С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материала

Документы

Содержание Национально-культурная и индивидуально-личностная специфика непрямой коммуникации Key words Лингвокультурные скандинавские заимствования в современном английском языке (эпоха викингов)

Подобный материал:

• Елена Витальевна Доронина, 46.85kb.
• А. А. Чувакин (редактор), И. В. Огарь (зам. Редактора), Т. В. Чернышова (отв за выпуск),, 2910.4kb.
• Новости 12, 5609.66kb.
• «утверждаю» Директор моу воронцовская сош г. С. Доронина, 1928.98kb.
• Госдума РФ мониторинг сми 18 июня 2008, 5133.23kb.
• Краткое содержание программы. Данный проект направлен на выработку у пользователей, 185.69kb.
• Доронина Владислава, 38.69kb.
• Завещание джон гришем перевод с английского И. Я. Доронина. Ocr tymond Анонс, 5160.59kb.
• К вопросу о некоторых особенностях вузовского образования россии и германии и. Н. Доронина, 23.47kb.
• Учебно-методический комплекс дисциплины Бийск бпгу имени В. М. Шукшина, 504.68kb.

Козлова Л.А. (Барнаул)

Kozlova L.A. (Barnaul)


НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ И ИНДИВИДУАЛЬНО-ЛИЧНОСТНАЯ СПЕЦИФИКА НЕПРЯМОЙ КОММУНИКАЦИИ

THE NATIONAL AND INDIVIDUAL SPECIFICITY OF INDIRECT COMMUNICATION


Ключевые слова: коммуникация, речевой акт, код, импликация, инференция, культура, контекст

Key words: communication, speech act, code, implication, inference, culture, context.


В статье приводятся аргументы в поддержку тезиса о том, что место и значимость непрямой коммуникации обусловлены как спецификой культуры определенного лингвокультурного сообщества, так и индивидуальными особенностями конкретной языковой личности.

The article gives argumentation to support the thesis, that the role and significance of indirect communication are primarily conditioned by the cultural specificity of a linguocultural society as well as by individual features of a language ego.


Коммуникация, понимаемая в самом общем смысле как процесс обмена мыслями или информацией с помощью как вербальных, так и невербальных знаков, становится в настоящее время, по мнению многих специалистов, все более и более сложной и изощренной.Это коммуникации обусловлено различными причинами: возрастающим потоком информации, созданием новых средств ее передачи, а так же и особенностями отношений между людьми как на межличностном, так и на межнациональном уровне. Межличностный уровень коммуникации связан, прежде всего, с изменением социальных ролей полов в современном обществе. Усложнение отношений между людьми на межнациональном уровне обусловлено увеличением миграционных потоков (причем эти процессы происходят быстрее, чем адаптация иммигрантов и населения принимающей страны к проявлениям иной культуры как на бытовом, так и на социальном уровнях).

Особенности современной коммуникации находят свое проявление во многих формах, но прежде всего в использовании неконвенциональных знаков: новых, нестандартных аббревиатур, отступлений от правил правописания и пунктуации, внедрением новых средств передачи информации, сочетанием буквенных и цифровых знаков, рисунков и символов для передачи информации, как это имеет место в интернет-коммуникации, а также в усиливающейся тенденции к использованию неконвенциональных средств передачи смысла в устной и художественной коммуникации, например, прецедентных высказываний, что в целом приводит к увеличению объема непрямой коммуникации. Сказанное объясняет возрастающий интерес исследователей к изучению различных аспектов проблемы непрямой коммуникации [Вежбицкая 2003; Дементьев 2006 и др.].

Остановимся на понимании сущности непрямой коммуникации. Рассматривая процесс коммуникации, большинство авторов включают в качестве ее обязательных компонентов следующие: адресант (говорящий, sender), адресат (слушающий, receiver), тема (сообщение, message) и код, т.е. средство передачи информации. За каждой языковой единицей в каждом конкретном языке закреплены конвенциональные коды, т.е. способы передачи значения как на уровне лексической номинации, так и на уровне предложения: для любого предмета или явления существуют первичные, или конвенциональные средства его номинации; для передачи сообщения, запроса об информации или побуждения к действию используется закрепленный за ним коммуникативный тип предложения или, в терминах прагматики, конвенциональный речевой акт, что позволяет говорить об известной симметрии между значением и формой. Однако язык по самой своей сути асимметричен, что отражает глубинную асимметрию между миром мыслей и миром слов: в поисках более точной передачи мыслей или по иным причинам, в том числе в соответствии с конвенциями общения, принятыми в определенном лингвокультурном сообществе, человек всегда стремится к использованию иных, нестандартных форм кодирования смысла, оставляет часть смысла невербализованной, предоставляя слушателю самому извлекать смысл, что может осложнять процесс понимания передаваемой информации слушателем.

Таким образом, под непрямой коммуникацией понимается вид коммуникации, в котором говорящий использует неконвенциональные средства (коды) передачи смысла, что делает ее более сложной для восприятия и требует дополнительных усилий со стороны слушателя для ее понимания. Именно это позволяет характеризовать непрямую коммуникацию как более осложненную по сравнению с прямой. Приведем один пример для подтверждения данного тезиса. Обратимся к анализу следующего отрывка из известного рассказа С.Моэма «Счастливый человек». К рассказчику приходит незнакомый человек для того, чтобы попросить у него совета. Сам по себе визит незнакомого человека в дом в англичанину и обращение незнакомца с просьбой о совете противоречит нормам общения, принятым в британском обществе, и рассказчик явно не желает давать совет, поскольку считает, что это означало бы взятие на себя ответственности за чужую судьбу. Он спрашивает гостя, почему он выбрал именно его, и в ответ слышит: «I have read your book» (Я прочитал Вашу книгу). Желая отказаться от предлагаемой ему роли, он приводит еще один аргумент, который, по сути дела, имплицирует отказ: «I am afraid, it’s not a very good book» (Боюсь, что это не очень хорошая книга), но посетитель, словно не понимая смысла этого скрытого отказа, повторяет свою просьбу в такой убедительной форме, что рассказчик вынужден согласиться выслушать его.

Поскольку при описании процессов непрямой коммуникации мы постоянно обращаемся к таким понятиям, как скрытые, невербализованные смыслы, считаем необходимым уточнить следующие базовые для данной области исследования термины: пресуппозиция, импликация, подтекст и инференция. Поскольку все эти термины регулярно используются при описании невербализованных смыслов, они нередко пересекаются и используются как взаимозаменяемые. Как отмечает И.С. Ленская, каждое из этих понятий обросло толстым слоем разночтений и неясностей, которые необходимо преодолеть для дальнейшего развития теории текста (и теории коммуникации – Л.К.) [Ленская 1998, с.109]. Под пресуппозицией понимается информация или положение дел, предшествующие высказыванию и обеспечивающие его уместность и понятность. Так, например, содержание императивного высказывания является уместным, если его содержание и существующее положение дел находятся в отношениях асимметрии: просьба «Откройте окно» уместна только, если окно закрыто. Пресуппозиция как ретроспективная информация, предшествующая высказыванию, коррелирует с термином «постсуппозиция», под которой понимается проспективная информация, или положение дел, следующее за ситуацией, о которой сообщается в высказывании [Добричев 2005, с.21]. Понятия пресуппозиции и постсуппозиции не связаны с непрямой коммуникацией, а являются условиями, обеспечивающими актуализацию смысла высказывания/предложения, а также когерентность дискурса/текста. Понятия пресуппозиции и постпозиции, таким образом, являются универсальными и не имеют культурнообусловленной специфичности. Под импликацией понимается дополнительный смысл, который говорящий вкладывает в содержание высказывания, при этом не эксплицируя его или выражая его неконвенциональными средствами, в том числе невербальными. Так, в качестве средств кодирования смысла в непрямой коммуникации могут использоваться, например, различные артефакты, при помощи которых говорящий кодирует смысл метафорически. Импликация прежде всего связана с говорящим и его интенциями и является культурно- и индивидуально-специфичной. Понятие импликации, соотносимое с говорящим и его интенциями, коррелирует с понятием экспликации, которое соотносится со слушателем и его интерпретацией смысла сообщения. В основе экспликации лежит инференция, под которой нами понимается ментальная операция логического вывода. Напомним, что данный термин понимается в когнитивной лингвистике как процесс и результат порождения утверждения на основе имеющихся в когнитивной системе аксиом и принятых правил вывода [Баранов, Добровольский, Михайлов, Паршин, Романова 1996, с.296]. В стилистике и лингвистике текста импликация, т.е. невербализованный смысл чаще всего определяется как подтекст и нередко рассматривается как особенность идиостиля автора [Сильман 1969].

Следует отметить, что вопросы, связанные с использованием неконвенциональных средств передачи смысла, постоянно находились и находятся в фокусе внимания лингвистов и охватывают широкий круг явлений, таких, как эвфемизмы в лексикологии, иносказание, метафора, метонимия, подтекст и скрытые смыслы в стилистике и лингвистике текста (см., например, [Масленникова 1998; Облачко 2005; Hellman 1992]), косвенные речевые акты и импликатуры в прагматике, изучение которых связано с именами Дж.Серля, Г.П.Грайса, Дж. Лича [Серль 1986; Грайс 1985; Leech 1983]. И поскольку изучение косвенных речевых актов первоначально проводилось на материале английского языка, многие выводы, сделанные в отношении как прямых, так и косвенных речевых актов в сфере англоязычной коммуникации, как это часто бывает, стали восприниматься как имеющие универсальный характер, т.е. приобрели сильный англоцентрический уклон. Приведем лишь один пример. Так, в рамках англоязычной культуры, как британской, так и американской, широко используются приемы understatement (преуменьшение, недосказ) и overstatement (преувеличение), к которым прибегают говорящие в соответствии с коммуникативной конвенцией, формулируемой как «используйте преуменьшение в случае разногласий в споре» и «используйте преувеличение в случае согласия» [Leech 1983, с.132]. Однако, как показывают исследования речевых актов в кросскультурном ракурсе, в израильской культуре в процессе дискуссии несогласие в споре ценится и сближает участников дискуссии больше, чем согласие, а потому отмеченная конвенция не служит причиной безконфликтного общения [Вежбицкая 2003, с.137–138]. То же самое отмечается относительно конвенции ведения дискуссии в итальянской культуре: политическая дискуссия считается неудачной, если спор не достигает необходимого накала (unless the discussion becomes very heated). В настоящее время большинство исследователей признают значительную степень национальной специфичности речевых актов вообще, а, следовательно, и неконвенциональных речевых актов, лежащих в основе непрямой коммуникации, в частности.

Говоря о месте и значимости непрямой коммуникации в разных культурах, можно провести параллель между типом культуры и тем местом, которое отводится в ней непрямой коммуникации. В первую очередь, как нам представляется, существует прямая зависимость между степенью контекстной зависимости высказывания в рамках определенной культуры и значимостью непрямой коммуникации. Говоря о делении культур на т.н. высококонтекстные и низкоконтекстные, следует также подчеркнуть связь между принадлежностью к коллективистскому/индивидуалистскому типу культуры и степенью ее контекстной зависимости. Поясню, в чем выражается эта зависимость. Высокая степень контекстной зависимости, и, как следствие, имплицитная передача значительной части информации в процессе коммуникации обусловлена тем, что коммуниканты исходят прежде всего из того, что в коллективистском типе культуры в результате опыта совместного проживания, общности взглядов на культурные ценности, правила коммуникативного поведения в обществе и т.д., значительная часть информации оказывается знакомой большинству членов общества (это т.н. shared knowledge), что зачастую делает эксплицитное выражение информации избыточным, поскольку коммуниканты нередко понимают друг друга без слов. В культурах индивидуалистского типа, напротив, в силу признания индивидуальности каждой личности, в основе коммуникации лежит принцип необходимости эксплицитной передачи информации.

Кроме того, в культурах с высокой контекстной зависимостью в процессе коммуникации большая роль отводится невербальным способам передачи информации, которые могут нести огромную смысловую нагрузку. Так, в своей книге по межкультурной коммуникации М. Лустиг и Дж. Кёстер приводят следующий пример, иллюстрирующий роль невербальных способов передачи информации, т.е. непрямой коммуникации в китайской культуре. Во время студенческих выступлений в Китае в июне 1989 года, когда администрация США и средства массовой информации выступили в поддержку студентов и настоятельно рекомендовали китайскому правительству начать проведение демократических реформ, китайское правительство не сделало никакого официального заявления по этому поводу. Вместо официального ответа китайский премьер Ли Пэн появился на центральном телевидении Китая, одетый, вместо привычного гражданского костюма, в китель, то есть в т.н. «униформу председателя Мао», что явилось однозначным невербальным ответом на вопрос, какую политику собирается проводить китайское руководство в ближайшем будущем [Lustig, Koester 1999, с.109]. В качестве еще одного примера имплицитной подачи информации приведем известную фразу Махатмы Ганди, который, отвечая на вопрос: “What do you think of European civilization?” сказал следующее: “I think it would be a very good thing”.

Сказанное приводит к следующему: роль и значимость непрямой коммуникации обусловлены прежде всего таким параметром, как высокая и низкая степень контекстной зависимости, и этот фактор должен учитываться при обучении иноязычному общению.

Помимо национальной специфики, выбор средств прямой/непрямой коммуникации в значительной мере определяется также индивидуальными психологическими особенностями личности, а именно, индивидуальными особенностями характера, лингвокреативными способностями языковой личности, индивидуальными преференциями в выборе средств коммуникации т.д. Несмотря на очевидность такой взаимосвязи, как отмечает В.В. Дементьев, вопросы индивидуально-личностной обусловленности непрямой коммуникации, изучены гораздо менее, чем ее национально-культурная обусловленность [Дементьев 2006, с.134]. Можно предположить, что личности авторитарного типа, уверенные в себе, более склонны использовать в своей коммуникативной деятельности прямые средства коммуникации. Личности замкнутые, неуверенные в себе, интровертированные, чаще прибегают к косвенным средствам выражения своих коммуникативных интенций. В качестве примера приведем фрагмент диалога из известного американского фильма «Message in a Bottle» (Послание в бутылке). В первый день их встречи главный герой фильма, желая продолжить знакомство с журналисткой по имени Тереза, пытается пригласить ее к себе на ужин. “You eat meat?” “Yes, sometimes.” “I make a perfect steak. Best thing I do.” “Are you bragging?” “No, I’d like to make you one.”

В этом коротком диалоге мы можем увидеть не только пример непрямой коммуникации, причиной которой являются особенности языковой личности говорящего, но и пример использования ее как игрового приема со стороны собеседника: Тереза понимает коммуникативное намерение собеседника, но намеренно делает вид, что не понимает его, так как хочет услышать прямое приглашение. Именно на таком игровом приеме построено значительное число известных анекдотов.

Мы затронули лишь часть вопросов, связанных с проблемами непрямой коммуникации. Заключая, следует отметить, что изучение вопросов, связанных как с культурно-, так и индивидуально-обусловленной спецификой непрямой коммуникации может способствовать осуществлению успешного общения как в рамках общей культуры, так и при общении поверх границ культур, т.е. в межкультурной коммуникации.


Литература


Баранов А.Н., Добровольский Д.О., Михайлов Н.М., Паршин П.Б., Романова О.И. Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. М., 1996.

Вежбицкая А. Культурная обусловленность категорий «прямота» vs «непрямота» // Прямая и непрямая коммуникация. Саратов, 2003.

Грайс Г.П. Логика и речевое общение// Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985. Вып 16.

Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М., Гнозис, 2006.

Добричев С.А. Конверсные отношения в современном английском языке: автореф. … дис. д-ра филол. наук. М., 2005.

Ленская И.С. Проблема невербализованного содержания текста // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 50-летию Иркутского государственного лингвистического университета (15 – 17 сентября 1998 года). Иркутск, 1998. С. 109 – 110.

Масленникова А.А. Скрытые смыслы и их лингвистическая интерпретация: автореф. … дис. д-ра филол. наук.Спб, 1999.

Облачко И.Ю. Скрытые смыслы как компонент идиостиля С. Ружди и способы их представления: автореф. … дис. канд. филол. наук. Барнаул, 2005.

Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып.17.

Сильман Т.И. Подтекст как лингвистическое явление // Филологические науки. 1969. №1.

Hellman Ch. Implicitness in Discourse. Stockholm, 1992.

Leech, G. N. Principles of Pragmatics. Lnd., N.Y., 1983.

Lustig M. W., Koester, J. Intercultural Competence. Interpersonal Communication across Cultures. Longman, 1998.


Кулагина С.Г. (Сургут)

Викторова С.А. (Сургут)

Kulagina S.G. (Surgut)

Viktorova S.A. (Surgut)


ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ СКАНДИНАВСКИЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ (ЭПОХА ВИКИНГОВ)

LINGUACULTURAL SCANDINAVIAN BORROWINGS IN MODERN ENGLISH (VIKING AGE)


Ключевые слова: викинг, культура, заимствования, язык

Keywords: viking, culture, borrowings, language


Теоретическая значимость работы заключается в том, что конкретизирован факт скандинавских лингвокультурных заимствований как одного из главных источников формирования современного английского языка.

Theoretic value of the given paper is that the fact of Scandinavian linguacultural borrowings as the main source of Modern English formation has been concretized.


Данное исследование направлено на изучение языка как феномена культуры. Это определенное видение мира сквозь призму национального языка, когда язык выступает как выразитель особой национальной ментальности. Любая культура является процессом и результатом изменения, вживания в окружающую среду. Из сказанного следует, что культуры различных народов отличаются друг от друга в первую очередь не типом созерцательного освоения мира и даже не способом адаптационного вживания в окружающий мир, а типом его материально-духовного присвоения, то есть деятельностной, активной поведенческой реакцией на мир.

Актуальность исследования заключается в том, что переводчик при переводе реалий часто сталкивается с данной проблемой. Заимствования, относясь к несовпадающим элементам языка, обозначая понятия, чуждые для других культур, всегда представляют в процессе перевода особую сложность. Эти сложности, с другой стороны обеспечивают интерес к данной проблеме.

Прежде всего, нужно сказать несколько слов о терминологии, которую будем использовать в данной работе. Слово “викинг” и “эпоха викингов” часто используется в современных научных трудах, которое и отражает безусловно, устоявшуюся концепцию. Лингвистическое происхождение слова викинг не определено и весьма дискуссионно, но к концу эпохи викингов оно использовалось для обозначения и тех, кто сражался на море – пиратов или грабителей и военных действий или грабежа на море. Вне Скандинавии, однако, для “ викингов” обычно использовались другие названия, такие как язычники, северяне, люди с Севера, викинги, даны. Их называли норманнами в Европе, датчанами - в Германии, варангами - в Византии и варягами - на Руси. Иностранные писатели не всегда ясно знали, из какого района Скандинавии прибыла группа, хотя давали им название “даны”, что предполагало, что они прибыли из Дании. Банды викингов формировались из представителей разных регионов[Антрушина 2005].

В IX в. н.э. название 'английский' (englisc) употреблялось для обозначения всех близкородственных германских диалектов, распространенных на Британских островах. В V–VI вв. н.э. в Британию через Северное море приплыли англы, саксы, юты и фризы, языки которых принадлежали к западной подгруппе германской группы индоевропейской языковой семьи. Современный английский язык наиболее близок к фризскому, фламандскому, нидерландскому и немецкому языкам (западногерманская подгруппа) и несколько отличается от исландского, норвежского, датского и шведского языков (северогерманская подгруппа). В современном исландском языке сохранились некоторые особенности тысячелетней давности, утерянные в современном английском, в силу которых исландский более всех остальных живых языков похож на древнеанглийский [Ильиш 1958, с.121].

Классический северно-германский язык, на котором написаны Исландские саги, скальды и эдды, был совершенно идентичен норвежскому. Некоторые ученые используют термин древнескандинавский в отношении всех диалектов и языков древнескандинавского периода [The New Encyclopedia, с.908].

Древнескандинавский язык подразделяют на западноскандинавский (исландский и норвежский языки) и восточноскандинавский (датский и шведский языки). Записи на древнеисландском являются наиболее многочисленными и ценными из написанных на северогерманском диалекте [The New Encyclopedia, с.908].

Некоторые ученые делят историю развития древнескандинавского языка на 3 периода. Протоскандинавский период (так называемый «исходный скандинавский») – 500-700 гг.н. э. Общескандинавский период (язык викингов) – начиная с конца протоскандинавского – до 1050 г.н.э. Древнескандинавский период – начиная с конца от общескандинавского до 1450 года (до его деления на древнеисландский, древненорвежский, древнешведский и древнедатский языки).

Остановимся подробней именно на втором периоде развития древнескандинавского языка – Общескандинавском. В этот период изменения, начавшиеся в протоскандинавский период завершились - появились умляуты, исчезли безударные гласные и произошла ассимиляция огромного количества согласных. Посредством экспансии Викинги распространили свой язык в Нормандии, в английском Данелаге, на Оркнейских, Шетландских и Гебридских островах, в Ирландии и на Острове Мэн, в Исландии и Гренландии и в шведских княжествах на Руси. Однако скандинавские переселенцы растворились в других, более многочисленных, культурах или вымерли, на всех указанных выше территориях кроме Исландии. Существующие письменные источники данного периода сохранились в шестнадцатииероглифном руническом алфавите.

Викинги были норвежцами или датчанами, будучи, таким образом, как по происхождению, так и по языку родственны англам, ютам, саксам и фризам, ранее перебравшимся в Британию. Первыми захватчиками среди викингов были датчане, но позднее к ним присоединились норвежцы из Ирландии, с острова Мэн и Гебридских островов, которые поселились в Камберленде и Уэстморленде, на западе Йоркшира, а также в Ланкашире и Чешире [Jones Gwin 1999].