С. В. Доронина, И. Ю. Качесова
| Вид материала | Документы |
- Елена Витальевна Доронина, 46.85kb.
- А. А. Чувакин (редактор), И. В. Огарь (зам. Редактора), Т. В. Чернышова (отв за выпуск),, 2910.4kb.
- Новости 12, 5609.66kb.
- «утверждаю» Директор моу воронцовская сош г. С. Доронина, 1928.98kb.
- Госдума РФ мониторинг сми 18 июня 2008, 5133.23kb.
- Краткое содержание программы. Данный проект направлен на выработку у пользователей, 185.69kb.
- Доронина Владислава, 38.69kb.
- Завещание джон гришем перевод с английского И. Я. Доронина. Ocr tymond Анонс, 5160.59kb.
- К вопросу о некоторых особенностях вузовского образования россии и германии и. Н. Доронина, 23.47kb.
- Учебно-методический комплекс дисциплины Бийск бпгу имени В. М. Шукшина, 504.68kb.
Литература
Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990.
Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. Спб, 1999.
Арнольд И.В. Стилистика декодирования. Л., 1974.
Арутюнова Н.Д. Диалогическая модальность и явление цитации // Человеческий фактор в языке: Коммуникация. Модальность. Дейксис. М., 1992. С. 52 – 79.
Бабенко Л.Г., Васильев И.Е., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Екатеринбург, 2000.
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М., 1998.
Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Каменская О.А. Текст и коммуникация. М., 1990.
Кожевникова К. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика. М., 1976. С. 301 – 315.
Лотман Ю.М. Три функции текста // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. М., 1996. С. 11 – 23.
Оптимизация речевого воздействия. М., 1990.
Рикер П. Герменевтика, этика, политика. М., 1995.
Якобсон Р. Доминанта // Хрестоматия по теоретическому литературоведению. Тарту, 1976. Т.1.
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм «за» и «против». М., 1975;
Дягилева Н.С., Журавлева Л.А. (Екатеринбург)
Dyagileva N.S., Zhuravleva L.A. (Ekaterinburg)
СУЩНОСТЬ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ МОЛОДЕЖИ
В СРЕДЕ ИНТЕРНЕТ-КОММУНИКАЦИИ
THE POINT OF SOCIALCULTURAL IDENTITY OF YOUNG PEOPLE
IN INTERNET COMMUNICATION ENVIRONMENT
Ключевые слова: идентичность, Интернет-коммуникация, виртуальная личность.
Keywords: identity, internet-communication, virtual person.
Статья посвящена анализу особенностей Интернет-коммуникации с позиции социокультурной идентичности молодежи. Статья содержит характеристики виртуальной личности и причины ее возникновения.
The article is devoted to analysis of the peculiarities of Internet- communications from the position of socialcultural identity of young people. The article contains descriptions of virtual person and reasons of it.
Возможности Интернета, такие как оперативность, быстрота и доступность связи между пользователями на дальних и близких расстояниях, позволяют использовать Интернет не только как инструмент для познания, но и как инструмент для общения. В настоящей статье Интернет предстает как особая сфера коммуникации и делается попытка проанализировать общение по электронной сети с позиции социокультурной идентичности.
Социокультурная идентичность трактуется как совокупность представлений человека о себе и своем положении в обществе, а также связанных с этими представлениями чувств, оценок и намерений, которые формируются на основании отожествления себя с определенными культурными моделями и ролевыми функциями, с социальными институтами и отношениями. Понятие социокультурной идентичности синтезирует культурные модели и их проекцию в социальные отношения [Семененко 2003, с.9].
Идентичность выступает определенным регулятором деятельности человека, системообразующим элементом. В зависимости от того, какая у человека идентичность, можно с той или иной степенью достоверности прогнозировать его поведение, принимаемые и отвергаемые ценности и нормы, интересы и принципы, стереотипы и установки.
Особенность молодости заключается в стремлении девушек и юношей обрести свое независимое пространство, отвоевать места для проявления собственной, не навязанной идентичности. Когда ни дружеские компании, ни тем более социальные институты не позволяют в полной мере обрести собственную идентичность, то принципиально важным для современного молодого человека становится наличие защищенного личного пространства. Сегодня молодежь «покидает улицу», формируя совершенно новый тип молодежной «комнатной культуры» [Омельченко 2006].
Современные стили жизни молодежи формируются из разных источников, в зависимости от их доступности. Современная молодежь не ограничена в ресурсах, с помощью которых она может создавать свою неповторимую версию жизненного стиля. Порождается новый тип социальной дифференциации, разрыва между теми, кто хорошо знаком с технологическими новшествами, и теми, кто не имеет к ним полного доступа. Однако даже они до какой-то степени оказываются вовлеченными в это новое пространство.
Особая роль принадлежит Интернет-среде и Интернету как средству коммуникации.
Можно выделить следующие особенности общения через Интернет, имеющие значение при формировании социокультурной идентичности:
- Возможность компенсировать и нейтрализовать в ходе опосредствованного Интернетом общения те препятствия, которые нередко делают болезненными непосредственные контакты: действительные либо мнимые недостатки собственной внешности, дефекты речи (например, заикание), некоторые свойства характера (застенчивость и др.) или психические заболевания (например, аутизм). То есть, в Интернете в результате физической непредставленности партнеров по коммуникации друг другу теряет свое значение целый ряд барьеров общения, обусловленных такими характеристиками партнеров по коммуникации, которые выражены в их внешнем облике: их полом, возрастом, социальным статусом, внешней привлекательностью или непривлекательностью.
- Анонимность. Несмотря на то, что иногда возможно получить некоторые сведения анкетного характера и даже фотографию собеседника, они недостаточны для реального и адекватного восприятия личности. Кроме того, наблюдается укрывание или презентация ложных сведений. Вследствие подобной анонимности и безнаказанности в сети проявляется и другая особенность, связанная со снижением психологического и социального риска в процессе общения - аффективная раскрепощенность, ненормативность и некоторая безответственность участников общения. Человек в сети может проявлять и проявляет большую свободу высказываний и поступков (вплоть до оскорблений, нецензурных выражений, сексуальных домогательств), так как риск разоблачения и личной отрицательной оценки окружающими минимален.
3. Своеобразие протекания процессов межличностного восприятия в условиях отсутствия невербальной информации. Как правило, сильное влияние на представление о собеседнике оказывают механизмы стереотипизации и идентификации, а также установка на ожидание желаемых качеств в партнере.
4. Затрудненность эмоционального компонента общения, в то же время стойкое стремление к эмоциональному наполнению текста, которое выражается в создании специальных значков для обозначения эмоций или в описании эмоций словами. Физическое отсутствие участников коммуникации в акте коммуникации приводит к тому, что чувства можно не только выражать, но и скрывать, равно как и можно выражать чувства, которые человек в данный момент не испытывает.
5. Стремление к нетипичному, ненормативному поведению. Зачастую пользователи презентируют себя с иной стороны, чем в условиях реальной социальной нормы, проигрывают не реализуемые в деятельности вне сети роли, сценарии ненормативного поведения.
Анонимность общения в Интернете обогащает возможности самопрезентации человека, предоставляя ему возможность не просто создавать о себе впечатление по своему выбору, но и быть тем, кем он захочет. То есть, особенности коммуникации в Интернете позволяют человеку конструировать свою идентичность по своему выбору.
Действительно, в текстовой коммуникации в Интернете люди часто создают себе так называемые «виртуальные личности», описывая себя определенным образом. Виртуальная личность наделяется именем, часто псевдонимом, называется «nick» (от «nickname» - псевдоним).
На основе анализа литературы можно выделить две группы причин создания виртуальных личностей: мотивационные (удовлетворение уже имеющихся желаний) и «поисковые» (желание испытать новый опыт как некоторая самостоятельная ценность) причины. В первом случае создание виртуальной личности выступает как компенсация недостатков реальной социализации. Такая виртуальная личность может существовать как «для себя», осуществляя идеал «Я» или, наоборот, реализуя деструктивные тенденции пользователя, так и «для других» - с целью произвести определенное впечатление на окружающих. Во втором случае виртуальная личность создается для расширения уже имеющихся возможностей реальной социализации, получения нового опыта.
Виртуальная личность более раскованна, является более эпатирующей и менее социально желательной по сравнению с реальным, и тем более, по сравнению с идеальным «Я».
Очевидно, что для того, что бы конструировать виртуальные личности, нужно не только быть в принципе способным видеть себя как потенциального исполнителя различных ролей, но и хотеть исполнять эти роли. Желание конструировать виртуальные личности может быть связано с тем, что реальность не предоставляет возможностей для реализации различных аспектов «Я», или же, что действительность может быть слишком «ролевой», слишком нормативной. Это порождает у человека желание преодолеть нормативность, что ведет к конструированию ненормативных виртуальных личностей. В частности, это может проявляться в конструировании виртуальных личностей другого пола, нежели их обладатель, или вообще бесполых. В реальном обществе существуют определенные нормы, которые предписывают человеку определенного пола соответствующее этому полу поведение. В виртуальном обществе человек может быть избавлен от того, чтобы демонстрировать социально желательное для своего пола поведение, презентируя в сети как лицо противоположного пола. То есть, если реальное общество ограничивает возможности самореализации человека, у него появляется мотивация выхода в сеть и конструирования виртуальных личностей. Если же человек полностью реализует все аспекты своего «Я» в реальном общении, мотивация конструирования виртуальных личностей у него, скорее всего, отсутствует.
Литература
Омельченко Е. Смерть молодежной культуры и рождение стиля «молодежный» [Электронный ресурс] // Отечественные записки. 2006. № 3. Режим доступа: ссылка скрыта.
Семененко И.С. Глобализация и социокультурная динамика: личность, общество, культура // Полис. 2003. № 1.
Каблуков Е.В. (Екатеринбург)
Kablukov E.V. (Ekaterinburg)
Специфика деятельности основных коммуникантов парламентского дискурса
Specificity of activity of the basic communicants of parliamentary discourse
Ключевые слова: парламентский дискурс, коммуникант, депутат, институциональный голос, перформатив.
Keywords: parliamentary discourse, communicant, deputy, institutional voice, performative.
Показано, что депутаты как основные коммуниканты парламентского дискурса обладают специфическим институциональным голосом, а для принятия парламентских решений используют невербальные знаки, аналогичные перформативным высказываниям.
It is shown, that deputies as the basic communicants of parliamentary discourse have specific institutional voice, and for acceptance of parliamentary decisions use the nonverbal signs similar to performative statements.
Парламентский дискурс представляет собой часть политической коммуникации и отражает ее основные характеристики, а именно властную интенцию, агональность и институциональность. Специфической интенцией парламентского дискурса является осуществление законодательной деятельности. Основную роль в этом процессе играют депутаты, которые, в отличие от других коммуникантов, не только участвуют в обсуждении законопроектов, но и принимают законодательные акты. Мы рассмотрим специфику деятельности депутатов на материале пленарных заседаний Государственной думы (ГД), которые представляют собой основную форму реализации парламентского дискурса. Пленарные заседания являются выражением властных полномочий ГД: парламентские решения принимаются исключительно на пленарных заседаниях, поэтому вся прочая деятельность палаты носит вспомогательный характер. Пленарное заседание как публичная часть парламентского дискурса «является тем кодом, в соответствии с которым власть себя предъявляет и в соответствии с которым, по ее же собственному предписанию, ее и нужно мыслить» [Фуко 1996, с.187-188].
Итак, основными коммуникантами парламентского дискурса являются депутаты. Они обладают правом участвовать в голосовании, посредством которого осуществляется принятие парламентских решений. Голосование может осуществляться по-разному: с помощью электронной системы учета депутатов, бюллетеней для голосования и т.д. Принимая участие в этой процедуре, депутат с помощью специфических невербальных знаков (например, нажатия кнопки или отметки в бюллетене) голосует, то есть выражает свою позицию по поводу предложения, поставленного на голосование («за» или «против»), либо воздерживается от выражения своей позиции («воздержался»). Использование этих знаков – назовем их невербальными знаками голосования – в соответствующих институциональных условиях является непосредственным осуществлением самого голосования как парламентского действия. Следовательно, невербальные знаки голосования по своей природе идентичны речевым феноменам, известным как перформативы. Ср.: 1) Я голосую «за» или Я поддерживаю предложение; 2) Я голосую «против» или Я не поддерживаю (отвергаю) предложение; 3) Я воздерживаюсь от выражения своей позиции по данному предложению.
Эти высказывания можно назвать вербальными знаками голосования. Они могут использоваться точно так же, как соответствующие невербальные знаки. По классификации Дж.Р.Серля, перечисленные речевые акты относятся к декларациям – перформативам, устанавливающим «соответствие между пропозициональным содержанием и реальностью <…> Декларации вносят изменения в статус или условия указываемых объектов уже в силу самого того факта, что декларирование было осуществлено успешно» [Серль 1986, с.185]. Так, голосование каждого депутата меняет условия существования рассматриваемого предложения: приближает его к принятию или к отклонению. А в результате коллективных действий депутатов данное предложение меняет свой статус: переходит в разряд принятых или отклоненных. Например, перформативы поддержки [см.: Шейгал 2002], высказанные большинством депутатов, участвующих в пленарном заседании, обеспечивают принятие предложения, поставленного на голосование.
Характеризуя процедуру голосования на пленарном заседании ГД, следует подчеркнуть два важных момента. Во-первых, голосование должно происходить в определенных институциональных условиях: его объявляет и организует председательствующий в строгом соответствии с регламентом ГД. В противном случае результаты голосования являются нелегитимными. Другими словами, знаки голосования напрямую отражаются на объекте (рассматриваемом предложении) лишь в соответствующих институциональных условиях, которые и делают эти знаки знаками голосования [см.: Бенвенист 1974, с.308]. Приведем гипотетическую ситуацию. Если бы использовались вербальные знаки голосования и большинство депутатов в своих выступлениях заявили о поддержке того или иного предложения, то их действия не привели бы к принятию соответствующего решения ГД, несмотря на то что перформативы поддержки были высказаны. Эти перформативы стали бы знаками голосования лишь в том случае, если бы процедура голосования была объявлена, как того требуют парламентские «правила игры».
Второй момент: участвовать в голосовании могут исключительно депутаты ГД. Как отмечает Дж.Р.Серль, для осуществления акта декларирования «должно существовать внеязыковое установление, в котором говорящий и слушающий должны занимать соответствующие социальные положения» [Серль 1986, с.186]. Для того чтобы участвовать в голосовании на пленарном заседании ГД, необходимо обладать соответствующим статусом – быть депутатом ГД. Только носитель этого статуса вправе осуществлять акт декларирования, который является знаком голосования. Это связано с тем, что депутат является носителем власти, делегированной ему избирателями, и может реализовывать эту власть посредством участия в принятии парламентских решений. Таким образом, использование знака голосования, вербального или невербального, – это акт власти, осуществляемый тем, кому принадлежит соответствующее право [ср.: Бенвенист 1974, с.307].
На пленарных заседаниях происходит не только голосование, но и обсуждение вопросов повестки дня, в том числе законопроектов. Выступая на пленарных заседаниях, депутаты выражают позицию представляемого ими органа ГД (комитета, комиссии, фракции), что ведет к появлению институционального голоса – специфического типа говорения (речи), связанного с исполнением институциональной роли и отстраненного от личных характеристик говорящего [ср: Карасик 1992, с.128-129; Chilton 1988, с.37-38]. Институциональный голос специфическим образом сказывается на характеристике модусной категории авторизации, которая «предполагает квалификацию источника излагаемой информации» [Шмелева 1988, с.35]. Для этого адресант использует специальные сигналы – авторизационные ключи. При этом, «если в начале текста задан источник информации, то этот сигнал распространяется на все высказывания данного текста до знака переключения» [Шмелева 1988, с.36]. Депутаты используют подчеркнутые нами авторизационные ключи, позволяющие квалифицировать излагаемую информацию как институциональную и указать на тот институт, позиция которого выражается: Поэтому от имени фракции я требую отставки губернатора Ямало-Ненецкого округа Неёлова! (В.В.Жириновский. 30.03.2005). Комитет по бюджету и налогам рекомендует принять данный законопроект в третьем чтении (И.Н.Руденский. 12.05.2005).
Личность говорящего не оказывает существенного влияния на содержание этих выступлений: оно оказывается заданным извне. В результате происходит трансформация позиции адресанта, ведущая к исключению личности из речи. Особенно ярко отстранение внутритекстового субъекта речи от личности говорящего проявляется в выступлениях от третьего лица (второй фрагмент). С содержательной точки зрения, выступление от третьего лица дает возможность добиться двух противоположных эффектов. С одной стороны, такая форма высказывания позволяет продемонстрировать единство личной и институциональной позиций. С другой стороны – отделить личность говорящего от института: таким способом депутат может выразить позицию, с которой лично не согласен, продемонстрировать это несогласие. Однако здесь существуют некоторые ограничения. Депутат может возражать против позиции комитета, в состав которого он входит, но выражение мнения, отличного от позиции фракции, оказывается недопустимым, так как фракции объединяют депутатов по идеологическому принципу и разногласия ведут к нарушению интегрирующих связей. В связи с этим фракции ограничивают свободу слова своих представителей, а «инакомыслящих» исключают из своего состава. Следует также отметить, что между фракциями, представляющими интересы различных социальных групп, существуют отношения агональности, что и обусловливает высокую концентрацию агрессии в парламентском дискурсе: выступления от фракций, как правило, более агрессивны, чем речи представителей комитетов и комиссий.
Наш материал показывает, что депутаты выражают не только мнение позицию структур, в которые они входят, но и личное мнение. Другими словами, кроме институционального, в их выступлениях звучит и личный голос: Фракция «Родина» целиком и полностью поддерживает проект закона о создании нашей авиационной базы на территории Киргизии по ее просьбе. В то же время я лично по многим позициям разделяю ту обеспокоенность, которую сейчас высказал коллега-депутат Митрофанов (В.И.Варенников. 8.07.2005).
В.И.Варенников сначала озвучивает институциональную позицию фракции «Родина», а затем с помощью подчеркнутого нами знака переключения переходит к формулированию личной позиции. Не вступая в противоречия с позицией фракции в целом, говорящий частично соглашается с мнением политического оппонента. Возможно, вся фракция «Родина» согласится со словами депутата Митрофанова, но В.И.Варенников не наделен полномочиями выражать мнение фракции по данному вопросу. Потому он разграничивает институциональное и личное мнение: фракция поддерживает законопроект, депутат Варенников поддерживает и законопроект, и мнение А.В.Митрофанова.
На институциональный голос депутата также оказывает влияние та локальная роль, которую он исполняет на данном пленарном заседании. Выделяются локальные роли председательствующего, докладчика, содокладчика и др. Наиболее интересной представляется роль председательствующего, которую обычно исполняет спикер палаты. Институциональный голос председательствующего модифицируется: он формируется под влиянием локальной роли, которая накладывает ограничения на выражение идеологической позиции депутата, исполняющего эту роль. В связи с этим председательствующий, как правило, не говорит от имени своей фракции. В то же время он продолжает действовать как руководитель ГД:
Н.М.Безбородов. Есть предложение, очень убедительная просьба: включить (законопроект) в повестку пленарного заседания на 18 марта текущего года.
Председательствующий Б.В.Грызлов. Спасибо, Николай Максимович. Завтра на Совете мы этот вопрос включим в повестку дня на 18-е (16.03.2005).
Здесь Б.В.Грызлов выступает не только как председательствующий на данном пленарном заседании, но и как Председатель нижней палаты, который, среди прочего, руководит Советом ГД.
Таким образом, участвуя в пленарных заседаниях, депутаты выражают не столько личное, сколько институциональное мнение, что ведет к появлению институционального голоса, и с помощью специфических знаков голосования (вербальных или невербальных) осуществляют принятие парламентских решений.