С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материала

Документы

Содержание Теоретические предпосылки осмысления категории «коммуникация» Языковая составляющая риторической компетенции

Подобный материал:

• Елена Витальевна Доронина, 46.85kb.
• А. А. Чувакин (редактор), И. В. Огарь (зам. Редактора), Т. В. Чернышова (отв за выпуск),, 2910.4kb.
• Новости 12, 5609.66kb.
• «утверждаю» Директор моу воронцовская сош г. С. Доронина, 1928.98kb.
• Госдума РФ мониторинг сми 18 июня 2008, 5133.23kb.
• Краткое содержание программы. Данный проект направлен на выработку у пользователей, 185.69kb.
• Доронина Владислава, 38.69kb.
• Завещание джон гришем перевод с английского И. Я. Доронина. Ocr tymond Анонс, 5160.59kb.
• К вопросу о некоторых особенностях вузовского образования россии и германии и. Н. Доронина, 23.47kb.
• Учебно-методический комплекс дисциплины Бийск бпгу имени В. М. Шукшина, 504.68kb.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ОСМЫСЛЕНИЯ

КАТЕГОРИИ «КОММУНИКАЦИЯ»

THEORY OF COMMUNICATION CATEGORY


Ключевые слова: информация, коммуникация, знание, междисциплинарная парадигма исследования

Keywords: information, communication, knowledge, paradigm of interdisciplinary research


В данной статье выдвигаются аргументы, которые говорят о необходимости изучения такой категории как информация. Утверждается, что глубокое и междисциплинарное изучение феномена информации даст возможность осознать и феномен коммуникации.

This article is devoted to reserch into the phenomena of communication and
information from the point of view of the inderdisciplinary approach. In the
article the peculiarities of interdisciplinary information research helps study communication phenomenon.


Современное общество немыслимо без всевозможных коммуникаций. Причем именно в стадию информационного общества эти коммуникации приобретают новые характеристики, очертания и аспекты, что требует новых методов их теоретического осмысления. Несмотря на видимую актуальность изучения механизмов коммуникации до сих пор ключевым аспектом анализа является наличие методологически грамотной и логически обоснованной парадигмы анализа этого феномена. Базовой категорией этой методологической структуры была и остается категория « информация».

Ни для кого не секрет, что настоящее время большинство аналитиков определяют как стадию вступления всего мирового сообщества в новый тип социальности - постиндустриальное, информационное общество. В частности М.Ю. Казаринов отмечает: «Современный исторический период социального развития практически единодушно оценивается исследователями как глобальная революция, как переход к новому качественному состоянию общества. Такое принципиальное единство оценок в концепциях самых различных философских направлений, использующих различные, зачастую противоположные, критерии общественного прогресса и, соответственно, периодизации истории весьма показательно» [Казаринов 2004, с.217]. Информационное общество – это социологическая и футурологическая концепция, полагающая главным фактором общественного развития производство и использование научно - технической и другой информации. Концепция информационного общества является разновидностью теории постиндустриального общества, она нашла весьма детальное рассмотрение в работах таких ученых как Д. Белл, П. Друкер, Г. Кан, М. Кастельс, Х. М. Маклюэн, Й. Масуда, Э. Тоффлер, Х. Шрадер. В отечественной науке подобной проблематикой занимались Р.Н. Абрамов, В.П. Бабинцев, Л.А. Василенко, В.Л. Иноземцев, Г.А. Котельников, И.С. Мелюхин и другие.

Рассматривая общественное развитие как «смену стадий», сторонники теории информационного общества связывают его становление с доминированием «четвертого», информационного сектора экономики, следующего за сельским хозяйством, промышленностью и экономикой услуг. При этом утверждается, что капитал и труд, как основа индустриального общества, уступают место информации и знанию в информационном обществе. Революционизирующее действие информационной технологии приводит к тому, что в информационном обществе классы заменяются социально недифференцированными «информационными сообществами» (Й. Масуда). Информация, а тем более знание, являются самым выгодным капиталовложением, которое не только способствует продвижению по социальной лестнице, но и может в определенных условиях выступить в качестве механизма социального лифта. Несмотря на множественность парадигмальных подходов к пониманию концепта информационного общества, все они не только сходятся в факте признания его реальности, но и в обозначении его базовых признаков. В частности, можно обозначить следующие сущностные характеристики информационного общества:

Во-первых, определяющим фактором общественной жизни в целом является теоретическое знание; экономические и социальные функции капитала переходят к информации.

Во-вторых, уровень знаний, а не собственность, становится определяющим фактором социальной дифференциации и социальной мобильности. Профессиональная структура оказывается более существенной для социальной стратификации, чем классовая структура; привилегированный слой образуют наиболее информированные члены общества.

В-третьих, инфраструктурой информационного общества является новая «интеллектуальная», а не «механическая» техника. Социальная организация и информационные технологии образуют симбиоз; социальные процессы становятся вполне прогнозируемыми и программируемыми.

В четвертых, значительная часть общества занята в сфере производства, анализа и распространения информации; повсеместное использование Интернета приводит к тому, что подавляющая часть населения включена в виртуальное общение.

В-пятых, наиболее значимым и надежным видом собственности является интеллектуальная собственность, а одной из глобальных проблем человечества является проблема улучшения качества интегрального интеллекта.

Как справедливо замечает профессор А.Д. Еляков « В современном обществе более 80% затрат во времени и стоимостном отношении падает на работу с информацией» [Еляков 2008, с.144]. Этот же автор неоднократно обращает наше внимание, что современное общество подвержено жесточайшему информационному буму, чаще мы страдаем от информационной перегрузки, чем попадаем в ситуацию информационного вакуума. Позволим продолжить эту мысль и акцентировать внимание на том, что культура работы с информацией в нашем обществе еще находится в стадии формирования. Подавляющая часть активных потребителей разнопорядковой информации находятся в парадоксальной ситуации: чем больше мы информационных потоков улавливает индивид, чем глубже он погружен в море информационного перенасыщения, тем острее он ощущает нехватку знания. В свое время, коснувшись подобной проблематики, Никлас Луман отмечал, что особенную ценность приобретает только уникальная информация: «В сомнительных случаях мы скорее предположим, что та или иная распространяемая информация уже известна и поэтому не будем ее коммуницировать. Ныне возникает нужда в постоянно новой информации, которую и удовлетворяет система масс-медиа, своим собственным аутопойезисом обязанная этой самопорожденной утрате информации» [Казаринов 1997, с.23] Проанализировав основные особенности информационного общества, Луман неоднократно возвращается к мысли о том, что информация в современном обществе –это механизм власти, вернее сама информация становиться властью, а потеря информационного контроля может стать началом потери власти любого уровня. Мы, с одной стороны, готовы согласиться с выводом профессора Б.В. Ахлибининского: «Проблеме информации посвящена обширная литература, и поэтому, на первый взгляд, кажется, что добавить что-либо принципиально новое в этой области достаточно сложно» [Казаринов 2004, с.3]. Но с другой стороны, вдумываясь в смысл выдвинутой им идеи, мы понимаем, что речь идет именно о беглом, первом взгляде, который фиксирует не количество решенных методологических задач, а количество написанных на эту тему работ и публикаций. Соглашается с поставленной проблемой и академик Б.Я.Советов, по его мнению, несмотря на то, что «текущий век войдет в историю человечества как век перехода в информационное общество, до настоящего времени общепринятых категориальных понятий и критериев оценки информационного общества еще не создано» [там же, с.4]. Подобную же постановку проблемы мы встречаем в многочисленных трудах упомянутых уже нами А.Д. Елякова и М. Ю. Казаринова. Первый из обозначенных авторов, ссылаясь на своего известного американского коллегу П.Друкера, отмечает, что проблема, которая существует имеет не только первоочередной, но и системный характер, а именно: нет обстоятельного анализа и определенности в понимании базового понятия подобного проблемного поля-категории «информация».

Продолжая логику этого автора, мы согласны, что без обозначения онтологической сущности этой категории ее вторичные производные такие как «информационная среда», «информационное поле», «информационная система», а также еще более сложные конструкции, такие как информационно-коммуникативная среда или пространство и многие другие, которые являются лишь началом усугубления нерешенной проблемы. По большому счету, смысл, вкладываемый в эти понятия, в основном определяется языковой интуицией, контекстом словоупотребления и ракурсом изучаемой проблематики. В современном научном дискурсе мы сталкиваемся с повсеместным и достаточно вольным использованием этих категорий, которые уже успели стать частью активного научного словаря, а их осмысление еще не пришло. В частности, избегая голословности, профессор А.Д. Еляков ссылается на статью своего коллеги Е.П. Тавокина «Информация как научная категория», где методом прямого цитирования объясняет, что содержательная сторона данной работы и ее названия имеют между собой существенные, мы бы сказали, принципиальные разногласия. По мнению, А.Д. Елякова, его коллега совершает типичную ошибку, которая известна со времен Конфуция - «подмена понятия», когда такие категории как «информация» и «социальная информация» просто отождествляются. Цитируя уже упомянутого нами восточного философа, «белая лошадь и просто лошадь это разные понятия», они могут совпадать, но только в одном конкретном случае и принцип кругов Эйлера подтверждает правоту А.Д. Елякова: «Еще раз подчеркну, понятийная четкость здесь является особенно важной в интересах формирования системы понятий разной степени общности, следуя которой ученые могли бы понимать друг друга... Такой подход необходим, дабы избежать элементарных заблуждений и путаницы в области сочетания и применения комплекса информационных понятий» [Еляков 2008, с.146].

Обращаясь еще раз к заявленной проблеме, обозначим, что этот аспект анализа важен и потому, что со времен Лумана существует следующий тезис: характер и суть многих коммуникаций, определяет информация, заложенная в них. Справедливости ради, следует отметить, что согласны утверждением, высказанным доктором социологических наук Е.П. Тавокиным, что «По мере роста значимости информации в жизнедеятельности общества возникла и продолжает оставаться актуальной потребность в уточнении ее смысла» [Тавокbн 2006, с.3]. Кроме того автор отмечает, что «косвенным признанием значимости категории «информация» является тенденция расширительного подхода к ее пониманию и толкованию» [там же, с.3]. Е.П. Тавокин небезосновательно критикует представителей атрибутивного подхода за ряд методологических ошибок подобного расширенного толкования обозначенной категории. Он, в принципе справедливо, отмечает, что « что попытки определить смысл некого феномена через указание на его связь с чем-либо ничего не проясняют. Упоминание «определенного» аспекта без его содержательного раскрытия также ничего не дает для понимания его смысла» [там же, с.5].

Таким образом, все упомянутые нами авторы с разных позиций, используя различную парадигму научного анализа, по сути, ставят одинаковые методологические проблемы. Отвергая атрибутивный подход к пониманию сущности информации, Е.П. Тавокин предлагает вернуться на первоначальный этап анализа сущности информации, к этимологической структуре этой категории и в дальнейшем научном анализе избегать безосновательной, механической ссылки на авторитеты. Придерживаясь подобной идеологии исследования, он приходит к безапелляционному выводу «в неживой природе никакой информации нет и быть не может по определению» [там же, с.8]. С этим утверждением не согласны ни А.Д. Еляков, ни М.Ю. Казаринов, оба они, ссылаясь на данные многочисленных исследований в области и математических, и технических, и медико-биологических наук, видят в этом тезисе и подходе некое неоправданное сужение категориального осмысления феномена информации. Правда, виртуальная дискуссия, возникшая между этими авторами, находит в своих идеях и точку обоюдного согласия: понятие «информация» многозначно. Кроме того, здесь мы опять сталкиваемся с проблемой близкой всем упомянутым исследователям (болезненно значима она и для нашего научного поиска) – категория «информации» «стала знаковым символом современной эпохи» [там же, с.3], стремительно вошла в научный обиход, стала концептуальной составляющей других научных категорий до того, как преодолела стадию собственного научного самоопределения. Эта же идея является своеобразной точкой отсчета для рассуждений М.Ю. Казаринова: «… в понятии «информация», как в никаком другом, проявляются существенные расхождения его многообразных смыслов, в том числе обыденно-практического, научно-технического и философского» [Казаринов 2004, с.81]. Далее автор отмечает, что основной проблемой методологического осмысления информационной реальности является именно «отсутствие в настоящее время достаточно четкого обоснованного и общепринятого хотя бы в основных принципах концептуального понимания того, что такое информация и каково место этого феномена в общей картине мира» [Казаринов 2004, с.81]. Попытку онтологического осмысления феномена информации М.Ю. Казаринов видит в использовании совокупности атрибутивного и синергетического подходов, адекватным и своевременным он считает и привлечение математической концепции информации. Несколько шире на заявленную методологию исследования смотрят Б.Я. Советов и И.П. Яковлев, а именно, они отмечают, что особую ценность приобретают совместные исследования ученых различных направлений, в частности, представителей философии и технических наук.

Позволим посмотреть на обозначенную проблему еще шире и утверждать, что категория информации может быть рассмотрена в качестве некой универсалии, а значит, имеет все основания рассчитывать на междисциплинарную парадигму научного исследования. На данном этапе научного поиска мы видим несколько иной виток исследования подобной проблематики. Во-первых, идут усиленные поиски оценок разнообразных характеристик информации: ее объема, ценности, значимости, актуальности и т.д. Во-вторых, несколько модернизируется и детализируется парадигма научного анализа существующих объектов социальной реальности. Сейчас мода на использование таких категорий, как «информационное общество», «информационный обмен», «информационный капитал» и ряда других уходит в прошлое, а на смену ей приходит активизация другой не менее интересной категории – знание. Входит оно в новый этап активного использования именно через призму сравнительных стратегий с категориями «информация» и «знание». Опасно, что начинают появляться статьи, где происходит виртуозное, местами грациозное и магически притягательное соотнесение этих категорий, которое не имеет под собой соответствующей терминологической и методологической основ. Эта ошибочная стратегия в конечном итоге может принести не только путаницу в теорию научного исследования, но, что намного страшнее, в практику социального использования.

Попробуем подтвердить свою точку зрения, используя весьма конкретный пример – политическое знание. Данный предмет исследования мы считаем эвристически потенциальным, а практическая значимость его адекватного использования в общественной жизни заставляет нас признать актуальность его всестороннего изучения. Взятый в качестве конкретного примера, этот предмет исследования ярко демонстрирует, что познание его сущности требует не только четкой методологической базы, но и осмысленного использования междисциплинарной парадигмы научного анализа. Очевидно, что без данных таких дисциплин как лингвистика, психология, культурология и социология адекватное изучение данной категории практически невозможно. Причем практика применения элементов политического знания (и конечно, информации), например, в предвыборной борьбе, активно использует данные других наук, а вот теория изучения подобных феноменов в ракурсе междисциплинарной стратегии изучения пока не столь обширна. Очевидно и то, что практика принятия политических решений более глобального уровня не может быть основана на плоскостном, одномерном аспекте оценки ситуации социальных явлений. Политическое управление должно быть основано не на хаотическом анализе многочисленных информационных потоков, а на четком осознании существующей ситуации. Иначе риторическим, а, следовательно, безответным будет оставаться и классический вопрос властных отношений: Власть и общество находятся в постоянной коммуникации или первые забрасывают вторых ненужной им информацией?


Литература


Еляков А.Д. К понятию «информация».// Социологические исследования. 2008. №4. С.144-146.

Казаринов М.Ю. Информация: контуры философско-методологического исследовательского проекта. Спб,2004.

Казаринов М.Ю. Информационное общество как внутренняя системная цель развития человечества на стадии цивилизации // Философия и цивилизация. Матер.Всерос.конф. СПб, 1997. С.217-220.

Луман Н. Власть. М. 2001.

Тавокин Е.П. Информация как научная категория // Социологические исследования. 2006. № 11. С.3-9.


Осокина С.А. (Барнаул)

Osokina S.A. (Barnaul)


ЯЗЫКОВАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ РИТОРИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ

В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЕ

THE LINGUISTIC COMPONENT OF RHETORICAL COMPETENCE

IN POLITICAL SPHERE


Ключевые слова: риторическая компетенция, стереотипные сочетания слов.

Keywords: rhetorical competence, stereotype collocations.


Противопоставляются собственно языковая и невербальная составляющие риторической компетенции. Основу языковой составляющей формируют устойчивые стереотипные сочетания слов, характерные для данной коммуникативной среды. Исследуются сочетания слов, используемые в политической сфере.

Rhetorical competence consists of verbal (linguistic) and nonverbal components. The linguistic component is formed by stereotype collocations, used in a specific sphere of communication. The article studies political collocations.


Одним из выдающихся достижений лингвистики ХХ века является разработка понятия «языковая компетенция». Выделяется, как минимум, два направления изучения сущности данного рода компетенции: 1) так называемое «биологическое», или «естественное», направление, сторонники которого признают наличие у человека врожденной языковой способности, предполагающей некоторую исходную осведомленность о том, как пользоваться языком в процессе коммуникации (данную концепцию, берущую начало в трудах Н. Хомского, разрабатывает американская лингвистическая школа); 2) социальное направление, доказывающее, что основным условием формирования языковой компетенции является общение в среде членов языкового коллектива (данная концепция разрабатывается представителями отечественного языкознания – А.А. Леонтьевым, А.М. Шахноровичем и др.).

Исследование языковой компетенции привело к разветвлению данного понятия и возникновению представлений о различных типах компетенций, связанных с умением правильно пользоваться языком. Целью настоящей работы является рассмотрение лингвистической составляющей риторической компетенции на материале текстов публичных политических выступлений.

Риторическую компетенцию следует рассматривать как разновидность коммуникативной компетенции, представляющей собой способность правильного использования языка в различных ситуациях общения и исходя из задач данных ситуаций. Ситуацией общения, в которой проявляется риторическая компетенция, является заранее спланированное публичное выступление. Многочисленные примеры таких ситуаций можно найти в политической сфере.

При изучении риторической компетенции на первый план выдвигается личность оратора. Природный талант красноречия обязательно должен быть развит посредством специальных тренировочных упражнений, основная цель которых – отработать необходимые приемы воздействия на аудиторию.

Итак, суть риторической компетенции – воздействие на аудиторию при помощи определенных вербальных и невербальных средств. Иначе говоря, риторическая компетенция имеет собственно языковую и не связанную с языком составляющие.

Несомненно, роль языкового субстрата в построении текстов, удовлетворяющих критериям риторичности, нельзя переоценить. На наш взгляд, безусловное влияние системы и законов определенного языка на организацию текстов, а также влияние отдельных языковых элементов проистекает из онтологического статуса самих речевых сообщений, которые исследуются в риторическом ключе. Однако анализ множества источников специальной литературы показывает, что ученые уделяют собственно языковым средствам воздействия гораздо меньше внимания по сравнению с внешними по отношению к языку источниками воздействия.

В частности, рассматривая риторический аспект общения, Е.А. Юнина пишет: «Что касается средств, то ведущую роль в общении, с нашей точки зрения, должны играть невербальные средства, которые, по мнению А. Пиза, «занимают» от 60 до 80% пространства общения… Здесь речь идет о таких средствах, как визуальные (глаза), оптико-кинетические (мимика, жесты, походка, поза, внешний вид), экстралингвистические (голос, интонация), проксематические (дистанция в общении, личное место в пространстве).., если говорить о вербальных средствах, то они, на наш взгляд, призваны усиливать, конкретизировать, углублять невербальные» [Юнина 2004, с.7].

Изучение собственно языковой стороны общения до сих пор остается в пределах того понимания, которое предложил Аристотель – по – прежнему исследованию подвергаются тропы и фигуры речи. Впрочем, необходимо отметить, что само понятие тропа и смысловое содержание термина «фигуры речи» претерпели изменения. В рамках когнитивной парадигмы тропы стали рассматриваться не столько как средства украшения речи, сколько как средства познания мира, основным из которых признается метафора. Аналогично фигуры, или синтаксические средства придания экспрессивности речи, стали больше описываться как особые синтаксические конструкции, используемые для усиления воздействия на адресата.

Если проанализировать предлагаемый в разных работах спектр средств языка, при помощи которых описываются способы речевого воздействия, то их можно свести к следующим: 1) эмоционально-экспрессивная лексика (как отдельные лексемы, так и устойчивые обороты речи), 2) особые синтаксические конструкции, в частности, побудительные предложения разных семантических видов (в форме приказа, просьбы и т.д.) и 3) повторы. Как видно, набор средств, с одной стороны, кажется чрезвычайно ограниченным, с другой – напротив, за перечисленными схемами встает такое языковое многообразие, что трудно выделить четкую схему реализации этих средств с целью оказания воздействия.

По сути, за данным небольшим набором средств встает весь язык. Так эмоциональной экспрессивностью может в определенном контексте обладать практически любое слово. Если оратор говорит: «Это абсолютно новое решение…», – то эмоциональным средством выражения здесь можно признать словосочетание абсолютно новое, однако ни слово абсолютно, ни слово новое не маркируются в словаре как экспрессивно окрашенные. Экспрессивность возникает из контекста. Добавив к этому значение интонации и других суперсегментных единиц, играющих роль при произнесении высказывания, мы рискуем обратить наши взоры в бесконечность, где теряется какая-либо четкость в выделении собственно языковых средств воздействия.

Необходимо искать новые методы лингвистического изучения средств языкового воздействия на аудиторию.

Ритор, фактически, использует те же механизмы речевого воздействия, что и рядовые носители языка в повседневной речи, но делает это осознанно, усиливая нужные моменты. Основным рычагом языкового воздействия в целом является воспроизведение одних и тех же фраз, которые в ходе регулярного употребления становятся устойчивыми сочетаниями слов, а затем начинают восприниматься как стереотипы.

Стереотип – одно из ключевых понятий психологии. Стереотипы формируют гештальты и модели человеческого поведения. Находясь под властью стереотипов, люди выполняют заведомо предопределенные действия, их реакция прогнозируема, и ее можно контролировать.

Мы полагаем, что основную работу по воздействию ритора на аудиторию осуществляют не неожиданные метафоры и красноречивые жесты, а не привлекающие внимания в силу своей обыденности стереотипные сочетания. Риторические фигуры речи тем более заметны, чем более посредственен языковой фон, на котором они выступают, но они – лишь изящные стрелки часов, а не сам часовой механизм.

Основу механизма языкового воздействия в политической сфере составляет вполне ограниченный спектр стереотипных сочетаний слов. К ним относятся сочетания со словами задача (актуальная задача, поставленная задача, ставить задачу, решить задачу, справиться с задачей и др.), проблема (острая проблема, вставшая проблема, ключевая проблема, нерешенная проблема, решать проблему, драматизировать проблему, нет проблем, решение проблем, груз проблем и др.), развитие (экономическое развитие, развитие мировой экономики, помощь в развитии, путь развития, направление развития, развитие государственной системы, внутреннее развитие), вопрос (провокационный вопрос, острый вопрос, те или иные вопросы, задавать вопрос, задаваться вопросом, по этому вопросу, частный вопрос, ключевой вопрос, принципиальный вопрос и др.), позиция (согласовывать позиции, объяснить позицию, понять позицию, сформулировать позицию, наша позиция, позиция России, позитивная позиция, улучшить позицию и др.), шаги (сделать серьезные шаги, осуществление конкретных шагов), а также слова ситуация, сфера, отношения в сочетании с именами прилагательными экономический, политический, демографический, международный и др.

Мы проанализировали тексты публичных выступлений таких политических лидеров России, как Д. Медведев, В. Путин, Г. Зюганов и В. Жириновский (тексты брались на официальных сайтах www.kremlin.ru, www.kprf.ru, www.ldpr.ru). Выявлено, что одни и те же серии устойчивых сочетаний слов используются и руководителями страны, и лидерами оппозиции. Отличия могут состоять только в количественном преобладании определенных сочетаний над другими. Так, наиболее часто воспроизводимыми сочетаниями в текстах В. Путина и Д. Медведева являются сочетания со словом приоритет (основные приоритеты, выбрать приоритеты, абсолютные приоритеты). В выступлениях лидера компартии – сочетания со словом цена (рост цен, снижение цен, стабилизация цен), а в выступлениях В. Жириновского наиболее часто употребляется сочетание иметь право.

Естественно, употребление перечисленных сочетаний слов в политических текстах – специфика данного дискурса, ведь политика – сфера проблем и задач. Следовательно, компетенция ритора в политической сфере, в первую очередь, связана с умелым использованием данных сочетаний – их надо использовать так, чтобы тексты не казались однообразными, тавтологичными.

Например, семантическая близость слов проблема, задача и вопрос позволяет использовать их в качестве взаимозаменяемых синонимов, что, в свою очередь, является эффективным манипулятивным приемом, так как обеспечивает переключение внимания слушателя с рассмотрения проблем на постановку задач. В частности, обнаружено, что данные слова употребляются в соответствии с композиционными особенностями текстов посланий и обращений президента страны. Обороты со словом задача употребляются преимущественно в самом начале и конце, где речь не идет пока о конкретных государственных программах, проектах, их реализации и прочее, а декларируются лишь общие фразы. Сочетания со словом проблема употребляются чаще в тех местах, где речь заходит о конкретных трудностях государства. Более частое употребление сочетаний со словом задача в абсолютном начале и конце текста заставляет реципиента переключиться с рефлексии по поводу проблем на выработку стратегий решения задач.

Конечно, немаловажную роль в процессе воздействия на реципиента играет использование имиджевых фраз политических лидеров, которые являются их визитной карточкой и нередко создаются для них специалистами спич-райтерами. Однако суть языковой компетенции ритора в политической сфере сводится к умению говорить языком политики, то есть к умению правильно использовать ключевые для данной сферы стереотипные сочетания слов. Они формируют базу языковой составляющей риторической компетенции в политике.