С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материалаДокументы

Содержание


Коммуникативные типы спортивных комментаторов
Откровенный пас чужому…Безадресная передача…
Сейчас на поле в составе Бразилии выйдет Эдмундо. Ну, кого он заменит? Я думаю – Бебето. Хотите пари? (Заменяют Бебето) Ха-ха. Я
Филимонов стоит в воротах, как циркуль.
Пальюка играет в майчонке с коротким рукавом.
Погладил мозжечок итальянскому футболисту.
Язык как социальная знаковая реальность
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   48

Литература


Аршинов В.И., М.Лайтман, Я.И. Свирский. Сфирот познания. М., 2007.

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Ф.М. Достоевского. М., 1972.

Богат Е. Хорошо роет старый крот // Журналист. 1967. № 3.

Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства. Екатеринбург, 2000.

Бодрийар Ж. Симулякры и симуляции // Философия эпохи постмодерна: сборник переводов и рефератов. Минск, 1996.

Гуц А.К., Фролова Ю.В. Математические методы в социологии. М., 2007.

Засурский И. Герой нашего времени: мультимедийный журналист // Журналистика на перепутье. Опыт России и США. М., 2006.

и обществе. Екатеринбург, 2004.

Кастельс М. Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе

Мальковская И.А. Многоликий Янус открытого общества: опыт критического осмысления ликов общества в эпоху глобализации. М., 2005.

Сапронов М.В. Синергетический подход в исторических исследованиях: новые возможности и трудности применения // Общественные науки и современность. 2002. № 4.


Малышева Е.Г. (Омск)

Malysheva E.G. (Omsk)


КОММУНИКАТИВНЫЕ ТИПЫ СПОРТИВНЫХ КОММЕНТАТОРОВ

COMMUNICATIVE TYPES OF SPORT COMMENTATORS


Ключевые слова: дискурс, спортивный дискурс, языковая личность, дискурсивная языковая личность, типы спортивных комментаторов.

Keywords: discourse, sport discourse, the lingual personality, discursive lingual personality, the types of sport commentators.


В статье рассматриваются различные подходы к понятиям "языковая личность" и "дискурсивная языковая личность", определяются критерии выделения коммуникативных типов спортивных комментаторов, анализируется один из типов языковых личностей спортивных комментаторов – комментатор-«знаток».

In the article are examined different approaches to the concepts “lingual personality” and “discursive lingual personality”, the criteria of the isolation of the communicative types of the sport commentators are determined, is analyzed one of the types of the lingual personalities of sport commentators - commentator “expert”.


В лингвистической антропологии, жанрологии уже предпринят целый ряд достаточно успешных попыток создать модели описания языковой личности и разработать классификации типов языковой личности на основе различных критериев (см., например, работы Ю.Н.Караулова, К.Ф.Седова, Н.И.Горелова, Т.Г.Винокур, О.Б.Сиротининой, О.А.Казаковой, Н.В.Орловой и мн.др.).

Несомненно, что существующие классификации могут быть плодотворно использованы при описании языковой личности журналиста, даже если за основу берется только корпус его публицистических печатных и интернет-текстов и/или устная публичная речь.

Впрочем, существенным, если не определяющим обстоятельством создания типологии языковых личностей спортивных комментаторов является то, что спортивный комментатор прежде всего является субъектом одного из институциональных дискурсов – спортивного, специфике которого, в силу разного рода факторов, уделяется все больше внимания в современной дискурсологии и медиалингвистике.

В связи с вышесказанным необходимо отметить, что возможны разные подходы к определению самого феномена языковая личность.

Первый О.Г. Ревзина назвала «системно-ориентированным», и состоит он в определении языковой личности как «совокупности способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений» [Караулов 1987, с.27]. Именно Ю.Н. Караулову принадлежит постулат о том, что «за каждым текстом стоит языковая личность, владеющая системой языка» [там же].

Второй подход к определению языковой личности может быть охарактеризован как дискурсивно-ориентированный. Основа этого подхода заложена в работах М. Фуко, П. Серио и Э. Бенвениста.

Составляющий дискурс ряд знаков – это, с точки зрения М. Фуко, «набор позиций, возможных для субъекта; …открытая для повторения материальность» [Фуко 2004, с.212]. Тогда «заполняющий эти позиции субъект и является языковой личностью» [Кац 2009, с.12].

Таким образом, при описании дискурсивной языковой личности речь должна идти «не о том реальном человеке и той личности, которая принадлежит внеязыковому миру и выражает себя в языке, а о том человеке и той языковой личности, которая принадлежит дискурсу и реализует себя как создатель текстов и сообщений в различных разновидностях дискурса» [Ревзина 2005. Цит. по: Кац 2009, с.12].

Прежде всего такой подход к языковой личности характерен для субъекта художественного дискурса, который в классических трудах по лингвопоэтике был назван «лирическим героем» (термин Ю.Н. Тынянова) и «образом автора» (термин В. В. Виноградова).

Тем не менее, на наш взгляд, правомерно говорить о существовании дискурсивной языковой личности вообще, независимо от разновидности дискурса, поскольку в любом случае ее специфика обусловлена прежде всего особенностями дискурса, которые отражены в нашем определении этого феномена: дискурс – это совокупность тематически и функционально обусловленных текстов, в том числе текстов креализованных, которая характеризуется когнитивной, коммуникативной, речежанровой и прагмалингвистической спецификой.

Впрочем, нельзя не заметить, что само понятие дискурсивной языковой личности, по-видимому, нуждается в конкретизации, которая - как это ни парадоксально –обусловлена именно типом дискурса.

Так, существуют такие разновидности дискурса (дипломатический, военный, деловой, религиозный и под.), где специфика языковой личности практически полностью определяется коммуникативными, речежанровыми и прагмастилистическими особенностями дискурса.

Напротив, в других разновидностях дискурсов (и институциональных, и неинституциональных) дискурсивная языковая личность - конечно в рамках дискурса – может отражать «совокупность способностей и характеристик» реального человека.

Речь идет прежде всего о современных разновидностях медиадискурса (в том числе спортивного), одной из сущностных характеристик которых является вполне оформившаяся в закономерность тенденция к меньшей стандартизированности «по форме и содержанию», персонификации, т.е. приобретению «личностных черт у различных авторов, причем индивидуальность стиля журналиста в настоящее время культивируется, а не подавляется органами массовой информации» [Стернин 2004, с.12].

Итак, на наш взгляд, специфика дискурсивной языковой личности спортивного комментатора – субъекта телевизионного спортивного дискурса – определяется следующими факторами преимущественно дискурсивного порядка: 1) особенностями дискурсообразующего жанра – спортивного репортажа – и его «индивидуально-авторской» модификацией; 2) спецификой базового для дискурса коммуникативного замысла и особенностями его реализации в речи спортивного комментатора; 3) принадлежностью спортивного комментатора к тому или иному типу по коммуникативной стратегии речевого поведения [см. об этом: Дементьев, Седов 1998, с.186-188]; 4) доминированием в языковой личности спортивного комментатора фатической или информативной составляющих речевой коммуникации [см. об этом: Орлова 1999]; 5) прагмастилистическими особенностями речи субъекта дискурса.

Возможен и иной подход к описанию языковой личности спортивного комментатора, когда ее специфика определяется функциями, которые «призван исполнять спортивный комментатор в момент ведения телевизионного эфира» [Панкратова 2005, с.19].

Впрочем, по нашему мнению, выделенные исследователем параметры характеристики языковой личности спортивного комментатора (среди которых названы, например, модальная модеративность (сдержанность и непредвзятость оценок); когнитивная и аксиологическая компетентность; психологическая и лингвистическая толерантность и др.) выполняют задачу описания конститутивных признаков субъекта спортивного репортажа вообще, являются попыткой создания «идеального» образа спортивного комментатора, обязанного «исполнять» названные функции, которые в реальной дискурсивной практике в лучшем случае модифицируются, если не реализуются «с точностью до наоборот».

Подчеркнем, что в рамках одной статьи системное описание типов языковых личностей спортивных комментаторов с учетом всех вышеназванных факторов вряд ли возможно. Так, например, отдельного рассмотрения требует вопрос о модификации жанра спортивного репортажа в связи с особенностями языковой личности спортивного комментатора или – напротив – исследование реализации специфики языковой личности журналиста в рамках названного жанра.

Мы же сосредоточимся на исследовании типов языковых личностей спортивных комментаторов прежде всего с точки зрения их коммуникативной и прагмастилистической специфики.

Так, тип языковой личности спортивного комментатора определяется нами с учетом прежде всего коммуникативной и личностной доминанты спортивного комментатора, которая находит отражение в дискурсивной деятельности журналиста, в языковой (прежде всего прагмастилистической) специфике продуцируемых ими спонтанных текстов (см. подробнее о статусе речи спортивных комментаторов [Снятков 2008: с.17-18]).

Подчеркнем, что предлагаемая типология нуждается в дальнейшем уточнении и корректировке и имеет весьма предварительный характер хотя бы потому, что нами рассматривались тексты спортивных репортажей, связанных преимущественно с командными игровыми видами спорта – хоккеем и футболом, хотя, как кажется, выделенные нами типы могут быть – пусть с поправками – экстраполированы на тех спортивных комментаторов, что специализируются на репортажах, связанных с неигровыми и индивидуальными видами спорта.

Еще одно существенное замечание общего порядка связано с тем обстоятельством, что, как это часто бывает, «в чистом виде» тот или иной коммуникативный тип спортивного комментатора почти не встречается, хотя доминирование тех или иных признаков выделяется в дискурсивной деятельности практически каждого субъекта телевизионного спортивного дискурса.

Итак, нами выделены пять основных коммуникативных типа языковых личностей спортивных комментаторов: комментатор–«знаток», комментатор–«ироник», комментатор-«балагур», комментатор–«репортер» и комментатор– «аналитик». Очевидно, что в номинации того или иного типа языковой личности спортивного комментатора нами учтена прежде всего базовая коммуникативная установка, которая реализуется субъектом телевизионного спортивного дискурса в жанре репортажа и которая находится в прямой зависимости от индивидуальных особенностей и характеристик языковой личности журналиста.

Приблизительную модель описания коммуникативного типа языковой личности спортивного комментатора можно представить, проанализировав специфические черты одного из ярких представителей первого коммуникативного типа – комментатора-«знатока» - Владимира Маслаченко, одного из основателей школы «авторского комментария», аналогов которой в других странах практически нет.

Комментаторы данного типа тяготеют к нарративной стратегии речевого поведения. Вместе с тем Владимир Маслаченко – «образец» субъектно-аналитической стратегии речевого поведения, репрезентированной прежде всего в субъективности и повышенной оценочности его речи. Другие спортивные комментаторы, отнесенные нами к этому типу, такие как Геннадий Орлов или Александр Елагин, могут быть охарактеризованы как языковые личности с доминирующей объектно-аналитической стратегией.

По классификации Н.А. Орловой названный тип спортивных репортеров может быть назван эстетический типом языковой личности вследствие явного преобладания в их речи фатических речевых жанров.

В. Маслаченко – бывший футболист, человек опытный и знающий, и отчасти поэтому интонация комментария, которую он избирает, носит «отечески тренерский» характер.

В речи этого комментатора частотны такие речевые жанры, как «совет», «критическое замечание», «подсказка», «указание», «похвала», «порицание». Журналист в ходе репортажа дает советы игрокам, заочно оспаривает их действия, объясняет свою позицию зрителям, используя при этом грамматические «маркеры» диалогичности, характерные для разговорного дискурса, - обращения (к игрокам и судьям, а также к адресатам) и глаголы в форме повелительного наклонения:

(Монотонно, с раздражением): Откровенный пас чужому…Безадресная передача… (раздражаясь еще сильнее) Отдай мяч ближнему!.. Да не надо давать мяч направо!

Выйди, Кpаль, из воpот! Молодец - слушает подсказки.

По отношению к адресату В.Маслаченко избирает позицию «свой». Его голос отнюдь не классического «дикторского» тембра естественным образом «вплетается» в «семейную кухонную футбольную» дискуссию, в чем явно обнаруживается активное стремление журналиста к преодолению опосредованности общения со зрителем:

Сейчас на поле в составе Бразилии выйдет Эдмундо. Ну, кого он заменит? Я думаю – Бебето. Хотите пари? (Заменяют Бебето) Ха-ха. Я выиграл.

Речь В.Маслаченко богата яркими и порой парадоксальными сравнениями и определениями, что, несомненно, характеризует его как личность креативную, творческую:

Филимонов стоит в воротах, как циркуль.

В авоське «Реала» побывал только один мяч.

Для создания впечатления «своего парня» и в то же время для поддержания «отеческого» стиля комментария В.Маслаченко часто использует стилистически и коннотативно маркированные суффиксы при создании окказиональных слов, описывающих футболистов и отражающих отношение к ним комментатора:

Пальюка играет в майчонке с коротким рукавом.

Наш замечательный бразильский парень утеплил свои ушонки.

Робсон избавился от своей полукопченки.

Вообще использование маркированной лексики в метафорическом значении, особенно глагольной, – одна из отличительных черт языка В.Маслаченко:

Погладил мозжечок итальянскому футболисту.

А теперь можно побудоражить там, впереди!

Достается Робсону от этого Уэста: тот массирует его всю игру.

Робсон ногой боднул мяч.

Классическое «наполнение» спортивного репортажа [см. об основных чертах спортивного репортажа: Панкратова 2005, Снятков 2008] В. Маслаченко постоянно «дополняет» жанрами, которые характеризуют его как личность, тяготеющую к фатическим формам общения. Все его «лирические отступления», не связанные с игрой, его пространные рассуждения о современной действительности или вратарских школах – это, с одной стороны, отступление от функций спортивного комментатора, таких как «контроль объема передаваемой информации» или «контроль смысловой избыточности» [Панкратова 2005, с.19], а с другой стороны, реализация важнейшей коммуникативной тактики спортивного репортажа - «привлечение телезрителя к соразмышлению и активизация его внимания» [Снятков 2008, с.20].

Журналист, демонстрируя знание всех тонкостей комментируемой игры, предпочитает говорить о ключевых эпизодах матча с позиций бывшего вратаря сборной. После гола в ворота «Спартака» В. Маслаченко резюмирует: «Рано еще этому парню брать такие мячи».

Заметим, что в таких случаях позиция журналиста-адресанта по отношению к адресату-зрителю несколько меняется: комментатор выступает в роли пусть «своего», но более осведомленного и опытного человека, имеющего право на выводы, с которыми его опосредованные собеседники обязаны соглашаться.

Владимир Маслаченко, пришедший в журналистику из профессионального спорта, эксплицирует во время репортажа свое право объяснять зрителю тонкости игры, поскольку часто «отождествляет» себя с тренером команды: «Мы тут с Магатом потелепатились и решили выпустить Салихамиджича». Или: «Надо было отдать налево: там был партнер – свой и открыт»!

Именно спортивный комментатор данного типа способен передать атмосферу, царящую на футбольном поле и на всём стадионе, то есть он характеризуется высокой степенью «когнитивной и аксиологической компетентности» и «ориентацией в речевом и ситуативном континууме» [Панкратова 2005, с.19]. Он чувствует малейшие колебания настроений команд и делится своими ощущениями с аудиторией: «Сачкует, я вам скажу, глубокоуважаемый мною Ван Нистелрой! Увы, увы! O, tempora, o, mores!»

Абсолютная компетентность спортивного комментатора отражается и в свободном владении спортивным подъязыком, в том числе спортивным жаргоном, сленгом и узкоспециальной лексикой футболистов. Кстати говоря, демонстративно употребляя некоторые термины, например «задняя нога», не совсем понятные неподготовленному адресату, комментатор демонстрирует свою ориентацию на аудиторию с соответствующей пресуппозицией. В этом случае коммуникативную стратегию этого типа спортивных комментаторов нельзя признать успешной, поскольку «учет пресуппозиционного фонда реципиентов оказывается важным аспектом поведения субъекта спортивного дискурса: разная степень осведомленности телезрителей о том или ином виде спорта (зритель-знаток, «случайный» зритель, зритель, обладающий средним уровнем знаний) усложняет конструирование речевых стратегий» [Снятков 2008, с.15].

Тем не менее журналисты-бывшие спортсмены, комментаторы-«знатоки», настаивают на том, что отличительной чертой спортивного репортажа должно быть наличие узкоспециальной лексики: «Мне надо было вырабатывать приемлемую журналистскую речь, но от футбольной лексики я не отказывался. Она должна быть! К примеру, все наши прокуроры говорят «возбУждено», хотя литературная норма «возбужденО». У меня была жаркая полемика с руководителем кафедры русского языка Ташкентского университета, и мы, как ни странно, пришли к консенсусу: надо уважать язык любой профессии. Правда, сейчас я понимаю, что излишне увлекался футбольным профессиональным языком. Но по ходу дела замечу: футболисты не говорят «попасть в рамку», «поставить мяч на точку» – это «подделка», более позднее изобретение людей, косяком идущих в футбольную журналистику» [Маслаченко 2004; ссылка скрыта].

Таким образом, следует констатировать следующее.

Во-первых, понятие дискурсивной языковой личности не может рассматриваться вне связи с индивидуальными чертами и особенностями «человека говорящего», поскольку они, по нашему мнению, отражаются в дискурсивной деятельности субъекта в большей или меньшей степени.

Во-вторых, необходимое на первом этапе изучения выделение «идеальных» признаков того или иного феномена, в нашем случае «параметров» языковой личности спортивного комментатора, несомненно, должно быть дополнено исследованием своеобразия реализации названных параметров в дискурсивном пространстве.


Литература


Дементьев В.В., Седов К.Ф. Социопрагматический аспект теории речевых жанров, Саратов, 1998.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

Кац Е.А. Языковая личность в поэтическом идиолекте Георгия Иванова: дисс. …канд. филол. наук. М., 2009.

Орлова Н.В. Коммуникативная ситуация – речевой жанр – языковая личность // Жанры речи - 2. Саратов, 1999.

Панкратова О.А. Лингвосемиотические характеристики спортивного дискурса: автореф. … дисс. канд. филол. наук. Волгоград, 2005.

Ревзина О.Г. Языковая личность в дискурсе. Спецкурс для студентов филологического факультета МГУ. М., 2005.

Снятков К.В. Коммуникативно-прагматические характеристики телевизионного спортивного дискурса: автореф. …дисс. канд. филол. наук. Вологда, 2008.

Стернин И.А. Общественные процессы и развитие современного русского языка. Очерк изменений в русском языке конца ХХ – начала XXI века. Воронеж, 2004.

Фуко М. Археология знания. СПб, 2004.


Мушич-Громыко А.В. (Новосибирск)

Moushich-Gromyko A.V. (Novosibirsk)


ЯЗЫК КАК СОЦИАЛЬНАЯ ЗНАКОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

LANGUAGE AS SOCIAL SYMBOL REALITY


Ключевые слова: знаковая реальность, коммуникация, трансляция, философия языка.

Keywords: Symbol Reality, Communication, Transmission, Language Philosophy.


Важнейшей общественной функцией языка является коммуникативная, которая задает знаковую реальность, определяемую как социальная. В этом ключе знак рассматривается как историко-генетическая сущность внебиологического социального кодирования.

The most important social function of language is a communicative one that determines a symbol reality which is defined as social. In this context the author examines a symbol as a historical genetic essence of extra biological social encoding.


«Что такое язык? Говорит ли все то, что безмолвствует в мире,

в наших жестах, во всей загадочной символике нашего поведения,

в наших снах и наших болезнях, говорит ли все это и на каком языке,

сообразно какой грамматике? Все ли способно к ограничению…

Каково отношение между языком и бытием…»

М. Фуко


Согласно фундаментальным классическим представлениям, – языку отводится исключительно важная роль в жизни человека и общества. Язык в собственном смысле является исключительным достоянием человека , поэтому о языке животных или птиц мы говорим лишь метафорически. Давно уяснено, что язык тесно связан с мышлением человека, со способностью рефлексивного абстрагирования, т.е. мысленного вычленения отдельных качеств и рассмотрения последних в их известной зависимости от предмета и от остальных его свойств. Совершенно очевидно, что только с помощью языка человек в состоянии формулировать абстрактные понятия, а именно они являются важнейшим инструментом познания и мышления.

Язык – это знаковая реальность и именно об этой системе знаков мы и будем вести речь в нашей статье. Будучи системным средством человеческого общения, язык выступает специфическим средством хранения, передачи информации, а также средством управления человеческим поведением.

Язык – необходимое условие и средство социализации индивида, без которой, без, в целом, освоения достижений, созданных трудом многих поколений, человек не мыслился как человек. И, наконец, язык выполняет целый ряд общественных функций, где одной из важнейших выступает коммуникативная функция общения.

Вышесказанное можно сформулировать в терминах коммуникации и трансляции. В каждый момент своего существования общество нуждается в синхронном общении, средстве согласования деятельности индивидов, и в общении диахронном, средстве передачи информации от поколения к поколению. Именно за первым типом общения закрепилось название «коммуникация», за вторым, – «трансляция». Различие между ними весьма существенно. Основной режим коммуникации – обратная связь, коррекция программ, известных двум сторонам общения (поэтому обратная связь – отрицательная). Основной режим трансляции – передача программ, известных одной стороне общения и неизвестных другой. При этом важно отметить, что, к примеру, знание в традиционном смысле связано с трансляцией, а не с коммуникацией. Центральным принципом обоснования этих двух типов общения выступает знак, когда в указанных типах используется язык как основная, всегда сопутствующая социальности знаковая реальность.

Биологической предпосылкой человеческого языка явились сложные двигательные и звуковые формы сигнализации высших животных и, прежде всего, антропоидных обезьян. От элементарных и примитивных нечленораздельных звуковых комплексов первобытные люди переходили к все более совершенным и сложноустроенным звуковым образованиям. Физиологической базой языка стала вторая сигнальная система, присущая только человеку.

Понять звуковую природу языка можно лишь из недостаточности биологического кодирования для воспроизведения социальностью. В этом смысле знак и есть своеобразная наследственная сущность внебиологического социального кодирования, обеспечивающая трансляцию всего того, что необходимо обществу, но не может быть передано биологически. Мы имеем при этом в виду следующее: благодаря употреблению знаков, мир внешних предметов словно бы перемещается в другое измерение. Начиная со стоицизма, как отмечает французский философ М. Фуко, система знаков была троичной, в ней различалось означающее, означаемое и «случай». Начиная с периода Нового времени и далее, знаковая диспозиция становится бинарной, поскольку она определяется связью означающего и означаемого. Именно в этот период ставится вопрос о связи знака с тем, что он означает. Классицизм отвечает на этот вопрос путем анализа представлений, а современность указывает на необходимость анализа смысла и значения.

Поскольку язык − явление общественное, то в нем задаются и отражаются требования коллективности. Совершенно очевидно, что язык, произвольно сконструированный одним человеком, имеет минимальное значение. В силу того, что такой «язык» не имеет всеобщности и часто воспринимается как тарабарщина, будучи продуктом творчества единичного человека, − такой язык – бессмыслица. Можно сказать и так, что язык никем не придумывается и не изобретается, а стихийно возникает вместе с появлением человеческого коллектива.

Не подлежит опровержению и тот факт, что различия в условиях человеческой жизнедеятельности неизбежно находят отражение в языке. В связи с особыми практическими потребностями и различными природными и социально-экономическими условиями язык как социальная знаковая система приобретает такую характеристику, как избирательность. У народов Крайнего Севера, например, существует спецификация для названий снега и отсутствует таковая для названий цветковых растений, не имеющих в их жизни важного значения. Язык выступает в качестве необходимого связующего звена между практикой и сознанием.

Вероятно, излишне говорить о том, что в XX веке произошли серьезнейшие изменения в трактовке языка, – как следует из современной парадигмы, (для предельно краткого резюмирования этих произошедших изменений), следует обратиться к триаде, с помощью которой именно в философской трактовке принято рассматривать язык: сознание – язык – общество.

Именно такая постановка и выступает современной нам глобальной социальной знаковой системой. Отметим, что среднее звено этой схемы приобрело в философии последнего столетия неизмеримо больший вес и значение, чем оно имело ранее. Что же философски существенного в этом? Именно то, что язык стал рассматриваться в качестве важнейшей части бытия, раскрывающей присущие ему тайны.

Соответственно этому, философия XX века, так или иначе, стремится вобрать в себя сложность современного бытия, при этом, не беря себе за правило задачу найти простые решения сложных вопросов. Касается это и языка. В ряду серьезных философских произведений, посвященных проблемам языка (Б.Рассел, А. Витгенштейн, Шлик, Р. Карнап, А.Дж. Айер, Д. Мур и др.) едва ли встретятся такие, авторы которых претендуют на открытие рецептов ускоренного решения острейших проблем современного мира и человека.

Разумеется, общий поворот в философии языка к человеку привел к философскому же пониманию того, что истоки глубинных проблем во многом коренятся в самом человеке, его внутреннем мире. Человек мучается не от того, что не может справиться с внешними проблемами коммуникативности, а оттого, что не может справиться с самим собой, со своими мыслями, со своим сознанием, наконец. Поэтому и решение внешних проблем дается ему с таким трудом. Именно это в главном определяет мысль Л. Витгенштейна: «…Если бы на все возможные вопросы были найдены ответы, то проблем нашей жизни они даже не коснулись бы ».

Иначе говоря, сложилась ситуация, в которой язык становится предметом пристального внимания философов, поскольку современная философия во многих случаях связывает само существование философских проблем с фактом их укорененности в языке, а их решения – с их переформулировкой при использовании более точного языка.

Поэтому язык как сакральная знаковая система становится объектом анализа скрытых от поверхностного взгляда глубин духовного мира, когда выясняется, что посредством языка и сознания проясняется мир и обнаруживается со всей ясностью то, что кроется в глубинах неосознанного. Получается, что в целом ряде случаев философия словно бы переводит на другой язык проблемы, скрытые в общеупотребительном, обыденном языке, с тем, чтобы сделать эти проблемы более ясными.