисным ценностям культуры, до настоящего времени представлявшим некую систему. Проблема сегодняшнего дня заключается в ее разрушении, в приведении в неустойчивое состояние.

Неустойчивость, выступающая, наряду с иррационализмом, еще одной важной характеристикой российской смуты, не просто фраза, но принципиальная характеристика, относящаяся не только к социальным отношениям, но именно к ценностному миру, который максимально неупорядочен. В современных российских реалиях терминальные ценности, представляющие собой соглашение между людьми относительно целей, к которым следует стремиться, в лучшем случае подменяются инструментальными ценностями, то есть гипертрофированной значимостью средств достижения целей. При этом в молодежном сознании (и не только в нем) цель обычно рассматривается в ее индивидуальном или корпоративном значении. Ценностные паттерны, которые складывались в течение нескольких поколений, как правило, распадаются или редуцируются до минимального уровня. Значение приобретает только то, что в данный момент выгодно узким группировкам, объединенным прагматическими интересами.

К типичным характеристикам общества в эпоху «смуты» относятся: дискредитация общественно значимых, консолидирующих идей, ориентация, практически, каждой статусной группы на свою «особую правду»; анормальная композиция индивидуального и общественного сознания, в котором одновременно представлены и уживаются противоположные по своей направленности установки, ориентации и идеи, определяющие «парадоксального человека» [8. С. 4]; социальное дезертирство; алогичность социального мышления, доводимая в своих крайних формах до легитимации абсурда; тотальная негативная саморефлексия и самооценка, проявляющаяся в типично мазохистском унижении собственной истории, культуры, в отрицании социальной перспективы; пониженная реакция на внешние факторы, в том числе и на те, что непосредственно влияют на качество жизни, массовая общественная апатия и равнодушие; идеологическая виктимность, выражающаяся в потенциальной готовности стать жертвой обмана, объектом беззастенчивого манипулирования сознанием.

Ситуация распада ценностных паттерн среди прочих следствий имеет резкое снижение возможностей социальных наук, в том числе, а, возможно, в первую очередь – социологии при исследовании широкого круга объектов. Эмпирические социологические исследования, казалось бы, проведенные по репрезентативной методике, все реже адекватные представления о ситуации в молодежной среде.

Распространение установки на интуитивные решения, которая легитимируется молодежным сознанием и не противоречит общественному мнению, с неизбежностью придает процессу социологических изысканий фрагментарный характер. Полученные выводы требуют постоянной проверки и корректировки, что вполне естественно и представляет собой необходимую процедуру социологических измерений. Но даже и в этом случае они не гарантируют точности эмпирических данных, без которой приобретают вероятностный характер многие теоретические положения. На наш взгляд, уже одно это обстоятельство служит серьезной предпосылкой ограничения возможностей традиционной социологии молодежи. Вероятно, сформулированный нами вывод может быть распространен на всю российскую социологию. Но, поскольку в данной статье исследуются проблемы социологии молодежи, мы не склонны делать вероятностные заключения глобального характера.

Ограниченность социологических возможностей не означает отказа от применения социологических методов для анализа процесса государственного и муниципального управления в эпоху смутного времени. Она лишь предполагает изменение исследовательской парадигмы, состоящее в переходе от чистой рациональности к интуитивно-рациональному познанию. В соответствие с данной парадигмой интуиция исследователя должна стать основным методом установления истины, что в принципе не является новым в общественных науках, в том числе и в социологии. Значение ее подчеркивал еще П.Сорокин. Он писал, что «нельзя не изумиться недомыслию общественных наук и социологии. Отрицая интуицию, они оказались лишены одного из базовых источников познания и творчества … В интересах самих же общественных наук ликвидировать упомянутый промах. Им пора начать использовать все три источника человеческого познания» [7].

Разделяя вывод классика социологической мысли, мы считаем не только возможным, но и необходимым распространить интуитивно-рациональный метод познания и на область социологии молодежи. В пользу такой необходимости выдвигаются как аргументы «от противного», так позитивно-конструктивные соображения. Главным «аргументом от противного» мы склонны считать специфику объекта исследования – молодежи, мировоззрение которой все чаще приобретает иррационально-интуитивный характер. Более того, имеются все основания считать данную тенденцию устойчивой, поскольку она в концентрированном виде отражает настроения постмодерна, носители которых пытаются описать и легитимировать хаос [1], ярко выраженная ориентация на интуицию в противовес рационализму и здравому смыслу. «Ситуация постмодерна» по сути своей «аантинаучна». Включение в нее молодежи означает, что сама идея массового применения социологических исследований в ювенологии лишается смысла. Следовательно, представляется вполне обоснованным утверждение, что коррелирующаяся с постмодернистскими настроениями российская смута существенно затрудняет возможности применения классических рациональных методов познания в социологии.

Необходимость использования интуитивного метода познания в социологии обусловлена не только «аргументом от противного», но и представлением о том, какие позитивные результаты он дает, или, по меньшей мере, способен дать при изучении реалий бытия молодого поколения. Рассматривая их, укажем на несколько принципиально важных для социологических эмпирических измерений, следовательно, и для базирующихся на них теоретических обобщений, особенностей молодежной среды.

Во-первых, современное молодежное сознание недостаточно рефлексивно. В то же время качественные и количественные (в меньшей степени) методы социологических исследований рассчитаны на саморефлексию объекта. Во-вторых, молодые люди все чаще оказываются недостаточно искренними, поскольку ориентируются не на собственные интересы, но на имидж, очень часто являющийся условием их признания в референтной среде. В-третьих, значительная часть молодежи потеряла веру в наличие, действительно, искреннего интереса общества к своим проблемам. Поэтому социологические измерения нередко рассматриваются ею как очередные и бесполезные «игры взрослых».

Безусловно, существуют методы верификации социологических данных. Но наиболее эффективные способы их подтверждения или опровержения связаны с оценкой продолжительного опыта собственных встроенных наблюдений, которые пока редко используются отечественными исследователями.

Следовательно, в данном случае интуиция приобретает ключевое значение при получении объективных данных и их интерпретации. Разумеется, установка на интуитивные решения не означает отказа от возможностей рационального анализа, на который, как уже отмечалось «замкнуты», практически все методики социологического исследования. Более того, злоупотребление интуитивным методом приведет к увеличению доли субъективизма и существенно дискредитирует социологическую науку. Применительно к социологии молодежи опасность субъективного подхода связана не столько искажением реального положения дел исследователем, имеющим собственную концепцию и – вольно или невольно – интерпретирующим материал с учетом предварительно сформулированных принципов.

В российских условиях дефицит объективности и ясного представления о существе проблемы стимулирует сервильность социологии. Подобная ориентация настолько типична для современной России, что рассматривается некоторыми исследователями как типичная черта профессиональной социологической деятельности [3. С. 13]. Сервильность особенно типична для социологов в регионах, где ограничен спрос на исследования, а органы государственной и – частично – муниципальной власти могут выступать как надежный заказчик, гарантирующий более или менее достойную оплату труда ученых. К тому же на региональном уровне сохраняются эффективно действующие рычаги косвенного влияния власти на исследователей, использование которых позволяет обеспечить появление и публикацию комплиментарного социологического материала.

Вывод о перспективности интуитивно-рациональной социологии молодежи в данном контексте вполне может быть интерпретирован как своеобразный карт-бланш для фальсификации социологических материалов. Именно поэтому мы подчеркиваем, что при осуществлении научных разработок не следует отказываться от традиционных количественных и качественных измерений, основанных на рациональной исследовательской парадигме. При всей ограниченности возможностей и потенциальной фальсифицируемости, эти методы способствуют объективизации процесса познания. Но в любом случае интуитивное познание предоставляет сегодня больше возможностей для анализа молодежной среды. При этом установка на использование потенциала интуитивной социологии актуализирует проблему нравственности в российской социологии, без решения которой она не способна преодолеть те трудности, которые характеризуют ее состояние в последние годы.

Литература

1. Вейз Дж. Э. Времена постмодерна // Режим доступа к изд.: ссылка скрыта. – Систем. требования: IBM PC; Internet Explorer.

2. Ильичев Г. Парадокс массового сознания // Режим доступа к изд.: ссылка скрыта. – Систем. требования: IBM PC; Internet Explorer

3. Константиновский Д.Л., Овсянников А.А., Покровский Н.Е. Совершенствование социологического образования. Аналитический доклад. – М.: Логос, 2005. – 84 с.

4. Осипов Г.В. Российская социология в XXI // Социологические исследования. – 2004. – № 3. – С. 3 – 14.

5. Региональная система профессионального развития государственных и муниципальных служащих Белгородской области. – Белгород: БИГМУ, 2005. – 117 с.

6. Сивиринов Б.С. Социальная рациональность как компонент социальной перспективы // Социологические исследования. – 2003. – № 4. – С. 3 – 12.

7. Сорокин П.А. Декларация независимости общественных наук // Режим доступа к изд.: ссылка скрыта. – – Систем. требования: IBM PC; Internet Explorer

8. Тощенко Ж.Т. Фантомы общественного сознания и поведения // Социологические исследования. – 2004. – № 12. – С. 4 – 15.

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 06-03-001-40а.

КРЕАТИВНОСТЬ КАК ПОЗИТИВНАЯ ДЕВИАЦИЯ
ПРОЦЕССА СОЦИАЛИЗАЦИИ ЛИЧНОСТИ

Бахарев В.В.

г. Белгород, БелГУ

Конкретные механизмы и аспекты социализации исследуются различными направлениями психологии и социологии: психодинамическим, диспозициональным, бихевиоральным, когнитивным, гуманистическим, феноменологическим и другими. Традиционно эти направления рассматриваются как альтернативные или, по крайней мере, существующие как бы параллельно, не пересекаясь. Попытаемся показать, что все эти направления, если отбросить некоторые крайности, дополняют друг друга, исследуя взаимосвязанные, но вместе с тем и специфические аспекты процесса социализации.

Когнитивные психологи утверждают, что каждый человек использует большой и сложный набор схем для осмысления мира. Кроме того, последние достижения в изучении социально-когнитивного процесса показывают, что схемы дают общую структуру, посредством которой перерабатывается и организуется информация, относящаяся к «Я». Я-схема состоит из свойств, определяющих «Я», которые мы считаем наиболее репрезентативными по отношению к тому, чем мы являемся. Это включает такую личностно значимую информацию о нас, как наше имя, физические признаки, характерные аспекты наших взаимоотношений со значимыми людьми, осознанные черты личности, мотивы, ценности и цели. Однако, следует помнить, что Я-схемы также могут в процессе социализации подвергаться изменениям по мере того, как мы заново определяем для себя, кто мы и какими могли бы стать в новой ситуации.

Фактически не осталось ни одной сферы поведения человека, где бы ни обсуждалась возможность когнитивного влияния. Когнитивный аспект искали в таких областях, как тревога, депрессия, навязчивость, сексуальность, искусство и спортивные состязания. Таким образом, образ человека в социальном контексте в когнитивном направлении обещает богатство концептуальных и исследовательских возможностей в ближайшем будущем.

Однако когнитивная концепция фактически не отвечает на вопрос: каким образом формируется поведенческий репертуар, как в каждом конкретном случае выбирается программа, соответствующая данной ситуации. Ответы на эти вопросы стремятся дать представители бихевиорального направления, изучающие поведенческий аспект социализации. Среди множества бихевиоральных течений наибольшее признание в последние десятилетия получили концепция оперантного научения Б.Скиннера и теория социального научения, разработанная А.Бандурой.

Скиннер признавал два основных типа поведения: респондентное – как ответ на знакомый стимул и оперантное, определяемое и контролируемое результатом, следующим за ним. По Скиннеру, поведение наилучшим образом можно понять в терминах реакции на окружение. Ключевое звено системы Скиннера – подкрепление «правильных» действий, что усиливает мотивацию для их повторения.

Концепция социального научения Бандуры, в отличие от Скиннера, признает, что в формировании поведения человека играют роль не только прямые подкрепления, следующие за его собственными действиям, но и косвенные – как следствия наблюдения за поведением других. А.Бандура признает, что человек способен к сознательному самоконтролю и саморегуляции. Он может устанавливать для себя стандарты поведения, оценивать себя, награждать и наказывать.

По существу, именно концепция социального научения наиболее близка к проблемам социализации, ибо рассматривает научение как интериоризацию социального опыта, то есть перенесение его во внутренний личностный план. В этой концепции как бы соединяются традиции бихевиоризма и когнитивизма: с одной стороны, признается роль оперантов в научении, а с другой – роль интеллекта, памяти и эмоций в оценке опыта и следовании ему.

Наиболее значимый вклад в объяснение верхнего уровня социализации был внесен двумя взаимосвязанными направлениями: теорией малых групп и символическим интеракционизмом.

Основателем концепции малых групп по праву называют Ч.Кули. Главным инструментом социализации он считал первичную группу, то есть малую группу, где люди связаны устойчивыми неформальными связями и где усваиваются основные общественные нормы и ценности, а также способы деятельности. При этом действует не только подражание, но и так называемая обратная связь. Групповая оценка зависит от соответствия поведения члена группы господствующим в ней нормам. Потребность в одобрении, одна из важнейших потребностей человека, со стороны значимых других превращает малую группу в основной инструмент социализации и социального контроля.

В дальнейшем на основании этих выводов Г.Хайман, Г.Келли и другие ввели понятие референтной группы и референтности. Нормы и ценности группы переводятся во внутренний план, определяют мотивацию и ценностные ориентации личности. Референтная группа выполняет также сравнительную функцию. Любой индивид по мере усложнения отношений с окружающими и расширения видов деятельности обретает значительное число референтных групп. Поэтому часто бывают ситуации, когда разные референтные группы требуют от человека противоположных действий, что становится источником внутриличностного конфликта.

Теории малых групп и референтности объясняют механизмы усвоения в процессе социализации необходимых для адаптации форм социального поведения. Концепция символического интеракционизма не только углубляет это объяснение, но и раскрывает содержательный аспект социализации, отвечает на вопрос, что именно в этом процессе усваивается.

Основателем символического интеракционизма является американский социолог Джон Мид, имеющий многочисленных последователей. Люди в обществе, утверждает Мид, в отношениях друг с другом, в социальных институтах могут занимать различные позиции. Каждая такая позиция, связанная с ожиданием определенного поведения, с выполнением определенных функций, – есть роль. Роли бесконечно многообразны: межличностные, бытовые, организационно-служебные, внутригрупповые, социально-профессиональные и т.д. Освоение в процессе социализации необходимого «веера» ролевого поведения и составляет основу успешной адаптации.

В содержание социализации, утверждают интеракционисты, входит также овладение символами. Жесты, язык, тон, одежда и многое другое во взаимодействии людей выступают как символы, имеющие определенные значения. Все больше исследователей соглашаются, что интеракциональная модель дает самую лучшую систему для адекватного объяснения поведения человека в социуме и социализации как процесса воспроизводства социальных отношений.

Особой проблемой является так называемая моральная социализация, то есть усвоение детьми моральных норм и соответствующего этим нормам поведения. В 60-е годы Л.Колберг выделил шесть стадий нравственного развития личности, которые в строгой последовательности сменяют одна другую. И хотя Колберга можно упрекнуть в известном формализме, нам представляется, что эта схема дает хорошую основу для изучения нравственной социализации.

В феноменологическом направлении центральное место занимает положение, что поведение человека можно понять только в терминах его субъективных переживаний. Феноменологический подход также подразумевает, что люди способны строить свою судьбу и что они, по своей сути, являются целеустремленными, заслуживающими доверия и самосовершенствующимися.

В теории Роджерса все мотивы включены в один мотив достижения мастерства – тенденцию актуализации, врожденное стремление человека актуализировать, сохранять и интенсифицировать себя. Эта тенденция побуждает всех людей двигаться в направлении большей сложности, автономии и раскрытия потенциала. Несколько более специфично понятие организмического оценочного процесса, который показывает соответствие настоящих переживаний тенденции актуализации.

В нашей статье остановимся более подробно на роли и месте креативности в процессе социализации личности. Философия и психология творчества (креативности) привлекала внимание мыслителей всех эпох мировой культуры и развивалась по разным направлениям. В философии проблемами творчества занимались Платон, Шопенгауэр, Мен ди Биран, Бергсон, Н.О.Лосский (для этого направления характерно сближение с гносеологией, главная задача – познание мира в процессе художественной интуиции). Раскрытием метафизической сущности процесса творчества в религиозно-этической интуиции занимались Ксенофан, Сократ, Платон, Аквинский, Августин, Шеллинг, В.С. Соловьев.

В эстетике раскрытием метафизической сущности мира в процессе художественной интуиции интересовались Платон, Шиллер, Шопенгауэр, Шеллинг, Бергсон, Ницше и др. Они изучали вопросы художественной интуиции в музыке, архитектуре, живописи, танцах, вопросы зарождения художественных образов, происхождения и строения художественных произведений, восприятия слушателя, зрителя.

В центре внимания истории и литературы оказались народная поэзия, мифы и народные сказки, ритм в поэзии, литературные импровизации, психология читателя и зрителя. Представители этого направления: Дильтей, А.А. Потебня, А.Н. Веселовский, Н.Д. Овсянников-Куликовский и др.

В психологии развивалось два направления, раскрывающие проблемы творчества: первое было связано с естествознанием и занималось рассмотрением проблем креативного воображения, интуитивного мышления, экстаза и вдохновения, объективизации образов, творчества первобытных народов, толпы, детей, изобретателей (эврилогия), особенностей бессознательного творчества (во сне) и т.п.

Второе направление было связано с психопатологией и рассматривало проблемы гениальности и помешательства, влияния наследственности, пола, суеверия и т.д. Этим занимались Ломброзо, Перти, Нордау, Барин, Тулуз, Перэ, В.М. Бехтерев, В.Ф. Чиж и др.

При характеристике феномена креативности, прежде всего, следует подчеркнуть давно зафиксированное в литературе понимание творчества в широком и узком смысле. Для нашего разговора интерес представляет статья Ф. Батюшкова «Творчество», вошедшая в Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. «Творчество – в прямом смысле – есть созидание нового. Но понятие творчества предполагает личное начало и соответствующее ему слово употребляется по преимуществу в применении к деятельности человека. В этом общепринятом смысле творчество – условный термин для обозначения психического акта, выражающегося в воплощении, воспроизведении или комбинации данных нашего сознания, в (относительно) новой форме, в области отвлеченной мысли, художественной и практической деятельности...» (Батюшков, 1901).

Эта характеристика творчества, на наш взгляд, имеет глубокий психологический смысл: личностный и процессуальный. Во-первых, творчество предполагает наличие у личности способностей, мотивов, знаний и умений, благодаря которым создается продукт, отличающийся новизной, оригинальностью, уникальностью. Во-вторых, изучение этих свойств личности указывает на важную роль воображения, интуиции, неосознаваемых компонентов умственной активности, а также потребности личности в самоактуализации, в раскрытии и расширении своих созидательных возможностей в процессе социализации.

Психологически удовлетворение потребности в новизне, в развитии (реализации себя) всегда опирается на особую форму проявления (демонстрации) этой новизны. «Эффект презентации» новизны, оригинальности и уникальности формируется в деятельности, поступках, поведении. И это является личностно значимой формой социализации человека, хотя и не всегда одобряемой со стороны окружающих и общества в целом.

Новое всегда выступает отклонением от нормы, стандарта, шаблона поведения или мышления и поэтому воспринимается как аномалия. При этом чем значительнее новое отличается от привычного, обыденного, усвоенного, тем аномальнее оно выглядит. Не удивительны поэтому бесчисленные высказывания о связи (тождестве) гениальности и безумия, о патологии творчества, об изначальной (генетической) отягощенности творческой личности и т.п., достигшие наибольшего признания среди последователей фрейдизма.

Людей всегда интересовали загадки творчества. Но лишь в научном активе XX столетия нашлось место для формирования эврилогии (П. Энгельмайер) как комплексной, междисциплинарной науки о творчестве. Несомненно, перспективными являются исследования творчества как формы (вида, проявления) отклоняющегося поведения. Однако такое утверждение нуждается в предварительном обосновании.

Диалектика организации и дезорганизации, порядка и беспорядка (именно они, наряду с самоорганизацией и самодезорганизацией, и характеризуют единый мировой процесс самодвижения материи) обусловливает неравномерное их распределение в пространственно-временном континууме Вселенной. Противоречие между организацией и дезорганизацией носит объективный характер, служит необходимым условием и источником развития физических, биологических, социальных систем.

Существование любой системы (в том числе общества) есть динамическое состояние, процессирующее тождество сохранения изменения. Наиболее общим средством обеспечения динамического равновесия системы, сохранения через изменения выступают флуктуации (можно сказать – девиантность социума), которые реализуются, в конечном счете, также через человеческую деятельность, через отклоняющееся поведение.

Вообще, отклонение служит, очевидно, всеобщей формой изменения, являясь одной из фундаментальных категорий диалектики. Механизмом общественного развития выступает, прежде всего, социальное творчество (позитивная сторона отклоняющегося поведения), то есть такая деятельность, которая не ограничивается воспроизводством известного (вещей, идей, отношений), а порождает нечто новое, оригинальное, качественно новые материальные и духовные ценности. Широкое понимание творчества как порождения нового приводит к выводу о том, что творческая деятельность человека – лишь проявление фундаментального свойства материи, лежащего в основе развития. На противоположном полюсе отклоняющегося поведения находится его «дурная» сторона – социальная патология (антиобщественные явления).

И различные виды творчества, и различные виды антиобщественных проявлений – суть формы социальной активности человека. При всей их общественной неравнозначности имеется нечто общее, позволяющее уловить их единство: нестандартность, нешаблонность поступков, выход за рамки привычного, за пределы нормы, прорыв «из замкнутой скорлупы самодостаточного мира обыденного сознания.

Заметим, что даже наука, функцией которой является создание нового, креативность (нормой деятельности должны быть девиации!), в действительности развивается по своим законам, и каждое новое выдающееся открытие выступает отклонением, разрушающим парадигмы науки и наталкивающимся на соответствующую реакцию (непризнание, враждебное отношение и т.п.), пока не заменит былую парадигму, сама, став таковой (Т. Кун, 1971). Таким образом, научное творчество может выступать как деятельность, отклоняющаяся не только от нормы нетворческого существования, но и от норм самого научного сообщества. Разумеется, то же самое относится и к любому другому виду креативности. Достаточно вспомнить восприятие новых художественных стилей, течений, направлений со стороны не только читателей, зрителей, слушателей, но и собратьев по искусству. Как правило, «с возникновением стилистических норм небольшие отклонения от них вызывают одобрение как усовершенствования, но по-настоящему оригинальные попытки создавать новое подавляются или игнорируются» (Лук, А.Н. Научное и художественное творчество – сходство, различия, взаимодействие / А.Н. Лук //Художественное творчество. – Л., 1982. – С. 204).

Важнейшим элементом механизма сохранения-изменения системы служит адаптация (как приспособление к среде и «приспособление» среды). Способы адаптации совершенствуются в процессе эволюции мироздания. По мере усложнения степени организованности системы (от физических к биологическим и от них – к социальным), способы адаптации становятся все более активными, так что биологическим и социальным системам присущ уже принцип экспансии. Сверхадаптация человека осуществляется путем активного, силового изменения среды.

Совершенствование адаптационных возможностей человека и способов его существования осуществляется в ходе своеобразной селекции (отбора). Поскольку носителем социального наследования служит культура как форма жизнедеятельности людей, постольку для социальных систем объектом отбора являются способы деятельности человека. При этом отбор, как известно, выполняет две функции: движущую (обеспечение развития) и стабилизирующую (обеспечение сохранения). Движущая форма отбора в процессе социализации обеспечивается деятельностью, нарушающей существующие нормы (для общества – социальными отклонениями, девиантным поведением).

Социальное творчество и есть тот «ряд положительных отклонений», который обеспечивает развитие социальной системы. Реально социальное творчество осуществляется через деятельность людей, через индивидуальные креативные акты, к рассмотрению механизма которых мы и перейдем.

Побудительной силой человеческой деятельности выступают потребности, определяющие ее содержание и интенсивность. «Первичными» являются витальные (жизненно важные), биологические потребности. В конечном счете, на их удовлетворение направлены усилия людей. Для более полного удовлетворения первичных потребностей необходимо развитие и удовлетворение вторичных (духовных) социальных потребностей, включая потребность в самом творчестве.

Нужда побуждает человека в результате предметной, коллективной, сознательной деятельности развивать производство: как производительные силы (их вещественные элементы и самое себя), так и производственные отношения. Развитие же предполагает как количественные изменения, обеспечиваемые в процессе воспроизводства, репродуктивной деятельности, так и качественные – создание нового, творчество.

Имеется определенная иерархия противоречий общественного развития, образующая иерархию причин отклоняющегося поведения. Здесь лишь заметим, что креативность выступает попыткой, средством разрешить противоречия между универсальностью, тотальностью человеческой жизнедеятельности и ее социальной формой, существующими нормами, стандартами, эталонами; между социально сформированными потребностями людей и социально обусловленными возможностями их удовлетворения; между потенциально всеобщим характером труда и актуально ограниченным частичным трудом человека.

На уровне индивидуального поведения источником социальной активности служит несоответствие объективных свойств человека (включая его задатки, способности) требованиям занимаемой позиции в системе общественных отношений, в социальной структуре общества – социальная неустроенность, конфликтность, агрессивность, аутсайдерство и т.п.

Социальная неустроенность, конфликт, неудовлетворенность и т.п. порождают не только поиски выхода в креативности, но и «выход» в насилии, вандализме, а также различные формы «ухода» (алкоголизм, наркомания, «хиппизм» и др.).

И, наконец, последнее, что следует отчетливо уяснить. Социальная норма, определяя исторически сложившуюся в конкретном обществе меру допустимого поведения, может либо соответствовать законам общественного развития, либо отражать их недостаточно адекватно, а то и находиться с ними в противоречии, будучи продуктом искаженного отражения объективных закономерностей. И тогда «норма» оказывается сама «анормальной». Именно поэтому девиантное поведение личности или группы в процессе социализации может быть позитивным, ломающим устаревшие нормы и объективно способствующим прогрессу (социальное творчество), и негативным, объективно препятствующим развитию или существованию (социальная патология).

Blog

Оссии: философская и междисциплинарная парадигма материалы Всероссийской научной конференции г. Белгород, 4-7 октября 2006 года Вдвух частях Часть II белгород 2007