С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материалаДокументы

Содержание


Коммуникативные компетенции в сфере межкультурной коммуникации: возможности использования прецедентных текстов
Ключевые слова
Лингвокультурные особенности концепта «женщина» в русских пословицах
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   48

Карпухина В.Н. (Барнаул)

Karpuhina V.N. (Barnaul)


КОММУНИКАТИВНЫЕ КОМПЕТЕНЦИИ В СФЕРЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ: ВОЗМОЖНОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ТЕКСТОВ

THE COMMUNICATION COMPETENCE IN THE FIELD OF CROSS-CULTURAL COMMUNICATION: THE USAGE OF THE PRECEDENT TEXTS


Ключевые слова: межкультурная коммуникация, прецедентный текст, ассоциативный эксперимент, коммуникативная компетенция.

Keywords: cross-cultural communication, precedent text, association experiment, communication competence.


В статье рассматриваются проблемы, связанные с реализацией коммуникативных компетенций студентов в учебных ситуациях межкультурной коммуникации. В качестве материала статьи выступают результаты ассоциативного эксперимента, проведенного на филологическом факультете АлтГУ в 2008 г. среди студентов, изучающих английский язык.

The article considers the types of communication competence of students in the process of studying cross-cultural communication. The work is based on the results of the association experiment held at the Philological Department of ASU in 2008.


Одним из основных условий осуществления эффективной межъязыковой и межкультурной коммуникации является сформированное у обучаемого (учащегося или студента) ощущение, что он может свободно пользоваться своим языковым или речевым опытом, то есть реализовывать свою коммуникативную компетенцию. Коммуникативная компетенция – «это способность человека понимать и порождать иноязычные высказывания в разнообразных социально детерминированных ситуациях с учетом лингвистических и социальных правил, которых придерживаются носители языка (ср. подобную точку зрения на коммуникативную компетенцию в работе: [Вербицкий 2006]). В обобщенном виде коммуникативную компетенцию составляют:

1) знания о системе изучаемого языка и сформированные на их основе навыки оперирования языковыми (лексико-грамматическими и фонетическими) средствами общения, – лингвистический компонент коммуникативной компетенции;

2) знания, умения и навыки, позволяющие понимать и порождать иноязычные высказывания в соответствии с конкретной ситуацией общения, речевой задачей и коммуникативным намерением, – прагматический компонент коммуникативной компетенции;

3) знания, умения и навыки, позволяющие осуществлять речевое и неречевое общение с носителями изучаемого языка в соответствии с национально-культурными особенностями чужого лингвосоциума, – социолингвистический компонент коммуникативной компетенции» [Гальскова, Гез 2007, c.19]. В качестве модели способности к речевому общению на нескольких языках, которая является результатом обучения предметам языкового цикла дисциплин, выступает во многих работах отечественных лингводидактов модель языковой личности, предложенная Ю.Н. Карауловым. Стоит отметить, что в послесловии к своей монографии, посвященной понятию «языковая личность», исследователь пишет о том, что вопрос о двуязычной языковой личности в его работе не был затронут [Караулов 2002, c.259], хотя определенные проблемы, связанные с воспроизводством чужой речи инофоном и возможностями встраивания фрагментов системы иностранного языка в языковое сознание индивида, все же были обозначены. Принятое в работах по лингводидактике обозначение языковой личности, владеющей более чем одним языком, как вторичной языковой личности [Халеева 1989, c.54; Гальскова, Гез 2007, c.22] представляется нам не совсем удачным в терминологическом смысле. Так же, как текст перевода не является в полном смысле текстом вторичным, создаваемым без применения эвристического начала сознания переводчика, языковое сознание, языковая картина мира индивида, владеющего (или овладевающего) несколькими языками, будет не вторичной. Эти языковые картины мира не обязательно создаются на базе уже существующих элементов языковой картины мира, но могут создаваться и развиваться автономно, параллельно. Более обоснованным представляется термин, применяемый в данном случае самим Ю.Н. Карауловым (двуязычная языковая личность), или же его модификация, используемая в работах Б.М. Гаспарова (многоязычное языковое сознание, многоязычная языковая личность) [Гаспаров 1996, c.112-113]. Понимая язык не как фабрику, производящую и выпускающую новые продукты из стандартных полуфабрикатов, а как среду интеллектуального обитания, Б.М. Гаспаров определяет возможности коммуникативного развития личности как перемещение по смысловому ландшафту [там же, с.111]. При этом обращение к феномену двуязычия, или билингвизма (подробнее о социолингвистических параметрах билингвизма см.: [Kausler 1974]), позволяет ввести понятие многоязычного языкового сознания личности. Само понятие языковой личности, получившей в качестве среды существования многоязычную среду, более успешно входит в понятийный аппарат лингводидактики и межкультурной коммуникации. Получает объяснение идея Ю.Н. Караулова о том, что языковая личность, собственно, начинается только с реализации первого уровня ее организации – тезауруса, а не лексикона, единицами репрезентации которого, в отличие от единиц репрезентации тезауруса, являются лишь слова и устойчивые, клишированные единицы языка. Если Караулов пишет: «Общение на уровне «как пройти», «где достали» и «работает ли почта» ...не относится к компетенции языковой личности» [Караулов 2002, c.36], то, пользуясь терминологией Гаспарова, мы можем объяснить, почему многоязычная языковая личность начинается только тогда, когда эта личность применяет отдельные фрагменты языкового (смыслового) ландшафта в необходимых для этого условиях, то есть на уровне тезауруса и прагматикона.

Формирование многоязычного языкового сознания осуществляется в процессе взаимодействия языковой личности студента с текстами на языке оригинала. Знания об особенностях культуры стран изучаемого языка должны вводиться на занятиях по практике речи, теории и практике перевода. При этом они обязательно должны сопровождаться квалифицированным культурологическим и страноведческим комментарием (это касается текстов песен, художественных фильмов, а в особенности – текстов художественной литературы). Именно данные тексты, воспринимаемые и интерпретируемые студентами и преподавателем в учебной ситуации, дают так называемые «фоновые знания» о культуре стран изучаемого языка, что впоследствии позволяет (полностью или частично) формировать сеть ассоциативных отношений между явлениями иной культуры. Ассоциативные реакции студентов, выявленные нами в процессе проведения в 2008 г. в АлтГУ психолингвистического эксперимента и связанные с явлениями культуры англоязычных стран, свидетельствуют об отсылке (прямой или опосредованной) к так называемым прецедентным текстам этой культуры (ср.: Education – Pink Floyd, опосредованная отсылка к строке из известной песни этой группы “We don’t need no education” из их фильма-концерта “The Wall” ‘Стена’; Image – John Lennon, опосредованная отсылка к песне “Imagine”, которую студенты переводили на занятиях, и т.п.).

Ю.Н. Караулов использует понятие прецедентного текста для обозначения одной из актуализирующихся единиц второго, мотивационного уровня языковой личности. Он понимает прецедентный текст как «повторяющийся, стандартный для данной культуры, … существующий в межпоколенной передаче текст» [Караулов 2002, c.54]. Языковым способом выражения прецедентного текста может быть цитата, ставшая крылатым выражением, имя собственное, служащее не только обозначением художественного образа, но актуализирующая у адресата и все коннотации, связанные с соответствующим прецедентным текстом [там же, с.54-55]. В рассматриваемых нами примерах (Education – Pink Floyd; Image – John Lennon) метонимическая ассоциативная связь слова («свернутые» цитаты) с автором данной цитаты позволяет говорить об актуализации определенного участка мотивационной, а не только вербально-семантической сети многоязычного языкового сознания студентов и интерпретатора их текстов. Используя терминологию В.Г. Костомарова и Н.Д. Бурвиковой, можно сказать, что в данном случае прецедентный текст выполняет свою основную, дейктическую функцию (он опознаваем) [Костомаров, Бурвикова 1996, c.301].

Интересным представляется случай перераспределения знаков прецедентных текстов из подсистемы одного языка в подсистему другого в многоязычном языковом сознании. В качестве знака прецедентного текста может выступать не только цитата, но и имя персонажа или автора данного текста, причем, как считает Ю.Н. Караулов, «при восприятии названия произведения, цитаты из него, имени персонажа или имени автора актуализируется так или иначе весь прецедентный текст» [Караулов 2002, c. 218]. Однако «в дискурс языковой личности прецедентный текст редко вводится целиком, а всегда только в свернутом, сжатом виде – пересказом, фрагментом или же … намеком - семиотически» [там же]. Ситуация перехода знака русскоязычного прецедентного текста в англоязычную «систему координат» не всегда может быть отнесена к ситуациям интерференции, но в случае интерпретации высказываний с подобными знаками носитель английского языка вряд ли полностью сможет восстановить весь прецедентный текст. Например, ассоциативная реакция Education – celebration, помимо звукового подобия лексем, в своей основе имеет отсылку к известному кинотексту 1970-х годов «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» (education – examination – professor – student – celebration): «Профессор, экзамен для меня – всегда праздник!» Данный ассоциативный ряд может быть восстановлен лишь интерпретатором, принадлежащим к русскоязычной культуре.

Мыслительные операции, осуществляющиеся в подобных ситуациях в многоязычном языковом сознании студентов, во многом аналогичны мыслительным операциям автора-постмодерниста, порождающего свой текст с опорой на бесчисленное количество прецедентных текстов и не думающего о том, с какими проблемами (порой неразрешимыми) придется столкнуться переводчику его текста на другой язык. Соответственно, интерпретатору результатов подобных мыслительных операций студентов приходится выбирать практически те же стратегии, что и переводчику постмодернистских авторов.

Таким образом, реализация лингвистического и прагматического компонентов коммуникативной компетенции студентов в учебных ситуациях межкультурного общения должны происходить с обязательным учетом третьего, социолингвистического, компонента коммуникативной компетенции. Разнообразные случаи «непрозрачных интертекстуальных отсылок», неуместного использования лингвокультурологической информации в ситуациях межкультурной коммуникации могут быть успешно объяснены с помощью терминологического аппарата лингводидактической концепции языковой личности.


Литература


Вербицкий А.А. Контекстное обучение в компетентностном подходе // Высшее образование в России. 2006. №11. С. 39-46.

Гальскова Н.Д., Гез Н.И. Теория обучения иностранным языкам. Лингводидактика и методика: учеб. пособие. М., 2007.

Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.,1996.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 2002.

Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Прецедентный текст как редуцированный дискурс // Язык и творчество: сб.ст. М., 1996.С. 297-302.

Халеева И.И. Основы теории обучения пониманию иноязычной речи (подготовка переводчиков). М., 1989.

Kausler D. H. Psychology of verbal learning and memory. New York and London, 1974. Chapters 1, 7, 8.


Ковальчук Л.П. (Челябинск)

Кovalchuk L.P. (Chelyabinsk)


ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ КОНЦЕПТА «ЖЕНЩИНА» В РУССКИХ ПОСЛОВИЦАХ

(LINGVOCULTURAL PECULIARITIES OF THE CONCEPT WOMAN IN RUSSIAN PROVERBS)


Ключевые слова: картина мира, концепт, пословицы, коннотация.

Keywords: picture of the world, concept, proverbs, connotation.


Культурная память народа наиболее ярко выражается в пословицах. В них же находят своё отражение и концепты. В русском языке особую значимость представляет концепт «женщина». Все пословицы, содержащие компонент «женщина», можно разделить на ассоциативные образы.

Cultural experience of people is vividly reflected in proverbs. Concepts are also an essential part of them. In the Russian language the concept woman carries a special importance. All proverbs with the component woman can be divided into associative images.


Картина мира отражает представления человека о мире, которые в свою очередь складываются из множества факторов. При этом немаловажную роль для переосмысления этих факторов играет язык. С.Г. Тер-Минасова определяет язык как «зеркало окружающего мира, которое отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и, соответственно, народа, этнической группы, речевого коллектива, пользующегося данным языком как средством общения» [Тер-Минасова 2000, с.4].

Картина мира получает в каждом национальном языке национальную форму выражения. Ученые выделяют разные картины мира и предлагают свои критерии классификации. Однако мы будем придерживаться классификации, данной С.Г. Тер-Минасовой. Она выделяет три основные картины мира: реальную (мир, окружающий человека), концептуальную (образ мира, преломляемый в сознании человека) и языковую (отражение реальности через культурную картину мира) [Тер-Минасова 2000, с.7].

Концептуальная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира или просто к реальному миру, окружающему человека. Основной единицей языковой картины мира является значение, а концептуальной - концепт. Вот мы подошли к основному понятию. Что же такое концепт?

Ю.С. Степанов определяет концепт следующим образом: «Концепт – это сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [Степанов 2001, с.43]. Согласно данному определению, концепт включает в себя понятийную и культурную составляющую. Именно последняя представляет для нас наибольший интерес.

Культурная память народа наиболее ярко выражается в пословицах. В.Н. Телия считает, что пословицы играют особую роль в трансляции культурно-национального самосознания народа и его идентификации как такового. Это связано с тем, что в образном содержании пословиц воплощено культурно-национальное мировидение [Телия 1996, с.64].

В лингвистическом энциклопедическом словаре пословица определяется как «краткое, устойчивое в речевом обиходе, как правило, ритмически организованное изречение назидательного характера, в котором зафиксирован многовековой опыт народа, имеющее форму законченного предложения, обладающее буквальным и переносным значением, или только переносным» [Лингвистический энциклопедический словарь 2002, с.389].

В.Н. Телия подчёркивает, что в пословицах закрепляются те образные выражения, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами, и которые при употреблении в речи воспроизводят характерный для той или иной лингвокультурной общности менталитет [Телия 1996, с.233].

Одним из ключевых концептов любой культуры является концепт «женщина». Он представляет собой проекцию стереотипных представлений о женщине как носителе социально предписанных качеств и свойств, сформировавшихся на основе ролей, выполняемых женщиной в обществе.

Особенности социального статуса прекрасного пола, а также мнения, господствующие о нём в народе, можно проследить в пословицах.

Мы проанализировали 280 русских пословиц с компонентом «женщина» и, в зависимости от социальных ролей, выполняемых слабым полом, разделили их на 16 образов: образ дьяволицы, распутной женщины, женщины не-человека, болтушки, лживой женщины, своенравной женщины, любительницы денег, глупого создания, кобры, разрушительницы, невесты, вдовы, жены, свахи, красавицы, матери. Примечательно, что большинство из них несут в себе отрицательную коннотацию (75%)

Такое положение вещей можно объяснить достаточно длительным существованием патриархального общества, которое повлияло на становление религиозных взглядов. Например, образ дьяволицы вышел из представления о первородном грехе: “Где сатана не сможет, туда бабу пошлёт”. Образ распутной женщины из церковных учений: “Мужнин грех за порогом остается, а жена все домой несёт”. А образ женщины не человека является ярким свидетельством принижения слабого пола общественным мнением: “Курица не птица, а баба не человек”.

Следует особо разграничить термин «баба», присущий разговорному стилю, и «женщина», чаще фигурирующий в литературной сфере. Баба – культурно маркированное слово. Именно оно чаще всего встречается в пословицах и несёт в себе пренебрежительный или ироничный отзыв о женщине в целом.

Отрицательные черты женского характера критикуются в образах болтушки (“Бабу не переговоришь”) и лживой женщины (“Не верь ветру в поле, а жене в воле”). В образе своенравной женщины отмечаются такие типично женские качества, как упрямство и своеволие: “Стели бабе вдоль, она меряет поперёк”.

Деньги всегда были предметом спора во всём мире, вне зависимости от эпохи, происхождения, этнического или полового признака. В народе, однако, считалось, что особое отношение к деньгам сложилось у женщин. Так появился образ любительницы денег: “Не столько муж мешком, сколько жена горшком (сберегает, приносит, в дом)”.

Не обошли вниманием в пословицах и такой психологический аспект, как мышление. Обозначение интеллектуальных особенностей женщины характеризуется ироничным отношением. Женский ум противопоставляется мужскому как недостаточно развитый: “Бабий ум - бабье коромысло: и криво, и зарубисто, и на оба конца”.

Женщина представляет собой очень эмоциональное создание, поэтому особое место в пословицах уделяется женскому нраву, буйному и неуправляемому: “Баба; что глиняный горшок: вынь из печи, он пуще шипит”. Тесно связан с этим образом и образ разрушительницы: “Где две бабы, там суём, а где три, там содом”.

Семья издавна считалась основной ячейкой общества. Это одна из наиболее интересных тем русских пословиц. Создание семьи является важным шагом в жизни каждого человека и в большинстве своём определяется выбором партнёра. Для того чтобы брак сложился удачно, в народе составили целый свод фольклорных предупреждений и рекомендаций об избрании второй половинки. Девушка в образе невесты предстаёт как безропотное создание, не имеющее право голоса: “Умную взять – не даст слова сказать”; “Худую взять – стыдно в люди показать”; “Хорошую взять - много будут люди знать”.

С институтом семьи связан и образ вдовы - социальный феномен человечества. Нигде в живой природе он больше не встречается. Однако патриархальная мораль была столь жестока, что не могла и не хотела сохранять за вдовой её человеческие права на общественные блага, личное счастье, порой даже на жизнь. Поэтому не удивительно, что в пословицах этот феномен рассматривается далеко не с положительной точки зрения: “На вдове жениться, что старые штаны надевать: не вошь, так гнида”.

В пословицах отражаются традиционные черты семейных отношений, характерные для обыденного русского менталитета, поэтому образ жены является самым многоаспектным и разносторонним. В нём сочетается как положительное, так и негативное отношение к женщине. Он относится к пограничному образу, связывающему два совершенно противоположных мнения о слабом поле. С одной стороны, женщина предстаёт как духовно сильная личность, на фоне которой мужчина слаб и беспомощен: “Мужик без бабы пуще малых деток сирота”, - с другой стороны, как униженное и безропотное создание, находящееся в полном подчинении у мужа: “Чем больше жену бьёшь, тем щи вкуснее”.

С положительной и отрицательной коннотацией одновременно женщина рассматривается и в образе свахи. Сватовство - это исконно русское искусство сведения женихов и невест. В России вплоть до 1917 года все браки заключались с помощью свахи. Молодые люди не имели права выбора будущего супруга или супруги и полностью зависели от своих родителей и «женщин-сводниц». Поэтому, неудивительно, что в пословицах им тоже отведено своё место. С одной стороны, подчёркивается роль свахи в заключении браков: “Без нашей свахи и девка не заневестится”. С другой стороны, раскрываются её личные недостатки - словоохотливость и хитрость: “В свахиной хвасти нет сласти”.

Малочисленную группу пословиц, отражающих концепт «женщина» составляют пословицы с положительной коннотацией. Одним из параметров, позволяющих создать концептуальный образ женщины в картине мира носителя русского языка, является внешность. Красота – это такая черта человеческой натуры, которая ценилась во все времена: “Всего милее, у кого жена всех белее”.

С чувством прекрасного ассоциируется и образ матери. Он связан с понятиями эмоционального тепла, внимания и заботы. Мать защищает и оберегает: “Нет лучшего дружка, чем родная матушка”; “От солнышка тепло, от матушки добро”.

Таким образом, содержание концепта «женщина» в том виде, как оно представлено в пословицах, имеет неоднородный и противоречивый характер. Это объясняется его зависимостью от культурного опыта русского народа. Часть признаков репрезентирует мораль и общественные устои патриархального общества, другая часть связана с прекрасной стороной женского начала. Следовательно, концепт “женщина” отражает особенности русской лингвокультуры и истории.


Литература


Лингвистический энциклопедический словарь. М., 2002.

Маслова В.А. Лингвокультурология. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М., 2001.

Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001.

Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: учеб. пособие. М., 2000.