С. В. Доронина, И. Ю. Качесова
| Вид материала | Документы |
- Елена Витальевна Доронина, 46.85kb.
- А. А. Чувакин (редактор), И. В. Огарь (зам. Редактора), Т. В. Чернышова (отв за выпуск),, 2910.4kb.
- Новости 12, 5609.66kb.
- «утверждаю» Директор моу воронцовская сош г. С. Доронина, 1928.98kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 18 июня 2008, 5133.23kb.
- Краткое содержание программы. Данный проект направлен на выработку у пользователей, 185.69kb.
- Доронина Владислава, 38.69kb.
- Завещание джон гришем перевод с английского И. Я. Доронина. Ocr tymond Анонс, 5160.59kb.
- К вопросу о некоторых особенностях вузовского образования россии и германии и. Н. Доронина, 23.47kb.
- Учебно-методический комплекс дисциплины Бийск бпгу имени В. М. Шукшина, 504.68kb.
Литература
Лешкевич Т.Г. Философия. Водный курс. М, 1998.
Поупкин Р., Стролл А., Философия Вводный курс. М, 1998.
Шаповалов В.Ф. Основы философии. От классики к современности. М., 1998.
Никитина Л.Б. (Омск)
Nikitina L.B. (Omsk)
НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОЛОРИТ ОЦЕНКИ ИНТЕЛЛЕКТА ЧЕЛОВЕКА В РУССКОЙ РЕЧЕВОЙ ПРАКТИКЕ
NATIONAL PECULIARITIES OF APPRECIATION HUMAN MIND IN RUSSIAN SPEECH PRACTICE
Ключевые слова: человек, оценка, ум, дурак, русский.
Keywords: man, appreciation, mind, fool, Russian.
В статье описываются национально-культурные особенности оценки интеллекта человека в русской речевой практике. Выявляются стереотипы сознания и речевого поведения носителей русского языка в ситуациях оценки интеллектуальных проявлений человека.
The article describes national and cultural peculiarities of appreciation human mind in Russian speech practice. The author reveals stereotypes of the Russian native speakers’ consciousness and speech behaviour in situations of appreciation human intellectual features.
Общепризнанно, что человек оценивает в первую очередь те предметы и явления окружающего мира, которые представляют определенную ценность. Поскольку человек как объект познания воплощает в себе наивысшую ценностную предметность, его оценка субъектом познания осуществляется постоянно, а семантическая категория оценки, пронизывающая все уровни языка, характеризуется антропоцентричностью как в связи со всеобщей аксиологической активностью человека говорящего, так и в связи с непосредственной или опосредованной направленностью оценки на человека. Иными словами, что бы ни оценивал человек: себя, себе подобных, другие объекты окружающего мира – он всегда пропускает оценку через «сито» значимости для самого себя, своей жизнедеятельности.
Аксиологическая активность представителей русской культуры выражается в том, что «в общении русские постоянно «раздают оценки» - ситуациям, событиям, третьим лицам и даже своим непосредственным собеседникам» [Прохоров, Стернин 2007, с.216]. О свойственной русским оценочности общения свидетельствует частотность как позитивных, так и негативных оценок. В то же время исследователи отмечают, что преимущественное право на выход в речь имеет отрицательная оценка: плохое, негативное воспринимается острее, с большим вниманием и порождает желание декларировать неприятие неправильного, отклоняющегося от нормы или идеала положения дел. Преобладание отрицательной оценки в речи русскоговорящих неоднократно подчеркивалось лингвистами, исследующими репрезентации различных ипостасей человека в русском языке. Осуществленное нами многоплановое описание образа-концепта «homo sapiens» в русской языковой картине мира, одним из направлений которого явился прагмастилистический анализ речевого материала, содержащего оценку человека в его интеллектуальной ипостаси, позволяет говорить о том, что оценка является необходимым и обязательным компонентом функционального содержания всех речевых произведений, в которых есть тема интеллекта. При этом проанализированный речевой материал отражает отмеченную тенденцию превалирования отрицательно-оценочных высказываний в речи носителей русского языка: отрицательная оценка интеллектуальных проявлений человека имеет не только количественное превосходство над положительной оценкой, но и характеризуется шкалированностью, градуированностью, широким спектром оснований, разнообразием прямых и непрямых форм выражения, определяемых ситуациями общения [Никитина 2007].
Цель данной статьи – выявить и описать национально-культурные особенности оценки интеллекта человека в русской речевой практике.
Начнем с констатации национальной самокритичности русских людей. «Для русского сознания привычно в других народах видеть достоинства, оценивать чужое как интересное, хорошее, качественное, а о себе – говорить плохо, пренебрежительно, с осуждением» [Прохоров, Стернин 2007, с.118-119]. С этим замечанием нельзя не согласиться. Русский человек легко обнажает собственные недостатки и с известным наслаждением критикует себя, нередко возводя свои промахи в ранг национальных особенностей. Одной из часто обсуждаемых национальных особенностей является русский ум, противоречивый, загадочный, трудно поддающийся пониманию. Справедливости ради надо сказать, что за словосочетанием русский ум в сознании русского человека стоит широкое понятийное содержание: русский ум – это глупость и прозорливость, пассивная созерцательность и активная доброта, воплотившиеся в образе Ивана-дурака; умственная нерасторопность, смекалка, простодушие, непредсказуемость, милосердие, бесшабашность, талантливость русского человека; необычность, яркая самобытность мышления, замечательные, выдающиеся способности лучших представителей России; недотепистость, проявляющаяся в конкретных действиях и поступках русских людей, которая достойна самой активной критики. Заметим также, что русский человек всегда признавал и признает противоречивость, свойственную русскому национальному характеру. В самохарактеристиках русских заметна объективность и неоднозначность самооценки, отсутствие самовосхваления на фоне констатации патриотичности. Для иллюстрации предлагаем выборку ответов участников проведенного нами психолингвистического ассоциативного анкетирования: русский человек – душа, ленивый, трудолюбивый, пьяница, выносливый, Иван-дурак, умный, глупый, оптимист, «Как бы выжить?», надежный, безответственный; Россия – великая, бедная, патриотизм, коррупция, проблемы, дороги и дураки, «Умом Россию не понять», богатая страна с нищим народом.
Русский ум, получая в сознании говорящих широкое толкование (это разнообразные положительные и отрицательные характеристики русского человека, его действия, поступки, состояния непосредственно или опосредованно связанные с интеллектуальной способностью), становится в русской речи преимущественно объектом критики, негативной оценки, которая выражается довольно жестко, безапелляционно. Отрицательная оценка интеллектуальных проявлений отдельного человека или группы людей легко перетекает в оценку национального сообщества: отдельные проявления предстают следствием общего положения дел, согласно которому русский человек действует в соответствии с традиционно присущими ему качествами. Например, в оценочных высказываниях о человеке часто эксплицируются смыслы «сделать что-то не подумав, понадеявшись на авось», «пассивно созерцать, не прилагая интеллектуальных усилий для разрешения какой-либо проблемы», «позволять себя дурить и самому прикидываться дураком». Характеристика подобных проявлений человека сопровождается определениями их национальных истоков, замечаниями обобщающего характера типа это так по-русски, наш человек, только у нас. Тем самым подчеркивается исключительность русского менталитета, уникальность русского ума, отражающаяся в конкретных действиях, поступках, состояниях. Например: Со стороны ДК довольно широкий тротуар, по которому почти никто не ходит. Похоже, только в нашей стране так глупо деньги закапывают (из газет); Глава Комитета по безопасности Госдумы России заявил: «Есть большая опасность, что борьбу с коррупцией возглавят коррупционеры, особенно на региональном уровне». Ну правильно! Это же так по-русски – испокон веку мы привыкли головную боль с похмелья, вызванную излишками алкоголя, лечить стопкой водки (из газет); А наш народ позволяет себя дурить. Я просто не знаю, какой мазью мазать головы, чтобы они стали умнее (А. Кашпировский).
Отрицательная самооценка интеллектуальных проявлений русских часто интенсифицируется через сравнение с положительной оценкой чужих интеллектуальных проявлений. Такая окрашенная в национальные цвета самокритика особенно ярко проявляется в публицистических текстах: У нас в России и зрячие-то так рулить политикой и экономикой не умеют, как этот слепой румын – машиной; Но согласитесь: наш зритель все же отличается от западного. Зачастую он ждет, что ему скажут: «Вот этот человек хороший, а этот плохой. Вот это правильно, а это нет». Разжу; Башковитый народ японцы, любую хреновину норовят утилитарно приспособить. Не то что мы… (из газет).
За национальным феноменом русский ум закрепляются в речи определения со значением «непонятный»: загадочный, неразгаданный, таинственный, труднообъяснимый, странный. Актуализация семы «непонятный» восходит к тютчевскому «Умом Россию не понять»: Нет, не измерить русскую душу общим аршином. Еще сложнее понять ее умом. Дай бог памяти, но уже целых 18 лет все кому не лень говорят о реформе нашей армии. За время этих разговоров родился и вырос целый призыв. И ушел служить в ту же самую неприкосновенную армию, недостатки которой нам всем хорошо известны (из газет); Загадочная страна Россия! Не только иностранцам ее умом не понять, но и нам самим подчас аршином общим не измерить всю глубину собственной дурости (из газет); Смотря на этого «мессию», / Я только выдохну устало: / Да, не понять умом Россию, / Что за него голосовала (из газет). Давая отрицательную оценку собственным интеллектуальным проявлениям, русские часто подчеркивают свою запоздалую догадливость, неспособность предусмотреть, просчитать заранее результаты своих действий, так называемое позднее зажигание, выражающееся в том, что человек спохватывается и начинает понимать неправильность своих действий тогда, когда поправить положение уже трудно или вообще невозможно. Подобные ситуации аккумулирует словосочетание задний ум. Образ заднего ума возникает исключительно при описании русского человека и русского ума. Ср. прецедентные высказывания: Русский человек задним умом крепок; Жить задним умом (пословицы); Русский ум – задний ум (Н.В. Гоголь). Стереотип «задний ум» регулярно воспроизводится в речевом жанре «порицание», особенно в косвенных отрицательно-оценочных высказываниях директивной формы. Например: Думай сначала, а потом делай (из разгоаора); Не надо было затевать эту монетизацию. Или уж взвесить все заранее. Теперь вот сами на знают, как выкрутиться (из газет); Подводит нас позднее зажигание, а задним умом, как известно, дела не исправишь (из газет).
В порыве самокритики русские могут возводить глупость в ранг типичной черты русского национального характера, подчеркивая ее неизменность. Ср. русские пословицы, отражающие признание русскими людьми того, что глупых (дураков) среди них очень много, а сама глупость практически неискоренима, неподвластна какому-либо положительному влиянию: На Руси дураков, слава богу, лет на сто припасено; Наших дураков отсель до Москвы не перевешаешь; Дурака учить – решетом воду носить; Ума нет – на базаре не купишь. Сентенция неизвестного автора: В России две беды – дороги и дураки, - ставшая универсальным средством выражения самооценки русских, не только регулярно воспроизводится в современной русской речи, но и становится источником креативного осмысления причин и следствий различных обусловленных интеллектом проявлений русского человека. Высокая степень известности данного хрестоматийного текста и его смысловая насыщенность позволяет говорящим органично вживлять стереотип в новый контекст, находя тем самым новые подтверждения его состоятельности. Русские дураки и дороги являются объектом неустанно сочиняемых русскими людьми анекдотов о самих себе: Если взять да и переселить всех русских в Европу, то первым делом они перекопают все дороги, чтобы снова жить в привычных условиях двух главных бед; В России две беды, и одна из них ремонтирует другую; Когда-нибудь Россия победит все свои беды! И тогда в ней не останется ни дураков, ни дорог.
Итак, русские не просто не отказываются от критики своих интеллектуальных проявлений, но делают это весьма охотно, без боязни придать отрицательной самооценке национальную окраску и предстать в невыгодном свете. Что касается похвалы, то к ней у русскоговорящих отношение осторожное: реакции на «умные» человеческие проявления выражаются сдержанно, положительная оценка интеллекта чаще носит запрограммированный характер (например, оценка результатов интеллектуальной деятельности человека в энциклопедических статьях; одобрение публицистом разумных политических действий, значимых в общественном плане; оценка учителем интеллектуальных достижений ученика и т.д.).
Национальная самокритичность русских и характерная для русской речи частотность высказываний-порицаний с оценкой ума сочетается с любовью русских людей к морализаторству на тему интеллекта. О том, что русские любят поучать, свидетельствует активное использование ими хрестоматийных текстов-сентенций в подходящих ситуациях общения и стремление создавать по традиционным мотивам собственные сентенции. Морализаторство является одним из способов выражения оценки интеллектуальных проявлений человека, которая, хотя и имплицируется, но легко выводится адресатом в силу общепризнанности положения, декларируемого говорящим. Например, универсальным способом выражения оценки интеллектуальных проявлений человека являются русские пословицы, отражающие стереотипные представления об уме и глупости: Глупый осудит, а умный рассудит; Умный молчит, когда дурак ворчит; Дуракам закон не писан. Оценка, содержащаяся в высказываниях-сентенциях, воспроизводящих стереотипные представления об умном и глупом человеке, авторитетна, ее трудно оспорить. Особенно важна такая относительная «неуязвимость» для отрицательной оценки человека, которая в наибольшей степени провоцирует отторжение со стороны адресата (объекта оценки). Например, в следующих высказываниях косвенная отрицательная оценка интеллекта, выраженная с использованием общеизвестной истины поучающего характера, в силу своей внешней «безадресности» менее резка, чем прямая типа Они глупые или Ты поступил глупо, и воспринимается как традиционный для русского человека взгляд на определенные проявления человека: И не жить нам без идеологического промывания мозгов. Или грудь в нательных крестах, или голова в мыслях о реорганизации Рабкрина. Заставь дурака богу молиться, он себе и лоб разобьет. Потому и молиться не тянет. Или умный стал, или лоб жалко. А политикам в храм – прямая дорога (из газ.); Работники полосатого жезла перекрыли дорогу, чтоб тормознуть нарушителя. Согнали в кучу первые встречные легковушки, даже не предупредив водителей, что их ждет. В них-то и врезался лихач… Понятно: дуракам закон не писан. Грустно, что именно они подчас призваны защищать этот закон на дорогах (из газет).
Частотность отрицательной оценки русскими собственных интеллектуальных проявлений не означает абсолютного признания ими своей умственной отсталости и неспособности осмыслить ту или иную ситуацию и принять правильную, «умную», линию поведения. В речи русскоговорящих мотив принижения собственных интеллектуальных способностей устойчиво сочетается с мотивом «Не держите меня за дурака; я умнее, чем вы думаете». Так, говорящий может констатировать неоправданное отрицательно-оценочное отношение к собственному интеллекту со стороны других, подчеркивая тем самым необъективность чужой оценки, неспособность субъекта оценки понять и по достоинству оценить его умственный потенциал. В этом случае можно говорить о сочетании отрицательной оценки говорящим чужих интеллектуальных проявлений и положительной оценке им своих интеллектуальных данных. Например: Пятнадцать лет мне исполнилось, к сожалению, давно. Еще Брежнев был жив. Тогда я впервые поняла, что власть, мимо которой я спокойно жила и дальше, считает меня за идиотку… Впоследствии меня считали олигофреном в легкой степени дебильности, но это гораздо лучше идиотии. Я даже стала надеяться, что скоро меня выпишут из «дурки» с обязательством принимать успокоительные таблетки. Не тут-то было… А я уже дама бальзаковского возраста, и здоровья, чтобы азартно удивляться власти по новой, совершенно не хватает… Меня изумляют массово, как дохлая рыба, всплывшие уверения и заверения, что народ наш, богоносец, к демократии не готов. Выходит, нам можно доверить воспитывать детей (или терять их в терактах), но нельзя давать возможность выбрать себе руководящее лицо (да хоть бы и морду)? Но даже самые глупые почему-то сильно переживают, когда наконец понимают, что их держат за идиотов (из газет). Заметим, что призыв не считать его за идиота русский человек адресует в первую очередь власти, отношения с которой у русских во все времена складывались непросто. В.В. Колесов по этому поводу пишет: «Чтобы выжить, русскому интеллигенту всегда приходилось делать вид, что он глупей своей власти» [Колесов 2004, с.157]. Тема интеллектуального потенциала русского человека на фоне кажущейся умственной простоватости и нерасторопности присутствует и в сравнительных характеристиках русских и иностранцев. Примеры тому – многочисленные пользующиеся популярностью монологи сатирика М. Задорнова, содержащие прямые насмешки над тупостью американцев и косвенные положительные оценки русских, часто прикидывающихся дураками, но в то же время не в пример иностранцам прозорливых и смекалистых. В русских «многоступенчатых» анекдотах о представителях разных национальностей (например, немце, французе, американце, русском) русский человек «побеждает» всех оригинальностью своего мышления, не оставляя сомнения в своем интеллектуальном потенциале. Иными словами, самокритика русских не приобретает форму самоуничижения, а скорее характеризуется стремлением обнажить глубины загадочной русской души и подчеркнуть уникальность русского ума. В связи с этим уместно вспомнить о феномене русского дурака, совмещающего в себе интеллектуальную смекалку и простоватость, здравый смысл и отсутствие логики, способность прикидываться глупым и совершать умные поступки: «Дурак – специфически русский тип, может быть, потому, что только русский способен подсмеиваться над собственными недостатками, не видя в том никакого ущемления личному достоинству» [Колесов 2004, с. 157].
Таким образом, оценка интеллекта человека в русской речевой практике характеризуется национальной окрашенностью, проявляющейся в самокритичности русских, их стремлении подчеркнуть самобытность русского ума, которая определяет подвергающиеся критике действия и поступки. Отрицательная оценка интеллектуальных проявлений приобретает в русской речи морализаторский характер и может в определенных ситуациях общения становиться средством достижения различных целей говорящего, вплоть до выражения им положительной самооценки.
Литература
Колесов В.В. Язык и ментальность. Спб, 2004.
Никитина Л.Б. Антропоцентристская семантика: образ homo sapiens по данным русского языка. Омск, 2007.
Прохоров Ю.Е., Стернин И.А. Русские: коммуникативное поведение. М., 2007.
Ним Е.Г. (Барнаул)
Nim E.G. (Barnaul)
РИТОРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНСТРУИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ НА ТЕЛЕВИДЕНИИ
RHETORICAL ANALYSIS OF SOCIAL PROBLEMS CONSTRUCTING ON TELEVISION
Ключевые слова: риторический анализ, конструирование социальных проблем, телевидение, гламур.
Keywords: rhetorical analysis, social problems constructing, television, glamour.
Описывается методология риторической деконструкции социальных проблем, разработанная в социологии. Показаны возможности ее применения к анализу телевизионных передач на примере выпуска ток-шоу «Гордон-Кихот», посвященному феномену гламура.
The article describes the methodology of rhetorical deconstruction of social problems which was worked out in sociology. The potentialities of its use in the analysis of television programs are shown by the example of one issue of talk show «Gordon Kihot» dedicated to the phenomenon of glamour.
В социологии есть подход, согласно которому реальность является не объективно существующей, а социально сконструированной. Реальность «как таковая» недоступна познающему субъекту; он всегда имеет дело с какой-либо ее лингвистической версией. Соответственно и социальные проблемы, изучаемые социологами – это не объективно «вредные» условия, а то, что люди считают социальными проблемами, это результат коллективного определения. В данном различии выражается противостояние объективизма и конструкционизма как социологических парадигм.
Поскольку вопрос об онтологическом статусе социальной реальности (включая социальные проблемы) выносится за скобки, исследователи фокусируются на изучении дискурсивных практик конструирования социальных проблем – в том числе и в средствах массовой информации.
Социологи-конструкционисты Джон Китсьюз и Питер Ибарра наметили методологию риторической деконструкции социальных проблем, предполагающую выявление и анализ риторических идиом, лейтмотивов, контрриторических стратегий и стилей выдвижения утверждений-требований участниками этого процесса [Китсьюз, Ибарра 2007].
Риторические идиомы – это дефинициональные комплексы, посредством которых происходит проблематизация какого-либо социального условия (например, выделяется риторика бедствия, риторика опасности, риторика неразумности и др.). Они являются своего рода моральными словарями, обеспечивающими «разработчиков» социальных проблем ценностно-нагруженными темами и нарративными формулами. Каждая риторическая идиома задействует свою группу понятий и образов.
Лейтмотивы – это ключевые слова и распространенные фразы, выражающие в краткой форме описание динамики социальной проблемы (условия-категории) или реакции на нее. В рамках одной риторической идиомы может сформироваться довольно устойчивый словарь, позволяющий идентифицировать ее специфику. Например, риторика опасности оперирует терминами «эпидемия», «риск», «угроза», «профилактика» и т.п.
Контрриторика включает дискурсивные стратегии противодействия описаниям социальной проблемы в том виде, как они представлены ее «разработчиками». Иначе говоря, это способы депроблематизации условия, которое определяется в качестве социальной проблемы.
Стили выдвижения утверждений-требований характеризуют манеру и тональность, в которых они выдвигаются участниками коммуникативного процесса (например, можно выделить научный, гражданский, религиозный, субкультурный, театральный стили).
Попытаемся теперь применить данную методологию к анализу телепрограммы «Первого канала» «Гордон-Кихот».
Прежде всего, несколько слов о концепции этой программы.
Симптоматично само название передачи «Гордон Кихот», отсылающее, во-первых, к литературному персонажу Сервантеса Дон Кихоту, имени нарицательному, а во-вторых, к персоне ведущего данного ток-шоу Александру Гордону. Рыцарь-романтик Дон Кихот, в нашей терминологии, конструирует образы несправедливости и зла, виртуальных «чудовищ», с которыми он мужественно и бескорыстно, но тщетно сражается. Аналогично, как заявлено на сайте Первого канала, «Александр Гордон начинает борьбу с «ветряными мельницами» – раздражающими миражами и образами в СМИ, книгах и в окружающей действительности»8. Фамилия Гордон в названии программы означает не только популярный в журналистике «бренд», но и стратегию персонализации, субъективизации, сознательной пристрастности автора в обсуждении различных тем.
По замыслу создателей ток-шоу, Гордон в этой программе разрушает представление о том, каким должен быть телеведущий. Он выступает как провокатор и «интеллектуальный мизантроп». Концепция ток-шоу «Гордон Кихот» также предусматривает, что «это такой своего рода «кулачный», хотя и словесный бой, в ходе которого исследуются явления нашей действительности: литературы, культуры, общественной жизни». В эту риторическую, языковую игру участники программы вовлечены во всей их телесности и, как мы увидим позже, даже могут использовать свой внешний имидж, свое тело как визуальный эстетический аргумент, доказывая свое превосходство и правоту.
Герои программы, известные личности, персонализируют собой для Гордона какую-либо социальную или культурную проблему; являясь источником определенных, как он считает, «заблуждений» и «общественных наваждений». В студии у них есть защитники и оппоненты.
После краткой формулировки телеведущим своих претензий, аудитории предлагается просмотреть два видеосюжета, репрезентирующих полярные оценки деятельности героя и связанную с ней проблему. Примечательно, что видеоряд, в обеих версиях один и тот же, варьирует лишь вербальное сообщение. Это интересный визуальный эксперимент, демонстрирующий произвольность связи означающего и означаемого, абсолютную даже не амби-, а поливалентность видеоряда, готового принять любые значения под давлением словесной интерпретации.
Одним из героев выпуска программы стал Николай Усков, главный редактор мужского глянцевого журнала «GQ», тема этого ток-шоу – «Гламур и Антигламур» (выпуск от 20 февраля 2009 года)9. Отметим, что явление гламура напрямую связано с визуальной самопрезентацией своего социального статуса, демонстративным потреблением как типом коммуникации.
Попытаемся вначале выявить те риторические идиомы и лейтмотивы, посредством которых гламур конструируется как социальная и культурная проблема.
Николай Усков был обвинен в том, что он, «апологет гламурной России, страстный идеолог потребления, гуру поколения развлекающихся менеджеров, продавцов пустоты и знатоков всевозможных западных брендов» и мировоззрение таких, как он, и привели планету к финансовому кризису. То есть идеология гламура и растущего потребления, культивируемая «глянцем», представлена как катастрофичная по своим социально-экономическим последствиям – Гордон использует здесь риторику бедствия. Этот же тип риторики, кстати, сам Гордон обнаруживает в разоблачаемой им идеологии потребления, согласно которой «кнутом в этой цивилизации является…насаждение панического ужаса перед завтрашним днем. Завтрашний день кошмарен, чудовищен, если не – и дальше идут наборы: страховка, кредит, ипотека».
Лейтмотивом у Гордона в диагнозе сложившейся ситуации проходит термин «кризис» и в этом же как бы синонимичном ряду – нелитературное «ж…па». Дальнейшим развитием лейтмотива «ж…пы» явился образ сортира, ставший буквально ключевым в этой полемике. Состояние отхожих мест в России послужило индикатором состояния общества – причем как материального, так и духовного. В частности, Николай Усков апеллировал к «деревянным сортирам» как символу материальной нищеты русского народа; Максим Шевченко (известный тележурналист, противник гламура) увидел в них отражение монашеского идеала; а Гордон-Кихот, изобличая уродливый, показной и пошлый характер русского гламура, также уподобил его деревянному российскому сортиру, «только с побрякушками и стразами» и расписанными золотой краской стенами.
Проблематизируя феномен глянца и проповедуемой им потребительской идеологии, Гордон и его соратники задействуют также риторику неразумности. Этот тип дискурсивной практики подразумевает описание ситуации в терминах, выражающих обеспокоенность по поводу эксплуатации кого-либо, манипулирования, одурачивания, «промывания мозгов. При этом «жертвы» социальной проблемы обычно показываются как неспособные к распознанию подобных манипуляций. О них требуется проявить заботу: «Мы выживем, мы люди состоятельные, с руками, с головами… А что вы предложите этому офисному планктону, который за вами пошел, читая эти замечательные тексты?». Неологизм «офисный планктон», ассоциирующий мелких служащих с морскими колониями простейших примитивных организмов, ярко акцентирует «неразумность» потребителей глянца, которых легко можно дурачить, обещая «сладкую жизнь».
Как заметит потом в своей публикации Е.Сальникова (противник гламура в этой передаче), «все посылы Александра Гордона сводились к мольбам не нервировать бедный российский народ образами богатства и крутизны – ведь народу ко всему этому никогда не прорваться»10. Правда, сама Е.Сальникова также высказывалась в этом ключе: «И люди становятся рабами этих цен, этих брендов, рабами вот этих фирм».
Аргументируя порочность глянцевой идеологии потребления, Гордон применяет и риторику наделения правом. Эта риторическая идиома подчеркивает недопустимость социальной дискриминации и ограничения свободы самовыражения. Гордон при этом выступает не против самого классового неравенства, а против права гламурной элиты навязывать свою философию всему обществу в качестве основной системы ценностей, против подстегивания демонстративного потребления, создающего искусственные знаки статусных различий: «Главная обманка и заблуждение в чем? В том, что вы создали некий орден, который отличен тайными знаками… «Шанель», «Версаче»… если ты заработаешь на «Версаче», ты в клуб попадешь». Он также пытается оспорить право оппонентов именовать себя элитой: «вы чего-то вдруг когда-то придумали себе, что вы аристократия. Не имея к этому, ну ровно никаких оснований… Все ваши аргументы, они бы хорошо звучали… в устах аристократов умирающей царской России, да? Вот мол, мы изысканные, …тонкие, вот мы право имеем, потому что это право наследственное. А вы похожи на девушку, которая, делая благотворительность, вперлась в норковом манто в детский дом и раздает игрушки за десять копеек». В ответ Ускову, что они лучше, чем аристократия, поскольку «сделали себя сами», Гордон усомнился: «Ребят, да чего вы сделали»?
Пожалуй, главным «виновником торжества» стал другой противник гламура, петербургский философ и писатель Александр Секацкий. Его попытка определить этот феномен, казалось бы, потерпела неудачу: он был буквально «затараторен» Тиной Канделаки. Но то, что он успел озвучить, породило широкую дискуссию за пределами программы – в печатных СМИ и пространстве Интернета, состоялся даже митинг протеста против «гламурной фашистки» Тины Кандилаки и гламура как культурного явления. Защитники Ускова тоже не остались в стороне.
Секацкий использует риторику утраты: гламур это «фальшь», утрата подлинного смысла существования. Он определил гламур как «чучело красоты», противопоставляя его подлинному искусству. Цитируем: «Гламур защищает общество от радикальных жестов. Это именно некое царство вторичности, серости. Это принципиальный смыслозаменитель…Вместо того чтобы жизнью жить, …пускаться в какие-то авантюры – на смену этому приходят…оргазмы шопинга…Шопинг, который замещает собой множество настоящих подлинных вещей, подлинных событий. То есть, в каком-то смысле глубины человеческого духа засыпаны щебенкой гламура». Помещая гламур в исторический контекст, Секацкий характеризует его как идеологию «среднеагрессивной буржуазности», как «китч, перешедший в наступление».
Рассмотрим теперь контрриторические стратегии защитников гламура и порождаемых им культурных и социально-экономических последствий.
1) Контрриторика натурализации подразумевает, что формулируемая кем-либо проблема является следствием естественного или неизбежного состояния мира. Николай Усков так характеризует кризис, который отчасти (он это признает) был вызван перегревом экономических потребностей: «Кризис, в принципе, случается с экономикой, это не первый кризис – мы это очень хорошо знаем. Это эпоха, когда устанавливается новый баланс между потребностями и возможностями, да? Мы должны подождать какое-то время, когда этот баланс восстановится… Но вся... человеческая история – это постоянный рост потребностей... Потребности всегда были двигателем мирового прогресса».
2) Контрриторика перспективизации – здесь подчеркивается, что объяснение, предлагаемое людьми, выдвигающими утверждения-требования – это всего лишь их «взгляд» на положение дел, отличающийся от самого положения дел, не более чем «мнение». В жесткой форме эта стратегия применялась в отношении высказываний Е.Сальниковой. Журналист и культуролог Е.Сальникова: «А дело в том, что гламурные ценности не единственные. И то, что модно, не всегда ведет общество вперед». Телеведущая Т.Канделаки: «Это Ваши домыслы». В другом диалоге, Е.Сальникова: «В этом же журнале присутствует, что хорошая куртка – это куртка, на которой определенный лейбл». О.Слуцкер, президент Федерации фитнеса и аэробики России: «Это Вы так прочитали».
Ксения Собчак придерживалась более мягкой стратегии переопределения гламура: «Вы в этом гламуре…видите только одну его сторону, какие-то бесконечные бриллианты... Но, … что, безусловно, является сутью гламура – это стремление к красивой жизни, стремление быть здоровым,…физически подтянутым, иметь хорошую кожу лица, быть хорошо одетым». В целом, сторонники гламура предпочитают трактовать его как изысканный вкус.
3) Контрриторика антитипизации подразумевает, что утверждение-требование на самом деле вообще не является описанием полномасштабной социальной проблемы, а касается того, что можно назвать «отдельными инцидентами».
Например, указывается, что идеология гламура распространяется и действует лишь в небольшом сегменте высокостатусных потребителей глянцевых журналов: «двести тысяч человек, которые прочитали журнал Ускова, который выходит этим тиражом – такая маленькая часть населения» (О.Слуцкер).
Также минимизируется роль создателей и продавцов глянца в процессе «перегрева» материальных потребностей: «Мне очень импонирует роль мирового зла, но, к сожалению, это не так» (Н.Усков). Или: «Кто такой Усков? Вы зачем его сейчас масштабируете в этом смысле?» (Т.Канделаки). Да и сами последствия экономического кризиса, по мнению журналистки В.Чернышевой, коснулись только тех, кто плохо работает: «От кризиса в первую очередь пострадали те, кто последние два года сидел в «Одноклассниках» и пил кофе. Все, кто работал, продолжают работать».
4) Контрриторика неискренности была успешно использована Ксенией Собчак: «Александр, это лицемерие. Вы стоите – апофеоз гламура, прекрасное пальто Ямамоты, очень красивый модный коричневый цвет в этом сезоне. Вы посмотрите на Александра Гарриевича! А Максим Шевченко? Чуть-чуть расстегнутая правильно рубашка, очень хорошо скроенный костюм. Это разве не гламур?». В результате Гордон вынужден был занять оборонительную позицию и оправдываться, что он питается в недорогом ресторане, что его костюмы в гардеробной – лишь сценическая униформа, что у него нет своего жилья и т.д.
5) Контрриторика опровергающих историй была использована в ответ на претензию О.Погодиной, писательницы-драматурга, что гламурная элита тратит большие деньги только на удовлетворение своих материальных потребностей, а не, например, благотворительность. Известный художник Павел Каплевич, сторонник гламура, тут же привел конкретные примеры благотворительной деятельности Ксении Собчак, Тины Канделаки, Ольги Слуцкер.
Но самый «убийственный» контраргумент был высказан Ксенией Собчак. Пожалуй, это практика телесной маргинализации, основанная на остенсивном определении: «Я скажу…чуть-чуть обидную вещь для той половины зала, но, как говорят в футболе…внимание на табло… Лучше всего о том явлении, о котором мы говорим, говорят сидящие здесь люди. Вот, посмотрите на Тину Канделаки, свою скромную персону не буду озвучивать… какие все красивые, замечательные люди… Вот если убрать оттуда (жест в сторону противников гламура) Максима и Александра Скляра, то, собственно… Внимание на табло!». Конечно, слова «там остается только грязный плебс» не прозвучали, но эту фигуру умолчания восполнил красноречивый жест и мимика Ксении Собчак. Зато уже совершенно в явном виде этот аргумент был использован в статье П.Твердова в приложении «Независимой газеты» «НГ-Антракт» под характерным заголовком «Немытые головы против гламура»11.
Образ «немытой головы» для автора публикации стал главным лейтмотивом и доказательством социальной и личностной несостоятельности противников идеологии потребления. В частности, он пишет, что воевать с гламуром вызвались «неизвестная литературовед с немытой головой и философ… с прической деревенского чучела». Далее снова: «Как это часто бывает, борцы за нравственность всегда оказываются плохо образованными, серыми неудачниками. Кто знает этого философа-кантианца, эту критикессу с немытой головой»? (Для справки: «Философ-кантианец» – доцент философского факультета СПбГУ, известный общественный деятель и писатель А.Секацкий. «Критикесса» – известный театральный и телекритик Е.Сальникова, выпускница ГИТИСа, автор нескольких книг). Завершает П.Твердов свою публикацию опять словами: «Но волосы перед эфиром на Первом все-таки мыть надо».
Созданный отталкивающий визуальный образ бедности-неряшливости показывает, кем считает гламурная элита тех, кто к ней не относится – грязью в буквальном смысле слова. Эта «грязь» априори необразованна, безвестна и неуспешна, реальный социальный статус личности во внимание не принимается. Скромно одетые люди с обычными прическами не могут претендовать на истину.
Та же риторика превосходства, включающая банальные оскорбления, прослеживается в блоггерском посте редактора «GQ» Николая Ускова в «Живом журнале»12, уже спустя месяц после выхода передачи:
«Секацкий – обычный интеллектуальный паразит, существующий благодаря феномену, который он изучает. Именно поэтому Секацкому нужна трибуна, нужна Тина, нужен я. …Секацкий – дурак. Тощий, несчастный, безвкусный, изможденный мастурбацией субъект, который не любит жизнь, потому что не живет. Его слова мертвы, как мертва его жизнь – череда дней, запиваемых кефиром. «Гламур – чучело красоты», – говорит Секацкий. Секацкий – чучело ума, – говорит Усков».
В целом, по отзывам многих телезрителей на Интернет-форумах, в этом риторическом бою, и именно на уровне риторики, выиграли сторонники гламура. Так считают даже те, кто говорит об этом с сожалением. «Гламурные» были очень активны, напористы и, будучи представителями шоу-бизнеса, чувствовали себя на ТВ как дома. Телеведущие Канделаки и Собчак использовали провокативные техники интервьюирования, постоянно «переходя на личности» и демонстрируя себя как главный эстетический аргумент в этом споре. То есть, если говорить о стилях выдвижения утверждений-требований, то их самопрезентация была своеобразным перформансом, а выступление своих оппонентов они превратили в фарс. Противники гламура, за исключением Гордона и Шевченко, люди непубличные оставались в рамках философского или гражданского стиля, не прибегая к персонализации и специфическим шоу-медийным приемам коммуникации. Гордон и Шевченко в качестве противников гламура выглядели неубедительно. Как написал один из блоггеров, настоящим Дон Кихотом в этой битве был Александр Секацкий. Его определение гламура как «чучела красоты» грозит стать афоризмом. Однако его постмодернистский дискурс, действительно, доступен лишь узкому кругу интеллектуалов, причем следящих за философской модой.
Виктор Пелевин устами своих литературных персонажей так высказался по этой теме: «Гламур – это дискурс тела», а «дискурс – это гламур духа». Возразить по существу – нечего.
Литература
Ибарра П., Китсьюз Дж. Дискурс выдвижения утверждений-требований и просторечные ресурсы // Социальные проблемы: конструкционистское прочтение. Хрестоматия. Казань, 2007. С. 55–114.
Орлова Е.В. (Северодвинск)
Orlova E.V. (Severodvinsk)