С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материала

Содержание

Личные местоимения как маркеры персонализации
Когнитивный стиль современного делового человека: лингвокультурный аспект

Подобный материал:

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 48

Литература

Юнина Е.А. Эффективное общение в аспекте риторической культуры: концепция и технологии // Человек – Коммуникация – Текст: сб. ст. Барнаул, 2004. Вып. 6. C. 6-16.

Пивоварчик Т.А. (Гродно)

Pivovarchik T. A/(Grodno)

ЛИЧНЫЕ МЕСТОИМЕНИЯ КАК МАРКЕРЫ ПЕРСОНАЛИЗАЦИИ

PERSONAL PRONOUNS AS THE MARKERS OF THE PERSONALIZATION

Ключевые слова: персонализация, личное местоимение, адресант, адресат, прагматическая функция.

Keywords: personalization, personal pronoun, addresser, addressee, pragmatic function.

Анализируются личные местоимения в их вторичных, прагматических, функциях как средство актуализации коммуникативной (межличностной, статусно- и ситуационно-ролевой) соотнесенности участников речевой ситуации.

Personal pronouns are analyzed in their second, pragmatic, functions as the means of the updating of the communicative (interpersonal, status and situation- role) correlation of participants in speech situation.

Категория лица местоимений отражает коммуникативный тип семантики персональных отношений – ‘лицо с точки зрения его роли в речевом акте’, что обусловливает ее субъективность: «нет абсолютного лица речи, потому что одно и то же фактическое лицо может быть и 1-м лицом речи, и 2-м, и 3-м по отношению к говорящему. Каждый из нас может быть и я, и ты, и он. Другими словами, тут опять-таки дело сводится к моменту речевого сознания…» [Пешковский 1956, с.91]. В силу указанной субъективности, привязки к конкретной речевой ситуации описать достаточно точно категорию лица у местоимений с точки зрения только когнитивного подхода оказывается невозможным: в ней первично коммуникативное значение, как более важное, чем когнитивное, поскольку формулировка значений большей части местоимений будет неполной вне фиксации отношения между говорящим и конкретным высказыванием, включающим эту языковую единицу.

Личные местоимения по отношению к личным формам глагола занимают менее важную позицию в выражении персональных значений, так как «в сочетании личных местоимений с соответствующими формами глагола … мы фактически имеем дело с глагольной категорией лица, которая избыточно манифестируется формами личных окончаний и личных местоимений» [Мартынов 1982, с.115]. Именно эта избыточность нередко становится причиной специализации местоимений на выражении не первичных, а вторичных коммуникативных функций: в значениях личных местоимений (прежде всего я и ты) коммуникативная семантика – информация о их соотнесенности с говорящим или слушающим – оттесняется на задний план, а центральное место занимает специфичная денотативная отнесенность местоимений, различающихся уровнем характеризации актанта ситуации: они «сами не раскрывают заданной характеристики, а только отсылают к тому элементу ситуации или контекста, через который можно получить недостающие сведения, либо указывают на отсутствие необходимых сведений у говорящего или на то, что по той или иной причине они не будут сообщены слушателю» [Елисеева, Селиверстова 1987, c.80]. С такой точки зрения в местоимениях я и ты представлен высший уровень характеризации – информация об индивидуализированном представлении актанта ситуации: актант как индивидуальность, личность (в ее единичности), хотя при этом и не раскрываются какие бы то ни было свойства личности. По А.А.Леонтьеву, в личных местоимениях изначально заложена и социальная информация.

Таким образом, прагматические значения местоимений находятся на границе языкового и внеязыкового содержания, и поэтому их надо рассматривать как «встроенные в контекст интерперсональных норм и конвенций» [Богданов 1990, с.10]. Личные местоимения являются одним из основных средств в репертуаре лингвопрагматической категории персонализации, которая понимается нами как актуализация говорящим коммуникативной (межличностной, статусно- и ситуационно-ролевой) соотнесенности участников речевой ситуации, выражаемая разноуровневыми экспликаторами персональности в рамках существующих для данной лингвокультуры норм и конвенций. При этом актуализация определяется как выделение тех содержательных элементов высказывания, которые, по мнению говорящего, представляют собой особую коммуникативную значимость. Важную роль в актуализации выполняют сильные позиции линейно-акцентного членения высказывания, переносные, нестандартные употребления, избыточное выражение персональных значений и т.д., что обнаруживает дополнительные смыслы, не заложенные в языковой системе и возникающие в зависимости от интенции говорящего и в связи с его отношением к остальным участникам коммуникативного процесса.

Персонализация подразумевает интерпретацию языковых единиц с персональными значениями через включение их в структуру речевой деятельности (мотивация, целеполагание, выбор стратегии и тактики, воздействие на собеседника и т.д.) и в структуру взаимодействия говорящих (выражение позиций и мнений, ситуационная оценка и самооценка, статусное и ролевое соотношение, дистанция общения и т.п.). При этом обнаруживаются «устойчивые корреляции между структурой языковых образований и структурой коммуникативно-деятельностного контекста, иначе говоря, зависимость выбора тех или иных языковых единиц и образований от того, кто говорит, кому говорит, чье соучастие (или соприсутствие) он при этом учитывает, какие отношения связывают говорящего с участниками (или соучастниками) коммуникативного процесса, на какие убеждения, интересы, ожидания слушателя он ориентируется» и т.д. [Языковое общение 1987, с.3].

Так, семантическое значение 1-го лица как ‘отнесенности участника сообщаемого факта к говорящему’ в конкретных высказываниях может приобретать прагматические коннотации категоричности/ некатегоричности, разной степени вежливости, статусной соотнесенности собеседников и т.д.: рус. Я не советую тебе туда ехать  Не стоит тебе туда ехать; Я думаю, вы не правы  Вы не правы; Я приказываю вам отойти  Отойдите. За каждым из персональных значений закреплен свой круг прагматических ожиданий: «с семой «автор речи» (первое лицо) потенциально связана и в определенных условиях реализуется коннотация «эгоцентризм, субъективизм», с семой «адресат речи» (второе лицо) связана коннотация «контактность, сближенность», а с семой «неучастник речи» (третье лицо) – коннотация «дистанцированность»» [Рымарь 1979, с.60].

Стандартные (прямые) значения местоимений можно рассматривать как когнитивные предпосылки для их прагматической интерпретации. Напр.: (с упреком) Кто-то трудится, старается, из последних сил выбивается, а кто-то только и успевает деньги получать. Для обозначения участников речевой ситуации в данном высказывании используется входящее в функционально-семантическое подполе неопределенной персональности местоимение кто-то, имеющее два языковых значения: 1) ‘неизвестно какой человек; некто’; 2) ‘какой-нибудь человек, безразлично кто; кто-нибудь’. В приведенном же примере местоимение реализует разную референтную отнесенность: первое кто-то представляет собою указание на адресанта (вместо я), а второе – указание на адресата (вместо ты). Этим использованием говорящий решает ряд коммуникативных задач: 1) соблюдает нормы речевого поведения, т.к. такая транспозиция связана с запретом на прямую самопохвалу и на прямой упрек (неопределенность снимает открытую конфликтность); 2) укрепляет свое положение как субъекта мнения: благодаря значению неопределенности данная ситуация показывается в ряду идентичных типовых ситуаций (неопределенность становится контекстуальной обобщенностью), предполагающих стереотипную общественную оценку (‘не только для данной ситуации, а вообще всегда негативно положение, когда один (любой, всякий, каждый) работает, а другой получает деньги).

Благодаря подвижности ролевых приоритетов в прагматике речевого общения грамматическая оппозиция категории лица становится мобильной и может выстраиваться по-разному. Как известно, внутренняя структура грамматической категории лица представляет собой трехчленную оппозицию 3:(1:2), немаркированным членом которой выступает форма третьего лица в связи с отсутствием в ее семантике информации относительно участия в акте речи, а маркированными – формы первого и второго лица, причем, второе лицо определяется как ‘участник ситуации кроме говорящего’. Местоимению 3-го лица нередко вообще отказывают в значении ‘лицо’. В то же время этические и этикетные нормы социума обычно требуют минимального «выпячивания» говорящим своего «я», приуменьшения зоны своего влияния в речевом пространстве в пользу адресата, а в ряде случаев и в пользу третьих лиц. Например, носителю русского языка обозначение «собственной персоны говорящего в высказывании представляется … делом, требующим особой дипломатичности, и язык разработал способы дипломатического представления субъекта» [Шмелева 1988, с.193]. Общим свойством английского языка является «ориентация всего рассказываемого, всей описываемой ситуации на центральный субъект – на «Я» говорящего» (отсюда типичное английское подлежащее – местоимение 1-го лица ед. ч.), в то время как в соответствии с правилами поведения в обществе англичане предпочитают не подчеркивать свое «я» [Степанов 1995, с.18-19].

Хотя в языке местоимение я не имеет субъективно-модального значения, в речи оно становится центром субъективности: я в формуле актуализирует индивидуально-личностные свойства адресанта (указывает на человека не в общем, а в частном значении), подчеркивает субъективность высказываемого мнения и во многих контекстах оказывается каузально связанным с высокой степенью личной ответственности адресанта за его речевые поступки. Значение местоимения я – первообраз таких понятий, как «яйность» и «самость» [Пешковский 1956, с.156]: в восприятии носителей языка употребление я в речи связано c идеей самотождественности, самоутверждения (кто я) и самоопределения (какой я), с идеей уникальности и «отличности» от других. Нарочитое «якание» свидетельствует о намерении говорящего определенным образом выделить, подчеркнуть свою персону. Семантическая специфика местоимения я заключается и в том, что, представляя актанта ситуации как личность, индивидуальность, оно в то же время не ограничивается каким-либо одним параметром и «может обозначать индивида при выполнении им самых разных ролей в ситуации» [Елисеева, Селиверстова 1987, с.80]. Избыточная манифестация значения 1-го лица личными окончаниями и личными местоимениями приводит к перераспределению функциональной нагрузки «тождественных» форм: глагольная форма сохраняет «прагматический нейтралитет» и продолжает выполнять свою основную семантико-синтаксическую функцию, местоимение я оказывается более чувствительным к речевой ситуации и становится активным в своих вторичных функциях: «подчеркивание личности говорящего», «нескромное самовосхваление», «акцентирование внимания на информации о говорящем», «противопоставление действиям других лиц» и т.п. Противоположное явление – отсутствие личного местоимения – делает речевое действие как бы «обезличенным», в меньшей степени соотносимым с личностью адресанта, позволяет говорящему избежать нескромности, в ситуации неравенства ролей собеседников – нивелировать различия, если они не в пользу адресата.

Возможность представления в содержании 1-го лица мн. ч. разных типов коллективов обусловливает наличие двух значений мы – инклюзива ('мы с тобой') и эксклюзива ('мы без тебя') с их дальнейшей внутренней категоризацией. Независимо от референтной отнесенности форм 1-го лица мн. ч., на первый план в них всегда выходит модус говорящего, связанный с желанием идентифицировать себя с некоторым лицом или группой лиц, с самооценкой в пределах некоторого коллектива, с желанием формой мы побудить адресата к определенным действиям. Представленная в местоимении мы референция к тому или иному коллективу может и должна рассматриваться в аспекте ее релевантности для интерпретации текущих взаимоотношений собеседников (подробнее в [Пивоварчик 2002]).

Прагматически значимым является и избыточное обозначение адресата местоимением ты в дополнение к повелительной форме глагола. На прагматическую интерпретацию высказывания влияет и расположение ты по отношению к глаголу в императиве, что связано с типом речевого акта и с его жанровыми разновидностями. Так, в речевых формулах просьбы постпозиция местоимения (Отпусти ты меня!) создает просьбу-убеждение, уговор, наиболее вероятное продолжение которой – аргументы типа ‘ведь для тебя это не составит труда, ведь ты можешь это сделать’ (т.е. акцент на действие и его модальные характеристики). Препозиция местоимения (Ты отпусти меня!) вносит оттенок экспрессивной мольбы (значимы и регулярно сопутствующие местоимению частицы); такая формула предупреждается подробными объяснениями, описанием ситуации, а ее наиболее вероятное распространение – обещание благодарности (акцент на позитивную оценку личности адресата: ‘я уверен в тебе, поэтому ожидаю от тебя…’). В речевых формулах извинения благодаря препозиции ты происходит актуализация в высказывании сферы переживаний адресата (‘вы для меня значимы, я не хотел бы сделать вам неприятное’), имплицируется или эксплицируется осознание адресантом большой степени вины, его негативная самооценка: Ты прости, ежели я вчера лишнее что-нибудь сказал (М.Горький). В речевых формулах совета, осуществляемого в пользу адресата, добавление в формулу местоимения 2-го лица подчеркивает искренность намерения говорящего оказать помощь адресату, его сильную заинтересованность в таком развитии ситуации. Местоимение находится в постпозиции к императиву, если совет относится к чувствам адресата, которыми он не может совладать (‘есть более простое решение, не следует усложнять’), речь тогда идет о мягком корректировании поведения адресата. Формулы с препозитивным к императиву местоимением часто начинаются с союза а, используются в ситуации спора с адресатом, имеют оттенок покровительства, наставительности: Ты подумай, подумай сперва, не торопись отвечать (В.Шукшин). В речевых формулах требования, приказа, запрета местоимение после императива смягчает приказ, перед императивом – делает его более категоричным. При препозиции местоимения к императиву акцент делается на личность адресата, что подчеркивается наличием в формулах обращений и эксплицированной оппозиции ты:я; отчетливо выраженной негативной оценкой адресата, в том числе и в лексическом составе высказывания: Ты, нехристь, шапку-то сними (А.Чапыгин); Да вы не сбивайте меня, а то мне скучно станет (И.А.Бунин).

Третье лицо в прагматической парадигме имеет иной статус, нежели в парадигме грамматической: «только с позиций прагматики можно говорить о том, что «он» и «она» перерастают из статуса третьего грамматического лица в статус лица как личности и как «я». Это полноправие третьего лица в дискурсе о личностях подтверждается той ролью, которая почти всегда отводится в эпической литературе фигуре протагониста» [Рикер 1989, с.42-43]. Транспонированное употребление местоимений (3-е лицо в значении 2-го) почти всегда связано с негативной, иронической оценкой адресата: (тесть зятю) Приехал к нему (‘к тебе’) , как к доброму (В.Шукшин). В таких формулах происходит девальвация статуса адресата: он как бы низводится до позиции слушателя, наблюдателя. Местоимение третьего лица при указании на адресата понижает ранг последнего, лишает его «активности»: он в отличие от ты «объектен и экземплярен», а «к объекту не может быть диалогического отношения» [Бахтин 1979, с.290]. Транспозиция «мн.ч. местоименных форм в значении ед. ч.» подчеркивает, что оценка адресату дается как представителю класса лиц, и этот класс лиц может быть назван в приложении: Ты только не реви. Моду взяли: чуть чего, так и реветь сразу (В.Шукшин); Ах! И до чего же вы обидчивые, эти интеллигенты! (М.Булгаков).

Цель интимизации отношений адресата и третьего лица, достижения перлокутивного эффекта сочувствия третьему лицу преследуют описательные номинации третьего лица он у меня, он у нас, где форма родительного падежа местоимений я, мы развивает вторичное значение взаимности (у меня = мой, у нас = наш), сопричастности, участливости: рус. Она у нас, можно сказать, с малолетства была хворенькая (А.П.Чехов). Такие конструкции используются при указании на лицо с некоторым изъяном, недостатком, при этом недостаток воспринимается и интерпретируется для адресата как неизбежное, неисправимое, даже как должное. Если в высказывании содержится нелестная характеристика третьего лица, то благодаря форме у меня она приобретает оттенок снисходительности, возможная негативная оценка смягчается, появляется перлокутивная функция призыва адресата к терпимости и пониманию, то есть адресант одновременно выступает в защиту третьего лица: Они у нас критики с Петькой (В.Шукшин); Она у меня скряга..., но дорого с тебя не возьмет (А.П.Чехов). Сравните разную жесткость оценки в следующих двух высказываниях: Да он у нас без царя в голове! и Да он без царя в голове!

Таким образом, личные местоимения в разных речевых ситуациях прирастают прагматическими значениями, окружающими понятийное содержание лица в речи и таким образом преобразующими содержание в коммуникативное сообщение. Значения эти субъективны (даже при том, что говорящий пользуется типовыми моделями), эгоцентричны и социальны; без контекста они не прочитываются или количество интерпретаций одной и той же используемой единицы может быть очень большое. Субъективность означает, что именно данный говорящий в данный момент речи задает такой смысл – так соотносит языковую единицу и ее денотат. Прагматические (персонализационные) значения ни в коем случае не «отменяют» значений персональности, а надстраиваются над ними и только благодаря ситуационной интерпретации этих значений выполняют свои прагматические функции. Кроме того, все персонализационные значения имеют отношение к ценностям и потому рассчитаны на ответное понимание и оценку.

Литература

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Богданов В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты. Уч. пос. Л., 1990.

Елисеева А.Г., Селиверстова О.Н. Семантическая структура местоименного значения // Вопросы языкознания. 1987. № 1. С. 79-92.

Мартынов В.В. Категории языка. М., 1982.

Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.

Пивоварчик Т.А. Инклюзивная и эксклюзивная персонализация // Русский язык: система и функционирование: Материалы Междунар. науч. конфер., 17-18 апреля 2002 г., Минск: В 2 ч. Минск, 2002. Ч.1 С. 241-245.

Рикёр П. Человек как предмет философии // Вопросы философии. 1989. № 2. С. 41-50.

Рымарь Н.Б. Коннотативная нагруженность транспозиций внутри отряда немецких личных местоимений // Семантика на разных языковых уровнях: Межвуз. сб. науч. тр. Рига, 1979. С.60-85.

Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. Рос. АН, Инст. Языкозн. РАН. Сб. статей. М., 1995. С. 7-34.

Шмелева Т.В. Модус и средства его выражения в высказывании // Идеографические аспекты русской грамматики. М., 1988. С.168-202.

Языковое общение: Единицы и регулятивы: Межвуз. сб. науч. тр. Калинин:, 1987.

Погодаева Е.А. (Барнаул)

Pogodaeva E.A. (Barnaul)

КОГНИТИВНЫЙ СТИЛЬ СОВРЕМЕННОГО ДЕЛОВОГО ЧЕЛОВЕКА: ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ

COGNITIVE STYLE OF MODERN BUSSINESSMAN: LINGVOCULTURAL ASPECT

Ключевые слова: когнитивный стиль, деловой человек, деловая пресса

Keywords: cognitive style, businessman, business press

In the article are considered frames of cognitive style of the modern businessman, allocated at lingvocognitive analysis of the business press. The image of the businessman is considered on the basis of statements of businessmen in business mass-media.

В статье рассматриваются основные компоненты (фреймы) когнитивного стиля современного делового человека, выявленные при лингвокогнитивном анализе текстов деловой прессы. Образ делового человека рассмотрен на основе высказываний предпринимателей в деловых СМИ.

Антропоцентрический подход, активно развиваемый в современном языкознании, позволяет изучать личность не только в ее языковом проявлении, как говорящей единицы, но и социальном, в частности, в профессиональном аспекте. В целом «парадигмы современного языкознания сосредоточены на поиске того, как человек использует язык в качестве орудия общения и как в языковых единицах отразился сам человек во всем многообразии своих проявлений» [Маслова 2007, с.8].

Проблема изучения российского делового сословия уже не раз поднималась в исследованиях отечественных лингвистов (А.Н. Баранов, В.П. Белянин, Е.И. Голованова, В.И. Карасик, Т.А. Милехина). Тому есть свои основания: стиль поведения современных российских бизнесменов, в том числе языкового, претерпел основательные изменения за последние 15 лет. В стране появился новый класс бизнесменов, менеджеров, инвесторов – людей, активно работающих в секторе экономики. Параллельно развивающийся рынок средств массовой информации отражает все тенденции и изменения в сфере деловых отношений, формируя соответствующую профессиональную коммуникацию и культуру. Изменения в поведенческом аспекте личности неразрывно связаны с его когнитивной сферой (трансформация менталитета, мировоззрения, стиля мышления).

Проблема когнитивного стиля впервые начала обсуждаться в рамках психологических наук – А. Адлер, Г. Уиткин. Весомый вклад в развитие когнитивных стилей внесли и отечественные исследователи-психологи: Е.А. Климов, Т.В. Корнилова, Г.В. Парамей, М.А. Холодная и другие. Российский лингвист В.З. Демьянков определяет когнитивный стиль в широком смысле как предпочитаемый подход к решению проблем, характеризующий поведение индивида относительно целого ряда ситуаций и содержательных областей, но вне зависимости от интеллектуального уровня индивида, его «компетенции» [Демьянков 1994, с.27]. В узком смысле, когнитивный стиль – это: 1) «стиль репрезентирования, связываемый с типами личности»; 2) «стиль подачи и представления информации, особенностей ее расположения и структурации в тексте / дискурсе, связанный со специфическим отбором когнитивных операций или их предпочтительным использованием в процессах построения и интерпретации текстов разных типов» [Кубрякова 1996, с.27]. Близкой к когнитивному стилю проблематикой занимаются психолингвисты Тверского государственного университета, изучая природу и сущность обыденного знания человека в когнитивном аспекте: проблему влияния предшествующего опыта и знания человека на характер и результат познавательного процесса (А.А. Залевская, Н.О. Золотова, Н.И. Курганова и др.). Лингвокогнитивный анализ текстов деловой прессы позволяет выявить основные ментальные репрезентации, интенции, ценности, интересы современных деловых людей, их коммуникативное поведение в определенных ситуациях.

Современные печатные издания деловой направленности формируют сегодня когнитивный стиль делового человека, под которым мы предлагаем понимать индивидуально-личностные способы переработки информации о своем окружении, репрезентирующие ментальные структуры человека, проявляющиеся на языковом уровне в виде оценки, категоризации, анализе происходящего. Влияние деловой прессы на формирование мировоззрения, образ жизни, стиль бизнесменов проявляется, прежде всего, в их поведении и тех способах самопрезентации в деловых изданиях, которым они следуют. В деловой прессе существует определенный стиль официального поведения делового человека, придерживаться которого предпочитают современные российские бизнесмены. Проявление такого поведения мы можем диагностировать как визуально (внешний вид, аксессуары, одежда интервьюируемого), так и на лингвокультурном уровне (основные темы разговоры, отношение к бизнесу, обществу, культурной и личной жизни и т.д.).

Мы проанализировали тексты деловой прессы методом фреймового анализа. Экспериментальным материалом послужили интервью представителей делового сословия, заимствованные из 15 ведущих деловых изданий России и Сибири в период с 2006 по 2008 годы: газеты «Ведомости», «Коммерсантъ», «Континент Сибирь», «Ваше дело»; журналы «Эксперт», «Деньги», «Компания», «Бизнес журнал», «Стратегии успеха»; «SmartMoney», «Forbes», «Власть», «Секрет фирмы», «Профиль», сайт «www. rbcdaily.ru» (электронная версия газеты). Группу исследуемых деловых людей составили: бизнесмены-собственники и менеджеры высшего звена – топ-менеджеры, управленцы, работающие в России.

Исследование показало, что в современной деловой прессе понятие «деловой человек» является синонимичным предпринимателю, бизнесмену, руководителю, топ-менеджеру, олигарху и другим, так как перечисленные обозначения представителей профессионального делового сообщества не разграничиваются по смыслу в печатных изданиях. Само понятие деловой человек в печатных бизнес-изданиях многогранно: в большей степени – это владелец (собственник) того или иного бизнеса (61%), а также наемный топ-менеджер, управленец (32%), которому может принадлежать определенная часть бизнеса, но, основная его функция управление доверенным объектом.

Для выявления составляющих когнитивного стиля современного делового человека тексты деловой прессы жанра «интервью» были проанализированы методом контент-анализа. Выявленные концептуальные переменные (основные понятия) были затем структурированы во фреймы.

Фрейм «Бизнес». Для делового человека бизнес – это, прежде всего, дело, позволяющее реализовать свои планы, амбиции, интеллектуальные и управленческие способности для достижения высоких результатов.

Фрейм «Деньги» выражен глаголами экономического тезауруса: «платить», «купить», «продать», «зарабатывать», «приобрести», «инвестировать», «вкладывать», «сливать», «поглощать», «выходить на рынок», «захватывать рынок», «кредитовать», «получать прибыль», «обходится в…», «совершать сделку» и другими. Деньги являются доминантой не только в экономической деятельности делового человека, но и в его аксиологической структуре.

Фрейм «Достижение успеха». В анализируемых текстах деловых СМИ языковыми коррелятами в мотиве достижение выступили понятия движение, рост, динамика, результат, эффективный, прибыльный, успешный, продвижение, гордость, масштабность, глобальность, мега-проект, высочайший уровень профессионализма.

Фрейм «Профессионал». Профессиональный подход к работе – важнейшее требование бизнесменов при характеристике успешного делового человека. Профессионал – это носитель корпоративной культуры, профессиональных знаний, навыков и опыта в своей области, принимающий ответственные решения и несущий ответственность за их результат.

Фрейм «Команда». Для делового человека команда – это единомышленники, люди, обладающие сходным менталитетом, уровнем коммуникативных способностей, образования, мышления.

Фрейм «Время». Дефицит времени – непременная составляющая современного делового человека. Отметим, что российские деловые люди ориентируются в основном в настоящем времени, идентификация которого выражена темпоральными показателями: «на данный момент», «сегодня», «в настоящее время», «сейчас», «теперь»; спряжением глаголов в настоящем времени – «я являюсь» и др.:

Фрейм «Игра». Бизнес для российских деловых людей – это игра, в которой профессиональные игроки (сами бизнесмены) добиваются целей, соблюдая или пренебрегая установленными правилами.

Фрейм «Образование». Деловой человек рассматривает обучение как инвестиции в свое профессиональное будущее, а значит, карьерный рост. Мотивацией в получении дополнительного образования служат недостаток знаний, желание разбираться в проблеме более детально, престижность, воспитание в семье.

Фрейм «Семья» у делового человека выражен следующими слотами: счастье, гордость, победа (достижение), тыл (крепость). Семья для делового человека выполняет сразу несколько функций: представительскую – наличие супруга, а также получающих престижное образование детей; психологическую – место, где можно отдохнуть, получить поддержку близких людей; инвестиционную – дети и супруг являются партнерами и продолжателями бизнеса.

Фрейм «Хобби». Современный деловой человек интересуется миром искусства, спорта, моды. Увлекается экстремальными видами спорта, охотой, туризмом, коллекционирует дорогие предметы роскоши – картины, автомобили, вина; интересуется современной литературой.

Фрейм «Отношения с государством». В текстах интервью деловых людей практически отсутствует политическая тематика. Как правило, она подменяется другим направлением – «социально-ориентированным бизнесом», в котором затрагиваются спонсорские мероприятия.

Отметим шаблонность в построении интервью делового человека, при том, что текст может быть не рекламного характера. Современная деловая пресса является способом самопрезентации деловых людей. По сути, интервью делового человека в бизнес прессе – это его личное резюме, состоящее из следующих компонентов:

рефлексия к прошлому (создание бизнеса «с нуля», приход в бизнес);
презентация планов (повествование об успехах в работе);
наличие команды (окружения, с которым делается бизнес);
констатация семейного положения, наличия престижного образования и хобби;
минимум рассуждений о политике (или только констатация партийной принадлежности).

На формирование когнитивного стиля современного российского делового сообщества влияет множество факторов: экономические, политические, исторические и т.д., но именно язык деловых СМИ, имеющий свои характерные особенности, оказывает существенное влияние на процесс формирования профессионального сознания бизнесменов, а также их стиль.

Blog

С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Содержание