С. В. Доронина, И. Ю. Качесова

Вид материалаДокументы

Содержание


Социальная оценочность как категория журналистики и юрислингвистики
Правозащитная функция в коммуникативном взаимодействии сми и аудитории
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   48

Литература


Картелева Л.И. Вербализация концепта Self как спосба самопрезентации языковой личности в дискурсе // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация, 2008. №2.

Tannen Deborah. You Just don’t Understand! Women and Men in Conversation. Harper, 2007.


Карымсакова Р.Д. (Алматы)

Karymsakova R. D. ( Almaty)


СОЦИАЛЬНАЯ ОЦЕНОЧНОСТЬ КАК КАТЕГОРИЯ ЖУРНАЛИСТИКИ И ЮРИСЛИНГВИСТИКИ


Ключевые слова: СМИ, воздействие, оценка, закономерность

Keywords: Mass Media Resources, impact, evaluation,regularity


Эмоциональная функция, функция воздействия, аксиологическая функция языка соотносятся с концепциями и функциями СМИ и делается попытка обосновать социальную оценочность как категорию юрислингвистики.

Emotional function, function of impact, axiological function of language are correlate with conception and functions of Mass Media Resources and attempt to substantiate social evaluation as law linguistics category is made.


В современный период развития казахстанского общества успешное решение политических, экономических и социальных задач все больше зависит от действия такого субъективного фактора, как социальная активность личности, важную роль в формировании которой играют средства массовой информации. О роли СМИ в общественной жизни страны сказано и написано много, полно и убедительно. Основа научного понимания места средств массовой информации в современном обществе изложена в работе «Четыре теории прессы» трех известных американских специалистов – Альберта Фреда С., Шрима Уилбурга и Петерсона Теодора, опубликованной в 1956 г. и переведенной на русский язык в 1998 г. [Комаровский 2003, с.29-30]. Как отмечает В.С. Комаровский, согласно авторам названной публикации в мире насчитывается четыре теории прессы: авторитарная, либералистская, теория социальной ответственности и советская, коммунистическая. Каждая из этих теорий и соответствующих им моделей дает свое понимание свободы слова, свою трактовку принципам соотношения СМИ со структурами власти и гражданами (аудиторией), свое толкование социальной ответственности СМИ и т. д. Поскольку Казахстан, как и Россия, в основном уже расстался со своим коммунистическим прошлым и постепенно расстается с авторитарными методами управления общественными делами, авторитарная и советская модели прессы представляют в основном исторический интерес. Ввиду своей актуальности главное внимание может быть сосредоточено на либералистской теории прессы и теории социальной ответственности.

Согласно либералистской модели СМИ являются одним из важнейших средств контроля за деятельностью правительства, других институтов власти, служит обществу и удовлетворяет нужды граждан быть информированными относительно состояния общественных дел, их потребностей в отдыхе и развлечении, общественной коммуникации.

Теория социальной ответственности и соответствующая модель прессы исходит из того, что свобода прессы должна сочетаться с ее ответственностью перед обществом, задачами выражения общих интересов, интеграции общества, цивилизованного разрешения возникающих конфликтов, разъяснения гражданам общих целей и способствования формированию общих ценностей, представлению различных точек зрения, отражения мнений и позиций различных общественных групп. Важным положением этой теории является тезис о разделении комментария, публикации (от имени автора, редакции) и факта, новости как таковой. За этим положением стоит понимание роли прессы не только и не столько как фактора, формирующего позицию граждан по жизненно важным общественным проблемам, сколько фактора, способствующего самостоятельному формированию этой позиции путем предоставления аудитории полной и достоверной информации по соответствующей проблеме. Дополнением к названным теориям (моделям прессы) выступают активно разрабатываемые в США с начала 80-х гг. прошлого столетия такие методы журналистики, как расследовательская журналистика и прециздиозная журналистика. Первая концентрирует внимание на проблемах контроля за деятельностью властных структур и, прежде всего, тех злоупотреблений властью, которые допускают в своей деятельности чиновники и политики. Вторая особое внимание обращает на проблему достоверности и глубины освещения происходящих в обществе процессов и событий, стремясь опереться в своей деятельности на данные и выводы социальных наук (социологии, политологии и др.), мнения экспертов. Это направление журналистики исходит из того, что лишь немногие факты говорят сами за себя (достаточно их сделать достоянием аудитории и смысл их станет понятным для нас). Большинство же происходящих в обществе событий, явлений требует для своего осмысления дополнительной информации: представления исторического контекста, взаимосвязи события (явления) в политической сфере с экономической ситуацией в стране и т. д.

Альтернативой требованиям точности, объективности, обоснованности прецидиозной журналистики выступает концепция нового журнализма, кредо которого субъективизм, включение в содержание публикаций авторского мнения, отражение его личного отношения к проблеме, его настроений и даже элементов художественного вымысла, что роднит журналистику с художественной литературой. По меткому высказыванию одного из патриархов отечественной журналистики репортер сообщает о произошедшем событии, журналист – что думают люди об этом событии, писатель – что думает он о событии.

Роль, отводимая СМИ (в том числе и журналистике как виду деятельности СМИ) прочно связана с ее функциями, которые по-разному рассматриваются в отечественной литературе. Так, в учебном пособии для факультетов журналистики «Средства массовой информации России» под редакцией проф. Я. Н. Засурского называются следующие функции СМИ: информационная (доведение до сведения аудитории информации о фактах и событиях, имеющих место в жизни общества); аналитическая (осмысление, комментирование фактов, событий, тенденций развития тех или иных общественных процессов, организация общественного диалога); развлекательная (способствующая отдыху, снятию напряжения, получению удовлетворения.

Другой, существенно отличающийся перечень функций журналистики предполагает Е. П. Прохоров, выделяя: 1) коммуникативную — функцию общения, налаживания контакта; 2) непосредственно-организаторскую – выдвижение суждений и оценок деятельности социальных институтов (властных в том числе) и должностных лиц на предмет выполнения ими своих обязанностей перед обществом (СМИ как «четвертая власть»); 3) идеологическую (социально-ориентирующую), связанную с формированием массового сознания, включающую в себя широкий диапазон воздействия – начиная с сообщений о фактах, событиях, воздействия на общественное мнение до воздействия на ценности, идеалы, мировоззрение аудитории; 4) культурно-образовательную, связанную с формированием политической, экономической культуры, этическим и эстетическим воспитанием, а также пропагандой знаний из области медицины, физической культуры, культуры досуга и т. д.; 5) рекламно-справочную – удовлетворение утилитарных запросов аудитории; 6) рекреативную – функцию развлечения, снятия напряжения, получения удовольствия [Прохоров 1998].

Перечень и содержание функций в трактовке этих и других авторов частично совпадает, частично различается. В некоторой степени эти различия определяются степенью развернутости характеристик функций СМИ, в некоторой – разным пониманием актуальности тех или иных общественных задач, решаемых в настоящее время с помощью СМИ. Анализ этих функций позволяет прийти к выводу, что представление о функциях СМИ меняется, потому что меняется сам предмет; как явствует из четырех теорий прессы, функции СМИ по-разному реализуются в различных общественно-политических системах.

При сопоставлении функций СМИ с общеязыковыми функциями с учетом ситуации, условий, целей и задач коммуникации наблюдается их соотнесенность. Так, информационная функция СМИ, предполагая сообщение о произошедших событиях, соотносится с информативной функцией языка как частного проявления его базовой когнитивной функции. В первую очередь нас интересует соотнесенность эмоциональной (экспрессивной) функции, функции воздействия, функции аксиологической (оценки) с соответствующими функциями СМИ. Все три названные функции языка находят выход преимущественно во всех основных функциях СМИ как функциях стилевых. Так, воздействующая функция языка (и соответственно публицистики) предполагает интерпретацию и определенную оценку произошедших событий и соотносится практически со всеми функциями СМИ. При этом исследователи языка говорят о том, что функция воздействия и убеждения в журналистике (публицистике) первична, поскольку общая социальная роль публицистики – служить формированию общественного мнения по поводу реальных событий, состояний и лиц, заслуживающих внимания общества, выражению социально значимых идей, активной гражданской позиции. Именно данной ролью обусловлена сквозная социальная оценочность преобладающей части журналистских материалов. Наше изложение подходов к роли и функций СМИ обусловлено стремлением подчеркнуть проявление в их содержании социальной оценочности, которая является и важнейшим принципом языка публицистики, и ее неотъемлемым качеством. В разные периоды развития общества она по-разному проявляется в языке, что обусловлено экстралингвистическими факторами: изменения в социально-политической и экономической жизни общества отражаются в языке. Как отмечает Р.Л.Дускаева, «принцип социальной оценочности вытекает из особенностей публицистического подхода к миру. Журналист осуществляет свою профессиональную деятельность как представитель, выразитель, защитник интересов и ценностей тех или иных социальных групп. Следовательно, аксиологическая деятельность журналиста укладывается в оценки той или иной социальной группы. Несмотря на то, что порою он глубоко вникает в суть фактов, явлений, умело подбирает аргументы для обоснования своей позиции, журналист, даже провозгласив примат общечеловеческих ценностей, в конечном итоге воспроизводит оценки какой-то социальной группы. Такая особенность оценочной деятельности отражается в характере оценочности журналистских текстов» (Дускаева 2003, с. 396-397). Как и оценочность в целом, социальная оценочность реализуется в языке при помощи разноуровневых языковых единиц, выражающих позитивное или негативное отношение автора к содержанию речи. Часто негативные смыслы, выражаемые этими единицами, могут быть восприняты как унижающие честь и достоинство личности и могут стать причиной требования их судебной защиты. Истцы при этом часто усматривают в этих смыслах субъективизм, выражение лишь сугубо авторского мнения. Социальная оценочность в этих случаях, будучи стилевой доминантой публицистики, закономерностью ее функционирования, к сожалению, не учитывается как таковая в юридической (судебной) практике.

Характеризуя фундаментальные аспекты юрислингвистики, проф. Н.Д. Голев пишет: «Одна из ключевых проблем лингвистики, которая естественным образом становится фундаментальной для юрислингвистики, - проблема самой природы языка его слов (имен), которая формулируется в древнем философском споре о том, как возникают имена: по природе или по установлению. Совершенно очевидно…, что юристы склонны видеть в языке только сторону “по установлению” и именно на ней основывать свою законотворческую и правоприменительную деятельность в связи с языком и речью. Все, что касается природно-стихийной стороны, не замечается ими, значимость этой стороны недооценивается…» [Голев 1999, с. 15-16]. Социальную оценочность мы понимаем как реализацию особенностей прежде всего естественного языка, обслуживающего потребности обыденной коммуникации. Если «воля законодателя, объективируемая в тексте закона, должна быть приспособлена к закономерностям и нормам естественного языка (и наоборот)» [Голев 1999, с.22], то социальная оценочность как закономерность функционирования публицистики (журналистики), как принцип создания в ней текста должна учитываться при правовой оценке спорного текста

В нашей лингвоэкспертной практике имеются спорные тексты СМИ с ярко выраженной социальной оценочностью, которая не была замечена судом. Назовем три из них: 1) статья журналиста К.Тогусбаева «Мафиозный режим покрывает убийц Алтынбека Сарсенбаева», размещенный в апреле 2006 г. на интернет-портале ссылка скрыта. Информационный повод: 13 февраля 2006 г. оппозиционный политик Алтынбек Сарсенбаев, его водитель и охранник были обнаружены убитыми в нескольких километрах от Алма-Аты. В ходе следствия была установлена причастность к этому делу сотрудников спецподразделения КНБ, организатором и исполнителем признан бывший сотрудник спецслужб, заказчиком – руководитель аппарата сената. КНБ РК в июне в отношении журналиста возбудил уголовное дело по ст. 318 часть 2 Уголовного Кодекса Республики Казахстан («Посягательство на честь и достоинство Президента Республики Казахстан и воспрепятствование его деятельности») (спорный фрагмент текста – предложение «В определенном смысле слова убийцей является он сам»; лингвистическое исследование текста размещено на сайте ГЛЭДИС); 2) статья А. Кушербаева «Бедный латифундист», опубликованная в газете «Тасжарган» 24 апреля 2008 года. Информационный повод: запрос депутата Мажилиса Р. Мадинова по поводу постановления правительства о запрете экспорта зерна из Казахстана в другие страны с целью урегулирования цен на зерно; 3) статьи Гульжанат Шонабай «Бір қазақты екі ұйғыр неге өлтірді?» («Почему два уйгура убили одного казаха?»), «Малыбайдағы маңқа қазақ бейшаралығына күйінеді» («Несчастный казах из Малыбая страдает из-за своей беспомощности»), опубликованные в газете «Тасжарган» 9 и 16 июля 2008 г. Журналист обвиняется в разжигании межнациональной розни и оскорблении чести и достоинства казахского народа. В ходе лингвистического исследования было установлено, что автор публикации событие в с. Малыбай рассматривает как национально мотивированное столкновение, т.е. как социальный конфликт. По освещению конфликтов существуют профессионально-этические стандарты журналистики, которые были нарушены при написании первой публикации.


Литература


Комаровский В.С. Государственная служба и СМИ. - Воронеж, 2003.

Прохоров Е. П. Введение в теорию журналистики. Изд. 2. М., 1998.

Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М, 2003.

Юрислингвистика-1. Проблемы и перспективы. – Барнаул, 1999.


Кирилин К.А. (Барнаул)

Kirilin K.A. (Barnaul)


ПРАВОЗАЩИТНАЯ ФУНКЦИЯ В КОММУНИКАТИВНОМ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ СМИ И АУДИТОРИИ

THE FUNCTION OF HUMAN RIGHTS PROTECTION IN COMMUNICATIVE INERACTION OF MASS MEDIA AND THE AUDIENCE


Ключевые слова: Правозащитный, функция, поддержка, акция, журналист, СМИ.

Keywords: Human rights protection, function, support, action, journalist, mass media.


Анализируется реализация правозащитной функции СМИ в историческом разрезе и на современном этапе, рассматриваются классические и современные примеры правозащитной деятельности СМИ. Осуществляется попытка обоснования необходимости выделения правозащитной функции в качестве отдельной самостоятельной функции российской журналистики.


The realization of human rights protection function is being analyzed in historical and contemporary contexts, classical and current patterns of human rights protection activity are being considered. The attempt to explain the necessity to emphasize right protection function of Russian journalism is being made.


Долгое время интерес исследователей журналистики находился в пределах проблем, связанных с нарушениями СМИ и отдельными журналистами прав личности. Лейтмотивом данных изысканий было противоречие между необходимостью СМИ как социального института не только соблюдать права и законные интересы личности, но и принимать самое активное участие в их реализации, защите и формировании высокого уровня правовой культуры отдельного человека и общества в целом и реальным положением дел – многочисленными нарушениями информационных прав личности (умаление чести, достоинства и деловой репутации, нарушение права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайны). В 90-е годы проявились объективные причины роста количества конфликтов, в которых СМИ и отдельные журналисты выступали в роли обвиняемых или ответчиков. Первая причина – это увеличение общего объема производства массовой информации. Это произошло в результате внедрения высочайших технологий и практически совершенных технических средств сбора, производства и распространения информации, ну и, конечно же, в результате провозглашения свободы массовой информации, СМИ, политического и идеологического плюрализма и отмены цензуры. Неконтролируемый поток массовой информации создавал идеальные условия для различных правонарушений со стороны СМИ. Вторая причина – правовая неграмотность как журналистов – работников СМИ, так и остальных российских граждан. Третья причина заключалась в том, что многие СМИ и журналисты оставляли (к сожалению, часто до сих пор оставляют) за собой право распоряжаться личностными правами человека и гражданина так, как им заблагорассудится. Они не всегда соблюдали права личности, причем делали это не из-за правовой неграмотности, а сознательно, совершая противоправные действия. Несовершенство российской законодательной системы порождало и стимулировало подобный правовой нигилизм работников средств массовой информации. Кроме этого, погоня за сенсацией, «жареными фактами», светскими сплетнями «желтых», «бульварных» периодических изданий, по мнению работников подобных СМИ, оправдывает любые средства, в том числе и нарушения прав и свобод личности. Так, по данным мониторинга Фонда защиты гласности, в 1996 году нарушений СМИ ИПЛ было зарегистрировано 183, а в 1999 году – уже 840. В 2000-м году эта цифра несколько снизилась – до 671 [Гласность – 2000 2001, с.11]. Тенденция к снижению подобных нарушений ярко прослеживается и в первое десятилетие 21 века. Безусловно, это связано с тем, что общий уровень правовой грамотности журналистов заметно вырос по сравнению с уровнем 90-х годов ХХ века. Они стали лучше разбираться во многих правовых и этических вопросах, возникающих в ходе профессиональной деятельности. Несмотря на это, журналистские материалы до сих пор изобилуют нарушениями правовых и нравственных норм и принципов.

Однако неподдельный интерес вызывает и другая сторона: это участие СМИ и журналистов в процессе становления и развития высокого уровня правовой культуры личности и общества. Прежде всего это касается функций, выполняемых СМИ. Среди них основное, базовое значение имеют функции правовой коммуникации и правового информирования, функции правового воздействия и взаимодействия. Одной из ведущих функций журналистики и СМИ выступает популяризация – в данном случае важное значение приобретает правовая популяризация, т.е. превращение информации правового, юридического характера в общедоступный и понятный массовой аудитории материал. В контексте деятельности СМИ с популяризацией тесно связаны функции правового обучения, просвещения (передача, распространение внутри массовой аудитории правовых знаний, правовой культуры), правового воспитания (привитие массовой аудитории навыков, принципов и норм правового поведения) и ценностно-правового ориентирования (формирование и развитие у массовой аудитории правовых ценностей). Именно от эффективной реализации таких функций зависит успешное становление и развитие правовой культуры личности и общества.

В каких же формах сегодня существует «правовая коммуникация»? В процессе и под воздействием правовой коммуникации, которая выделяется в качестве особого вида массовой коммуникации, складывается социально-правовая позиция журналистов и СМИ [Березин 2001, с.22]. Существует глубокая и органичная связь права как сферы общественной деятельности и формы социального сознания с коммуникацией, опосредующей и детерминирующей данную деятельность, воплощающей знание в сознание и наоборот – «превращающей» осознанность в новые знания, поступки, действия. Другими словами, право, правовая сфера не существуют вне личностной и общественной деятельности, различных способов взаимодействия ее субъектов, вне массово-коммуникационных процессов, связывающих, направляющих и развивающих социально-правовую среду. Правовая коммуникация выступает в качестве своеобразного социально-информационного поля права, правоотношений, правовой деятельности и представляет собой процессы передачи, обмена, правовой информацией, которая конституирует и структурирует правовую деятельность и социальные отношения в сфере права [Березин 2001, с.23].

Выделяются три основные формы правовой коммуникации:

— коммуникативное воздействие и взаимодействие общества – его членов через различные неформальные контакты (межличностная неформальная правовая коммуникация);

— через общественно-правовые организации и институты;

— через печатные и электронные СМИ и СМК [Березин 2001, с.24].

Сегодня на передний план выходит еще одна функция СМИ – правозащитная! В рамках гуманитарной парадигмы российская пресса традиционно выступала как защитница прав народов, защитница прав «униженных и оскорбленных». Ярким примером может служить сатирическая журналистика И.А. Крылова 1780-1790-х годов, публицистическая деятельность Н.М. Карамзина. Ярко прослеживается эта тенденция и в российских журналах 19 века «Русское слово» и «Русская мысль». Новую форму она принимает в советском судебном очерке 70-80-х годов 20 века, защищающем неправомерно осужденных людей. Можно привести множество примеров судебных очерков, ставших классикой журналистики.

К таким, безусловно, относятся расследования русского публициста, писателя и общественного деятеля Владимира Галактионовича Короленко. Наиболее ярким примером является его расследование так называемого «мултанского дела» [Короленко 1988, с.253]. Его суть заключалась в «сфабрикованном» обвинении мултанских крестьян в приношении языческим богам человеческой жертвы. Семерым из них был вынесен обвинительный приговор, отмененный впоследствии сенатом по жалобе защиты. Официальным мотивом кассации послужили существенные нарушения судопроизводства и признанная неравноправность сторон, допущенная судом. Однако же именно Короленко, проведя собственное тщательное расследование, вскрыл все нарушения, несоответствия и «нестыковки» в данном деле. Вот как сам Короленко описывает свою работу: «После суда я посетил Мултан, был на мрачной тропе, где нашли обезглавленный труп Матюнина, сделал снимки тех мест, где совершилась таинственная и мрачная драма, входил в шалаш умершего Моисея Дмитриева, где будто бы Матюнин висел на перекладине и где из него источали кровь…» [Короленко 1988, с.255]. «… Мы (с Барановым и Суходоевым) решили записывать втроем все, что происходит на суде, по возможности не пропуская ни одной фразы» [Короленко 1988, с.257]. «… В течение трех дней после суда мы сверяли фразу за фразой все судебное следствие – и теперь ручаемся за полную точность отчета…» [Короленко 1988, с.258]. Это дело рассматривалось Короленко не как дело о «лжеобвинениии» 11 мултанских вотяков, а как дело, создающее прецедент обвинения целой группы населения, целой народности в отдельных ее классах.

Ярким примером является и творчество современника Короленко – Власа Михайловича Дорошевича. В газете «Россия» печатались судебные очерки Дорошевича, самым известным из которых, пожалуй, является «Дело Скитских». Процесс по делу братьев Скитских имел огромный резонанс, едва ли не больший, чем «мултанское жертвоприношение». Братья Скитские обвинялись в убийстве секретаря Полтавской консистории Комарова [Журналистское расследование 2001, с.76]. Прямых доказательств их вины у следствия не было: имелись показания двух свидетелей, а также вещественные доказательства – пустая бутылка и старый картуз, обнаруженные на месте убийства. Сначала братья были оправданы, но после того, как нашлись дополнительные свидетели, дело было возбуждено снова и над братьями нависли 20 лет каторжных работ. Дорошевич провел собственное журналистское расследование: он опросил всех свидетелей, не оставил без пристального внимания ни одну деталь – переспрашивал, проверял, сопоставлял. Он нашел свидетелей, от которых отмахнулось следствие. Они подтвердили показания братьев Скитских об их местонахождении в день убийства. По словам журналиста и писателя Александра Валентиновича Амфитеатрова, Дорошевич «лично допросил чуть ли не сотню свидетелей и причастных лиц … что называется на животе, выползал места действия полтавской драмы» [Журналистское расследование 2001, с.77]. Братья были не совсем положительными людьми. Старший – типичный чиновник, которому дела не было до других. А младший, вообще, был алкоголиком. Но речь шла о судьбе этих людей, пусть даже не симпатичных и самому Дорошевичу. Главная задача – получить ответ виновны они или нет – говорил он [Журналистское расследование 2001, с.78].

В последние десятилетия судебный очерк представлен блестящими расследованиями таких публицистов как А.И. Ваксберг, О.Г. Чайковская, Ю.П. Щекочихин. Судебные очерки Аркадия Ваксберга публиковались в «Литературной газете». В частности, его похожие публикации «Завтрак на траве» [Ваксберг 1987, с.150] и «Обед на песке» [Ваксберг 1987, с.167] посвящены проблеме превышения допустимых пределов самообороны. И в первом и во втором случае мужчины – главы семейств, защищая своих близких от озверелых пьяных подростков, совершили неумышленные убийства. Ситуации, к сожалению, типичные и до боли знакомые и в наше время. Аркадий Ваксберг выступил в защиту этих людей и внес весомый вклад в вынесение оправдательного приговора.

В настоящее время одним из ярчайших примеров правозащитной деятельности СМИ стало так называемое «Дело Щербинского». Дело того самого водителя, с чьей машиной столкнулся автомобиль губернатора Алтайского края М.С. Евдокимова. «Дело Щербинского» отодвинуло на второй план «Дело Евдокимова», в котором без ответов до сих пор остается очень много вопросов [Чернышов 2006]. Обвинительный приговор Олегу Щербинскому, вынесенный Зональным районным судом Алтайского края, породил мощнейшую протестную волну и волну поддержки в его адрес со стороны общественных правозащитных организаций, простых водителей-автомобилистов и, конечно же, СМИ, вклад которых в итоговое торжество справедливости трудно переоценить. По поводу гибели Евдокимова в СМИ высказывались различные версии, но в одном журналисты были солидарны: Щербинский не виновен! Так, журналист деловой ежедневной газеты «Время новостей» в публикации, посвященной митингам в поддержку Щербинского, категорично определил статус обвиняемого: «В ходе расследования обстоятельств этой аварии водитель «Тойоты», в которой в момент столкновения находились еще две женщины и двое детей, довольно быстро из категории свидетелей попал в категорию обвиняемых. А потом и «стрелочников» [Время новостей, 13.02.2006]. А газета «Коммерсант» приводит слова сторонников Щербинского, после оглашения обвинительного приговора в зале суда: «Когда на осужденного надели наручники и повели в конвойное помещение, сочувствующие, уверенные, что он не виновен в аварии, выкрикнули: «Позор суду! Олег, держись, не все на свете мерзавцы!» Успокоить их удалось только судебным приставам» [Коммерсант, 04.02.2006]. Большое количество мнений и суждений относительно невиновности Щербинского было приведено в публикациях газеты «Известия». Это мнение жены погибшего губернатора – Галины Евдокимовой: «...Многие пытаются сейчас выставить крайним человека, который оказался участником произошедшего по роковой случайности. Наверное, подобное настойчивое указание на «виновника ДТП»это лишь повод скрыть истинные причины трагедии... Для меня ясно одно: Михаилу Сергеевичу была положена машина сопровождения. Ее не было. Поэтому справедливее судить чиновников, решение которых косвенно или явно стало причиной случившегося...» [Известия, 28.11.2005]. В другом номере газеты известный телеведущий ссылка скрыта заявил, что необходимо не только вернуть свободу Олегу Щербинскому, но и сказать «нет» проблесковым маячкам на автомобилях чиновников: «Это не только поддержка Олега, это «нет» «мигалкам»! Олег страдает из-за «мигалок» [Известия, 17.03.2006]. Приводятся мнения стражей порядка: «милиционер кивнул на фото Олега Щербинского и сказал: – Жалко мужика, попал под раздачу» [Известия, 23.03.2006].

Некоторые газеты (в частности, редставители «желтой прессы») публиковали различные сенсационные заявления и версии случившегося. Одни писали, что Галина Евдокимова (жена М.С. Евдокимова) заявила, что знает, кто убил ее мужа. Другие опубликовали скандальное письмо Г. Евдокимовой, от авторства которого она вскоре официально отказалась. Однако большинство СМИ взяли курс на защиту Щербинского: анализировали ситуацию, делали выводы, находили противоречия, «нестыковки» в его обвинении, привлекали экспертов, специалистов, поддерживали, организовывали и проводили акции в его защиту и поддержку. Так, журналисты «Коммерсанта» и «Независимой газеты» обратили внимание аудитории на игнорирование судом целого ряда ходатайств защиты Щербинского: «суд отклонил ходатайства защиты об исключении, как недопустимых, целого ряда доказательств. К ним защитники Олега Щербинского отнесли … два протокола проверки показаний обвиняемого на месте происшествия … протокол осмотра Mercedes в гараже краевой администрации» [Коммерсант, 24.01.2006]. «Вчерашнее заседание началось с рассмотрения ходатайств адвокатов обвиняемого, которые настаивали на проведении дополнительных экспертиз – транспортно-трассологической и судебно-медицинской. Кроме того, защита обвиняемого посчитала необходимым вызвать в суд в качестве свидетеля замгенпрокурора по Сибирскому федеральному округу Валентина Симученкова, ранее заявлявшего о вине обоих водителей. Все ходатайства защиты обвиняемого были отклонены» [Независимая газета, 31.01.2006]. Журналисты газеты «Известия» обратили внимание на разночтения в материалах уголовного дела и в свидетельских показаниях: «в материалах уголовного дела говорится, что «ссылка скрыта» Евдокимова ехал со скоростью не менее 149 км/ч, однако допрошенные в суде свидетели показали, что машина двигалась со скоростью около 200 км/ч» [Известия, 03.02.2006]. По мнению обозревателя «Известий» Михаила Рыбьянова «В «деле Олега Щербинского» все было ясно сразу. Не Щербинский мчался на скорости свыше 150 км/ч прямо по сплошной разделительной полосе. Не Щербинский совершал обгон на нерегулируемом перекрестке (что прямо запрещено правилами)» [Известия, 24.03.2006].

Во многом благодаря этим и другим подобным публикациям СМИ – 23 марта 2006 года Алтайский краевой суд вынес оправдательное решение по «делу Щербинского»: «Сенсационное и ссылка скрыта. Местный водитель Олег Щербинский, который был осужден на четыре года колонии-поселения по обвинению в гибели алтайского губернатора Михаила Евдокимова, был полностью оправдан, уголовное дело в отношении него закрыто «за отсутствием состава преступления». Зал встретил решение аплодисментами, родные Щербинского обнимались и плакали. … Такой исход стал возможен лишь после многотысячных акций протеста, прокатившихся по всей стране, а также реакции со стороны политических партий и Общественной палаты страны» [Известия, 24.03.2006].

Конечно, неправильно полагать, что «Победа Щербинского» целиком и полностью «на совести» СМИ. Здесь сыграли роль и другие факторы: так называемый «административный ресурс» (к движению в защиту Щербинского подключилась «Единая Россия»), активность правозащитных организаций, автомобилистов и железнодорожников. Сам «Олег Щербинский высказал свое мнение насчет поддержки, которая была ему оказана во время судебного процесса. По его словам, не будь такого общественного резонанса, а также, если бы его не защищали московские адвокаты, он наверняка находился бы сейчас в колонии … Безусловно, то, что люди вышли на улицы, говорит о том, что в России есть гражданское общество» [Независимая газета, 28.03.2006]. Официально выразил благодарность журналистам, которые освещали процесс Виктор Клепиков – доверенное лицо Щербинского. По его словам, только благодаря поддержке журналистов сторонники Олега Щербинского смогли придать его делу широкий общественный резонанс [Клепиков].

Многие исследователи разрабатывают проблему вхождения человека в информационное общество, его адаптацию. Сегодня как никогда актуальна проблема отчужденности человека в информационном обществе. Очень часто человек остается один на один с самим собой, ему никто не помогает. «Правозащищенность» должна рассматриваться, прежде всего, как гуманитарное понятие. К сожалению, очень много остается противоречий между законом и моралью, человечностью, судом и правосудием. Российская журналистика и пытается (должна пытаться) актуализировать и помогать преодолевать эти противоречия и разногласия.

В стандартный набор функций журналистики не входит правозащитная функция. Правозащитная деятельность СМИ и журналистов всегда «вписывалась» в организаторскую. В настоящее же время, на наш взгляд, назрела необходимость рассмотреть вопрос ее выделения в качестве отдельной самостоятельной функции журналистики.