А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
• Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
• Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
• Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.
• М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф, 6853.82kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
• О. Г. Носкова Раздел работа психолога в системе образования и в социальном обслуживании, 10227.59kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
• Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
• Редколлегия: Э. П. Кругляков отв редактор, 161.35kb.

ЛИТЕРАТУРА

1. Арнхейм Р. Образ и мысль // Зрительные образы: феноменология и эксперимент. — Душанбе: 1972. Ч. 1. С. 31—50.
   
2. Драпак Е. В. Методика диагностики склонности к практическому и теоретическому мышлению // Практическое мышление: теоретические проблемы и прикладные аспекты. Коллективная монография / Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2007.
   

С. 390—397.

3. Мехтиханова Н. Н. Опросник на определение степени выражен­ности склонности к вербализации // Практическое мышление: теорети­ческие проблемы и прикладные аспекты. Коллективная монография / Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2007. С. 431—432.
   
4. Панкратов А. В. Важность различных репрезентирующих механизмов в практическом мышлении // Практическое мышление: теоретические про­блемы и прикладные аспекты. Коллективная монография / Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2007. Гл. 9.
   

С. 231—263.

5. Панкратов А. В. Практическое мышление. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2010. — 108 с.
   
6. Петров В. В., Панкратов А. В. Роль модальности репрезентации в диалогическом решении логических задач // Международный конгресс «Психология XXI Столетия». Кострома, 10—13 сентября 2009 года. Костро­ма, 2009.
   

7. Соколов А. Н. Внутренняя речь и мышление. — М.: Просвещение,

1967. — 248 с.

С. В. Хусаинова


Деятельностная тревога в аспекте саморегуляции

Внастоящее время наиболее актуальна тема, связанная с раскры­тием особенностей субъектной активности человека, и особенно большое внимание уделяется изучению регуляторной функции психи­ки. Выявлены закономерности и механизмы регулирования типов и видов активности (П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн, Б. Ф. Ломов, Д. А. Ошанин, О. А. Конопкин, В. Д. Шадриков; И. В. Круглова, В. И. Моросанова, Г. С. Прыгин и др.).

Особое внимание привлекает теория осознанной психической ре­гуляции, которая отражает общие, универсальные закономерности, реализующиеся независимо от индивидуальных различий, личност­ных, мотивационных и других свойств. Она позволяет нам подверг­нуть разбору модель функциональной структуры саморегуляции и ее отдельные функциональные звенья, и процесс в целом, чтобы иссле­довать любой вовлеченный в целенаправленную активность психиче­ский феномен в его соотнесенности с конкретным регуляторным звеном. Позволяет оценивать его причастность к обеспечению опре­деленной функции и выявлять его конкретное место и роль в целост­ном регуляторном процессе, в реальном механизме саморегуляции. Благодаря этому, преодолевается характерное для ряда исследовате­лей, использующих термин «саморегуляция», прямое соотнесение разного рода и уровня психических феноменов с особенностями дея­тельности или поведения, минуя учет самого процесса, опосредству­ющего и определяющего реальное влияние исследуемых факторов [1; 2; 3; 4].

Модель психической саморегуляции открывает для нас сущест­венные возможности в решении широкого круга задач, связанных с нашей проблемой описания индивидуальной регуляции субъекта, включающей исследование состояния деятельностной тревоги. Инфор­мационное обеспечение конкретных видов определенной деятель­ности расширяется и углубляется до рамок проблемы проявления уровней данного состояния в аспекте саморегуляции произвольной деятельности. Нами рассмотрена структура саморегуляции, в предмет­ности которой раскрывается возможность конкретного использования общей модели строения процессов саморегуляции, в понимании пси­хического развития субъекта, а также связанную с этим особую роль психического состояния деятельностной тревоги в его жизнедеятель­ности [5].

Деятельностную тревогу мы понимаем как психическое состоя­ние, проявляющееся перед началом выполнения деятельности, кото­рое может выступать в качестве отдельного моделирующего конструк­та ее выполнения. Она переводит с неосознаваемого внутреннего плана переживание состояния, связанного с накоплением и перера­боткой информации о прошлой деятельности, на осознаваемый внешний план в виде отношения к началу предстоящей деятельности [6]. Переживание деятельностной тревоги придает окрашенность все­му поведению человека и, определяя стратегию выполнения деятель­ности, может выступать совокупным показателем ее эффективности. Данное психическое состояние может играть роль препятствия, «барьера», преодоление которого на разном уровне способно как пре­кратить или приостановить выполнение деятельности, так и мобили­зовать все силы субъекта на ее выполнение. До сих пор переживание и проявление состояния «деятельностной тревоги», на наш взгляд, изучалось не достаточно, и пока не до конца теоретически разра­ботано.

Нами было проведено исследование проявления особенностей субъектной регуляции и звеньевого компонента саморегуляции у лиц с разным уровнем деятельностной тревоги. Были использованы мето­дики: опросник «автономность—зависимость» Г. С. Прыгина, стиль саморегуляции В. И. Моросановой и состояние деятельностной тре­воги С. В. Хусаиновой.

Сравнительный анализ групп (t = 2,45, при p<0,05) показал, что у лиц с высоким уровнем деятельностной тревоги зависимый тип са­морегуляции и низкие показатели по шкалам моделирование и оценка результата, у лиц с низким уровнем деятельностной тревоги автономный тип саморегуляции и высокие показатели по шкалам мо­делирование и оценка результата, у лиц со средним уровнем деятель-ностной тревоги смешанный тип субъектной регуляции и высокие показатели по шкалам моделирование и оценка результата.

Таким образом, определено, что у лиц с разным уровнем состоя­ния деятельностной тревоги обнаружены различия в звеньевом ком­поненте контура саморегуляции деятельности. Это дает нам возмож­ность судить о деятельностной тревоге как о включенном конструкте произвольной саморегуляции. Предположительно субъект, переживая данное состояние, осуществляет индивидуальную регуляцию перед началом деятельности. А так как были выделены три уровня данного состояния перед началом выполнения деятельности: высокий, низкий и средний, скорее всего, величина показателя деятельностной тревоги будет относительно постоянна, и возможные колебания произойдут лишь в рамках уровневого диапазона.

Состояние деятельностной тревоги в своих оптимальных значени­ях оказывает положительное организующее действие на психические функции, включаясь в механизм психической саморегуляции. В слу­чае неадекватных ее значений (таким значением в основном является ее высокий либо крайне низкий уровень), тревога становится одним из факторов, приводящих к дезорганизации психических функций, и влияет на последующий результат деятельности.

В процессе осознанной регуляции субъект преломляет объектив­ные требования к деятельности через систему внутренних детерми­нант произвольной активности.

В реальности она представляет собой многообразный набор дея-тельностных ситуаций, в которых человеку приходится выдвигать и добиваться самых разных целей, осуществлять регуляцию весьма раз­нообразными формами активности. Например, при помощи подвер­гаемого нами анализу состояния «деятельностная тревога», основной «системообразующей» целью которого является процесс переноса с внутреннего неосознаваемого плана переживания состояния тревоги, связанного с накоплением и переработкой информации о прошлой деятельности, на внешний осознаваемый план переживания по отно­шению к началу деятельности.

Следовательно, мы также можем сказать, что деятельностная тре­вога связана с процессом накопления и переработки информации о предстоящей деятельности. С точки зрения системного подхода дея-тельностная тревога опосредована тогда, когда информация достаточ­но обработана и прошла все этапы переработки, т. е. накопительный уровень переживания к определенной деятельности связан с прошлой конкретной деятельностью. Таким образом, реализация данного со­стояния находится в прямой зависимости от звена «субъективная мо­дель значимых условий деятельности», так как субъект определяет именно субъективно значимые условия деятельности и имеет индиви­дуальный уровень переживания тревоги необходимый для построения адекватной модели субъективно значимых условий деятельности.

Данная модель представляет собой комплекс информации, кото­рой располагает субъект в тех условиях деятельности, учет которых необходим, по мнению субъекта, для успешного ее осуществления. «Отражение этих условий (значимость этих условий для субъекта определяется принятой им целью) помогает субъекту сформировать программу, определить оптимальный способ достижения цели» [1]. Необходимо отметить, что дефекты модели появляются как неверное отражение каких-либо условий, ошибки в определении их значимос­ти, неполнота отражения всех условий и т. п. скажутся на принятии тех или иных условий субъективной программы исполнительных действий. Данное звено динамическое, оно в процессе выполнения деятельности может пополняться новой информацией, уточняться, изменяться, корректироваться. Поступление новой информации об условиях выполнения деятельности превращает модель субъективных условий в такое звено саморегуляции, которое дает возможность осознанно программировать развитие событий предвидеть наступле­ние значимых событий и тем самым заранее подготовиться к одному или нескольким альтернативным действиям [3].

Дальнейшее изучение особенностей саморегуляции нами предпо­лагается с присутствием состояния деятельностной тревоги у субъек­тов перед началом деятельности. В основном оно проявляется посто­янно у всех субъектов только на разных уровнях (низком, среднем и высоком), и связано с определением и накоплением информации о предстоящей деятельности. Так же мы предполагаем, что у каждого субъекта сформирована определенная модель предстоящей деятель­ности, которая окрашена субъективными переживаниями и опреде­ленной информацией. Если субъект более чем достаточно инфор­мирован о предстоящей деятельности, то тревожное состояние прохо­дит, и он принимает решение о начале деятельности.

Изучаемое нами состояние «деятельностная тревога» многогранное и семантически неопределенное имеет внутреннюю и внешнюю сторону переживания, а также связано с информацией о прошлой деятельности, то это дает возможность предполагать, что состояние деятельностная тревога может включаться в процесс регулирования деятельности субъекта.


ЛИТЕРАТУРА

1. Конопкин О. А. Психическая саморегуляция произвольной активно­сти человека (Структурно-функциональный аспект) // Вопросы психологии. 1995. № 1. С. 5—12.
   
2. Общая психодиагностика / Под ред. А. А. Бодалева, В. В. Столи-на. М., 1987. — 303 с.
   
3. Прыгин Г. С. Саморегуляция деятельности, как механизм формиро­вания социальных и личностных черт / Социальная психология XXI век. Ярославль, 1999. Т. 2. C. 213—215.
   
4. Прыгин Г. С. Индивидуально-типологические особенности субъект­ной саморегуляции: Монография. — Ижевск, Набережные Челны: Изд-во Института управления, 2005. — 348 с.
   
5. Хусаинова С. В. Теоретическое обоснование феномена тревоги новой деятельности / С. В. Хусаинова // Реалии и перспективы психологической науки и практики в российском обществе. — 2005. С. 74—79.
   
6. Хусаинова С. В. Методика исследования функционального состояния «деятельностная тревога» Психическая регуляция и управление активностью человека: методологические проблемы и практическая реализация: Материа­лы 4 Всероссийской научно-практической конференции (г. Набережные Чел­ны, 28—29 августа 2008 г.) / Под ред. Г. С. Прыгина, С. П. Дырина. Набе­режные Челны: Изд-во Института управления, 2008. — 248 c.
   

Е. А. Чиркова


Исследование способности распознавать эмоции по выражению лица у старших дошкольников


В психологии уже давно ведутся поиски способностей, которые в отличие от традиционно выделяемого общего интеллекта связаны с эмоциональной сферой человека. В широком смысле к способностям в эмоциональной сфере относят опознание, понимание эмоций и управление ими. Имеются в виду как собственные эмоции субъекта, так и эмоции других людей [2].

Можно предположить, что существуют некоторые когнитивные факторы, способствующие переработке эмоциональных стимулов. Та­ким образом, в качестве конструкта, лежащего в основе эмоциональ­ных способностей, представляются процессы переработки информа­ции. Они врожденны и формируются на ранних стадиях онтогенеза. Информацию можно черпать из различных источников, самым дос­тупным и содержательным средством уточнения и дополнения полученной эмоциональной информации является лицо.

Движущей силой развития способности распознавать эмоции на лице другого человека является общение со взрослым, в первую оче­редь с матерью. Развитие эмоционального интеллекта в дошкольном возрасте требует понимания ребенком эмоциональных состояний дру­гих людей и успешного сотрудничества с ними. Если дети хорошо понимают эмоции других людей, они могут быть более социально умелыми и адаптированными в своей группе.

В нашем исследовании мы обратились к проблеме распознавания эмоций по выражению лица старшими дошкольниками и рассматри­вали эффективность этого процесса у детей в возрасте 6—7 лет.

Методика. Для обследования испытуемых применялся тестовый материал методики «Эмоциональная идентификация», разработанной Е. И. Изотовой [3]. Ребенку предлагался набор пиктограмм со схема­тичным изображением эмоций различной модальности (лица гномов). Имена гномов соответствуют определенному эмоциональному состоя­нию: радость, гнев, печаль—обида, испуг, отвращение, презрение—за­висть. Всего 6 пиктограмм. Требовалось определить эмоциональное со­стояние, изображенное на пиктограмме, и соотнести его с именем гнома. Эксперимент проводился с каждым испытуемым индивидуаль­но. Далее результаты соотносились с таблицей поуровневой дифферен­циации, в которой выделено 3 уровня: высокий (выделение комплекса экспрессивных признаков по 4—6 модальностям — глаза+рот+брови), средний (нестабильное выделение комплекса экспрессивных признаков по 4—6 модальностям), низкий (выделение отдельных экспрессивных признаков — рот, глаза с использованием помощи).

По нашим данным восприятие экспрессии, соответствует, в основ­ном, среднему и низкому уровню по таблице поуровневой дифферен­циации. Качественный анализ видов помощи показал, что дети недо­статочно ориентируются в комплексе экспрессивных признаков (гла-за+рот+брови), а преимущественно опираются на отдельные признаки.

То есть оказалось невозможным определить способы ориентиров­ки ребенка в перцептивных признаках эмоций, а также случайность выборов. Это привело к необходимости модифицировать методику. Мы сочли необходимым более точно диагностировать затруднения при выявлении экспрессивных признаков. Поэтому материал методи­ки был изменен таким образом, чтобы можно было точно проследить трудности и успехи при опознании выражений эмоций. При модифи­кации материала методики была использована аналогия с разрезной картинкой. Имеющиеся изображения—пиктограммы были разделены на мимические зоны лица. Выделены экспрессивные зоны бровей, глаз и рта и представлены в виде отдельных частей. Дети сначала опознавали оригинальные эмоциональные пиктограммы. Затем на «нулевой» пиктограмме, где для сохранения схемы лица были остав­лены обозначения ушей и носа, конструировали ее из имеющихся элементов. Нами были выбраны пиктограммы «испуганный», «спо­койный», «радостный», «злой».

Обсуждение результатов.

Согласно полученным данным, можно заключить, что точность распознания эмоций зависит, во-первых, от ее модальности. Распозна­ние эмоции «испуганный» значимо точнее, чем распознание остальных эмоций. Наименее точно распознается эмоция «спокойный». Вероятно, различия в успешности связаны с витальным значением модальности испуг—страх.

Во-вторых, точность распознания зависит от локализации мимиче­ских проявлений. Наиболее простой зоной для распознания является нижний паттерн лица — рот. Именно с нее все испытуемые начинали выстраивать пиктограмму. Изгиб рта, воспринимался детьми как глав-ныйперцептивныйпризнак,наегооснове пиктограмма достраивалась. Примерно равный высокий уровень сложности имеет зона бровей и глаз. Глаза и брови распознавались путем случайных выборов.

В-третьих, точность распознания зависит от выраженности мими­ческих проявлений. Пиктограмма «испуганный» характеризуется вы­раженными изменениями во всех трех мимических зонах. Во взрос­лой выборке равнозначно высоко распознается и эмоция радости [1]. Но в выборке дошкольников пиктограмма «радостный» опознается хуже, чем «испуганный». Кроме пиктограммы «испуганный», в ос­тальных пиктограммах субъективно выраженными признаками обла­дает только зона рта, остальные признаки смешиваются.

Таким образом, точнее распознаются базовые витальные эмоции испуга, страха.

Проще распознать эмоции, в которых выражены изменения во всех трех зонах. Если изменения в зонах лица не заметны (пиктограм­ма «спокойный»), правильное распознание существенно затруднено.

Более верно распознаются признаки, локализованные в нижней части лица, менее точно, локализованные в зоне глаз и бровей, в от­личие от взрослых, для которых зона глаз значима и поддается распознанию.

Описанные результаты требуют сопоставления с результатами ме­тодик, направленных на диагностику зрительного восприятия и об­разной сферы для уточнения механизмов, влияющих на успешность— неуспешность переработки эмоциональной информации.


ЛИТЕРАТУРА

1. Барабанщиков В. А., Малкова Т. Н. Зависимость точности идентифи­кации экспрессии лица от локализации мимических проявлений // Вопросы психологии. — 1988. — № 5.
   
2. Изотова Е. И. Особенности идентификации эмоций у детей дошколь­ного возраста // Научные труды МПГУ. Серия: Психолого-педагогические
   

науки. — М., 2003.

3. Роберст Р. Д., Мэттьюс Дж., Зайднер М., Люсин Д. В. Эмоциональ-
ный интеллект: проблемы теории, измерения и применения на практике.
Психология: Журнал Высшей Школы Экономики. 2004. Т. 1. № 4.

Е. А. Чиркова


Связь уровня сформированности зрительного гнозиса со способностью распознавать эмоции по выражению лица

Впоследнее время все чаще темой экспериментальных психологи­ческих исследований становятся эмоции. Эмоции необходимо рассматривать как высшие психические функции. Они обладают все­ми необходимыми характеристиками.

Эмоции имеют иерархически организованную структуру. Напри­мер, П. Экман выделяет в своих работах шесть базисных эмоций, ко­торые являются уникальными, а остальные эмоции основаны на шес­ти данных. Тхостов считает, что человеческие эмоции строятся на основе природной аффективности, а в последующем развиваются зре­лые эмоции [4].

Следующей важной характеристикой является прижизненный со­циальный путь формирования. Эмоции развиваются под влиянием взаимодействия со взрослым. Так, еще в младенческом возрасте, мать может дать оценку состоянию ребенка (плохо—хорошо, желатель­но—нежелательно). Основной способ выразить это — использовать мимику, жесты интонацию. Причем мимику мы считаем ведущей, т. к. обнаружено, что уже через девять минут после рождения ребе­нок может опознавать стимулы, схематически напоминающие лицо [3]. В контакте со взрослым и под его руководством происходит усвоение форм проявлений эмоций, причем как предписаний, так и запретов в этой области.

Следующим признаком принадлежности к высшим психическим функциям является опосредованность культурными символами, зна­ками. В качестве знаковых систем, определяющих формирование эмоции, выступают как явления мимики, жестов, приобретающие знаковые функции, так и собственно знаковая система — речь.

Эмоции как высшие психические функции позволяют адаптиро­ваться к ситуации и имеют произвольный характер. Поскольку выс­шие формы эмоций и системы их регуляции строятся на натуральных основах, продолжающих существовать внутри новых закономерностей в свернутом и подчиненном виде [1], управление возможно не столь­ко на уровне порождения, сколько на уровне проявления эмоций. Нельзя приказать прекратить эмоцию, но можно перестроить ситуа­цию или деятельность и эмоции изменятся.

Движущей силой развития эмоций в онтогенезе является взаимо­действие с лицом, ухаживающим и воспитывающим ребенка. В том числе с «лицом» в прямом смысле слова. Известно, что способность воспринимать эмоции других развивается в процессе формирования психических процессов, но не одинаково в отношении разных эмо­ций. Следовательно, пониманию эмоций можно учиться.

Говоря об опознании эмоции по мимике, следует помнить, что на точность опознания может влиять не только богатство опыта об­щения со взрослым, но и уровень развития когнитивной сферы, в частности зрительного восприятия. В нашем исследовании мы выяви­ли связь между успешностью распознавания эмоций по выражению лица с уровнем развития зрительно-образных процессов у старших дошкольников.

В качестве экспериментального материала предлагались изобра­жения с различным вариантом зашумления, а также пиктограммы лиц для распознавания. Для диагностики зрительного гнозиса ис­пользовались следующие изображения. 24 предметных реалистичных изображения, взятые из Альбома А. Р. Лурия. По инструкции требу­ется назвать увиденное по порядку. 6 перечеркнутых изображений, предложенных В. Поппельрейтером, в которых необходимо выделить фигуру, отделив ее от посторонних элементов фона. 10 наложенных изображений, также предложенных В. Поппельрейтером, в которых нужно разделить контуры наложенных друг на друга различных пред­метов. Для диагностики способности распознавать эмоцию по выра­жению лица использовался модифицированный нами материал мето­дики «Эмоциональная идентификация», разработанной Е. И. Изото­вой [2]. При модификации материала методики была использована аналогия с разрезной картинкой. Имеющиеся изображения—пиктог­раммы были разделены на мимические зоны лица. Выделены зоны бровей, глаз и рта и представлены в виде отдельных частей. Дети сначала опознавали целостные эмоциональные пиктограммы. Затем на «нулевой» пиктограмме, где для сохранения схемы лица были оставлены обозначения ушей и носа, конструировали ее из имею­щихся элементов. Нами были выбраны пиктограммы «испуганный», «спокойный», «радостный», «злой».

Полученные данные об уровне сформированности зрительного гнозиса в нашей выборке соответствуют результатам, полученным в исследовании Т. В. Ахутиной и Н. М. Пылаевой на учениках первого класса 6—7 лет. Эти три задания имеют нарастающую сложность. Практическивсеиспытуемыеопознаютреалистичныеизображения. Перечеркнутые изображения опознаются менее точно, чем наложен­ные. Мы предлагаем следующее объяснение. При опознании перечерк­нутых изображений необходимо отделить изображение от абстрактной линии, разделить, что относится к контуру предмета, а что является частью перечеркивающей линии. При опознании же наложенных изо­бражений требуется разделить контуры предметных изображений, час­то встречающихся в быту. Если не удается распознать изображение, то можно угадать, что оно законченное. Тогда становится проще выде­лить контуры оставшихся изображений.

Мы предполагаем, что, уровень сформированности способности работать со сложным визуальным материалом будет проявляться во всех заданиях, требующих привлечения зрительного гнозиса.

Выявлено, что испытуемые, которые на высоком уровне справля­ются с опознанием зашумленных изображений (особенно точно опоз­нают наложенные изображения), успешно распознают эмоции. Испы­туемые, на низком уровне опознающие зашумленные наложенные изображения, распознают эмоции с ошибками.

Таким образом, на способность распознавать эмоцию по выраже­нию лица влияет уровень когнитивного развития, о благополучии которого в нашем исследовании мы судим по уровню сформирован-ности зрительно-образных процессов. Дополнительным подтвержде­нием наших выводов является отсутствие в данной выборке испытуе­мых, которые успешно бы справились с распознаванием эмоций и получили низкие оценки за выполнение зрительных проб.

Полученные данные могут быть полезны психологам-практикам при построении работы с детьми дошкольного возраста.