А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материалаДокументы
Комплексный подход в работе клинического психолога в отделении пульмонологии
Подобный материал:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   58

Комплексный подход в работе клинического психолога в отделении пульмонологии

Внастоящее время наблюдается все большая интеграция пси­хотерапии (психокоррекции) и соматических методов лечения. Объектом психотерапевтических воздействий становятся различные заболевания и, прежде всего, так называемые психосоматические рас­стройства [5]. Не вызывает сомнения значение психотерапии (психо­коррекции) в лечении пациентов с бронхиальной астмой (БА) и про­филактике рецидивов болезни [1, 6]. Проведение психотерапии (пси­хокоррекции) в системе комплексных лечебно-восстановительных мероприятий при БА способствует не только улучшению состояния больных, но и профилактике рецидивов, так как восстановление на­рушенных отношений пациентов и полноценности их социального функционирования выступает в качестве важного звена предупрежде­ния дистрессов, нередко играющих существенную роль в возникнове­нии и течении БА [5]. Для больных с БА существенное значение, на­ряду с суггестивным и поведенческим методами, имеет семейная пси­хотерапия [6].

Одним из основных методов исследования семьи является кли-нико-биографический метод, который позволяет исследовать разви­тие заболевания в ситуациях «здесь и теперь» и «там и тогда». При этом появление каждого симптома исследуется в контексте физиче­ского, психологического и социального функционирования отдель­ной личности и ее семьи [7]. В результате наблюдения за семьями детей9—11летсБАбылообнаружено, чтовбольшинствеслучаевв ходе всей беседы мать находилась рядом со своим ребенком, обни­мала его или держала за руку, что может свидетельствовать о нали­чии симбиотической связи с ребенком. Отец сидел либо с другой стороны от ребенка, либо был немного устранен от жены с ребен­ком, что может свидетельствовать о дистанцировании от проблемы заболевания. Рассказывая о себе или ребенке, матери употребляли в речи местоимение «мы» («мы заболели», «мы ходили»), в чем также может выражаться их симбиоз. Отцы в беседе принимали мало участия, однако, нередко их мимика выражала сосредоточенность внимания, выражение лица было серьезным, что может говорить о способности самообладания. В беседе было отмечено, что в боль­шинстве случаев уходом за больным ребенком занимается мать. Она следит за его самочувствием, строго следует назначениям вра­чей-пульмонологов, соблюдает режим дня и диеты, необходимые больному, проводит с ним дыхательную гимнастику и прочие лечеб­ные мероприятия. Все это может говорить о наличии симбиотичес­кой связи с ребенком и повышенном уровне протекции в воспита­тельном процессе. Отец чаще отстранен от процесса ухода за боль­ным ребенком. Нередко, отцы объясняют это тем, что у них остается мало времени на семью, из-за загруженности на работе, что может свидетельствовать о наличии у отцов детей с БА такой психологической защиты, как рационализация. Около 60 % отцов были военнослужащими, что может объяснять дисциплинирован­ность семьи, о которой нередко сообщают дети. Анамнестические данные свидетельствуют о том, что в большинстве случаев (до 80 %) заболевание началось в возрасте до 5 лет. У 1/5 матерей были пре­ждевременные роды (на 8-м месяце). Приступы удушья возникают у ребенка еженедельно или чаще. Около 60 % больных детей находят­ся на гормональной терапии и ежегодно госпитализируются в связи с тяжестью соматического состояния. Обострение заболевания часто провоцируется конфликтами в семье, трудностями взаимоотноше­ний с учителями и сверстниками, а также повышенной физической иумственнойнагрузкой.

Таким образом, обострение заболевания ребенка является кри­зисным этапом в жизни семьи.

В настоящее время подчеркивается актуальность интегративного подхода в психотерапевтической работе с семьями. Комплексное лечение детей с БА должно основываться на принципах психосома­тической терапии: системности, «клиники терапии», индивидуаль­ности, опосредованности, принцип отношений, принцип среды и гуманизма [4]. На основе принципов семейной системной психоте­рапии, биопсихосоциальном подходе и теории адаптивного ко-пинг-поведения М. П. Билецкой была разработана модель краткос­рочной «ромбовидной» векторной семейной психотерапии, целью которой является обеспечение адаптивного функционирования се­мейной системы в момент обострения психосоматического расстрой­ства, выявление и использование саногенного эффекта семьи для выздоровления или длительной ремиссии заболевания ребенка [2]. Принципы и техники психотерапии: семейная психотерапия, семей­ная арт-терапия, ролевые игры, семейная дискуссия, психогимнас­тика [3].

Психотерапевт изменяет равновесие в семейной системе, подго­тавливая ее к изменениям. Это может приводить к усилению симптома в начале лечения, поэтому при проведении семейной психотерапии необходимо провести ряд сессий с детской и родите­льской подсистемами отдельно. Это помогает снизить семейную тревогу, возросшую в начале перестройки семейных ролей, а также снизить тревогу и напряженность «идентифицированного пациен­та», который, включаясь в «детскую работу» (адаптивные стратегии совладания), может эмоционально отреагировать свои проблемы. Данная модель семейной психотерапии предусматривает про­ведение лечения по направлениям, условно обозначающим ромб. На I этапе проводится работа с семьей, как с системой: активное вовлечение семьи в работу, осознание членами семьи внутрисемей­ной напряженности и закрепление мотивации на дальнейшую работу. На II этапе с целью снижения напряженности связей во внутрисемейной структуре и реконструкции границ каждой подсис­темы принято решение о проведении ряда психотерапевтических сессий по векторам детской и родительской подсистем. На III и IV этапах психотерапия проводится с семьей, как системой в це­лом. Содержанием III этапа является реконструкция семейных от­ношений и выработка адекватного совладающего поведения в пе­риод обострения заболевания. Этап IV — поддерживающий, итого­вый. В ходе него также происходит отсоединение психотерапевта от семьи.

Основываясь на данной модели психотерапии для семей детей с БА, М. И. Бурлаковой была разработана психокоррекционная программа, целью которой является снижение риска возникновения приступов БА путем обучения членов семьи адаптивному поведению как во время обострения заболевания у ребенка, так и в периоды ремиссии.

Данная цель достигается с помощью следующих задач: осознание важности родителями роли семьи в формировании бронхиальной ас­тмы у ребенка; расширение понимания своих взаимоотношений с ре­бенком; обучение эффективному взаимодействию ребенка и родите­ля; овладение техниками релаксации и методами дыхательной гимнастики.

Методы и техники: семейное консультирование, элементы рацио­нальной психотерапии, элементы арт-терапии, техники телесно-ори­ентированной терапии, дыхательная психогимнастика.

Психокоррекционная программа рассчитана на 20 часов и включа­ет в себя 4 блока: начальный — диагностический; информационный; реконструктивный; заключительный. Диагностический: семейное кон­сультирование: первичная психодиагностика родителей и ребенка, формирование мотивации на работу. Информационный: информирова­ние семьи о заболевании и о важности поддержания адекватных взаи­моотношений с ребенком в период обострения. Реконструктивный: семейная психокоррекция, отработка навыков адаптивного взаимодей­ствия с ребенком, а также техник релаксации, снижающих риск воз­никновения приступов БА. Проводятся упражнения дыхательной гим­настики. Заключительный: вторичная психодиагностика, рекомендации по поддержанию оптимального состояния здоровья ребенка; отсоеди­нение психолога от семьи.

Эффективность краткосрочной «ромбовидной» векторной семей­ной психотерапии и психокоррекционной программы для семей де­тей с БА подтверждена клинико-психологическими методами иссле­дования.

Таким образом, данные модели помогают снять запрет на отреа-гирование чувств в дисфункциональных семьях, позволяют провести коррекцию стиля воспитания, выработать оптимальные способы се­мейного функционирования и могут быть включены в программу комплексного лечения детей с БА.

ЛИТЕРАТУРА

1. Берн Э. Групповая психотерапия. М.: Академический Проспект,

2000. — 464 с.
  1. Билецкая М. П. Семейная психотерапия детей с психосоматическими расстройствами. — СПб.: Речь, 2010. — 192 с.
  2. Билецкая М. П., Шендрик М. И. Дисфункциональные и саногенети-ческие механизмы функционирования в семьях детей с бронхиальной астмой // Саногенетические механизмы при психогенных и эндогенных расстрой­ствах: Материалы ежегод. науч.-практ. симп. / Под ред. В. И. Курпатова.

СПб. мед. Акад. последипл. образ. — СПб.: СПбМАПО, 2009. — С. 8—15.
  1. Исаев Д. Н. Эмоциональный стресс, психосоматические и соматопси-хические расстройства у детей. — СПб.: Речь, 2005. — 400 с.
  2. Клиническая психология: учебник / Под ред. Б. Д. Карвасарского. —

СПб.: Питер, 2002. — 960 с.
  1. Психосоматическая медицина: руководство для врачей / П. И. Сидо­ров, А. Г. Соловьев, И. А. Новикова / Под ред. П. И. Сидорова. М.: МЕДпресс—информ, 2006. — 568 с.
  2. Эйдемиллер Э. Г., Добряков И. В., Никольская И. М. Семейный ди­агноз и семейная психотерапия. Учебное пособие для врачей и психологов. —

СПб.: Речь, 2003. — 336 с.

Особенности страхов в структуре эмоциональной сферы больных гипертонической болезнью

Внастоящее время заболеваемость гипертонической болезнью (ГБ) среди взрослого населения составляет 25—30 % [1]. Развитию ги­пертонической болезни способствует сочетание личностных особен­ностей с длительным психоэмоциональным напряжением при нали­чии биологической предрасположенности [2]. Негативные формы социальной регламентации поведения, выраженная зависимость ин­дивида от оценок других приводят к увеличению степени отклонения вегетативной активности при воздействии эмоционального стресса [3]. Следует отметить, что с возникновением клинических проявле­ний заболевания, действие психосоматических факторов не прекра­щается, а, напротив, создаются новые условия для взаимосвязи меж­ду сомой и психикой [4].

Эмоциональная нестабильность приводит к возникновению раз­личных страхов, которые способствуют частым рецидивам заболева­ния. Выявление специфики переживаемых эмоций, страхов, агрессив­ных реакций может служить основой для разработки программ психокоррекционной работы с больными ГБ.

Цель исследования — изучение особенностей страхов в струк­туре эмоциональной сферы больных гипертонической болезнью II стадии.

Всего исследовано 90 человек. Основную группу составили 45 че­ловек с гипертонической болезнью II стадии в возрасте от 30 до 40 лет. Контрольную группу составили 45 человек без хронических соматических заболеваний в возрасте от 30 до 40 лет.

Были использованы следующие методы исследования.

I. Клинико-биографический метод: наблюдение, беседа и анализ
историй болезни (консультация кардиолога, невропатолога, ЭКГ,
ЭХОКГ, допплер, клинический и биохимический анализ крови).
  1. Психодиагностический метод: 1) «Дифференциальная шка­ла эмоций» К. Изарда, 2) Опросник А. Басса — Дарки, адаптирован­ный А. К. Осинским, 3) Опросник «Чего мы боимся» В. Леви.
  2. Статистический метод: сравнительный анализ, корреляци­онный анализ.

Результаты

Клинико-биографический метод показал, что анамнез заболева­ния составляет в среднем 5—7 лет, течение имеет прогрессирующий характер с частым возникновением гипертонических кризов с макси­мальным подъемом АД до 195/110 мм. рт. ст. По результатам ЭКГ в

86 % случаев диагностируется гипертрофия левого желудочка (ЛЖ). По данным ЭХОКГ у 92 % больных отмечаются утолщение межжелу­дочковой перегородки, изменения раскрытия створок аортального клапана, изменение толщины задней стенки ЛЖ. В результате доп-плерографического исследования было обнаружено присутствие изви­тости сосудов общей и внутренней сонной артерии. В преобладаю­щем большинстве анализов больных ГБ увеличен холестерин и про-тромбиновый индекс.

В результате наблюдения отмечено, что больные ГБ внешне от­личаются повышенной подозрительностью, тревожностью, двигатель­ным беспокойством, эмпатичностью, ответственностью.

Изучение структуры страхов у больных ГБ позволило выделить иерархию страхов, в которой лидирующее место принадлежит страху смерти (72,6+18,8 — в основной группе; 31,9+15,3 — в контрольной группе; р< 0,001). На этом фоне возможно развитие таких патологи­ческих форм как канцерофобия и кардиофобия. Возможно, пусковой механизм развития этого вида страха может находиться в самом фак­те заболевания ГБ, но в дальнейшем на фоне высокой мнительности, свойственной больным, развивается все больше и способствует про-грессированию заболевания. Так же большую выраженность имеет социально оценочный страх (61,2+17,9; 36+17,4; р<0,001). Можно предположить, что этот вида страха взаимосвязан с перфекциониз-мом и гипернормативностью, которые свойственны больным с психо­соматическими расстройствами. У больных ГБ также выражен «зави-симостный» страх (53,4 + 19,9; 27,9 + 12,1; р<0,001). Больные боятся остаться без объекта зависимости. Таким способом они осуществляют уход от нежелательной действительности и снижают уровень базаль-ной тревоги. Следующим в иерархии страхов у больных ГБ является страх агрессии (49,5 ± 17; 28,2 ± 14,4; р < 0,001).

Для актуального эмоционального состояния больных ГБ II ста­дии характерен обширный спектр эмоциональных переживаний, что может свидетельствовать о высокой степени эмоциональности данно­го контингента больных. У больных преобладают негативные эмоции, такие как страх (3,3 ± 0,85; 3,04 ± 0,20; р<0,05), стыд (4,18 ± 1,42; 3,4+0,53; р<0,05) и чувство вины (4,6+1,68; 3,1+0,34; р<0,001). Для условно здоровых людей в большей степени свойственны такие пози­тивные эмоции как интерес (7,1+2,2; 5,3+1,67; р<0,001) и радость (6,6+2,06; 3,9+1,18; р<0,001). Имеющиеся различия свидетельствуют о том, что условно здоровые люди оценивают себя более счастливыми по сравнению с больными гипертонической болезнью.

Исследование агрессивных тенденций больных ГБ обнаружило, что пациенты в большей степени испытывают раздражение (6,2+1,83;

4,8+1,88; р<0,01), вербальную агрессию (7,2+2,15; 5,6+1,46; р<0,001), обиду (4,7+1,68; 3+1,27; р<0,001), подозрительность (4,8+2,06;

3,8+1,52; р<0,05). Больным ГБ свойственно проявлять как физичес­кую (4,1+2,01; 2,7+1,44; р< 0,01), так и косвенную агрессию (5,5+1,6; 4,3+1,35; р< 0,01). Соотношение средних значений этих показателей говорит о том, что больные ГБ отдают предпочтение использованию косвенной агрессии по сравнению с физической агрессией (различие в показателях физическая агрессия и косвенная агрессия у больных ГБ составляет 1,4, а у здоровых — 0,6), так как у больных ГБ наряду с желанием проявить физическую агрессию существует внутренний запрет на прямое ее проявление. Данный факт подтверждает теорию о существовании специфического эмоционального конфликта у пси­хосоматических больных, в частности, у больных ГБ. Кроме того, у больных ГБ по сравнению со здоровыми, больше выражен показатель «Негативизм» (2,7±1,76; 1,8±1,55; р<0,01). Принимая во внимания тот факт, что по данным метода включенного наблюдения больные ГБ ведут себя гипернормативно и сверхпослушно, но постоянно испытывают чувство несогласия, можно предположить, что в данной сфере присутствует определенная степень психоэмоционального на­пряжения. Значение по показателю «Вина» значительно выше, чем у здоровых (6,6±1,5; 4,2 ±1,3; р<0,001). Учитывая степень выражен­ности всех компонентов агрессивности и враждебности, а также преобладающую величину показателя «Вина», можно предположить, что у больных ГБ существует определенный диссонанс между агрес­сивно-враждебными проявлениями и чувством вины за их проявле­ние, который не может не отразиться в свою очередь и на соматиче­ском уровне.

Обнаружен ряд взаимосвязей между переживаемыми эмоциями и страхами. Показатель «Страх судьбы» имеет сильные положительные корреляционные связи с показателями «Гнев» (г=0,482; р<0,01), «Отвращение» (г=0,471; р<0,01), «Презрение» (г=0,345; р<0,05), «Оби­да» (г=0,324; р<0,05) и «Страх» (г=0,328; р<0,05). Это свидетельствует о том, что больные ГБ ощущают сильный страх перед жизненным выбором, который провоцирует возникновение таких негативных эмоций как обида, страх, гнев, отвращение и презрение.

Наличие сильной отрицательной связи показателя «Общебытийный страх» с показателем «Подозрительность» (г=—0,431; р<0,01) и отрица­тельной связи с показателем «Индекс враждебности» (г=—0,394; р<0,05), дает возможность предположить, что сильный страх за свою жизнь и жизнь близких взаимосвязан с тем, что больные ГБ в большей сте­пень становятся недоверчивыми, осторожными и обидчивыми по от­ношению к окружающим людям.

Показатель «Зависимостный страх» имеет сильные отрицатель­ные связи на показателями «Подозрительность» (г=—0,357; р<0,01) и «Индекс враждебности» (г=—0,331; р<0,01), что позволяет говорить о том, что сильный страх утраты агента зависимости связан с выра­женной подозрительностью, осторожностью и обидчивостью боль­ных Г. Б.

Исходя из полученных результатов, можно выделить следующие мишени для психокоррекции:

— патологическая фиксация на различных видах страха с учетом их иерархии;
  • преобладание негативных эмоций, эмоциональная лабильность;
  • высокий уровень агрессии.

Выводы
  1. Страхи больных ГБ носят полиморфный характер и имеют определенную иерархию, ведущая роль в которой принадлежит страху смерти. Высокий уровень страха при наличии определенной предрас­положенности может обуславливать возникновение и развитие гипер­тонической болезни. Длительное течение заболевания создает предпо­сылки для возникновения и прогрессирования новых форм страха.
  2. Для больных ГБ II стадии характерен обширный спектр эмо­циональных переживаний с преобладанием негативных эмоций.
  3. Для больных ГБ характерно проявление широкого спектра аг­рессивно-враждебных реакций. Сочетание высокого уровня агрессив­ности с гипернормативностью создает основу для возникновения психоэмоционального напряжения, что подтверждается наличием не­гативного эмоционального фона и способствует частым рецидивам заболевания.
  4. У больных ГБ полиморфные страхи взаимосвязаны с психоэ­моциональными особенностями.

Таким образом, выявленные особенности страхов в структуре эмоциональной сферы больных ГБ позволяют выделить психокоррек-ционые мишени и могут служить основой для психокоррекционной работы.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Дроздецкий С. И. Классификация, принципы лечения и профилакти­ки артериальной гипертензии / Под ред. А. Н. Бритова. — Н. Новгород: Изд-во Нижегородск. гос. мед. Академии, 2002.
  2. Чихладзе Н. М. Дифференциальная диагностика вторичных форм ар­териальной гипертонии // Медицина неотложных состояний. — 2006. -№ 2. — С. 90—95.
  3. Волков В. С., Виноградов В. Ф. Особенности соц. статуса больных

ИБС // Кардиология. — 1993. — Т. 33. — 3. — С. 15—16.

4. Сарвир И. Н. Сравнительные данные эксперемнтально—психологичес-
кого исследования личности больных с гипертонической болезнью и ишеми-
ческой болезнью сердца с анксиозным состоянием // Медицинские исследо-
вания. — 2001. — Т. 1. — Вып. 1. — С. 41—43.

Психологические проблемы в хосписе

Всовременной культуре тема смерти считается крайне неприятной и старательно избегается, и исследований по этой проблеме не­много. В нашем обществе не принято говорить о смерти, рассказы­вать о ней детям. Отрицание смерти создает иллюзию ее отдаления, отсрочки. В то же время тема смерти наступает на нас с экранов те­левизоров: в многочисленных фильмах — боевиках, катастрофах и даже новостях смерть подается и воспринимается как повседневная статистика, виртуальная реальность, игра, как что-то ненастоящее. Смерть стала популярной темой компьютерных игр и юмора в интер­нет-среде. При этом лично человека такая смерть не затрагивает, ее смысл обесценивается. От «настоящих» смертей мы держимся по­дальше. Как говорили философы, одна смерть — трагедия, а десять — уже статистика.

Существует много экстремальных ситуаций, при которых человек может столкнуться с проблемой конечности жизни: потеря близкого человека, неизлечимая болезнь, катаклизмы, теракты и другие тяжелые потрясения.

Что происходит с человеком, узнавшим, что жить ему осталось совсем немного? Как меняется его внутренний мир и отношение к окружающему? Что помогает ему справляться с этой серьезной угро­зой? А главное, какую помощь ему можно оказать, чтобы снизить уровень страха и страданий?

Мы поставили перед собой задачу — исследовать особенности смысложизненных ориентаций (методика СЖО Д. А. Леонтьева), жизнестойкости (методика Мадди в адаптации Д. А. Леонтьева и Е. И. Рассказовой) и актуализации экзистенциальных проблем (мето­дика АЭП Л. А. Колчановой-Цидзик) у пациентов и медицинских работников челябинского хосписа.

Служба хосписа призвана заботиться об умирающем больном. Хосписное движение зародилось в 1960—70-х гг. в Англии и связано с именем доктора С. Сандерс, работавшей с терминальными онкологи­ческими больными. Возникновению хосписов в России способствовал английский журналист В. Зорза, который почти 20 лет назад вместе с А. В. Гнездиловым организовал первый российский хоспис — в Санкт-Петербурге, где должна осуществляться комплексная помощь умирающим онкологическим больным, а иногда и больным СПИДом. Помимо медицинской помощи, занимающейся обезболива­нием, уходом за больными и контролем над симптоматикой, здесь должна оказываться психологическая, социальная и духовная поддерж­ка, как больным, так и их родственникам. Основополагающим прин­ципом является признание естественности смерти и постановка проблемы качества оставшейся жизни [1].

А. В. Гнездилов описывает несколько особенностей российских хосписов. Одна из них — это то, что две трети больных умирают в стационаре: плохие бытовые условия, трудности во взаимоотношени­ях с родными вынуждают больных оставаться в хосписе до конца. Другая особенность российских хосписов — нехватка лекарств, кото­рая заставляет врачей и медсестер «лечить собой», что предполагает удвоенный уход за пациентами, включающий огромную личностную самоотдачу. Кроме того, трудность работы в хосписе обусловлена це­лым комплексом «вредных факторов»: это и обездвиженные больные, нуждающиеся в специфическом уходе, пациенты с психическими расстройствами, наконец, сам процесс смерти и участие в нем с целью облегчения страдания [1]. Это ведет к быстрому эмоциональ­ному выгоранию работников.

По подсчетам специалистов, на такой город как Челябинск нуж­но 50—60 хосписных коек. Сейчас в единственном челябинском хос­писе в 4 раза меньше — 14 мест. Из-за отсутствия достаточного коли­чества сотрудников («психологически тяжелая работа») и материаль­ных средств хоспису приходится ограничивать число коек и пациентов, которых он может обслужить. Кроме того, там отсутствует служба психологической помощи, в которой нуждаются как сами больные, их родственники, так и персонал хосписа. Таким образом, в настоящее время проблема работы с умирающими стоит очень остро.

При обзоре литературы по вопросу столкновения человека со смертью мы увидели, как мало разработана эта тема. В современной психологии проблема смерти наиболее изучена в экзистенциальном подходе. Среди зарубежных авторов ее рассматривали такие психоло­ги, как Л. Бинсвангер, Г. Фейфел, В. Франкл, К. Лукас, Р. Мэй, Дж. Бьюдженталь, И. Ялом и др. Среди отечественных психологов — С. Л. Рубинштейн, М. К. Мамардашвили, Д. А. Леонтьев, А. А. Гнез-дилов, О. Н. Попогребский, А. А. Баканова и др.

Великий психотерапевт И. Ялом говорил: «Хотя физически смерть нас разрушает, идея смерти может нас спасти». И он не раз показывал это на практике. Работая с онкологическими больными на терминальной стадии, он удивлялся, что многие из этих людей вмес­то того, чтобы погрузиться в отчаяние, используют свою кризисную ситуацию и нависшую над ними угрозу как стимул к изменению, внутренним переменам, которые можно охарактеризовать как лично­стный рост. Они отмечали такие явления как: изменение жизненных приоритетов; обостренное переживание жизни в настоящем, пережи­вание природных явлений; более глубокий, чем до кризиса, контакт с близкими; уменьшение страхов, связанных с межличностным обще­нием, и озабоченности отвержением; большая, чем до кризиса, готов­ность к риску [4, 5]. Кроме того, другие авторы также говорят о том, что осознание и принятие идеи собственной смерти делает человека психологически зрелым, более ответственным за свою жизнь и чув­ствующим ее ценность [1, 2].

Задумав исследование, мы надеялись на экспериментальное под­тверждение опыта предшествующих исследований. Но наши результа­ты не согласовывались с тем, о чем говорили зарубежные авторы, а иногда даже противоречили этому.

Наши результаты показали, что пациенты и работники хосписа не отличаются более высокой осмысленностью жизни (даже наобо­рот, их средние показатели немного ниже, чем у контрольной груп­пы). Можно предположить, что такое несоответствие было вызвано тем, что описанные ранее исследования проводились, в основном, психологами, которые работали со своими испытуемыми, столкнув­шимися со смертью, оказывали им психологическую поддержку. В челябинском хосписе психологическая служба, к сожалению, отсут­ствует, хотя в штате числится психиатр и иногда больных посещает священник.

В нашем исследовании с помощью U-критерия Манна—Уитни было обнаружено два статистически значимых различия в изучаемых группах — по шкале «Контроль» теста «Жизнестойкости» и шкале «Проблема смерти» методики «Актуализация экзистенциальных про­блем». Было выявлено, что люди, столкнувшиеся с конечностью жиз­ни в условиях смертельной болезни, менее уверены в том, что, бо­рясь и преодолевая трудности, можно изменить происходящее, быть хозяином своей судьбы. Они начинают понимать, что не все зависит от них самих, есть вещи, на которые человек не может повлиять, ко­торые невозможно контролировать.

Результаты говорят, что в среднем у людей, столкнувшихся со смертью, способность и готовность гибко действовать в ситуации стресса и трудностей немного ниже, чем в контрольной группе.

Корреляционный анализ показал, что в экспериментальной груп­пе показатели по шкалам трех использованных методик более тесно взаимосвязаны между собой, чем в контрольной группе.

Это наводит на мысль, что те, кто столкнулся с данностью смер­ти, как будто находятся на пути к высокой осмысленности жизни, на пути к росту, но перед ними встречается какое-то препятствие, кото­рое не дает им завершить этот путь. Они осознают, что не в состоя­нии изменить ситуацию, именно поэтому, как говорил Франкл, они ощущают необходимость измениться сами [3]. Но что же им мешает в этом? В чем могут быть причины таких расхождений в результатах нашего исследования и исследований, проведенных за рубежом?

На наш взгляд, это объясняется несколькими факторами. Во-пер­вых, это отсутствие должной психологической помощи. Кроме того, большинство пациентов не знали точно своего диагноза, что породи­ло недоверие к врачам и родным. Это мешало больным смириться с мыслью о смерти, привыкнуть к ней и жить оставшееся время «в полную силу». Во-вторых, менталитет нашей страны не способ­ствует пониманию ценности и счастья жизни, фокусируя все вни­мание на проблемах. В-третьих, низкий уровень психологической подготовленности к этой проблеме мешает оказать необходимую под­держку умирающим. Считается, что лучше не говорить с ними о смерти, хотя на самом деле, как показывают предшествующие иссле­дования, умирающим очень важно высказаться.

Наше исследование показало, что в медицинских учреждениях, даже в хосписах, недооценивается роль психологической службы, что отрицательно влияет на состояние находящихся там пациентов и персонала.